А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Тем не менее вслух Володя вежливо заметил:
– Спасибо, тронут.
Его не обманула Ликина улыбка, вся эта порывистость, беззаботность.
Он закурил сигарету, пододвинул пачку к Вронской и, бросив взгляд на часы, решил:
«Минут сорок есть. Что-то мне она не нравится. Наверное, опять куда-то влезла. Ох, с нее станется».
– Я не курю, – равнодушно сообщила Лика. – Кстати, представляешь, какая я «молодчина»! В аэропорту вместе с последней пачкой сигарет телефон в урну выбросила. Эффектно, да? Хотела тебе позвонить, а сотового нет. Короче, дорогой, все, завязала. Курение убивает.
Володя аж подавился дымом. Доселе мадемуазель в списках адептов здорового образа жизни не значилась. Ее без сигареты на этом подоконнике и представить нельзя. Что же с ней случилось в этом Париже?
– В том-то и дело, что ничего. Ничего не случилось. А должно было нагрянуть счастье. Но оно не пришло! Все у меня было, Володечка. Мужик офигительный. Я на него так и не насмотрелась. Такой красивый – и мой. Не верила. Любит он меня. С бытовой точки зрения – все условия. Представляешь, из окна квартиры открывается вид на Сену и Сорбонну. А не смогла! Кажется, не прижилась и вряд ли впишусь в ту жизнь. Раньше думала, не важно, где жить, важно – с кем. Родина, уродина, а она нам нравится…
Закончить цитирование Юрия Шевчука у Лики не получилось. По щекам побежали слезы, и Седов досадливо крякнул. Санта-Барбару развела тут, понимаешь. Сил на это смотреть нет никаких. Свидетельница, кстати, вот-вот на допрос придет, и что она, интересно, о следовательских методах подумает, увидев эту всхлипывающую сырость?!
Вронская принялась оправдываться:
– Прости, Володь. Торможу. Плохо мне. И идти некуда. К родителям в таком состоянии не заявишься. Те подружки, которые не писательницы, на работе. Те, которые писательницы, – дрыхнут. Все же мы, графоманы, книжки по ночам ваяем, днем почему-то не получается. И вот я сошла с самолета, а податься некуда. И там, во Франции, не могу, и здесь все уже непривычно. Я, наверное, бестолковая, да, Володь?
«Не то слово, и живешь, и пишешь по-дурацки», – подумал Седов. И сразу же вспомнил – жена Людмила млеет, читая про все эти сопли в книжках Вронской. Бабы, чего с них взять!
Почувствовав не самое оптимистичное настроение следователя, верная Амнистия просвистела над Ликой зеленой кометой и со снайперской точностью нагадила ей на обтянутое светлыми джинсами бедро.
– У тебя все по-старому, – сквозь слезы улыбнулась Вронская. – Подай мне салфетку для ликвидации «привета».
Следователь протянул ей бланк протокола допроса и вздрогнул. По громкой связи дежурный сообщил:
– Володя, на выезд срочно, труп мужчины, обнаружен в квартире по адресу…
– Я с тобой, – быстро сказала Лика, спрыгивая с подоконника.
– Нашла развлечение, – сквозь зубы процедил Седов.
Но, увидев отчаянную мольбу Ликиных зеленых глаз, капитулировал мгновенно. Не надо ее сейчас одну оставлять. Такой тоскливой безысходности на лице Вронской не было даже тогда, когда ей приходилось попадать в серьезные переделки.
* * *
Участковому милиционеру Петру Васильченко не везло. Причем не везло ему уже три дня подряд. Он даже начал беспокоиться, решив, что попал не в черную полосу, а в настоящее море. Или, не приведи господь, какой-нибудь черный океан.
Впрочем, вначале, как говорится, ничто не предвещало беды. А напротив – очень даже приятное времяпрепровождение.
– Ничего себе, – присвистнул Петр, когда в отделении появились две симпатичные девахи. – Что бы у вас ни случилось, красавицы, рад вас видеть. А то, понимаете, наша служба и опасна, и трудна.
Девахи переглянулись, важно покивали.
– Догадываемся, – сообщила рыженькая, как лисичка, девчонка, – и даже собираемся поступать в Академию МВД.
– А для того чтобы получить представление о будущей работе, – присоединилась к разговору брюнетка, – мы решили пообщаться с теми, кто уже выбрал эту профессию. Только…
На ее лице отразились сомнения, и Петр мгновенно догадался, о чем девушка думает. Не выглядел Васильченко на свои тридцать пять. Наследственное это. Все мужчины в их роду вот такими пацанами-пионерами до старости остаются, окружающих смущают. Он уж и усы отпустил для солидности. Но не помогло.
