– О! – Мы с Иркой переглянулись.
Вот, значит, почему он лежит тут один, без жены и семерых любящих крошек! И, похоже, все такой же голый… Я посмотрела на Ирку – глаза у нее опасно сверкали.
– Шо? – Бабуля озадаченно смотрела на очкарика.
– Это значит, что он потерял память, – перевела я.
– Или слух! – вставил веселый хромой.
– Ага! – победно воскликнул парень с телевизором.
Аппарат пугающе затрещал, взревел диким мявом, и владелец техники поспешно приглушил звук. На экране крупным планом появилось дивное декольте, в него проворно скользнула ручка с наманикюренными коготками. На свет явился угрожающего вида пистолет.
– Твою мать! – непечатно восхитился весельчак.
– Фак ю! – сказал примерно то же самое с экрана голос по-английски, что гундосый синхронный переводчик за кадром стыдливо перевел как: «Черт возьми!»
Мужики заржали. А наш пострадалец вытянул шею, вперил взгляд в экран, открыл рот и тоже воскликнул:
– Фак ю! – Прононс у него был великолепный.
– Фу, срамники, – поморщилась бабуся.
– Ну вот! – радостно захохотал хромоногий. – А то – «немой», «глухой», «шизик»! Что надо, он понимает!
– Погоди-ка. – Озаренная сумасшедшей догадкой, я толкнула Ирку в толстый бок. – А ну, отодвинься!
Она послушно посторонилась, пропуская меня к больному. Я наклонилась, пристально посмотрела ему в глаза и спросила:
– Кто вы?
Взгляд пациента подернулся дымкой. Я ожидала этого и спросила по-английски:
– Ху ар ю?
– Та хоть ты, дите, не матюкайся! – не выдержала бабуля.
Я не обратила на нее внимания: мой больной весь просиял, схватил меня за руку и торопливо заговорил.
– Что он говорит? – Ирка нетерпеливо дергала меня за другую руку.
– Не пойму, очень уж быстро. – Я нахмурилась. Покачала головой и жестом остановила говорящего: – Вот из е нэйм? – Что значило: «Как вас зовут?»
Кажется, все присутствующие дружно уставились на загадочного типа. Он открыл рот, хотел было ответить, но что-то его остановило.
– Нэйм! – повторила я.
– Монте Уокер, – не вполне уверенно произнес больной.
– Монте Уокер?
– Монте Уокер, – подтвердил он и вдруг затарахтел, все ускоряя темп: – Монте Уокер, Кемаль ибн Юсуф, Филиппе де Ларедо, Гжегош Томба, Анна Рейзнер, Анри де Сов, Лолита Лопес, Николас Пирис…
– Хватит, хватит. – Я оборвала его. – Буду называть вас просто Монте, хорошо? Монте, велл?
– Велл! – кивнул Монте и поморщился.
– Тише, тише! – Ирка невежливо отпихнула меня и заботливо поправила повязку на его голове. – Не делай резких движений, Монтик!
Я спохватилась:
– Монте – это Ира.
Ирка зарделась и в смущении плюхнулась в изножие кровати Монте.
– Спроси его, как он себя чувствует!
– Хау ар ю? – послушно перевела я.
– О'кей. – Монте мученически улыбнулся, поджимая ноги.
– Он сказал: «Если эта толстая тетка встанет с моих ног, я буду чувствовать себя вполне прилично», – перевела я специально для Ирки.
– Не придумывай, – обиженно сказала она. – Я знаю, что такое «о'кей»! – Но с кровати больного все-таки встала.
– Иностранец, что ли? – заинтересованно спросил жизнерадостный хромой.
Я пожала плечами.
– Шпиен! – азартно воскликнула бабуля.
Мужики снова весело заржали.
– А и правда, – вступился за свою половину тихий старичок. – Надо бы сообщить!
– Куда? – встрепенулась Ирка.
– А куда следует!
– Тише, тише. – Я поспешила вмешаться. – Вот я где-то читала такую историю: девочка шла по улице, и вдруг ей на голову упал цветочный горшок! Она потеряла сознание, а когда пришла в себя, заговорила по-английски! До сих пор она английского языка не знала, потому как вообще-то была француженкой…
– Я тоже знаю эту историю, – сказал интеллигент. – Вы правы, под воздействием… гм… цветочного горшка ребенок заговорил по-английски, но ведь он и родной французский не забыл!
– Это так, – согласилась я. – Правда, есть, наверное, разница: дать человеку по мозгам цветочным горшком или кирпичом!
