– Чертова девка! Лаоклейна здесь больше нет, чтобы защищать тебя или уложить в постель.
– Даже у твоей силы есть пределы, Руод. Если ты хочешь иметь компаньона в своих непристойностях, то это должен быть тот, кто боится тебя. Я же не боюсь!
Страшно разозлившись, он поднял бочонок к ее рту, больно схватил ее волосы и начал лить эль на ее сжатые губы. Эль разлился по ее лицу, платью и волосам, попал в нос. Задыхаясь, Дара с силой оттолкнула бочонок.
И эту картину увидел ее брат, когда вошел в зал. Следом за ним шли двое мужчин, волоча несчастного Странга. Еще один мужчина, незнакомый Даре, шел рядом с братом. От злости Бранн сжал кулаки. Глаза его сверкали от гнева. Он надвигался на Руода, который упал при его приближении.
Вырвавшись из тисков Руода, Дара безвольно начала опускаться на пол, и в этот самый миг оказалась в руках незнакомца, подхватившего ее.
Дара взглядом следила за Бранном. Он вырвал у Руода его кинжал, а самого его отбросил к стене. Драка длилась не более минуты, но в результате лицо Руода было в синяках и кровоточащих ранах. Бранн не намеревался прощать.
– Ты Макамлейд?
Губы Руода перекосились в гримасе.
– Я ношу это имя, законно или нет, но я не граф Атдаир.
Дара заговорила медленно. Туман застилал ей глаза.
– Именно этот человек убил Кервина и привез меня из Чилтона, а не другой.
– Да, сука, но ведь Лаоклейн переспал с тобой, разве не так?
Бранн снова бросился на него, но незнакомец, державший Дару, позвал двух мужчин. Они вошли в зал. Бранн указал им на Руода, и его схватили.
– Я не буду больше пачкать руки! С этим и его лакеем следует поступить так, как мы поступаем с любым, кто покушается на наших женщин и убивает наш народ. И торопитесь, у нас нет времени.
Услышав слова Бранна, Странг начал настойчиво и трусливо протестовать. Его мольбы оставили отвратительное впечатление. Вместе с молчаливым и все еще неповинующимся Руодом его выволокли наружу. Вой англичан был похож на вой голодных волков рядом с укрывающейся добычей. Крики Странга не были слышны в этом вое.
Звук этот отдавался эхом в ушах Дары, когда она прижимала к ним руки в бешеном усилии устраниться от шума. Когда Бранн подошел к ней, она в ужасе отпрянула от него, не будучи уверенной, что незнакомец все еще ее держит.
– Сколько убийств ради меня, Бранн, сколько? – Он остановился перед ней в недоумении и немного разозленный.
– Я сделал то, что должно было быть сделано.
– Не нужно было совершать ни одного убийства. Я бы предпочла свою собственную смерть даже одному убитому ради меня.
Бранну было двадцать два года. Он был только на пять лет старше Дары, но ему вдруг показалось, что он старше вдвое.
– Ты стала такой же, как мать. Слишком слабой, чтобы смотреть в лицо реальности.
Его слова больно укололи. Она резко ответила:
– Нет. Это ты стал слишком похож на Овеина, грубый, жестокий и… – Она остановилась, ошеломленная своей собственной жестокостью к брату, которого она любила. Слезы застилали ей глаза, она подняла руку, умоляя, но он отвернулся от нее.
Ее возвращение в Чилтон было слишком похоже на ее отъезд оттуда. Во второй раз она горевала по брату, и хотя в этот раз смерть обошла их стороной, Дара снова уносила с собой картины смерти. Растерзанное тело Гервалта лежало во дворе. Еще два безмолвных тела, которые было невозможно узнать, были распростерты рядом с ним. И опять Дара была в руках незнакомца, хотя на этот раз он не был шотландцем с голубыми глазами и жестоким характером.
Лорд Блекдин был смуглым, худым и уверенным в себе. Он говорил с мягким лондонским акцентом, глотая слова. В его руках она была как в убежище и радовалась этому.
Башни Чилтона были подобны пятнам на темнеющем небе. Они проехали под большими арками замка. Был сочельник. Дара была дома.
Еще будучи на некотором расстоянии от Атдаира, Лаоклейн стал предчувствовать недоброе. Непонятный страх заставил его ускорить шаг, несмотря на то, что и лошади, и наездники были очень уставшими. Особенно устала Анна. У нее не было привычки к такого рода изнурительному путешествию, которое они предприняли, покинув Эдинбург. Последние мили были особенно трудны – лошадям приходилось преодолевать сильный ветер и колючий снег.