«Надо ковать железо, пока горячо. Невеста уехала, при ней не забалуешь», – молниеносно прикинул Петр и небрежно продемонстрировал девахам фотоснимок. И не абы какой, а где старший оперуполномоченный Васильченко стоит рядом с самим министром внутренних дел. И даже о чем-то важно как будто беседует.
Беседовали, как же, делать больше нечего таким начальникам. Не удержался Петр от соблазна сфотографироваться, торжественное собрание было и концерт в честь Дня милиции. Ребята министра остановили, ну и Васильченко присоединился. Отчего ж не сфотографироваться, тем более – за компанию. Вроде как не он сам, этакий колхозник, к старшим по званию пристает.
Однако девочкам об этом знать совершенно не обязательно.
Снимок произвел впечатление. Рыженькая «лисичка», Танюша, даже согласилась помочь Петру культурно скрасить досуг. И сходить с ним в кино.
Замечательно все в кинотеатре вышло. Целовались, на экран почти не смотрели. Петр по коленкам ее гладил, Танюша руку его не отталкивала. И вот, когда, казалось бы, то, что так замечательно началось, имело все шансы завершиться столь же прекрасно, «лисичка» лукаво заявила:
– Что ты, Петя, какие гости. Мне же шестнадцать лет!
Васильченко аж задохнулся от возмущения:
– А кто говорил про девятнадцать?! Кто твердил, что уже работает, что в прошлый год не поступил?!
Извинившись и хихикнув, Танюша упорхнула, и разве у Петра осталось много вариантов действий? Да один-единственный! Только утопить разбитое сердце в водочке, что он и сделал с коллегой и лучшим другом Колькой. И весь вечер жаловался на акселерацию. «Лисичка» выглядела минимум на двадцать, а вот поди ж ты, оказалась малолеткой!
«Завтра будет лучше, чем вчера», – оптимистично решил Васильченко, приканчивая на пару с приятелем литровый пузырь.
Но когда это самое завтра пришло…
– Петя, что все это значит?! – Голос невесты Верочки в телефонной трубке дрожал от слез. – Я уехала навестить бабушку, а ты сразу по девкам!
– Почему сразу? – спросонья Петр совершенно не соображал, отчего Верочка так возмущена. Он, кстати, и не сразу. День выждал. И ничего же не было. К сожалению, не обломилось. Холостой выстрел, ложная тревога. Чего ж возмущаться!
– Меня нет рядом всего два дня, а ты уже учишь профессии молодых девчонок! И если бы профессии! Не звони мне больше, негодяй! Между нами все кончено!
Голова раскалывалась неимоверно. Васильченко уже почти убедил себя, что ему приснился кошмар, но вновь противно задребезжал телефон. Речь дорогой маман в точности дублировала Верин спич, и тут Петр наконец начал просыпаться.
– На всю страну опозорили. В газете пропечатали, – всхлипывала маман. – В рубрике «Засада»…
«Понял, не дурак, – тоскливо подумал Васильченко. – Газетный вариант программы „Розыгрыш“. Только прикалываются они над людьми попроще, не такими известными. И как я не признал этих девах, там же фотки их печатают… Да, классно они мужика в прошлом номере развели, сказали, что он папашей ребеночка скоро станет».
Потом Петр вспомнил, что это был позапрошлый номер. А героем последнего является он собственной персоной.
И нет чтобы хоть кому-то из знакомых пришло в голову промолчать о прочитанном! Все ехидничали – начальство, друзья, знакомые. А уж бабки с участка как злорадствовали! Верочка еще пару раз звонила, плакала, ее тоже доставали.
Разве после такой оказии оставалось много вариантов действий? Пузырь, пузырек, утопи мои печали.
Они с Колькой квасили и прикидывали: как поступить в данной ситуации? Потребовать опровержения? Сделать вид, что девах этих в отделении вообще никогда не было? И что журналистки придумали всю эту историю, чтобы опорочить светлый образ старшего оперуполномоченного Петра Васильченко?
– Эх, Петя, ну ты сам подумай. Кому ты мог дорогу перейти? А? Чтобы все поверили этой лапше, якобы провокации? Подросткам, которые магнитолы тырят? Бабушкам сварливым? И потом, они же сто пудов с диктофоном приходили. Не отбрешешься ты, не выйдет!
К сожалению, Колька оказался прав. Выпутаться из этой истории, хоть как-то сохранив лицо, было абсолютно невозможно. И за это тоже надлежало выпить.
