Анна и Луканенкова, действуя по-прежнему в унисон, обыскали мужские карманы, нащупали связку ключей и бесшумно спустились на мелодичный зов. Марья Павловна пристегнула друг к другу кожаные ремешки босоножек и повесила свое летнее оружие на плечо:
- Чем не нунчаки?..
В темном коридоре Анна ориентировалась хорошо: в карцере, куда она попадала два раза, бытовые условия были ещё более суровыми, поэтому ей вполне хватало скудости света, еле капающего из ночников в потолке. Женщины взялись за руки. Ведущей - Анна, ведомой - Марья Павловна.
Вдоль глухой стены добрались до перекрёстка, где минуту назад стоял Алексей. Зов воды становился сильнее. Да и света прибавилось: одна из дверей в перпендикулярном коридоре была открыта, оттуда и раздавалось пение воды и специфический больничный запах.
Очень тихо, но очень быстро они подошли к световому прямоугольнику, заглянули...
Пышка сидела на стерильном топчане, привалившись спиной к стенке и уныло свесив голову. Она не заваливалась, не падала набок, как будто боялась запачкать несвежей одеждой белизну покрывала. Правая рука её лежала на коленке, левая была протянута вдоль тела. Раскрытой, словно для милостыни, ладонью она указывала на тумбочку, где на общем белом фоне использованный одноразовый шприц казался непозволительно грязным. Рядом валялись резиновые перчатки.
Ящерица-Гриб оттирал свои руки под струёй, намыливал, снова надраивал их щеткой, опять запускал под воду, потом внимательно рассматривал и вновь мыл. До самозабвения.
- Что ты ей ввёл? - негромко поинтересовалась Марья Павловна.
Мокрое мыло плюхнулось в раковину, сделало по ней круг и, стукнув инфекциониста по карману, упало на пол.
- Вы не видите - я работаю! Женщине нужна срочная медицинская помощь, выйдите немедленно!
Тон у Сергея Львовича был таким раздражённо-начальственным, что даже капитан на секунду повернулась к выходу. Вовремя опомнилась, взяла Анну за руку, остановила и втянула в кабинет, закрыла дверь.
Анна, не глядя на осевшую Пышку, сняла у Луканенковой с плеча босоножки и перевесила их на паразитолога, потом сдернула с него шапочку, марлевую маску. Обнажились остатки сизой шевелюры, сквозь которую просвечивали споры перхоти, худые впалые щеки, длинный, свернутый набок нос, тонкие, красиво очерченные губы. Щербатый рот закрылся в негодовании и больше не открывался, во избежании заразы. Плечо нервно поднималось и опускалось, желая скинуть милицейские черевички.
"То, что никуда не годно... Человек дурной наружности и вдобавок с недобрым сердцем."
Марья Павловна повторила вопрос, который вновь остался без ответа.
- Девочки, не теряйте времени, я сам с ним поговорю. - Алексей заглянул в дверь. - Мне кажется, из охраны тут никого больше нет: спереть-то нечего, кроме мальчишей да стерильного воздуха. Кто наймита успокоил?
Аня кивнула на капитана, а та - на свои босоножки:
- Я же говорю, что можно обходиться подсобными средствами. А то невзначай засветишь табельное оружие - хлопот не оберешься доказывать потом, что ты не верблюд.
- Профессионально! - похвалил Алексей. - И жить будет, и вырублен надолго!
Анна поспешила в коридор, будучи уверена, что Алексей вытрясет из медика душу, но добьется ответа, где сейчас Маруся.
- А не то, если не скажешь, - угрожающе бросила она, проходя мимо сжавшегося человечка, - сам знаешь, что будет.
Она смачно плюнула возле его ноги и покинула помещение в тот момент, когда он спешно накрывал это место перевернутой кверху дном какой-то стерильной посудой.
Взглядом поручив Марье Павловне Анну, афганец остался один на один с мертвой Пышкой и поеденным временем паразитологом - помощником Асклепия. Когда женщины послушно закрыли за собой дверь, в полутьме коридора воцарилась тишина небытия.
Анна уже вовсю шарила по коридорам, когда к ней присоединилась Луканенкова. Они обследовали стены, прислушиваясь к каждой запертой двери... Мать не выдержала, стала стучать, звать Пашу и Петю. Подвал безмолвствовал. Возле одного из молчаливых кабинетов остановилась, прилипла к двери, уверенно сказала:
- Здесь! Машка, давай ключи! Ах да, вот, - почувствовала она их в собственном кармане.
Трясущиеся руки никак не могли попасть в замочную скважину. Марья Павловна отобрала у неё связку, стала наощупь пробовать один за другим.