Предчувствие оправдалось. Братьев встретили угрюмые мужчины. Они обменивались неловкими взглядами, но ничего не объясняли. Лаоклейн и не настаивал… Наоборот, он отвернулся от молчавших людей, страх его возрастал. Он последовал за Ниаллом и его уставшей молодой женой в дом, где было мрачно и пусто.
Лаоклейн прошел в середину зала и громко позвал Гервалта и Дару. Их имена эхом отозвались в пустом доме.
– Тебе никто не ответит. Ни Дункан, ни Фибх, ни полдюжины других. – С ним говорила Лета, стоя на лестнице наверху. Она была, как всегда, аккуратно одета, стройна, как и прежде, только сильно постарела. Она медленно спустилась по лестнице. Ее слова подтверждали опасения. – Ты оставил своих лучших людей защищать Атдаир, многие погибли.
– Дара? – В вопросе слышалась мучительная боль.
– Пока наши люди сражались, пришел ее брат. Руод поплатился жизнью за свою страсть к ней.
– Руод?
– Да, Дункан послал за ним еще раньше… – Она запнулась, глядя на Анну. – Ниалл, уведи свою жену отсюда, ей придется еще достаточно пережить. Не стоит ей слышать самое худшее.
– Нет, – Анна говорила твердо, не давая Ниаллу встать. – Теперь я тоже Макамлейд. Трудности меня не пугают.
Лета смотрела на нее с состраданием, почти удивившись, что жалость и печаль не умерли в ней.
– Да, теперь ты настоящая Макамлейд. Твой отец и твой брат мертвы. Они повели своих людей на защиту Дункана и погибли. Хотя благодаря их подмоге удалось разогнать англичан.
Анна стала белая как полотно и, потеряв сознание, упала на руки Ниалла. Он нежно держал ее, слушая окончание рассказа Леты.
– Они заманили наших людей хитростью. Сообщили о нападении на Кермичил, и Гервалт послал их на отражение атаки. Их окружили недалеко от замка. Гервалт был один, когда пришли Руод и Странг, он один охранял англичанку.
– В честной схватке с Руодом он бы не погиб. – Лаоклейн злился и горевал одновременно.
– Да, – согласилась Лета, – в честной схватке – нет.
– Где же наши погибшие? – спросил Ниалл.
– Они лежат в замке Кермичил. – Она посмотрела в сторону Лаоклейна, – Все, кроме Гервалта. Я отнесла его наверх. Он там, в твоей комнате.
Лаоклейн направился к лестнице, остановился и вернулся назад.
– А Дара, она захотела поехать с этим сукиным сыном, убийцей?
– Когда они увозили ее отсюда, она гневалась, но не сопротивлялась.
Когда Лаоклейн вернулся в зал через несколько часов, его ждал Ниалл. Анну, ослабевшую от рыданий, уложили в постель. Лета была наверху, утешая Кинару, которая лежала и ругалась, что ее ребенок, дочка, осталась жива.
Лаоклейн видел лишь свою комнату, напоминавшую теперь могилу. В ней горели свечи в память о том, кто был неотъемлемой его частицей, а сейчас был мертв.
Братьям подали наскоро приготовленную еду. Во время еды братья спорили. Решение вопроса было настоятельным, и все же у братьев были разногласия. Ниаллу не терпелось, он был готов взяться за оружие и воевать, а Лаоклейн сдерживал его гнев.
– У нас нет людей.
– Да одно твое имя может поднять столько, сколько нам нужно, и даже больше.
– И повести их на смерть. – Был суровый ответ. – Чилтон как раз этого и будет ждать. Несомненно также то, что войска Генри стоят вдоль границы. Один человек может пройти, если пойдет осторожно. Может быть, горстка людей, но не больше.
Ниалл посмотрел на брата настороженно, когда раздался тихий голос Анны. Ни один из них не заметил, как она неслышно вошла. На ней была белая воздушная ночная рубашка, которая подчеркивала ее хрупкость. Ее глаза были красны от слез, губы были в трещинах, потому что она кусала их, пытаясь остановить свои рыдания.
– Милорд, убили и моих родственников, а Ниалл мой муж. Кто же еще отомстит за них?
Лаоклейн тихо ответил:
– Я горюю вместе с тобой. Мне жаль тебя. Твоя семья – моя семья. Мне жаль воинов, которые воевали рядом со мной так много лет. Но я больше не поведу людей на смерть, а особенно моего брата. Возможно, ты уже носишь его ребенка. Нет, – он посмотрел на них обоих, – то, что нужно сделать, я сделаю сам.
