- Да будет вам, Роми. - Трисс широко улыбнулась. - Даже я слышала о вас. Это при том, что мы с Кормэком ведем очень тихую жизнь. О вас слышали буквально все. Ой, еще что-то мелькало в светской хронике, будто бы вы и некий принц... - Это была ложь! - быстро сказала Роми. - Может быть, не спорю, но это доказательство того, что вы - очень привлекательная женщина, настолько привлекательная, что вами интересуются даже члены некой королевской семьи! Так зачем вам было браться за эту работу, если у вас с Домиником отношения такие ужасные, как вы говорите? Здесь дело не в деньгах. Женщины вашей профессии и с таким реноме, как ваше, наверняка отклоняют вдвое больше предложений работы, чем принимают. Ну что, разве я не права? Роми была заранее готова к тому, что почувствует к Трисс неприязнь. Ведь у нее не было сомнений, что та - любовница Доминика. Теперь стало ясно, что это не так. Да, Трисс невероятно красива, да, в Кормэке Кейси она нашла такого партнера, какому позавидовали бы очень многие женщины, но у нее еще и добрые, полные сочувствия глаза. А Роми знала, что сойдет с ума, если вот сейчас не поговорит с кем-нибудь. - Я взялась за эту работу, чтобы попытаться выбросить его из памяти раз и навсегда, - на одном дыхании выпалила она. - А вам это нужно? - мягко спросила Трисс. - Выбрасывать его из памяти? - Да, нужно. И пожалуйста, не спрашивайте меня, почему. Я никак не могу вам этого сказать. Ни за что на свете! - Каких бы широких взглядов ни придерживалась Трисс, она обязательно придет в ужас, если Роми хотя бы намекнет о том, что произошло между ней и Домиником пять лет назад. - Я не буду вас спрашивать, - заверила ее Трисс. - И пытаться обсуждать это тоже не буду - если, конечно, вы сами не захотите. Ваш секрет я никому не выдам, можете быть спокойны. Но одно я вам все-таки скажу: подвергать себя воздействию обаяния Доминика Дэшвуда целый уик-энд - это, скорее, значит накликать на себя беду, чем обрести лекарство, которое избавит вас от наваждения! Может, все-таки есть какой-то шанс на то, что вы двое сможете?.. - Она умолкла, не закончив фразы. - Нет! - воскликнула Роми с силой, которая удивила, пожалуй, больше ее саму, чем Трисс. Потому что Роми не собиралась оставлять себе никаких ложных надежд в том, что касалось Доминика Дэшвуда. И еще потому, что начала осознавать: ей вообще не стоило сюда приезжать. Но теперь отступать слишком поздно. Кроме того, уик-энд - это всего лишь два дня. Два дня, в течение которых она сосредоточит свое внимание на всех отрицательных качествах Доминика! А к пяти часам в воскресенье она уже будет на пути домой в Кенсингтон, ободряемая знанием того, что ей не нужно больше его видеть. Роми улыбнулась Трисс, и теперь это была настоящая улыбка, от которой весело прищурились ее темные глаза. - Я приехала сюда с определенной целью, - решительно сказала она. - И уж обязательно постараюсь ее добиться! - Надеюсь, вы получите то, чего заслуживаете. - Трисс тепло улыбнулась в ответ. - Только ведь может оказаться, что это совсем не то, к чему вы стремитесь! Роми бросила тревожный взгляд на часы. - Боже мой! Я опаздываю! Мне еще нужно кое-что сделать, - сказала она Трисс извиняющимся тоном. - Конечно, конечно. - Трисс наклонилась и еще раз понюхала розу, потом снова выпрямилась. - Знаете, Роми, вам надо почаще так улыбаться, и тогда ни один мужчина не устоит перед вами! - В том-то и беда, что Доминик - исключение! - Роми пожала плечами, потом импульсивно коснулась руки Трисс. - Могу я надеяться, что вы никому не расскажете? - А тут и рассказывать нечего, - объявила Трисс, заговорщически подмигнув Роми. - Не так ли? Но, разумеется, я никому не скажу. Даже Кормэку. Пока - нет. У мужчин часто все на лице написано! А Кормэк, боюсь, стал одним из этих невозможных новообращенных. Теперь, когда он сам отец и жених, он думает, что каждый мужчина должен вслед за ним