- Я дежурю по этому этажу и должна доложить врачу, кто его хочет видеть.
- Мандаты при нас. Ведите прямо к нему. Мы из комитета большевиков.
- Ах, вот оно что! - неожиданно для Белоусова обрадовалась девушка. А я-то думала - от эсеров. Вы насчет своих раненых? Поговорите с ним. Мы, медсестры и нянечки, хотим объявить забастовку, если так будет продолжаться. Больные все одинаковые. Никаких различий между ранеными не должно быть, - торопливо говорила она.
- Как вас зовут? - с интересом спросил Максим, которому понравились такие рассуждения. - И кем здесь работаете?
- Зовут меня Анной, работаю сестрой милосердия. Сочувствую большевикам. - И, словно отвечая на вопросительный взгляд Белоусова, тихо добавила:
- Отца на днях избили нагайками полицейские. Так кого же мне любить и уважать?
- За что его так?
- Выступил с воззванием к рабочим вагонного цеха железнодорожных мастерских. Там он работает слесарем.
- В митинге участвовал, и только?
- Именно. Вы понимаете, они получают в два раза меньше, чем рабочие в других цехах. Их замучили штрафами. Отец от имени уполномоченных цеха призвал рабочих к стачке, пока администрация не удовлетворит их требований.
- Что за требования?
- Повысить расценки вдвое. Отменить сверхурочные и работу в праздники. Удалить мастера Филимонова за дикие издевательства над рабочими и шпионские доносы в полицию. Но Филимонов вовремя позвонил куда следует. Налетели полицейские, высекли отца и еще троих уполномоченных нагайками. Пригрозили арестом. Отец третьи сутки пластом лежит.
- Сейчас они все могут, - возмутился Белоусов. - Отцу нужно пойти к врачу и засвидетельствовать побои. Справка пригодится. Не все их верх будет.
- Да кто ему даст нынче такую справку?
- Пусть не говорит, что от полиции пострадал, а скажет - хулиганы избили.
В госпитале Максим Белоусов быстро и точно справился с заданием. Сочувствие персонала к его словам было полное: раненые красногвардейцы так же нуждаются в помощи медиков, как и все остальные. Маленький лысый главврач в очках с золотой оправой враждебно молчал, но, видимо, покорился воле большинства.
Когда Максим вышел из госпиталя, перед ним словно из-под земли выросла сестра милосердия Аня. Она была в кофточке поверх платья, косыночке. Без халата. "Значит, сдала дежурство и уходит домой", - подумал Белоусов.
- Спасибо вам... Теперь все должно быть по-другому. Вы так страстно, убедительно говорили. И мою историю привели в пример, с отцом. Я сначала испугалась, а потом подумала: пусть...
- Да как же было ваш пример не привести?.. - Белоусов вдруг осекся и неожиданно спросил: - Вам куда?
- На улицу Пушкина. Это далековато. Окраина.
- А что если я вас провожу?
- Спасибо. Буду рада. Тем более, я боюсь ходить по улицам, когда стемнеет. С сумерек до утра в городе хозяйничают бандиты. Вы же знаете.
- Идемте.
Дорогой оба молчали, им совсем не хотелось говорить, им и так было хорошо друг с другом.
Наконец Аня сказала:
- Пришли. Здесь я и живу с сестрой, мамой и отцом. Если бы не так поздно, зашли бы в палисадник посидеть на скамейке.
- В другой раз. Я к вам обязательно сам зайду на днях в госпиталь. Позвоню, узнаю, когда вы дежурите, и приду.
- Можете даже завтра, я работаю днем.
Она неловко, "лодочкой" протянула на прощанье руку:
- До скорой встречи, Максим Андреевич. Так вас назвал главный врач?
- Да, именно так.
Белоусов, попрощавшись, почувствовал волнение, какого он давно уже не испытывал.
Прошла суматошная неделя. Как-то под вечер Белоусов оказался на городском митинге в парке. И вдруг у самого его уха раздался знакомый голос:
- Вот где я вас встретила!
Это была Аня.
- Здравствуйте. - Максим нежно сжал руку девушки. - Какими судьбами вы здесь?
- Честно?
- Конечно. Мы же друзья.
- Предчувствовала, что вы будете на митинге. Искала встречи. Может быть, не стоило? - Она словно с вызовом бросила на него лукавый взгляд.
И снова была прогулка в сумерках. Теперь Максима пригласили в дом.
Там он познакомился с отцом Ани, который уже ходил, все еще охая от боли, в боках, и с матерью - чудесной простой женщиной. Максим быстро нашел с ними общий язык и понравился им.
