Спустить бы нам на тормозах.
Мы же: гнать с машины, гнать! Он дожидаться не стал, сам ушел. Обиделся. А если бы все по-ладному, никуда бы он от земли не делся.
- А насчет Ивана?
- Ну, здесь и вовсе болтовня голимая. Это правда, что ходил я к управляющему, просил временно Ивана с комбайна отпустить. Только не потому, что механизатора из него не выйдет. У него болезнь какая-то, что ли.
Не может он на мостике сидеть - высоко, голова кружится. А на тракторе он куда с добром управляется.
Сейчас зябь пашет. Василий... тот поцспче Ивана будет, да и поздоровше. Этот в филиале от Некрасовского ГПТУ учится. Этой осенью практику в нашем совхозе проходит. Косит. Осенью госэкзамен держать будет ..
Что Василий, что Иван крепко к земле привязаны. За этими я пригляжу...
ДЕУЛИНЫ
Именно так. Иначе - несправедливо. Хотя почему-то не только в районе, но и в совхозе, люди, которые их хорошо знают, много лет работают с ними бок о бок, подчеркнуто значительно произносят: "Вера Константиновна" и вовсе без энтузиазма: "Николай Федорович".
Цифры ли им свет загораживают, умственная инерция ли сильна... А может, и вовсе посторонние какие причины?
В общем так: ударение на "Вера Константиновна".
И тут же мне вроде назиданием:
- Только не думайте, что она - за его спиной.
- С чего вдруг такое предупреждение?
- Ну как... Бывает, что жена только штурвал крутит, а если что случится с комбайном, она сразу теряется. Вера Константиновна с машиной на "ты". Зимой и на ремонте передовик.
- А вы считаете, что худо, если муж помогает?
- Кривотолки, знаете ли, разные.
Ох, кривотолки, кривотолки...
Вспомнился мне в связи с этим не такой уж и давний разговор - двойник.
Одно время в газетах замелькала фамилия женщины-комбайнера. Не потому, что слишком высоки были ее рабочие показатели, а потому что поступилась она домашним хозяйством и стала осваивать сложный уборочный агрегат.
Пример ее нашел подражательниц. Тема была и нужной и интересной. Приехал я в хозяйство и с места в карьер окунулся... в кривотолки.
Суть их сходилась в одной точке: муж. Она косит и молотит машиной, подготовленной супругом. Он на полосе появляется чуть свет, уходит позже всех. Сначала ее машину отладит, потом занимается своей. Руководители хозяйства в беседе со мной только гадали:
- Дело новое, может, мы и правда здесь чего-то недоучли. Может, надо их развести: его на одно поле, ее на другое? Hа этот счет установок никаких нет?
Насчет конкретного распределения близких родственников по полям я наслышан не был, а на самостоятельный совет не решился. Так и доселе не знаю: оставили совхозные руководители положение существующим, или внесли какие-то коррективы.
Да, тогда вопрос отношений супругов, работавших на одной загонке, был и открытым и очень острым.
Убежден, что некоторые злоречили не столько из желания опорочить сложившиеся условия, сколько из самой откровенной зависти: "Как так! Они эвон сколько зарабатывают, а я..."
Сейчас, когда материальная заинтересованность стала полноправной составной формулы подъема производительности труда, вроде даже и неловко слышать разговор о кривотолках. Тем более, что "героиня" этих самых толков, Вера Константиновна Деулина, и не думает таиться:
- Говорят, что муж мне не помогает? Зря говорят.
Всегда помогает. У меня машина станет, он с ней занимается, а я на его комбайн сажусь. Как же иначе?
Верно, зимой я на ремонте работаю, а сейчас... Да вы сами подумайте, кому в полосе способней ремонтироваться: мужчине или женщине? Потом еще в женщине, что там ни говори, жадности больше. Она привыкла хозяйство вести, каждую денежку считать. Есть, конечно, и мужики жадные, только не мой. Поэтому лучше, когда он ремонтирует, спокойней у него получается. Спокойней и быстрей. А у меня, если что сразу не заладится, я изведусь вся.
- Это вы на себя клевещете.
- Про жадность-то?
- Ну да. Ваш управляющий говорил, что ни разу случая не было, чтобы вы от невыгодной загонки отказались, или вообще о цене спорили.
- А что спорить. Я, кто ли другой, все одно, убирать надо. На то урожай ростим. И я же не говорю, что на деньги, я на работу жадная. У нас как бывает. Ночью дожидаешься, дожидаешься машин, а их нету. Мужики подняли на комбайнах подборщики и айда к дому. А я жду. Машина подойдет, я - одна. Тут такое появляется. Машина стоит, а я молочу. И хочется все скорей, скорей, потому что редко бывает, чтобы машина тебя ждала. Тут такая жадность, такая жадность... Вот улыбаетесь вы, а я правду говорю. Еще как получается - шофер совсем домой соберется, а я его еще на одну ездку сагитирую. А мужик... что мужик, его шофер так не послушается, как меня. Хотя комбайнер, а все одно - женщина. Уважение, отношение к ней, сами понимаете, другое.