– Не выдумывай, – неуверенно возразила Ирка. – Кирпич упал ему вовсе не на голову!
– Я сказала – «по мозгам», а не «по голове», – отбрила я. – В спине, чтоб ты знала, тоже есть мозг!
– Чтоб ты знала, там, куда упал тот кирпич, никакого мозга нет – ни головного, ни спинного! – разозлилась Ирка. – Ни извилистого, ни прямого! Там только прямая кишка!
– Фу, как грубо. – Больше мне нечего было сказать.
– К нему приходил кто-нибудь? – Ирка оглядела присутствующих.
– Еще придуть, – зловеще пообещала бабуля.
Ирка сняла с плеча фотоаппарат «Полароид», деловито сделала снимок Монте в россыпях оранжевых плодов и скомандовала мне, поворачиваясь кругом:
– Пошли.
– Куда?
– Найдем доктора. Узнаем, как Монтик. Заберем его домой. – Она грозно посмотрела на старушку и послала воздушный поцелуй мистеру Уокеру.
– Гуд бай, Монте! – разведя руками, попрощалась я.
– Не задерживайся! – Ревнивая Ирка выдернула меня из палаты. – Мне еще нужно успеть на книжный рынок за англо-русским разговорником!
Я поняла, что она настроена решительно, и покорилась.
Поерзав в постели, старичок потянулся к костылям, заговорщицки подмигнул бабке и громогласно объявил:
– До ветру сходить, что ли…
Понятливая старушка кивнула, подставила увечному супругу плечо и вывела его в коридор, прихватив с собой газетный лист с кроссвордом. На полях русскими буквами были старательно записаны иностранные слова, произнесенные в тревожном сне Монте Уокером. Дедушка позвонил по телефону и с приятным чувством честно исполненного долга вернулся в постель.
Во время тихого часа в палате произошли изменения: Саню, владельца переносного телевизора, к общему огорчению, перевели в другую палату. Его место занял бойкий молодой человек с загипсованной ногой, быстро перезнакомившийся со всеми и проявивший особое внимание к англоязычному соседу.
В полусне тот шептал свое имя, шевеля губами, точно пробуя его на вкус: Монте Уокер. Очень мужественное имя – лучшего у него не было за всю жизнь. Впрочем, иных имен он не помнил – так, мерещилось что-то смутное… А если бы помнил, признал бы самым женственным из всех своих имен Камиллу Клэр. Носила его вульгарная бабища, командовавшая полудюжиной продажных девок в передвижном борделе, тащившемся за какой-то армией – как бы не наполеоновской… Впрочем, этого он тоже не помнил.
Если вдуматься, он должен находиться в родстве и свойстве с большей частью современного человечества… С одной стороны, совсем неплохо быть членом большой и хорошо организованной семьи – мафиозная практика Монте Уокера это подтверждала. С другой стороны, с некоторыми людьми не хотелось бы иметь ничего общего.
Монте задумался, составляя для себя список персон нон грата. Возглавлял его, вне всякого сомнения, Марио Ла Гадо. Монте усмехнулся: вот и стал гад ползучий «номером первым»! Потом нахмурился: а не стал ли он таковым на самом деле? Папа Тони перед смертью назвал своим преемником Монте, но Марио не желал уважать волю покойника. Можно не сомневаться в том, что он попытается устранить конкурента.
Монте открыл глаза и огляделся: что это и где это? Похоже на лазарет в каком-нибудь глухом закоулке Азии. Правда, пациенты в основном европейского типа. И что же это значит? Мы воюем в Корее? А кто это – мы?
Вскинув руку, он нащупал на голове бинты. Огляделся: у прочих находящихся в помещении тоже перевязки, лубки, костыли… Монте все понял и похолодел: их пытали!
– Ла Гадо, сволочь! – с ненавистью прошептал он.
Почему подручные конкурента его попросту не убили, Монте Уокер не знал. Одно ему было ясно: нужно выждать удобный момент и попытаться сбежать. Когда подвернется подходящий случай, Монте его не успустит!
День медленно, но верно перетекал в ночь в полном соответствии с больничным распорядком. Незаметно прошли ужин и ежевечерняя раздача таблеток и кефира. Обитатели палаты, осиротевшие после ухода Сани с его телевизором, лишились ежевечернего кино и вынужденно объявили досрочный отбой. Монте Уокер уснул.
– Филимонов, на укол! – вполголоса позвала медсестричка Света.
Освещение в коридоре притушили, гипсоносные граждане разбрелись по палатам. Покачивая бедрами, Света провела неловко подпрыгивающего на неосвоенных костылях нового пациента в кабинет сестры-хозяйки и ушла.