устремиться к такой же благословенной домашней гавани! Но Боже упаси, если он скажет что-то подобное Доминику! Нет, не сейчас! - добавила она. - Увидимся вечером. И, улыбнувшись Роми своей самой ослепительной улыбкой, Трисс пошла обратно через сад к себе домой. Роми стала шарить в сумке, чтобы достать ключи от дома, которые прислал ей Доминик. Но когда она подошла, дверь ей открыла женщина лет пятидесяти в изящном темно-синем платье, которое было, по-видимому, вариантом форменной одежды. Она выглядит намного приветливее, чем тот, кто открывал ей эту дверь в прошлый раз, грустно подумала Роми, вспомнив темное, равнодушное лицо. - Вы, должно быть, Эллен Марч, - сказала Роми, улыбаясь и протягивая руку. - Доминик говорил мне, что вы приедете помочь. А я - Роми Солзбери. - Я знаю, - живо отозвалась Эллен. - Я работаю у него в столовой для ответственных сотрудников. И согласилась в эти выходные помочь. Никогда еще не видела Доминика таким взволнованным. Ужасно важный прием, да? - Очевидно, - ответила Роми, не видя причин скрывать что-то от Эллен. Если они с Домиником обращаются друг к другу по имени, то явно работают в тесном контакте. - Он хочет купить какую-то землю, ему надо убедить владельцев, что он хороший парень и не будет своекорыстно эксплуатировать ни эту землю, ни людей. - Ну, тогда я не вижу никакой проблемы для Доминика. - Эллен с нежностью улыбнулась. - Он действительно хороший парень. Точнее сказать, лучше не бывает. - Неужели? - несколько недоверчиво откликнулась Роми - мысли ее были заняты другим. Все это ужасно сбивает с толку, думала она. Похоже, что Доминик очень располагает к себе женщин, с которыми его не связывают узы романтического свойства. Например, Трисс и Эллен. Почему же в таком случае он до сих пор не женился? Эллен вручила ей конверт. - Доминик оставил вам эту записку, просил передать ее вам, как только вы приедете. Для вас приготовлена синяя комната. Я могу вам показать ее прямо сейчас, если хотите. - Спасибо, - сказала Роми, накинув на плечо ремень сумки и подняв свой кейс. - Я быстренько распакуюсь и посмотрю, что еще надо сделать. Декор синей комнаты оказался смелым и ярким. Бирюза соперничала с кобальтом на стенах, и эти цвета, поражая глаз, должны были бы составлять диссонанс, но странным образом не составляли. Покрывало на большой кровати включало все оттенки синего, а шторы, представлявшие собой целые облака муслина, напоминали цветом бледный гиацинт. Подойдя к стеклянной двери и выглянув в сад, Роми была очарована. Когда увидела, что даже цветы, росшие прямо под ее окном, оказались синими - дельфиниумы, васильки, темно-синие, бархатистые анютины глазки. Вот это действительно цветовое соответствие, с восхищением подумала она. После того как Эллен ушла готовить чай, Роми села на кровать и вскрыла письмо Доминика. Оно начиналось иронически:
"Прошу Вас заметить, что я отвел Вам лучшую комнату в доме. Хотя Вы, конечно, можете и не согласиться со мной - что, по всей видимости, просто рок, Роми, - учитывая, что комната рядом с Вашей - моя! Но не берите ничего в свою невинную головку по этому поводу, поскольку между комнатами нет соединяющей их двери, а если бы и была, то я не совершил бы такую глупость, как ломиться к Вам в комнату среди ночи. Другое дело, если Вы меня пригласите..."