Анна медленно кивнула головой, понимая, как легко потерять Ниалла, который может пасть от английского клинка. Она не выдержит этого.
Ниалл задал вопрос, который не решалась задать Анна:
– А как насчет сестры Чилтона?
Лаоклейн вспомнил свою клятву держать ее у себя и грустно улыбнулся. Лета спокойно сказала:
– Она может стать свидетельницей смерти своего брата.
– А после того, как ты возьмешь реванш?
– Я отправлюсь в Галлхиел.
ГЛАВА 14
Замок Кермичил открылся взору неожиданно, сквозь пелену тумана. Изнутри доносились пронзительные крики и мольбы о помощи и милосердии. Истекающую кровью крепость окружали холмы. Причитания по мертвым разносились по крутым склонам. Тучи заволокли небеса, их не освещали ни звезды, ни луна. Чувство одиночества было удушающим.
Дара в ужасе проснулась от ночного кошмара, потом молча лежала в напряжении, пытаясь побороть беспричинный страх. Она прерывисто дышала, сердце билось так сильно, что она ощущала боль. Она не могла справиться с ознобом, но, наконец, пульс ее стал спокойнее, ее волнение постепенно улеглось. Она села и отодвинула балдахин.
Она была в своей собственной комнате, вокруг – с детства знакомая мебель. Стены отделаны дубом. Деревянные панели мягко отсвечивали пламя в большом камине. На каждом окне висели шторы шириной во всю стену. Они были закрыты и не пропускали дневной свет в комнату. Дара опустила ноги и встала на толстый меховой ковер, прошла по комнате и широко открыла ставни одного высокого проема, ведущего на небольшой каменный балкон. Было поздно. Солнце уже светило над вершинами деревьев в долине. Она печально улыбнулась. Несомненно, спать ей помогло лекарство Милдред, тайком налитое ей в молоко с бренди. Она вздохнула. Это была тяжелая ночь после почти бесконечного дня.
Она и Бранн помирились, но нежные слова раскаяния залечили не все раны. К ее чести, она не дала волю своему чувству горького осуждения, когда по пятам за ними прибыл Овеин. Она попридержала свой язык, но для этого ей пришлось укрыться в своих покоях. Она не могла оставаться с дядей в одной комнате. После этого она видела лишь Милдред, и сейчас она пришла к Даре, как только поняла, что та встала.
Дара радостно встретила Милдред, так как знала, что та не будет задавать вопросы, на которые она не сможет ответить. Она никогда не была нежной утешительницей, скорее была крепким бастионом. И Дара никогда не нуждалась в ней так, как сейчас.
Она вошла, ворча на холодный ветер, который обдувал ее молодую госпожу.
– Лучше закрыть окно, иначе заболеешь, умрешь, и в этой семье будет еще одно горе. Я уже с утра приготовила горячую воду, чтобы ты искупалась.
– Я бы сделала это гораздо раньше, если бы ты не заставила меня так крепко спать.
– Не дерзи, ты не у шотландцев.
Вышитая штора защищала Дару от сквозняка. Она вымыла волосы и искупалась, наслаждаясь теплой водой и душистым мылом. Искупавшись, она надела теплый шерстяной халат, который Милдред держала наготове. Одеваясь в свою собственную одежду, она чувствовала себя неуютно, одежда казалась незнакомой.
Милдред хотелось бы видеть ее в другом халате, а не этом, который выбрала Дара, но темно-зеленый цвет шел ей. Старой женщине не нравилось, что расцветка халата была гладкой, даже юбка, обтягивающая бедра, была из того же темного материала.
Причесывая ее волосы, Милдред оставила их распущенными, завязав шелковой зеленой лентой лишь один тяжелый локон. Дара удивилась тому, что она так долго задержалась у своей шкатулки с драгоценностями. Она и не знала, что они ей так нравятся. После долгого размышления она выбрала красивую нитку жемчуга, которая когда-то давно украшала свадебное платье ее бабушки, матери ее отца. Джоселин не оставила подарков на память своей дочери.
По своей собственной просьбе Дара занимала эти комнаты в башне с двенадцати лет. Внизу башни были владения Милдред. Там ночью она следила за незамужними служанками. На следующем этаже была утренняя комната Дары, над ней – ее спальня, куда вела небольшая лестница, покрытая толстым ковром. Каменные стены толщиной в восемь футов были отделаны деревом, на полу лежали ковры.