- Почему ты думаешь, что они здесь?.. - шепотом спросила она.
Замок не поддавался. Для простоты действий по-прежнему не хватало света.
- Господи, да найди ты здесь где-нибудь выключатель! - отчаянно воскликнула Анна.
- Что ж ты меня так вознесла? - съязвила Луканенкова, но побежала в комнату, где Пышка встретила свои последние минуты жизни.
Алексей как раз тащил к двери растопыренного, цепляющегося за все углы и выступы Гриба. Марья Павловна повертела у него перед носом ключами и приказала:
- Показывай злато, царь-Кощей!
Повинуясь, он безропотно открыл одну из дверей в этом крыле коридора. Это была сверкающая, вылизанная операционная. Из неё стеклянно-металлическая дверь вела в дезинфицирующую душевую. Дальше, через раздевалку, Гриб провёл непрошеных гостей в приёмное отделение. Марья Павловна только глянула на хранившиеся там аккуратно заполненные журналы и, не раздумывая, забрала их с собой.
Сергей Львович попытался возражать:
- Там же вся моя отчетность перед Грековым!
- Ты лучше думай, чем будешь отчитываться перед Господом Богом! оборвала его следователь.
- Это - ненаучный подход! - снова вступил в дебаты паразитолог, почти не разжимая губ.
- Ах ты, глиста! Лямбля недоделанная! Где они? Веди нас! Всё показывай! Где тут ваша лаборатория, или базовое хранилище? Где мальчики Арбузовой?
Алексей, державший его за тонкую, цыплячью шею, чуть сдавил пальцы и ящерица резво побежала в другой конец коридора, туда, где Анна прижала ухо к замочной скважине английского замка.
- Тихо, они там что-то говорят!
Алексей щелкнул зажигалкой, поднёс её к двери. Снова зазвенел металл, но ни один ключ так и не подошел.
Ящерица извернулась ужом, выскользнула из халата, как из старой кожи, помчалась к выходу наверх.
Амазонка Луканенкова бросилась в погоню за беглецом. Она чуть не споткнулась об охранника и остановилась. Тот лежал в прежней позе, но что-то её насторожило. Показалось, или в самом деле голова его повернута как-то иначе?..
Следя за ним во все глаза, она протянула руку к дубинке и в этот момент была схвачена за кисть. Борьба оказалась неизбежной.
Вскидывая ноги, применяя дозволенные и недозволенные приемы (вплоть до царапанья), капитан милиции боролась с профессиональным охранником не на жизнь, а на смерть: в опасной близости находились каменные ступеньки, спуск по которым не светил ничем хорошим...
Марье Павловне повезло больше... через несколько секунд мощный противник свернулся клубком у подножия лестницы. Запустив пальцы ему под воротник, она убедилась, что пульса нет и не будет...
Появились Алексей с Анной, задержались над пятнистым обмундированием:
- Что за шум, а драки нет? - удивился Алексей.
- Не дождётесь! - Марья Павловна пояснила: - Он очень вовремя оступился! Мне бы одной с ним не совладать...
- А где же Гриб? - Анна уже побежала наверх по парадной лестнице.
В коридорах второго этажа, распространяя едкий запах ацетона, подравнялись по ранжиру мешки со строительным мусором, доски, банки с красками, лаком, звуконепроницаемые панели и вся прочая обязательная для ремонтно-строительных работ атрибутика.
Прямо по курсу перед Анной находилась приоткрытая дверь хорошо знакомого ей парадного зала. Туда она и направилась. За ней еле поспевали опекун детей и капитан Луканенкова.
В зале не горело ни одной лампочки, но были открыты прежде задернутые портьеры. Света уличных фонарей оказалось достаточно, чтобы Анна увидела лёгкое колыхание одной из них.
- Вот ты где, крыса! - Она налегла на портьеру всем телом, но любитель стерильности вывернулся и на сей раз.
Он забегал по залу, как белая лабораторная мышь, случайно вырвавшись из клетки. Не сумев прошмыгнуть в дверь мимо Марьи Павловны, широко расставившей в проходе босые ноги, он не нашел ничего лучше, чем открыть один из морозильников и юркнуть туда, прихлопнув за собой мышеловку...
Анна помчалась вниз.
Чтобы вытащить морозонеустойчивое животное, Алексей стал искать какую-нибудь ручку или кнопку, но так и не обнаружил ни одной. Они не смогли его извлечь из ловушки, в которую сам себя загнал...