Письмо было подписано просто: "Доминик". Прочитав этот отвратительный образчик сарказма, Роми презрительно порвала записку на мелкие кусочки и выбросила их в корзину для бумаг. Распаковывая вещи, она кипела от возмущения: надо же, до чего может докатиться человек в своем самомнении и себялюбии! Неужели он вправду думает, что может вот так просто продолжить все с того места, где остановился столько лет назад? Она скорчила гримасу в зеркало. Приходится смотреть на вещи трезво: если он действительно так думает, разве она может его в этом винить? Развесив одежду в шкафу, Роми вновь спустилась вниз и представилась Джилли, отвечавшему за поставку блюд из ресторана. За чашкой чая и булочками с маслом они обсудили время всех предстоявших трапез. Потом Роми отыскала корзинку, садовые ножницы и вышла в сад, чтобы набрать цветов для украшения дома. Она как раз срезала одну из тех палевых роз, которые так понравились Трисс, когда услышала за спиной чьи-то шаги и позвякивание льда в бокалах. Каким-то шестым чувством Роми поняла, что Доминик вернулся. Она постаралась придать лицу нейтральное выражение, обернулась и увидела, что он направляется к ней, неся соблазнительного вида поднос с напитками. Роми приказала себе не реагировать, но это оказалось нелегко, особенно из-за того, что он был в черных джинсах, плотно обтягивавших его узкие бедра. Белая тенниска оттеняла легкий загар, который так подчеркивал красоту его мускулистых рук. Роми вдруг поразила мысль, что если он когда-нибудь останется без денег, то вполне может преуспеть на поприще мужского стриптиза! - Здравствуйте, Роми, - мягко сказал он, и в его голосе ей послышалось что-то похожее на чувственное звучание саксофона. - Знаете ли вы, что сегодня рекордно жаркий для июля день? Поэтому я решил угостить вас пимзом. - Я никогда не пью в середине дня, - чопорно сказала ему она. - Когда же вы вернулись? , - Это очень слабый пимз, в нем почти нет джина. - Он улыбался, проигнорировав ее вопрос. Поставив поднос на траву, он доверху налил бокал - мята, огурец, лимон, лед - и протянул ей. Устоять было невозможно. Роми ощутила, как струйка пота медленно стекает по глубокой ложбинке между грудями. - И похоже, что вам действительно жарко, - пробормотал он. Она взяла протянутый ей бокал и с чувством благодарности залпом выпила половину его содержимого. Доминик следил за ней блестящими глазами. - Неудивительно, что вы не пьете в середине дня! - сухо заметил он. Потому что если вы делаете это с такой энергией, то очень скоро примете позу "лежа на спине"! Щеки Роми жарко вспыхнули при этом намеке. Доминик однажды почти добился, oого, чтобы она приняла такую позу, - а ведь она была тогда трезва как стеклышко! - Вы что, стремитесь заработать дешевые очки в свою пользу? Он покачал темноволосой головой. - Вовсе нет. Я вышел, чтобы насладиться чудесным днем. - Он передвинулся так, чтобы на него не падали прямые солнечные лучи, туда, где буйно разросшаяся жимолость, усыпанная розовато-кремовыми, нежно пахнущими цветами, образовала нечто вроде тенистого свода. Опустившись на траву, он похлопал ладонью рядом с собой. - Идите сюда, посидите в холодке. Выпитый пимз, палящее солнце и вид этого невозможно притягательного человека с насмешливым лицом окончательно сломили Роми, и она не просто присоединилась к нему на лужайке, но устремилась к нему, на ходу спотыкаясь, и рухнула рядом с ним на траву. А потом замерла в ужасе от сознания, что больше всего боится и больше всего хочет одного - чтобы он обнял ее и поцеловал. Он же сидел себе и потягивал свой напиток. - Вам нравится ваша комната? - спросил он. Это напоминание о его возмутительном послании возродило решимость Роми не уступать ему до последнего. - Комната чудесная, - сухо ответила она. - Хотя расположение оставляет желать лучшего. Что же касается вашей записки... Его глаза мерцали мягким серебристым светом, когда он взглянул на нее поверх своего бокала. - Она вам не понравилась? - Мне не понравилось ваше предположение, что я захочу пригласить вас к себе! - Роми кипела от возмущения. - К себе в спальню! С задумчивым видом изучая ее, он долго молчал, и это молчание было почти мирным. - Знаете, Роми, вы иногда действительно ухитряетесь каким-то невероятным образом производить впечатление самой чистой и незапятнанной женщины... Хорошо, что Роми все-таки успела остановиться и не отпила из своего бокала - она бы обязательно поперхнулась. Дрожащей рукой Роми поставила