— Он что-то хочет, я только не пойму, — Катя подвела его к Павлову.
— Э, брат, погоди минутку, — сказал тот. — Уже идем. Летим!
— А что он хочет? — полюбопытствовала Катя.
— По делам хитрым и важным.
— Ой, — она засмеялась. — Тогда давайте мы сами разберемся. Где тут хитрый дом?
— Женский как раз в конце коридора, а в мужской бежать надо вниз.
— Не надо никуда бежать. Чен Э — ручку!
Павлов улыбнулся ей вслед.
— Что, хороша? — спросил его Кравченко, когда Катя их покинула. — Журналистка. Криминальный обозреватель. Талантливая.
— Твоя?
— Моя. — Это прозвучало так, что больше на этот счет Павлов вопросов не задавал.
На обратном пути Катя заглянула в кабинет Балашовой.
Она и Мещерский обсуждали свои дела.
— Поездка в Олдовайское ущелье для нас крайне важна, — вещала старуха профессорша, смоля сигарету. Мундштук она держала элегантно, но старомодно. — А если ваша экспедиция снимет фильм обо всем, ему не будет цены. Мы на следующий год будем готовить специальную экспозицию, посвященную Луису Лики. И фотоснимки нам просто необходимы. А уж фильм! На вас, Сереженька, вся надежда. Но поверьте мне, старой, Олдовай стоит того, чтобы там побывать!
— Какое название, точно колокольчик. Это от английского «old way» — «древний путь»? — поинтересовалась Катя.
— Интересная аллегория, — Балашова улыбнулась и выпустила дым из ноздрей. — Вот уговариваю вашего друга посетить во время экспедиции Олдовайское ущелье в Танзании. Тридцать лет назад там было сделано одно из величайших открытий двадцатого века. Сотрудник музея в Найроби Луис Лики нашел там ископаемые останки двух удивительных созданий, перевернувшие все представления о нашем возрасте.
— Возрасте? — Катя села на старый кожаный диван. Чен Э пополз на ее колени.
— Возрасте человека и человечества в целом. Мы узнали, что, оказывается, мы гораздо старше, чем думали прежде.
— А кого там нашли, Нинель Григорьевна?
— Лики нашел там ископаемый череп обезьяноподобного существа, названного им австралопитеком. И там же впоследствии обнаружил остатки черепа, кости и стопы существа гораздо более прогрессивного, названного им Homo Habilis — Человек умелый. Они, как ни удивительно, жили рядом друг с другом. С тех пор в ущелье ведутся постоянные работы. Поэтому наш институт, благо оказия подоспела, — Балашова улыбнулась Мещерскому, — жаждет получить оттуда самые свежие новости.
— Нам придется несколько изменить маршрут, но… ну что ж… — Мещерский подергал себя за черные щегольские усики. — В общем, это все не так уж и сложно. Все дело в деньгах. С финансами у нас напряженка. На путешествия гроша не выклянчишь.
Балашова потушила сигарету в мраморной пепельнице.
— И все же, голубчик, попытайтесь. На вас последняя надежда. Думаю, ваше путешествие в Африку незамеченным не пройдет. Конечно, прежде вам здесь, в нашем музее, придется покопаться, чтобы уяснить, что нам будет нужно в первую очередь. Я вам с радостью во всем помогу.
— Договорились, Нинель Григорьевна.
— И вы тоже заходите в любое время, — Балашова кивнула Кате. — Всегда будем вам рады.
— Спасибо. Приду. Но я хотела спросить: почему ваш музей закрыт для посетителей?
— Ну, наша экспозиция представляет интерес только для научной работы. Нынешняя молодежь, думаю, больше увлекается показом мод и телевизором, чем древними костями. Это и правильно, в общем: оставим тлен и прах седым старикам, «юность любит радость». — Балашова поднялась из-за стола.
Мещерский и Катя тоже встали: аудиенция окончена. Катя заметила, что ее последний вопрос слегка задел старушку — она как-то слишком быстро увильнула от прямого ответа.
«Впрочем, наверное, мне просто показалось, — подумала Катя. — Какие такие тайны могут скрываться в Музее антропологии?»
На Москву опускался благодатный июльский вечер: жара спала. Вся честная компания стояла у дверей музея.
— Ну, Вить, а теперь надо сполоснуть встречу, — распорядился Кравченко. На удивление тихий и скромный в музее, он на воле распускал свой павлиний хвост. — Тут ресторанчик есть как раз в твоем дальневосточном стиле. Вспомним-ка былые дни, махнем, друзья, туда, где много музыки и женщин!