- Жадность фраера сгубила! Покушать плотно захотелось: накушается теперь, - злорадно отметила Марья Павловна.
Анна перепрыгнула через охранника, пробежала по коридору, снова приникла к двери, скрывавшей от неё мальчиков.
- Говорю тебе, - услышала она разговор, - это была мама, - с солидностью уверял подростковый "петушиный" говорок, в котором она различила интонации Пашки.
- Откуда ей тут быть? - грустно возражал ему совсем ещё детский голос Петрушки. - Её, небось, тоже из больницы не выпускают, как и нас. И что это за болезнь такая дурацкая, когда чувствуешь себя хорошо, а никого видеть нельзя?!.
- Петя, Павлик! Это я, мама! - заорала Анна не своим голосом. - Вы слышите меня?.. Я здесь!
- Ну, что я тебе говорил? - радостным басом завопил Пашка. - Мам, тут же закукорекал он, - вытащи нас отсюда!
- Сейчас, сейчас, мои золотые, - билась о металл мать, - мальчики мои, подождите, сейчас!..
Марья Павловна отодвинула её и плечом попыталась высадить дверь.
- Невозможно! Давай всё-таки попробуем ключами.
Опекун подошел к двери, позвал:
- Паша!
- Дядя Лёша, это вы? - мальчишка ещё больше обрадовался, услыхав опекуна. Анна ревниво прислушивалась к их разговору.
- Павел, скажи мне, у вас там есть хоть какое-нибудь окно?
Выяснилось, что окно есть, только высоко. Им до него не дотянуться, а подставить нечего: вся мебель привинчена к полу.
- Всё ясно, там ремонт уже был, значит, снаружи их вряд ли достанешь, - рассуждал вслух Алексей. - Тогда будем пытаться открыть отсюда. Теперь, уж точно, придётся немного пошуметь. Марья Пална! - обратился он к Луканенковой по-свойски. - Принеси пушку оступившегося, она ему уже не нужна. Будет лучше, если найдешь где-нибудь запасную пару перчаток, или хотя бы одну.
Капитан передала Анне журналы медучета, мигом слетала в противоположный конец коридора, одолжила там перчатки у караулившего их тела Пышки, выдернула салфетку из-под шприца, заодно прихватила свои валявшиеся на полу босоножки, сбегала проведать охранника и вернулась.
Алексей тем временем объяснил ребятам, где им лучше встать, чтобы было безопасно.
- Что ты хочешь делать? - тормошила его Анна. - А вдруг, не дай Бог, зацепишь...
- Не лезь под руку, - цыкнул на свояченицу афганец, - лучше уши заткни.
Анна поняла это в переносном смысле: засунув отданные ей капитаном документы под пояс брюк (которые стали значительно свободней за последние дни), она вытащила "жучок", зажала его в потном кулаке.
Алексей натянул перчатку, вытянул руку, ещё раз спросил, укрылись ли парни, и стрельнул в злополучный не пускавший их кружочек замка...
Не дожидаясь, пока стихнет громовое эхо, Анна снова бросилась на дверь.
- Погоди, дай-ка я, - зять, сосредоточившись, ударил ногой прямо по замку.
Мальчишки выскочили, повисли на взрослых, поочерёдно меняясь местами, причем, к неосознанной обиде Анны, наиболее горячая часть объятий досталась опекуну...
- Ну, хватит, сопливые вы мои, - резко сказала Марья Павловна, вытирая неизвестно откуда взявшиеся слёзы. - Надо делать ноги.
Через главный вход не удалось, оказалось, там уже стояли две легковые машины. Видимо, мальчиков сегодня ночью действительно собирались перевезти в иное место. А может, Кофр решил, что оставлять их под присмотром маньяка-любителя будет небезопасно.
Все впятером они кинулись обратно в подвал - ночные рубашки так и замелькали впереди. Петька по дороге потерял тапок, вернулся за ним, дотронулся до матери, словно проверяя, живая она или снится ему, помчался за братом.
- Выводи детей! - приказала Анна опекуну, задержавшись возле Луканенковой. - Машка, давай помогу!
Они вдвоём заблокировали изнутри дверь дубинкой охранника и помчались за Алексеем к единственному спасительному окошку. По дороге, не заводя в кабинет детей, опять "одолжились" у Пышки, теперь уже - мебелью: металлической этажеркой на колесиках, состоящей из трёх секций.
- Марья Пална! Тут стекло, обуйся, - предупредил афганец, услышав хруст на цементном полу.
- Полезай, сама разберусь!