бокал на траву, глаза ее стали темными, как горький шоколад, и вспыхнули гневным огнем. - А не дешевой шлюшки - вы это хотите сказать? - Вы, значит, такая и есть? - холодно спросил он. Еще немного, и она выплеснула бы остатки пимза ему в лицо. - Давайте уточним: это вы думаете, что я такая и есть. Не правда ли, Доминик? Он ответил не сразу, потому что был занят тем, что пальцем гонял по кругу веточку мяты у себя в бокале. Один из листиков торчал вертикально вверх, и Роми подумала: как похоже, что в бокале плавает кругами миниатюрная зеленая акула. Ужас! - В тот день вы не предоставили мне возможности составить о вас особенно высокое мнение, - наконец сказал он. - Когда я начал целовать вас, я никак не ожидал, что ситуация полностью выйдет из-под контроля. У Роми от стыда перехватило горло. Взяв свой бокал, она отпила еще немного. - Я тоже не ожидала, - ответила она с горечью. Он попытался задать вопрос, все это время не дававший ему покоя: - А вы всегда?.. Каждый раз?.. Она бесстрашно встретила его взгляд, удивленная нерешительностью сидевшего рядом с ней мужчины. Доминик Дэшвуд, подбирающий слово? Ну, это вообще невероятный случай! - Что я - всегда, Доминик? - прямо спросила она. Его губы скривились в подобии улыбки. - У вас со всеми мужчинами такая незаторможенная реакция? Это было как пощечина. - Вы хотите знать, сколько миллионов мужчин делали со мной то, что сделали тогда, в лифте вы? - раскованно спросила она, пораженная и чуточку встревоженная тем, как неожиданно побледнели его лицо и бешено запульсировала жилка на виске. - Предпочитаете, чтобы их было с десяток, Доминик? - вызывающе поинтересовалась она. - Или вы думаете, что правильнее будет остановиться на ближайшей сотне? - Перестаньте! - неодобрительно выдавил он сквозь зубы, и его глаза потемнели. - Неужели такой разговор кажется вам забавным? - А почему же нет? Ведь вы так и думаете, верно? Вы думаете, что мне настолько нужен мужчина - любой мужчина, - что я предлагаю себя всем без разбора и позволяю кому угодно делать со мной что угодно, да, Доминик? - Нет, - просто ответил он. - Может, мне было бы легче, если бы я действительно так думал. Она подозрительно прищурилась. - И что же это должно означать? - Только то, что мне приходилось встречать женщин, начисто лишенных самоуважения и дававших мужчинам неограниченный доступ к своему телу. Роми стало дурно. Ведь его слова относятся к ней Он покачал головой, словно прочитав ее мысли. - С вами все было не так, Роми... - Ну, меня вряд ли можно было назвать пай-девочкой, - перебила она его, проглатывая горькую пилюлю. - Да уж, что верно, то верно, - сухо согласился он, и у него снова стало заметно биение пульса - на этот раз у основания шеи - при воспоминании о том, с какой восхитительной легкостью он соблазнил ее. - Но в ваших действиях было такое чувство радостного удивления, такой неподдельный восторг, когда я прикасался к вам, что я был вынужден спросить себя, все ли так уж гладко у вас с Марком. Роми боялась, что ее голос сорвется от страха. - Что вы хотите этим сказать? - Я подумал, что Марк решил сыграть давно вышедшую из моды роль соблюдающего условности жениха и не укладывать вас в постель до свадьбы. И... - Доминик, казалось, вновь испытывал затруднение в выборе слов. - И что же? - подтолкнула его Роми, сотрясаемая нервной дрожью от его проницательности. - Длительное воздержание никого не доводит до добра и прорывается наружу порой самым непредсказуемым образом. Особенно если... - Он замолчал и нахмурился, словно посчитал этот вопрос слишком неделикатным для дальнейшего обсуждения. - Если - что? - опять переспросила Роми, хотя понимала, что ответ оскорбит ее еще больше. Она с вызовом смотрела на это жесткое, худощавое лицо и мысленно представляла себе, как вонзает ногти глубоко в эту плоть, оставляя навечно свою отметину... - Особенно если из вас двоих с