— Нет, я пас с рестораном, — Павлов взял мальчика за руки. — Устал? Нам домой пора.
Катя почувствовала, что отказывается он именно от ресторана. В душе она обругала Вадьку: можно ли быть таким болваном? Зовет приятеля туда, куда нормальным людям (не телохранителям у «золотых мешков») ходить давно уж не по средствам. Вадька, положим, нечасто тоже себя балует, но сегодня, однако, не радушие, а хвастовство его взыграло: мол, подивись на меня, однокурсничек, какой я богатый и шикарный. А когда В. А. Кравченко хвастается — он денег не жалеет.
— У меня, Вадя, зарплаты не хватит в такие рестораны ходить, — сказала она с усмешкой. — Да и что в такой вечер под крышу забиваться? Пойдемте лучше на Москву-реку, на теплоходе покатаемся. Там и бар есть, и сосиски горячие.
Столь демократичное предложение пришлось по вкусу всем.
У кинотеатра «Зарядье» они подкараулили на пристани теплоход и отправились по реке до Филей и обратно.
На теплоходе ехала одна молодежь: и влюбленные парочки, и студенты с гитарой и подружками. Они пели так весело, что в конце концов раззадорили и Катиных спутников. Сначала было взял гитару Мещерский, но тут же передал ее Павлову:
— Вить, тряхни стариной. Покажи нынешним студиозусам, как пели в свое время седые ветераны.
Павлов ломаться не стал. Он пел такие шедевры, как: «Лежат в тазу четыре зуба», «Проснулся я негром», а также знаменитые песенки Юлия Кима. У него был отличный голос и недюжинный актерский дар, Катя смеялась до слез.
Обессилев от смеха и песен, они пили пиво и кока-колу на верхней палубе, ели горячие сосиски и смотрели, как мимо них проплывают гранитные набережные. Над парком культуры взметнулся фейерверк: серебряные стрелы падали в черную воду. В парке гуляла ночная дискотека. Освещенное огнями колесо обозрения казалось огромным фантастическим солнцем — оранжево-лимонным в синей ночи.
— Вон мой дом, — Катя указала Павлову на Фрунзенскую набережную.
— Хорошие места здесь: река, парк напротив. Я вот на Автозаводской живу. Один мазут у нас, — он кивнул на Чен Э, оседлавшего его плечи. — Лето в самом разгаре, вот отпуск взял — хотел дачу на месяц снять, чтобы пожить нам где-нибудь в тишине. Так загвоздка: что-то все вариант подходящий не попадается. То больно далеко, то дорого.
— Вам нужна дача? Я узнаю, у меня друзья в Каменске. Там иногда дачи сдают на Канале имени Москвы.
— Вот это было бы здорово! — Павлов улыбнулся. — Можно вам позвонить?
— Я в понедельник узнаю. Звоните вечером, или давайте-ка я лучше сама вам дам знать.
Он написал ей телефон в ее блокноте.
А теплоход все плыл и плыл… Этот вечер на реке Катя вспоминала долго. Особенно фейерверк над парком. Это был ее последний спокойный вечер в том жарком июле. Она даже не подозревала, с ЧЕМ столкнется в последующие дни.

Глава 6
КАМЕНСКИЕ СЮРПРИЗЫ

В понедельник, дождавшись окончания оперативки, Катя двинулась в розыск на разведку. Колосова она застала на пороге кабинета — он куда-то торопился.
Это вечно занятое, хмурое и хриплое существо — начальник отдела убийств — напоминало Кате шаблонный тип полицейского из французских боевиков: этакий бурбон, который на поверку может оказаться не таким уж бурбоном. Только вот если курить будет поменьше. И пить тоже… И если попадет в хорошие женские руки.
Глаза у него красивые. И молодой он еще. Но во взгляде — жесткость. И в упрямой складке рта — жесткость. А на правой руке — бинт: бандитская пуля. Весьма живописно, да… этакое воплощение грубоватой мужественности и отваги. (Еще бы к этому капельку ума!)
— Привет, привет, Катерина Сергеевна, — Колосов, стоя в дверях кабинета, явно не собирался пускать ее внутрь. — Ко мне?
— К тебе.
— А я, к великому моему огорчению, уезжаю.
— В Каменск? — Она не терпела, когда ее вот так сразу отшивали.
Колосов только прищурился.
— Ты обещал, дал честное слово, что когда-нибудь поможешь мне с репортажем о конкретной работе по конкретному делу, — Катя тихонько двинулась вперед: грудью взять неприятельский редут!