Когда в конце сентября Белоусов собрался в Москву на встречу с Ногиным, он отдал ключи, от своей квартиры Ане:
- Присмотрите за ней.
- С удовольствием. Я приду на вокзал вас провожать.
Здесь у подножки вагона они впервые поцеловались.
- Но ведь я намного старше вас, - сказал он.
- Тебя, а не вас. Это во-первых. А во-вторых, это не имеет значения. Хочу всегда быть рядом с тобой. Если ты согласен... Возвращайся скорей и береги себя.
Потом была скромная, но счастливая для Ани и Максима свадьба.
"Такая у них служба"
После ужина Белоусов вспомнил о ненаписанной докладной записке в губком партии и, хотя сон валил его с ног, все-таки превозмог себя и сел за стол. Пока жена мыла в кухне посуду, настрочил две страницы.
Аня вошла в комнату, вытирая руки о подол фартука.
- Хватит писать. Давай хоть пять минут поговорим о семейных делах.
Белоусов поднял глаза на жену и сказал невпопад:
- Обязательно поговорим...
- Да отвлекись ты, Максим! - Она подошла к мужу и взъерошила ему волосы. В эту минуту лицо Белоусова было совсем юным, как у мальчишки.
За недолгие месяцы супружеской жизни Аня поняла, что одно ее присутствие развеивает у Максима тяжелые думы. Но сейчас она собиралась рассказать о своих тревогах. Однако, не решаясь, начала разговор не с того, с чего хотела.
- Стены в нашей комнате хорошо бы побелить. Надо к Новому году пол и кухню привести в порядок.
- Сделаем ремонт летом. Но ты чем-то обеспокоена? Похоже, не ремонтом. По глазам вижу. Выкладывай, что стряслось.
- Спрашиваешь, что? Слушай. Встретила я Сергея Слезкина, брата бывшего мужа. Он сказал, что Илья в городе. Оставил полк. То ли по ранению, то ли дезертировал.
- Его роту разбили под Орлом. Я это знаю. Илья в списке тех, кого мы ищем... Аннушка, я бы с удовольствием купил тебе билет и отправил к моей матушке в Подольск. Мне спокойнее будет. Говорил с твоими родителями - они тоже "за".
- Нет, Максим, и не думай. От тебя я никуда не уеду. С тоски там умру. Изведусь от неизвестности: что тут с тобой.
Зазвонил телефон.
- Слушаю. Ну-ну. Так. - Белоусов хлопнул себя по лбу. - Этой ночью? Донесение от Кривоносова? Иду. Сколько человек с Дьяконовым? Двенадцать? Начальник милиции положил трубку и стал быстро собираться.
- И ты пойдешь? - расстроилась Аня.
- Это на полчаса. Засекай время. А лучше ложись спать. Приду, нырну в теплую постель. Очень срочное дело.
Белоусов покрутил барабан нагана. Вложил оружие в боковой карман демисезонного пальто.
- Ты не в шинели?
- Надоела за день, намокла, тяжелая, плечи оттянула.
Он поцеловал расстроенную жену и вышел из квартиры. На улицах тускло горели фонари. Из головы не шел разговор об Илье Слезкине. Если он здесь, значит, будет всячески вредить. Любому большевику при случае перегрызет горло, как бешеная собака.
Нестерпимо заныла нога. Белоусов едва доковылял до церкви, которую, по чрезвычайному сообщению разведчика Кривоносова, этой ночью должны были грабить бандиты. Максим Андреевич хотел лично убедиться в надежности засады, в готовности опергруппы во всеоружии встретить шайку атамана Бьяковского.
Анна не ложилась спать без мужа. Укутавшись шерстяным платком, накинув на плечи пальто, она начала гладить свежее вымерзшее на балконе белье. Мысли сначала крутились вокруг Ильи Слезкина: он в городе, как бы из этого не вышло чего-нибудь худого для нее и Максима. "Может быть, действительно, - думала Аня, - зиму провести у Максимовой родни?.."
Часы пробили два раза. Анна вышла из квартиры и поднялась со своего второго этажа на третий. Легонько постучала в дверь. Через минуту она стояла в прихожей Рябова. Его супруга, Настасья Кирилловна, флегматичная, полная, розовощекая женщина, успокоила Анну.
- Не томитесь зря. Идите отдыхайте. Чай, ребенка ждете, вам покой нужен. Послушайте меня, старую, троих родившую: не волнуйтесь. И моего нет. Значит, оба на службе.
- Обещал прийти через полчаса - и нет. А вдруг что случилось?
- И мой все время под утро заявляется. Такая у них служба. Одно слово - рабоче-крестьянская милиция. Придут невредимые.