Марком вы были более опытным партнером, - закончил он свое предположение. - Возможно, вы сказали Марку, что вы девственница... - Хотя, естественно, ею не была, так? - едко спросила она. - Значит, ко всему прочему, я еще и лгунья, верно, Доминик? Он пожал широкими плечами, и Роми было видно, как под белой тенниской перекатываются мышцы. - А что тут такого? Это не самое тяжкое из возможных преступлений. Многие женщины притворяются девственницами. Особенно если выходят замуж за человека вроде Марка Акройда - человека, принадлежащего к влиятельным кругам, - продолжал он. - Вы могли решить, что старомодная добродетель девственности будет импонировать старинной аристократической семье, в какую вы собирались войти. - То есть придаст мне большую ценность в их глазах, да? - медовым голоском осведомилась она. - Если хотите, - невозмутимо согласился он, либо не видя, либо просто игнорируя выражение ее лица, которое становилось все более возмущенным. Ожидание тогда могло показаться вам неимоверно трудным, особенно если до встречи с Марком вы вели достаточно активную сексуальную жизнь. Роми ушам своим не верила! Но она хотела, чтобы он сказал все. Пусть говорит самое худшее! Потому что, чем больше он будет разговаривать с ней так, как будто она какая-то дешевая шлюха, тем легче ей будет примириться с мыслью, что между ними никогда ничего не произойдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
"Прошу Вас заметить, что я отвел Вам лучшую комнату в доме. Хотя Вы, конечно, можете и не согласиться со мной - что, по всей видимости, просто рок, Роми, - учитывая, что комната рядом с Вашей - моя! Но не берите ничего в свою невинную головку по этому поводу, поскольку между комнатами нет соединяющей их двери, а если бы и была, то я не совершил бы такую глупость, как ломиться к Вам в комнату среди ночи. Другое дело, если Вы меня пригласите..."
Письмо было подписано просто: "Доминик". Прочитав этот отвратительный образчик сарказма, Роми презрительно порвала записку на мелкие кусочки и выбросила их в корзину для бумаг. Распаковывая вещи, она кипела от возмущения: надо же, до чего может докатиться человек в своем самомнении и себялюбии! Неужели он вправду думает, что может вот так просто продолжить все с того места, где остановился столько лет назад? Она скорчила гримасу в зеркало. Приходится смотреть на вещи трезво: если он действительно так думает, разве она может его в этом винить? Развесив одежду в шкафу, Роми вновь спустилась вниз и представилась Джилли, отвечавшему за поставку блюд из ресторана. За чашкой чая и булочками с маслом они обсудили время всех предстоявших трапез. Потом Роми отыскала корзинку, садовые ножницы и вышла в сад, чтобы набрать цветов для украшения дома. Она как раз срезала одну из тех палевых роз, которые так понравились Трисс, когда услышала за спиной чьи-то шаги и позвякивание льда в бокалах. Каким-то шестым чувством Роми поняла, что Доминик вернулся. Она постаралась придать лицу нейтральное выражение, обернулась и увидела, что он направляется к ней, неся соблазнительного вида поднос с напитками. Роми приказала себе не реагировать, но это оказалось нелегко, особенно из-за того, что он был в черных джинсах, плотно обтягивавших его узкие бедра. Белая тенниска оттеняла легкий загар, который так подчеркивал красоту его мускулистых рук. Роми вдруг поразила мысль, что если он когда-нибудь останется без денег, то вполне может преуспеть на поприще мужского стриптиза! - Здравствуйте, Роми, - мягко сказал он, и в его голосе ей послышалось что-то похожее на чувственное звучание саксофона. - Знаете ли вы, что сегодня рекордно жаркий для июля день? Поэтому я решил угостить вас пимзом. - Я никогда не пью в середине дня, - чопорно сказала ему она. - Когда же вы вернулись? , - Это очень слабый пимз, в нем почти нет джина. - Он улыбался, проигнорировав ее вопрос. Поставив поднос на