Следующим утром, переживая муки абстинентного синдрома, Васильченко честно пытался оформлять бумаги. Но дело было ясное, что дело это темное. И что после нескольких дней возлияний требуется лекарство. Так как до конца рабочего дня можно и не дожить.
Друг Колька как никто другой понимал верность принятого решения. Он сгонял в ближайший магазин, принес пузырь и банку соленых огурцов. Васильченко достал из тумбочки стопки, и…
Рыженькая и брюнетка! Стервы, тут как тут, и не стыдно им после учиненной подставы в этот кабинет заходить!
Петр быстро накрыл стопочки мерзкой газетенкой со статьей про «развод» себя, любимого.
И, сурово насупив брови, хотел на девах прикрикнуть что-то вроде того: «Да как вы могли! Как посмели!»
Но прикрикнуть он не успел, так как девушки затараторили, перебивая одна другую:
– Мы на третьем этаже живем. Соседки. Восемнадцатый дом, корпус два.
– И пешком ходим, фигура и все такое!
– И вот идем и видим.
– А там на втором этаже только одна квартира!
– Кровь через дверь протекает, струйкой.
– Дверь не заперта, я ее толкнула, а там…
– А там… кажется, он мертвый… У самого порога лежал. Но мы «Скорую» все равно вызвали. И сразу к вам…
Девицы, как по команде, зашмыгали носами и хором поинтересовались:
– Можно водички?
Колька плеснул в два стакана воды из графина, а Петр почесал затылок. Хоть башка и раскалывалась, понял, не дурак. Плохо все за той дверью.
А проживает на втором этаже дома номер восемнадцать известный антиквар Иван Никитович Корендо. Таких случайные собутыльники не убивают. Был недавно случай на участке: один алкаш замочил другого. Устал, наверное, притомился. И лег отдохнуть прямо рядом с трупом, взяли убийцу тепленьким. Здесь такой халявы не будет, это точно.
А тут профессия у Корендо соответствующая. И кражи в Эрмитаже недавно были. «Короче, дожили, – решил Васильченко. – И до Москвы эта беда докатилась. Что ни говори, опасное дело – антиквариат».
Пока Колька переписывал координаты девах, Петр позвонил в прокуратуру и РОВД. И, захватив папку, помчался к дому номер восемнадцать.
Его сильно тошнило. И все время хотелось пить.
Ну, не черный ли океан? Чернющий!
* * *
Лика смотрела на залитый кровью затылок мужчины, и в ее горле стоял комок. К смерти невозможно привыкнуть!
Журналистский рефлекс – излагать на бумаге только то, что знаешь, – вынуждал и при написании детективов въедливо изучать «матчасть». Приходилось пробиваться в морги, находиться рядом со следователями, когда те осматривали место происшествия, посещать тюрьмы и суды. А как иначе описывать все это в романах? Это же не фантастика! А на одном Интернете далеко не уедешь. И за те несколько лет, что Лика писала книги, она получила полное представление о вскрытии тел, экспертизе, стадиях расследования.
У нее были знания и опыт. Отсутствовали страх и брезгливость. Но теперь, при виде слипшихся красных от крови волос лежащего в коридоре лицом вниз мужчины, ей хотелось рыдать.
Человеческая жизнь – это чудо, бесценный дар. Невозможно абстрагироваться от эмоций и равнодушно смотреть на то, как какой-то урод – совершенно не важно, по каким мотивам! – разбил, растоптал, уничтожил чужую судьбу.
– Ты закончил? – спросил судмедэксперт Александр Гаврилов у щелкающего фотоаппаратом криминалиста Сергея Бояринова. Тот сделал еще несколько снимков и кивнул:
– Все, можно переворачивать.
Александр Гаврилов откуда-то незаметным движением извлек резиновые перчатки. При натягивании они едва слышно скрипнули. И эксперт скептически посмотрел на лежащее ничком тело.
– Он крупный. Помогите мне.
Возле Лики, распространяя запах перегара, протиснулся молодой усатый мужчина в милицейской форме. Присев на корточки, он вдруг икнул и покраснел. Седов оторвался от схемы, которую старательно вычерчивал, но ничего не сказал.
– С бодуна дядя, – пробормотал Вронской на ухо оперативник Паша. – Некоторые участковые пьют по-черному. Их сумасшедшие бабки так достают – до белой горячки допиться можно.