— Ну, обещал. И что?
— По-моему, сейчас самый подходящий случай воспеть деяния и подвиги доблестного областного уголовного розыска.
— Да? — Он удивленно приподнял брови. — Неужели?
— Я в Каменске работала, я многих знаю, я… И потом, убийство ребенка — это…
— Донесли уже. Успели. От кого только информация утекает? Дознаюсь — язык оторву.
— Убийство ребенка, — сказала Катя твердо, — это такой случай, когда ты должен быть благодарен любой помощи, если ее тебе предлагают. Тут все может пригодиться. Даже я и…
Никита смотрел на нее, словно взвешивая что-то, потом захлопнул дверь кабинета. Повернул в замке ключ.
— Пошли, — сказал он просто. — Машина в переулке. По дороге в Каменск они говорили мало. Колосов скупо рассказал о том, что видел на месте происшествия на свалке, и добавил:
— Там Сашка Сергеев сейчас землю роет, его учить не надо.
— Я знаю. — Катя наблюдала за своим спутником. Он легко и уверенно вел машину. «Жигули» почти все время летели по полосе обгона, обходя встречный транспорт.
Никита — это и слепому ясно — о чем-то напряженно думает. О чем, интересно?
— Я тебя высажу у отдела. Мне в прокуратуру. — Колосов свернул с Нового шоссе под эстакаду, вырулив на главную улицу Каменска.
— А потом приедешь? Он покачал головой.
— Оттуда я в Новоспасское.
— А там что? — спросила Катя.
— Убийство одной старушки.
— А-а, — это прозвучало довольно равнодушно.
— Что, не интересуют прессу старушки убиенные? — спросил Колосов. — Сенсаций все ищете. Кстати, насчет сенсаций… Я вот давно хочу тебя спросить, — он чуть наклонился к ней. — А что ты модные темы игнорируешь? Оргпреступность, коррупцию там… Я, откровенно говоря, ждал тебя еще на прошлой неделе.
— Это когда мэра в Октябрьске застрелили? — спросила Катя. — Но ведь и я могу спросить тебя, Никита, отчего ты, начальник такого отдела, едешь сейчас не в Октябрьск, а в какой-то Каменск, где убили мальчика, в Новоспасское, где погибла никому не известная старушка? Почему, а?
— У нас по Октябрьску целая группа работает. Первый зам самого курирует. Там без меня мозгов хватит.
— Это не вся правда.
Он посмотрел на нее в зеркальце, глаза его чуть потеплели — мелькнула знакомая зеленая искорка. Мелькнула и пропала. А Кате вспомнился Кравченко и его вопрос о «золоте партии». Как все-таки мужчины похожи! Единый стереотип мышления.
— Об униженных и оскорбленных, значит, печемся… — Он кашлянул. — Я тут твою книжку видел в продаже.
— Купил?
— Ага.
— Прочел?
— Нет. Некогда. До отпуска оставил, когда время будет. Обложка красивая. Поздравляю.
Катя только вздохнула.
В Каменске, впрочем, Колосов направился сначала не к прокурору, а в розыск, к Сергееву. Катя не стала мешать великим детективам и двинулась в кабинет своей закадычной подруги старшего следователя Иры Гречко.
Та допрашивала рыжую толстуху бальзаковского возраста и потасканного вида.
— Катька, привет, садись. Наконец-то! Я сейчас закончу. — Глаза Иры так и светились радостью, но она снова вернулась к строгому тону: — На очной ставке советую не подносить мне сюрпризов, Марья Ивановна. Повестку выписываю на завтра. Не опаздывайте.
— Да я приду, что вы! — заахала толстуха. — И сюрпризы, ну каки таки сюрпризы? Я ж все, что знаю, что видела, тож и говорю.
— Вот такие пироги, радость моя. — Ира крутанулась на стуле, когда тетка ушла. Ее золотистые волосы мягкой волной упали на плечи. — Рада тебя видеть безумно. Соскучилась. Очень, поняла?
— Я тоже, еще на той неделе к тебе хотела, но… А ты, смотрю, как инквизитор тут. А где испанский сапог?
— А, в ремонте! — Ира махнула рукой. Пальчики у нее были тонкие, тщательно наманикюренные, ноготки окрашены бледно-розовым лаком. — Осиное гнездо это. Мамаша — бандерша, мадам Гриссон. У меня дело по краже со складов «Новатора». Тринадцать эпизодов. И все ее семейка постаралась: сыновья, брательники, свояки, даже крестный руку приложил. Всех под суд потянем. А ее свидетельницей оставляю, поэтому и не сажаю, она за свободу всех продаст. А ты чем у нас заинтересовалась?