– Любопытно, – выслушав подчиненного, заметил капитан Сидоров.
– Ну! – подтвердил молодой и полный рвения лейтенант Филимонов, от полноты чувств слегка подпрыгивая на костылях.
Костыли лейтенанту нужны были не больше, чем собаке пятая нога: бутафория чистой воды или, правильнее сказать, элемент маскировки. Ведь не может же совершенно здоровый двадцатипятилетний мужик лежать в травматологии, не будучи частично в гипсе и при костылях!
– Остынь, – велел капитан, заметив акробатические упражнения подчиненного с ортопедическим снарядом.
Сидоров почесал затылок, махнул рукой, приглашая лейтенанта садиться, пристроил листок с оперативной информацией на столе и вкусно отхлебнул из стакана. Филимонов завистливо покосился на начальника: сидит себе в ординаторской, хорошенькие медсестрички ему чаек готовят, пока лейтенант валяется на продавленной койке в шестиместной палате в компании полудесятка калечных мужиков и одной древней старухи.
– Товарищ капитан, – спросил он, – долго мне еще в этом морге лежать?
Капитан, шевеля губами, дочитал текст и гулко хлопнул ладонью по столу.
– Все, Филимонов! Снимай свой гипс! Бери ноги в руки и чеши в Контору!
– Слава богу! – не по уставу отозвался мнимый больной, поспешно стягивая с ноги гипсовый валенок.
– Значит, так, – продолжал капитан. – Первым делом пусть проверят этот списочек по картотеке.
– Монте Уокер, он же Фелиппе де Ларедо, он же Кемаль ибн Юсуф, он же Гжегош Томба, он же Анна Рейзнер, он же Анри де Сов, он же Лолита Лопес, он же Николас Пирис, он же Мари Канталь, – озабоченно забормотал Филимонов, поднеся к глазам список. – Товарищ капитан! Тут и женские имена!
– Урки, – пожав плечами, философски заметил капитан. – От них всего можно ожидать!
– Ага, – кивнул лейтенант.
– Исполняйте. – Сидоров небрежным жестом велел ему выметаться.
– Ага, – задумчиво повторил Филимонов. Он повернулся, пошел к двери, оглянулся на начальника: – А зачем руки в ноги? У них тут в регистратуре есть факс! Можно этот списочек к нам в Контору по-быстрому послать!
– Послать – это ты хорошо придумал. Действуй!
Филимонов наконец вывалился в коридор. Капитан хлебнул остывшего чаю и с легкой тоской покосился на ширмочку в углу: куда, интересно, пропала веселая медсестричка Света? Он немного посидел, предаваясь приятным воспоминаниям и машинально перетирая зубами нерастворившийся сахарный песок, извлеченный при помощи ложечки со дна чайного стакана. Хлопнула дверь, капитан очнулся, радостно сверкнул очами и тут же нахмурился: на пороге стоял лейтенант Филимонов.
– В чем дело? – недовольно спросил капитан. – Я что, непонятно скомандовал? Выполняйте!
– Уже, – радостно заявил тот, подлетая к столу. – Товарищ капитан! В самую точку! Есть такая Анна Рейзнер – мошенница со стажем, как раз в розыске. И Лолита есть, правда, без фамилии.
– Тоже мошенница? – поинтересовался капитан.
– Нет, проститутка.
– Гм? – Капитан выпятил челюсть. – Ну, урки! Умеют маскироваться!
– Лолита, наверное, все-таки другая, – помявшись, сказал лейтенант. – Проститутка – значит, баба, а наш – мужик. Я точно знаю, вместе в сортир ходили…
– Зелен ты еще, Филимонов, – укоризненно покачав головой, заметил капитан. – Жизни не знаешь. Ну и что, что не баба? Не баба, а проститутка! Только извращенная.
Глаза Сидорова мечтательно заблестели. Куда же пропала медсестричка Светочка?
– Товарищ капитан, – начал Филимонов.
– Лейтенант, – не слушая, перебил его Сидоров. – Смотайся-ка ты все-таки в Контору. Пусть они эти имена-фамилии в списках Интерпола посмотрят.
– Зачем в Контору? Тут в регистратуре есть компьютер.
– Компьютер, – с тоской сказал Сидоров, провожая глазами убегающего подчиненного. Новые методы работы ему не очень нравились. До чего техника дошла – никак этого летеху не спровадишь куда подальше! В регистратуре факс, в регистратуре компьютер. – Интересно, – пробормотал капитан, озвучивая родившееся у него подозрение. – А не в регистратуре ли Светочка?