– Он еще теплый, – заметил судмедэксперт. А посмотрев на лицо убитого мужчины, Гаврилов добавил: – И трупных пятен еще нет, хотя затылком вверх лежал. Значит, его убили меньше полутора часов назад. Быстро тело обнаружили, это хорошо. Сейчас пятнадцать часов двадцать минут. Считайте…
– Я знаю этого человека, – тихо сказала Лика.
Седов ухмыльнулся:
– Кто бы сомневался! Рассказывайте, гражданка, в каких отношениях состояли с потерпевшим?
– Ни в каких! – огрызнулась Вронская.
На полном лице следователя появилось виноватое выражение, и он опять занялся бумагами.
А Лика мысленно снова вошла в кабинет Ивана Никитовича.
…У Корендо имелся офис, расположенный в центре, на Новом Арбате.
Она вошла и вновь замерла от восхищения. Конечно, всем хорошо известно, что Иван Никитович – преуспевающий антиквар, коллекционер. В некотором смысле – меценат, потому что купил на аукционе коллекцию работ авангардистов и передает их Третьяковке, в связи с чем журналисты и проявили интерес к этому человеку. Однако Вронская не ожидала, что он окажется таким красивым!
Видимо, в его жилах текла и южная кровь. Тип лица Ивана Никитовича можно было назвать славянским, разве только разрез глаз чуть отличался. Но краски, цвета! Смуглая оливковая кожа, гладкая, манящая. Яркие, четко очерченные губы, горящие влажные глаза! Гены восточных предков смешались с русской кровью в сногсшибательную комбинацию.
Иван Никитович относился к числу тех людей, которые прекрасно осведомлены о том, каким оружием владеют. Поговорив об авангардистах, он стал обольщать Лику по всем правилам. Выразительные взгляды, жалобы на одиночество, намек на возможный совместный ужин или уикенд.
Лика сделала вид, что не понимает, о чем речь, и тогда ладонь Ивана Никитовича опустилась на ее колено.
– Давайте дружить, – улыбнулась Лика. – Я напишу про вас хорошую статью. Иван Никитович, слава лучше секса.
Он обиженно поджал губы и встал с кресла, давая понять: разговор закончен.
Как правило, интервьюируемые всегда звонят журналистам, чтобы поблагодарить за публикацию. Звонка от Корендо Лика так и не дождалась. Возможно, антиквар все же считал, что секс лучше славы.
Лика не обижалась на Ивана Никитовича. Только смотреть на его фотографии, часто размещаемые глянцевыми журналами, она без волнения все равно не могла. Красота – мужская или женская – никогда не оставляла Лику равнодушной. Правда, что касается красивых мужчин, то Вронской было вполне достаточно эстетического удовольствия от созерцания. Случайные связи, считала она, это так утомительно и скучно…
…– Я закончил, мы можем перейти в комнату, – сообщил Александр Гаврилов, складывая линейку, которой он измерял рану на затылке покойного. – Володь, ты успел записать?
– В лобной области справа в 2 сантиметрах от серединной линии и на 178 см выше уровня подошв расположена рана веретенообразной формы размерами 5,5 на 0,6 сантиметра. От нижнего края раны идет горизонтальный потек, – прилежно зачитал Седов.
Эксперт удовлетворенно кивнул, и Лика вытянула шею, стараясь поскорее осмотреть интерьер. Оперативно-следственная группа уже побывала в квартире, и Паша даже успел проболтаться: в гостиной рядом с лужей крови валяется небольшая мраморная статуэтка. Ею-то убийца и нанес роковой удар несчастному антиквару. Однако быстрой мгновенной смерти не случилось. Истекая кровью, Иван Никитович пополз к двери. Вряд ли эти действия являлись осознанными, вызвать помощь по телефону было бы куда проще.
Пройдя в гостиную, Вронская с любопытством осмотрелась по сторонам. Похоже, Корендо жил один. Мужские глянцевые журналы, брюки на спинке кресла, только мужская туалетная вода на полочке, рядом с причудливыми фарфоровыми чашками. Примерно так и должно выглядеть жилище красивого неокольцованного антиквара: много предметов старины и вещи, которые, похоже, принадлежат только ему.
– А картин-то здесь сколько, мамочки! – воскликнул из-за стены оперативник Паша. – Нам повезло, что его не в этой комнате мочканули. Заколебались бы описывать!
Внезапно в помещении воцарилась тишина, и это отвлекло Лику от ее умозаключений.
Оперативник прикусил язык, эксперты перестали переговариваться, и даже всхлипывающая в углу комнаты понятая, полная грузная женщина, зажала рот платком.
Оказалось, в луже крови, рядом с окровавленной шкурой какого-то животного, находился сотовый телефон.
1 2 3 4 5