траву, он доверху налил бокал - мята, огурец, лимон, лед - и протянул ей. Устоять было невозможно. Роми ощутила, как струйка пота медленно стекает по глубокой ложбинке между грудями. - И похоже, что вам действительно жарко, - пробормотал он. Она взяла протянутый ей бокал и с чувством благодарности залпом выпила половину его содержимого. Доминик следил за ней блестящими глазами. - Неудивительно, что вы не пьете в середине дня! - сухо заметил он. Потому что если вы делаете это с такой энергией, то очень скоро примете позу "лежа на спине"! Щеки Роми жарко вспыхнули при этом намеке. Доминик однажды почти добился, oого, чтобы она приняла такую позу, - а ведь она была тогда трезва как стеклышко! - Вы что, стремитесь заработать дешевые очки в свою пользу? Он покачал темноволосой головой. - Вовсе нет. Я вышел, чтобы насладиться чудесным днем. - Он передвинулся так, чтобы на него не падали прямые солнечные лучи, туда, где буйно разросшаяся жимолость, усыпанная розовато-кремовыми, нежно пахнущими цветами, образовала нечто вроде тенистого свода. Опустившись на траву, он похлопал ладонью рядом с собой. - Идите сюда, посидите в холодке. Выпитый пимз, палящее солнце и вид этого невозможно притягательного человека с насмешливым лицом окончательно сломили Роми, и она не просто присоединилась к нему на лужайке, но устремилась к нему, на ходу спотыкаясь, и рухнула рядом с ним на траву. А потом замерла в ужасе от сознания, что больше всего боится и больше всего хочет одного - чтобы он обнял ее и поцеловал. Он же сидел себе и потягивал свой напиток. - Вам нравится ваша комната? - спросил он. Это напоминание о его возмутительном послании возродило решимость Роми не уступать ему до последнего. - Комната чудесная, - сухо ответила она. - Хотя расположение оставляет желать лучшего. Что же касается вашей записки... Его глаза мерцали мягким серебристым светом, когда он взглянул на нее поверх своего бокала. - Она вам не понравилась? - Мне не понравилось ваше предположение, что я захочу пригласить вас к себе! - Роми кипела от возмущения. - К себе в спальню! С задумчивым видом изучая ее, он долго молчал, и это молчание было почти мирным. - Знаете, Роми, вы иногда действительно ухитряетесь каким-то невероятным образом производить впечатление самой чистой и незапятнанной женщины... Хорошо, что Роми все-таки успела остановиться и не отпила из своего бокала - она бы обязательно поперхнулась. Дрожащей рукой Роми поставила бокал на траву, глаза ее стали темными, как горький шоколад, и вспыхнули гневным огнем. - А не дешевой шлюшки - вы это хотите сказать? - Вы, значит, такая и есть? - холодно спросил он. Еще немного, и она выплеснула бы остатки пимза ему в лицо. - Давайте уточним: это вы думаете, что я такая и есть. Не правда ли, Доминик? Он ответил не сразу, потому что был занят тем, что пальцем гонял по кругу веточку мяты у себя в бокале. Один из листиков торчал вертикально вверх, и Роми подумала: как похоже, что в бокале плавает кругами миниатюрная зеленая акула. Ужас! - В тот день вы не предоставили мне возможности составить о вас особенно высокое мнение, - наконец сказал он. - Когда я начал целовать вас, я никак не ожидал, что ситуация полностью выйдет из-под контроля. У Роми от стыда перехватило горло. Взяв свой бокал, она отпила еще немного. - Я тоже не ожидала, - ответила она с горечью. Он попытался задать вопрос, все это время не дававший ему покоя: - А вы всегда?.. Каждый раз?.. Она бесстрашно встретила его взгляд, удивленная нерешительностью сидевшего рядом с ней мужчины. Доминик Дэшвуд, подбирающий слово? Ну, это вообще невероятный случай! - Что я - всегда, Доминик? - прямо спросила она. Его губы скривились в подобии улыбки. - У вас со всеми мужчинами такая незаторможенная реакция? Это было как пощечина. - Вы хотите знать, сколько миллионов мужчин делали со мной то, что сделали тогда, в лифте