В тоскливом одиночестве Сидоров выпил еще два стаканчика крепкого сладкого чаю.
– Товарищ капитан! – Лейтенант вломился в ординаторскую и подбежал к столу, сбив табуретку. – Точно!
– Что точно? – устало нахмурился Сидоров.
– Интерпол… картотека… М-м… – Запыхавшийся Филимонов выдавал слова через два на третье.
– Ну? Есть Монте Уокер? Во дела! – шестым чувством угадал недосказанное капитан.
Он ударил себя по коленке и на мгновение зажмурился, предвкушая какое-нибудь поощрение, а то и повышение. Шутка ли, иностранного рецидивиста выцепили, да как – случайно, дедуся какой-то по старой памяти настучал!
– За жабры гада, – хлопнув ладонью по столу, решительно приказал капитан Филимонову. – Вызывай наших. Мерзавца скрутить и перебазировать сам знаешь куда. Я ему покажу, как в российской больнице койко-место пролеживать, дармовую овсянку жрать!
Однако по причине позднего часа дальнейшие действия застопорились до утра.
От Екатеринодара до Кипра – путь неблизкий, и на остров в Средиземном море новый день по понятным причинам пришел несколько позже, чем в кубанскую степь. Впрочем, линия судьбы американского туриста Дона Салливана, одиннадцать месяцев в году работающего на правительство Соединенных Штатов в Национальном агентстве расследований, обещала в самом скором времени соединить эти отдаленные географические точки.
Сначала противным голосом запел телефон.
Восьмой час утра – не лучшее время для пробуждения человека, отчаянно кутившего всю ночь напролет. Дон нырнул головой под подушку и без усилий прикинулся спящим. Уютно сопящая рядом с ним девушка, похоже, тоже притворялась: когда телефон умолк, Дон явственно услышал ее облегченный вздох.
Спустя некоторое, судя по ощущениям Дона, весьма непродолжительное время, проведенное в блаженном полусне, звонок повторился. На сей раз он шел от входной двери: кто-то настойчиво требовал впустить его.
Дон не шевельнулся. Скорее всего, кто-то ошибся дверью: коттеджи были похожи, как близнецы. Владелец не догадался или не потрудился позаботиться о том, чтобы они отличались один от другого, а арендующим домики отдыхающим было не до того, успеть бы за время отпуска сполна насладиться солнцем, морем и другими отдыхающими подходящего пола. Впрочем, Дон самолично устранил недосмотр, в первый же день отпуска установив на плоской крыше коттеджа, рядом с баком для воды, разноцветный флюгер-вертушку: это создавало иллюзию теплого семейного дома.
Дома и семьи у Дона не было с тех пор, как умерла его мама, а это случилось давно. Кэти Салливан не отличалась крепким здоровьем, хотя была на редкость дородной женщиной. Правду говорят, что внешность обманчива: кто бы мог подумать, что толстуха и распустеха Кэти, теряющая волю при виде большого яблочного пирога, держит в неприкосновенности весьма кругленькую сумму! Эти деньги потом помогли Дону получить прекрасное образование.
Отца своего он никогда не видел, о чем очень жалел: мама иногда говорила, что Дон удивительно похож на папу. Впрочем, проверить это было невозможно, ни одной фотографии отца ее ребенка в доме Кэти не было, да и рассказывать малышу о папе она не любила. Умер – и все. Даже фамилию Дон носил мамину.
Одиночные звонки слились в серию с регулярным чередованием коротких и длинных сигналов.
– Похоже, морзянка? – Удивившись, сонный Дон выставил из-под одеяла помятое красное ухо и прислушался.
К звонкам прибавился энергичный стук в дверь. Судя по звуку, стучали ногой.
– Черт возьми! Это Тил! – беспомощно выругался Дон.
Он поспешно расклеил ресницы и торопливо зашарил в ящике тумбочки в поисках пистолета. Под руку упорно подворачивался только скользкий флакон солнцезащитного крема.
– Кто там, милый? – Сонно моргая, девица села в постели.
– Тил, кто же еще! – Дон скатился с кровати, подхватил с низкого столика тяжелую мраморную пепельницу и побрел открывать, прикидывая на ходу, не успеет ли Тил выбить дверь.
Тил успела.
– Здорово, напарник! – радостно крикнула она Дону, одновременно сбивая его с ног, как кеглю, метко брошенным пухлым саквояжем. – Бросай оружие!

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Елена и Ирка - 1. Принц в неглиже'


1 2 3 4 5