Анна немного успокоилась, попрощалась с Рябовой и вернулась к себе. Но спать так и не легла. Ей мерещилось, что Илья вдруг внезапно напал на Максима, ранил или, того хуже, убил... Наконец-то щелкнул ключ, хлопнула дверь. Максим! На глазах у Анны заблестели слезы радости. Она выбежала в прихожую.
- Все глаза проглядела, ждать устала. Порохом от тебя пахнет. Стрелял, что ли? Рассказывай.
Анна сняла с мужа пальто, фуражку, потерла ему уши, щеки.
- Шапку носи. Уже мороз на дворе, зима наступает, а он в кепочке прогуливается.
- Обязательно выполню все твои указания. А теперь давай спать. Ты хочешь бай-бай? - скрывая озабоченность, шутливо проговорил Белоусов.
- Очень.
- Я тоже. К тому же рано вставать. Пора, так сказать, отдаться Морфею.
В постели Максим сделал вид, что сразу заснул. На самом деле его не покидали беспокойные мысли о только что проведенной операции. На первый взгляд, все оказалось так, как сообщил Кривоносов. Выходит, разведчик все-таки вошел в доверие? Возле церкви Дьяконов подполз к Белоусову и, задыхаясь от волнения, прошептал:
- В цвет попали. Засада удачная. Кривоносова стоит там держать. Через него головорезов выловим, молодец парень.
"Однако бандиты не полезли в церковь, а всего лишь обстреляли ее. Стало быть, - думал Белоусов, - они знали о засаде. Нет ли в этой ситуации разгадки всех наших провалов? Грабители подошли к церкви, пошумели и удалились. Маскарад! Значит, Кривоносова бандиты продолжают водить за нос. Он расшифрован! Я это понял. Но почему Дьяконов не догадался? Почему настаивал на том, чтобы оставить разведчика в логове банды?"
Белоусову нравился начальник оперативной части - энергичный, расторопный, грамотный. Одним словом, бывший фронтовой офицер. По деловым качествам он - находка для управления губмилиции. "Надо к Дьяконову попристальнее приглядеться, больше ему доверять, - думал Максим Андреевич. - Мало ли бывших офицеров стало в дни революции истинными защитниками простого народа?" Но мысли начали путаться. Белоусов осторожно, чтобы не потревожить сладко спящую жену, повернулся на бок, вытянул поудобнее ноги и сразу расслабился. Голова утонула в мягкой пуховой подушке. Долгожданный сон сковал его.
Агент номер два
В эту ночь Столицыну не хотелось спать. Он снова и снова, в который раз подходил к отобранной для него одежде, примерял один, второй костюм, набрасывал на шею гластуки. "Эх, - с улыбкой думал Тихон, - хорошо бы в сюртуке и лакированных туфлях появиться в родном городке. Хотя, наверное, все знакомые и родные здорово перепугались бы..."
Тихону едва минуло семнадцать, когда в его подмосковный городок пришло извещение о гибели отца на германском фронте. Семья осталась без кормильца. И теперь мать все надежды возлагала на старшего сына - Тихона. Какой ни есть молодой, а мужчина.
Но судьба Тихона уже была решена. Вскоре к ним зашел исправник, низкорослый, кривоногий, со своей неизменной суковатой палкой. У хозяйки, Анастасии Савельевны, екнуло сердце: почувствовала женщина неладное.
Исправник снял широкий синий картуз, пригладил пальцами волосы. Про себя удивился: "Беднота мещанская, а поди ты, Тихона сколько годков учили на разных языках калякать, на роялях Шопенов выводить. А вот я их сейчас и разочарую..."
- Минутное к тебе дело, да важное, - очень серьезно начал гость, вытирая ноги у порога о подстилку. - Должен я вот что сказать.
У Анастасии Савельевны невольно появились слезы на глазах.
Исправник шумно вздохнул, отпихнул от себя пододвинутый хозяйкой стул. Послюнявил ладонь, снова сосредоточенно прилизал волосы.
- Лютует германец. Не удержим его - всех задушит, сюда ворвется. Депеша пришла. Из городка нашего пятерых солдат надо. Перешерстил все хаты. Один из пятерых - твой. За Тихона не бойся. Образованный, в университетах обучался, писарем будет, знамо дело, не пропадет.
Оборвалось сердце у Анастасии Савельевны от страшного известия, она рухнула на скамью и запричитала:
- Какой из Тихона вояка? Побойся Бога! Ведь отец наш положил голову за царя и отечество. Господи! Где милосердие?
Исправник осерчал.
- Бога не чипляй. Может, Тихон и до окопов не дойдет. Смотришь, к начальству переводчиком возьмут, германскую речь знает. А там перемирие, толкуют, на носу. Три девки у тебя - аль не подмога? Чего ревешь? У других и того хуже. Ну рассуди, кому еще иттить в окопы? Мало ли что нам хочется, да не всегда можется.