Тратить время на застегивание тесных ремешков капитан не собиралась. Но тут же пожалела: порезалась при первом же шаге. Кое-как вынув осколок, чертыхаясь на чём свет стоит, всё-таки влезла в треклятые босоножки, беспечно болтавшиеся на плече.
Забравшись по медицинской мебели, как по лестнице, опекун быстро оказался на асфальте, помог вылезти детям и Луканенковой. Анна, не надеясь пролезть в узкий проём, протянула наверх документы и сиротливо стояла на этажерке, как неуклюжий памятник. Уже слышался топот бегущих по подвалу двух пар ног, уже забликовали фонарные лучи на стенах, а она даже не пыталась выбраться...
- Мама, мама! - потянулись к ней детские руки. - Что же ты стоишь, лезь давай!
- Мы без тебя не уйдём, сонная тетеря! - Алексей встряхнул её словесно: - Детей подставляешь!
Сработало безотказно: в мгновение ока Анна подпрыгнула, повисла на руках, подтянулась, легко и безболезненно вынырнула наружу.
Пригибаясь, как в военных фильмах при артобстреле или бомбежке, впятером они набились в заскучавшую без них "ниву" Рустама, которая притаилась в переулке среди машин.
Алексей, к счастью, успел предупредить детей о необходимости сохранять полное молчание. Да этого и не требовалось: они были слишком напуганы этим обратным похищением. Но нюни распускать мальчишки не собирались. Тем более при чужой тётке, обозвавшей их "сопливыми"!
Зато уж Анька рассопливилась вовсю!..
"Даже самые обычные люди радуются, если счастье улыбается их детям, но какая великая радость выпала на долю императрицы-матери... Одна мысль об этом вызывает благоговейный трепет."
* * *
Минуя почтамт, и посигналив старому "москвичу", так и отдыхавшему на обочине, как подгулявший пьяница, машина долго петляла по городу, пока Алексей не убедился, что на крючок их поймать не успели.
Мальчики прижались к матери с двух сторон. Не скрывая удовольствия, они принимали её тепло и нежность, которые она изливала на них нерастраченным за долгие годы потоком. Даже Павел слегка подзабыл, что он уже почти взрослый...
Анне хотелось только одного: побыстрее привезти их к Трегубову, спрятать подальше. Опасность продолжала следовать за ними по пятам.
Разглаживая жесткие Пашкины кудри, она вспоминала, какими глазами смотрел он ей вслед, стоя рядом с Катей, когда она помчалась на звонок Алёны: "Не хочешь забрать своего единственного обратно? Мне он больше - ни к чему!".
Петрушке тогда было... сколько?.. четыре с половиной. Он и Манечка были в садике, Юрка - на продлёнке. Старшие должны были забирать младших, а мать ждала их всех дома с ужином... Кто их тогда накормил? Как им объяснили в тот вечер её отсутствие?..
Потом. Она узнает это - потом, когда всё закончится.
В ней зрела надежда... Но точно так же не покидала уверенность, что в покое семью вряд ли оставят, если она не найдёт документы...
Где Борис мог спрятать свои бумаги? Что за ценности он доставал для этой своры извращенцев и садистов? Почему он вообще связался с ними? Неужели знал всё, что они вытворяют, и продолжал с ними общаться? За какой его грех платят теперь дети? Когда это произошло? Что было известно Лёшке?..
Потом её взгляд задержался на всклокоченном затылке Алексея. В тёмных волосах застрял какой-то мусор. Это мешало Анне думать и она машинально навела порядок в шевелюре зятя.
- Сама, думаешь, лучше? - тут же отреагировал он.
"Он никогда не сможет забыть. Пусть он и нежен сейчас со мной. Но этого хочет тело... а в душе, - она вернулась к своим сомнениям, - он никогда не простит... Он помогал расти ребятам, меня там не оставил... Не задумываясь, пожертвовал своими картинами, под ноги кинул... Кому? Неблагодарной твари!.. В одну секунду всё забыла! Разве он не сказал мне ещё там, у бабы Веры, что нуждается в моей помощи? А я?.. На что ему такая злыдня?.. - Она украдкой взглянула на зятя. - Сама во всём виновата!.. С Борисом так же было: когда поняла, что могу остаться одна, это показалось страшным. (Не понимала, дура, что по сути, одна-то я была почти со второго года нашего брака)... Сначала тупая безответность на его выходки, которую про себя гордо называла "терпением", а потом, пошли мои истерики и "концерты". Так вот и рухнула жизнь с Борькой... И его потеряла - навсегда, и дети выросли без меня. Вдруг, будь я внимательнее к Борису, смогла бы уберечь если не от ухода, то хотя бы от ошибок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34