Когда они спускались с Милдред в зал, Даре на память все время приходили те жестокие слова, которые она бросила в лицо Бранну при их встрече. Хотя он и простил ее, она чувствовала свою вину. Он рисковал жизнью ради нее, а она обвиняла его, как некоторые другие. Это гордость заставляла ее быть верной обещанию, данному Лаоклейну. Если бы она пренебрегла гордостью и покинула замок, она могла бы предотвратить кровопролитие, которое теперь ложится тяжким грехом на ее миролюбивого брата.
Дара остановилась на лестнице около своей утренней комнаты и шагнула в полумрак. Милдред шла за ней, освещая путь мерцающей свечой, которую зажгла от свечи в канделябре. Золотистый свет отражался на темном дереве и мягких коврах. Милдред шла, причитая о пыли, которая пробралась в самые незаметные уголки. У небрежных слуг могли быть из-за нее неприятности. И когда Дара провела пальцами по плотной парче и панелям из грецкого ореха, ее поразило сходство этих материалов. Она не хотела никаких дальнейших изменений в своей жизни, даже самых небольших.
Бранна, искавшего ее, привлек свет свечи и резкий голос Милдред. Стоя у двери, он позвал ее. Дара повернулась к нему с улыбкой.
– Ничего здесь не изменилось, Бранн.
– Кто решится поменять здесь что-нибудь? – ответил он. Взял ее руки в свои и поцеловал в щеку. Ни он, ни она не заметили, как ушла Милдред.
– Никто, конечно, но многое изменилось…
Оба замолчали, через минуту он очнулся и сказал, что ужин готов и их гость ждет ее за ужином.
– Овеин, – спросила она напряженно, – его нет?
– Нет, – заверил Бранн. – Его нет и вряд ли он будет снова. Цена его союза была слишком велика. Нас ждет только лорд Блекдин.
Даре не хотелось разговаривать с незнакомцем, она все еще неловко себя чувствовала. Она даже не могла вспомнить, как он выглядит, помнила лишь резкие красивые черты и проницательные глаза. Но она чувствовала, что для Бранна их знакомство является важным, и поэтому она вынуждена угождать ему. И угодила бы, если бы Бранн был более терпелив.
– Мерлион для меня был больше, чем друг. У него высокое положение при дворе. Его советы ценятся так же, как и его ум.
Дара улыбнулась:
– Ничто так не важно и не ценно, как его преданность тебе. Она заслужила мою благодарность.
– От тебя ему нужно больше, чем благодарность, и я пообещал ему больше.
Она широко раскрыла глаза, не веря ему.
– О нет, Бранн, не строй таких планов относительно меня.
– Я дал слово, Дара.
Она ошеломленно смотрела на него.
– Я говорю: нет!
Его молчание было упреком, и она добавила:
– Ты что, не знаешь, чего мне стоили эти последние несколько месяцев? Дай мне спокойно прийти в себя.
Он не мог выдержать ее недовольства.
– Это не произойдет скоро. Ты можешь не спешить.
– Мне не нужно время для ответа, Бранн. Я выйду замуж по любви.
– Как сделала Джоселин, но только ничего хорошего из этого не вышло.
Дара сжала кулаки.
– Дважды ты сравнил меня с нашей матерью и, возможно, справедливо. Мы привыкли считать ее слабой, но была ли она такой? Нужна ли сила для того, чтобы терпеть невыносимое существование? Разве это слабость, когда берешь будущее в свои собственные руки, как бы труден ни был путь впереди? Да, эгоистичная, я допускаю, но слабая? Я не думаю, Бранн.
Она повернулась и оставила его. Неожиданно он удивился, что всегда считал свою сестру послушной.
Мерлион поступил правильно, что приветствовал их без каких-либо признаков нетерпения. Он увидел девушку поразительной красоты. Лицо ее было сосредоточенно и решительно. Мерлион низко поклонился, по всем правилам двора, и взял ее за руку.
– Леди Дара! Мне доставляет удовольствие видеть вас невредимой, видеть, что вас не коснулась шотландская жестокость. Девушка не из знатного рода была бы унижена.
Его тон заинтриговал ее, в нем безошибочно угадывалась ирония, а не сочувствие.
– Оскорбление не всегда видно, милорд.
Он кивнул головой и выпустил ее руку с неохотой, или, по крайней мере, сделал такой вид. Она заметила, что он подозрительно за ней наблюдает, когда искусно ведет разговор за столом, рассказывая истории и сплетни Лондона, осторожно избегая упоминания Маргарет и ее помолвки с шотландцем. Дара мало ела, а пила еще меньше. Она старалась не поддаваться горьким воспоминаниям о своем последнем ужине за этим столом. Кервин тогда сидел рядом с ней.
Мерлион уверился в ее сильном духе, а Бранн почувствовал упрямую гордость в своей непокорной сестре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28