Катя рассказала. Ира спрятала протокол допроса в картонную корочку.
— Я сегодня только узнала на оперативке. Дело-то не наше, прокурорское. А мальчик до сих пор не опознан. А я, Кать, зарылась. Вот так, по самые ушки. У нас трое следователей в отпусках, так в этом месяце у меня четыре суточных дежурства. И срок по трем делам республиканский. Если не скончаюсь — это будет очень даже странно.
Катя знала Иру добрых семь лет. В этой яркой, энергичной спортивного вида блондинке было все, чего как раз не хватало ей самой. Хлеб насущный доставался капитану Гречко очень тяжело. Но этот золотоволосый капитан не унывал, не падал духом и даже находил в себе силы подбадривать других.
Ира все дела вела на «пять». Ее дела практически не возвращались из суда на доследование. И форму милицейскую, которую женщины — сотрудницы ОВД частенько игнорировали, она носила не только профессионально, но и с каким-то особым офицерским шиком. И стреляла она преотлично.
Кате вспомнилось, как шесть лет назад Ира, тогда еще тоненький и тихий лейтенантик, повергла в столбняк инспектора по огневой подготовке на стрельбах в Мытищах. При проверке результатов оказалось, что Ирина мишень трижды поражена «в девятку». Ире дали еще патронов, и она спокойненько снова засадила все в «яблочко». Дали еще — снова тот же результат.
С тех пор ее постоянно дергали на разные соревнования. И даже знаменитый Сверчков — «соколиный глаз» московского РУОПа не смог обойти ее больше чем на пол-очка.
— Вздохни немножко, — сказала Катя. — Обед у тебя не занят?
— Нет, раз ты приехала, — Ира взглянула на часики. — У меня в три опознание по грабежу на улице Победы. Там понятых еще надо отловить.
— Слушай, насчет Победы, — Катя вспомнила свое обещание Павлову. — Там сейчас дачи не сдают, не знаешь?
— Оттуда уже почти всех выселили.
— Жалко. Меня тут один человек насчет дачи попросил узнать.
— А зачем на Победу? — Ира придвинула к себе телефон. — Мы сейчас позвоним Караваеву Леше. Он же Братеевку обслуживает! Это ж одно из лучших дачных мест Подмосковья. И канал близко, и яхт-клуб, и до станции рукой подать. Ты что, про Караваева забыла, глупенькая?
— И правда. Только что мне помнить? — Катя хитро улыбнулась. — Это твоя палочка-выручалочка.
Леша Караваев, оперуполномоченный Каменского ОВД, давно и безнадежно был влюблен в Иру Гречко. Об этом в отделе знали все и тихонько хихикали по углам. Караваев сам об этом рассказывал во время посиделок, когда розыск шумно отмечал на природе удачно проведенную операцию или задержание ОО — особо опасного.
Роняя на дюжие плечи товарищей скупые мужские слезы, он клялся в любви к «жестокой» и все собирался, точно Грушницкий, ехать на Кавказ — в Чечню, под пули сепаратистов, чтобы «не видеть той, что разворотила его сердце, точно афганская пуля» (Караваев был поэт и любил цветистые выражения).
Кокетливый разговор с влюбленным опером закончился удачно. Караваев сказал, что вроде есть дача на примете и вроде недорогая, но дотошно допытывался, о ком так хлопочет Ира.
Пришлось вмешаться Кате, и он сразу успокоился.
— Я разузнаю все. Ты до каких у нас будешь? До самого вечера? С Ирой будете работать? Ну, так я к вам часиков в шесть загляну. Заодно и расскажу все.
— Обрадовался наш герой, — засмеялась Катя. — А он вообще-то ничего, забавный.
Гречко только улыбнулась и достала пудреницу. Тут в кабинет вошел молодой парень — его Катя не знала, новенький, наверно.
— Ир, я пленку проявил по выходам на место. Ты просила сразу показать.
Катя поняла, что это криминалист, и поднялась.
— Я к Сергееву. А потом приду в ЭКО.
Дверь в кабинете начальника Каменского розыска , была распахнута настежь, дабы выгнать в коридор клубы сизого сигаретного дыма. А Колосова уже и след простыл.
— Уехал пинкертон, — ворчал Сергеев, вытряхивая пепельницу в окно.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Венчание со страхом'


1 2 3 4 5 6 7 8