вы? - раскованно спросила она, пораженная и чуточку встревоженная тем, как неожиданно побледнели его лицо и бешено запульсировала жилка на виске. - Предпочитаете, чтобы их было с десяток, Доминик? - вызывающе поинтересовалась она. - Или вы думаете, что правильнее будет остановиться на ближайшей сотне? - Перестаньте! - неодобрительно выдавил он сквозь зубы, и его глаза потемнели. - Неужели такой разговор кажется вам забавным? - А почему же нет? Ведь вы так и думаете, верно? Вы думаете, что мне настолько нужен мужчина - любой мужчина, - что я предлагаю себя всем без разбора и позволяю кому угодно делать со мной что угодно, да, Доминик? - Нет, - просто ответил он. - Может, мне было бы легче, если бы я действительно так думал. Она подозрительно прищурилась. - И что же это должно означать? - Только то, что мне приходилось встречать женщин, начисто лишенных самоуважения и дававших мужчинам неограниченный доступ к своему телу. Роми стало дурно. Ведь его слова относятся к ней Он покачал головой, словно прочитав ее мысли. - С вами все было не так, Роми... - Ну, меня вряд ли можно было назвать пай-девочкой, - перебила она его, проглатывая горькую пилюлю. - Да уж, что верно, то верно, - сухо согласился он, и у него снова стало заметно биение пульса - на этот раз у основания шеи - при воспоминании о том, с какой восхитительной легкостью он соблазнил ее. - Но в ваших действиях было такое чувство радостного удивления, такой неподдельный восторг, когда я прикасался к вам, что я был вынужден спросить себя, все ли так уж гладко у вас с Марком. Роми боялась, что ее голос сорвется от страха. - Что вы хотите этим сказать? - Я подумал, что Марк решил сыграть давно вышедшую из моды роль соблюдающего условности жениха и не укладывать вас в постель до свадьбы. И... - Доминик, казалось, вновь испытывал затруднение в выборе слов. - И что же? - подтолкнула его Роми, сотрясаемая нервной дрожью от его проницательности. - Длительное воздержание никого не доводит до добра и прорывается наружу порой самым непредсказуемым образом. Особенно если... - Он замолчал и нахмурился, словно посчитал этот вопрос слишком неделикатным для дальнейшего обсуждения. - Если - что? - опять переспросила Роми, хотя понимала, что ответ оскорбит ее еще больше. Она с вызовом смотрела на это жесткое, худощавое лицо и мысленно представляла себе, как вонзает ногти глубоко в эту плоть, оставляя навечно свою отметину... - Особенно если из вас двоих с Марком вы были более опытным партнером, - закончил он свое предположение. - Возможно, вы сказали Марку, что вы девственница... - Хотя, естественно, ею не была, так? - едко спросила она. - Значит, ко всему прочему, я еще и лгунья, верно, Доминик? Он пожал широкими плечами, и Роми было видно, как под белой тенниской перекатываются мышцы. - А что тут такого? Это не самое тяжкое из возможных преступлений. Многие женщины притворяются девственницами. Особенно если выходят замуж за человека вроде Марка Акройда - человека, принадлежащего к влиятельным кругам, - продолжал он. - Вы могли решить, что старомодная добродетель девственности будет импонировать старинной аристократической семье, в какую вы собирались войти. - То есть придаст мне большую ценность в их глазах, да? - медовым голоском осведомилась она. - Если хотите, - невозмутимо согласился он, либо не видя, либо просто игнорируя выражение ее лица, которое становилось все более возмущенным. Ожидание тогда могло показаться вам неимоверно трудным, особенно если до встречи с Марком вы вели достаточно активную сексуальную жизнь. Роми ушам своим не верила! Но она хотела, чтобы он сказал все. Пусть говорит самое худшее! Потому что, чем больше он будет разговаривать с ней так, как будто она какая-то дешевая шлюха, тем легче ей будет примириться с мыслью, что между ними никогда ничего не произойдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16