Через месяц Тихон, в шинели и яловых военных сапогах, уже был под Брестом. Осмотревшись вокруг, он стал набираться ума. Читал солдатам листовки, озаглавленные "долой самодержавие!", и был готов идти за членами полкового комитета хоть на русского царя, хоть на германского Вильгельма. В окопах приняли его в партию большевиков, избрали членом полкового комитета. Он считался грамотеем. Писал письма по просьбе солдат, составил на митинге фронтовиков документ о полномочиях полкового солдатского комитета. Сочинил на немецком языке два воззвания к солдатам противника: призывал сложить оружие и возвращаться по домам.
Осенью семнадцатого года в окопы прилетела весть: в Питере свергнуто Временное правительство. Да здравствует революция! Солдаты стали покидать окопы. Фронтовики отправились громить помещиков и капиталистов. В полку проводились митинги и собрания. Ораторы показывали мандаты и оглашали свои полномочия на формирование красногвардейских отрядов. Не прекращались бесконечные горячие споры.
- Помогнем Питеру и Москве! - страстно призывали ораторы. - Вперед, до полной победы!
На одном из митингов в казарме Тихон по узкому проходу между двухъярусными койками пробрался к столу. Там стоял здоровенный балтиец, увешанный гранатами, лентами с патронами и маузером. Сверкая воспаленными от бессоницы глазами, он растолковывал солдатам, почему надо бороться за рабочее и крестьянское дело.
- Вертаетесь в деревню? Там встретите кулаков и помещиков. Они вам землю не отдадут. Путь к хлебу лежит через победу рабочих в столицах. Записывайтесь в отряд! Докажите пролетарскую солидарность. Подходи! Называйся.
Солдаты оцепенело молчали.
- Что притихли, вояки? - взволнованно обратился к солдатам Тихон. Уполномоченный большевиков верно толкует. Другого пути нет. Воткнешь штык в землю, вернешься домой, а там что ждет? Опять кабала?
Кто-то зло возразил:
- Пятый год вшей кормлю. Леший с ней, с революцией, мне позарез жену увидать желательно. А кто баламутит народ, те антихристы и христопродавцы.
Другой солдат тут же возмутился:
- Чего ж ты врешь? "Пятый год на фронте!" Ты же со мной призывался в прошлую зиму. В теплушке вместе бока мяли.
- Пущай не пятый, да все равно умаялся. А дом есть дом. Он манит. Силенка в наличии имеется. Осьмушку хлеба всегда заработаю, хоть у того же помещика. Все не в дерьме, не в окопах.
Задвигались, зашумели все разом.
- Записывай, морячок, меня! С поклоном к помещику не пойду! возвысился над толпой голос Тихона.
И еще несколько человек протиснулись к матросу, называя свои имена.
Ранним ноябрьским утром балтиец, по фамилии Валуев, ставший командиром красногвардейцев, привез отряд в революционную Москву. Большевики уже взяли власть, но город напоминал военный лагерь. Отряд бросили в самое пекло. Дрались за каждый переулок. Тихона выбрали комиссаром отряда. Он метался под пулями, подбадривал солдат и сам стрелял по врагам революции.
На шестой день Тихон получил тяжелое ранение и попал в госпиталь. Врачи готовились вчистую списать молодого красногвардейца с военной службы, но Столицын категорически возражал.
- Вы же меня заживо хороните, - возмущался он.
- Ты, парень, - говорил доктор, - нас не обвиняй. Когда тебя в палату внесли, смерть твоя рядом шла. Пуля пробила грудь в сантиметре от сердца.
На соседней койке лежал жизнерадостный парень, года на два постарше Тихона. Своей общительностью он многим надоел. А Тихон слушал его часами, иногда сам задавал вопросы. Парень рассказывал о своих товарищах по службе в милиции, о том, как неделю стоял на посту недалеко от кабинета Ленина в Смольном и каждый день видел Ильича.
- Нашу роту, - говорил Николай, - сменили латышские стрелки, а я вернулся в Москву, в отряд по борьбе с бандитизмом. Выздоравливай, твердил он Тихону, - и приходи в Знаменский переулок, в МУР, там Николая Кривоносова спросишь. Вместе зададим бандитам перцу!
- Со шпаной возиться или революцию делать, тоже сравнил, - возражал Тихон.
- Чудак, - кипятился Кривоносов, - они ведь тоже враги. Представь себе, едет обоз с продуктами, доставляют питание красным. А банда подстерегла и оставила пустые подводы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15