Хотел было я в своем блокноте заменить показавшееся неуместным "уважение" на "отношение", но остановился. Именно уважение! Ибо кто не знает, насколько тяжел труд механизатора, насколько некомфортабельна сельская техника? Недюжинных мужских навыков требует она для освоения, а тут - женщина. Не просто уважение вызывает женщина-тракторист, женщинакомбайнер, а уважение особое, пожалуй даже недоуменное. Такого, понятно, не вкладывала в смысл своего "уважения" Вера Константиновна, просто употребила слово, первым пришедшее на язык. Это уже я сам домыслил его значение.
- Стало быть, вы считаете помощь мужа полезной?
- Помощь бесполезной не бывает. Тут смотришь выгодно или невыгодно. Если он быстрей ремонтирует, а я быстрей кошу - выгодно это нам? Выгодно. А мы - и есть совхоз. Другие пары появятся? На здоровье. Чем больше - тем лучше. В свое время на пашню всем домом ходили. А на первый сноп - особо. С песнями. Теперь из моды вышло - петь и сноп праздновать. Зря.
Ждешь урожая, как праздника, а начинается все как в будни. Только и узнаешь, что хлеб пошел, когда партком молнию выпустит: "Новиков Григорий Петрович намолотил столько-то, Деулина Вера Константиновна маленько отстала. .". Верно ведь я говорю?
Этот вопрос мужу, который сидит к столу немного боком и, не зная чем занять бездельничающие руки, рисует на клеенке невидимые узоры. Несколько раз пытался я приобщить его к разговору, но все попытки Николай Федорович встречал застенчивой улыбкой и фразой, которая, кажется, стала для него привычной: "Она вам лучше расскажет", - короткий кивок в сторону жены и снова обезоруживающая застенчивая улыбка.
Вероятно, именно эта, часто произносимая фраза обманчиво действует на окружающих, побуждает их расставлять не совсем верные акценты. Я не случайно говорю об этом, ибо не раз приходилось сталкиваться с драматическими последствиями неверных оценок человеческих взаимоотношений. В данном случае я повторю то, с чего начал свой очерк- Дсулины. Именно так.
И не только Вера Константиновна и Никотай Федорович, но и дети - и Ваня, и Дуся, и Таня, и Тоня. Обыкновенная дружная семья, где отношения строятся на глубоком взаимном уважении к самому высокому, что объединяет людей - к труду. Согласитесь, что когда человек двоит мысли между работой и домом, это сродни гонке за парой зайцев. Деулины полагаются друг на друга безраздельно и это позволяет им отдаваться целиком именно той работе, которой каждый в данный момент занимается. Только так я объясняю идеальную чистоту и порядок, царящие в их домашнем ладном хозяйстве. Ведь родителям заниматься обиходом некогда - их ранняя заря из дома выгонит, и куда как поздняя - вгони г. И так же объясняю основное - высокие гектары и центнеры, которые сопровождают имя Деулиной.
Отступление получилось у меня довольно-таки длинным, но без него не обойтись, ибо, проникая в суть явления, приходится тревожить его с разных сторон. Гладкописью здесь не отделаешься.
Теперь восстановим последовательность.
Впрочем, что ее восстанавливать. Николай Федорович на вопрос жены даже односложно не ответил, только пожал плечами. Наморщил лоб, вздохнул глубоко.
"Ну, вот сейчас разговорится", - подумал я. Но он только шумно вздохнул. И тут Вера Константиновна не выдержала.
- Чего ты, Николай!.. Вы не думайте, это он прибедняется... Корреспонденты с ним мало разговаривают. А я ведь из-за него механизатором, можно сказать, стала. Гармошка его во всем виновата. Теперь смотришь, хлопец по селу идет, в руке - ящик. Из ящика - музыка. У кого деньги зарелись, тот и музыкант.
А в мою молодость гармонист - первый человек, рукой его и не достанешь. Пи клуба у нас тогда, ничего. Зимой нынче в одной избе, завтра - в другой собрались.
А летом, на черта нам и избы нужны. До утра напоешься^ напляшешься, а утром - на работу. А теперь что, соберутся молодые в клубе, потрясутся под музыку часов до одиннадцати, им скажут - по домам, они и пошли. И опять у кого ящик есть, тот и музыку играет.
Да раззе это музыка. Гармошка - под нее березы и те плясали. А с гармошкой - Николай. Девок около него - табун. И вес мы вроде на одно лицо. Решила я тогда - пойду на технику. После войны трактористам да комбайнерам особый почет был. Говорю Николаю:
"Пошли вместе в училище". Он говорит: "Чего мне в училище, я и так тракторист..."
- Не говорил я так!
- Смотри-ка ты, не говорил. С Исаем Князевым не ты тогда работал?
- Работал. А говорить, что тракторист, не говорил.
- Куда там. Помнишь, еще сказал, что коробку передач разбирал. Что молодому, мол, интересно за каждую гайку, за каждый болт самому подержаться... Может, и этого не говорил?.. Ладно... В общем, пошла я одна. Кончила курсы в училище. Вернулась в колхоз.
Денис Ермилыч, наш председатель, предложил мне ХТЗНАТИ, я отказалась. Не поглянулся он мне ни грамма.
Его рукояткой надо было заводить. Я на этой машине на курсах бузовалась, аж глаза вылазили. Пошла на С-80... Николай где в это время был? В армию собирался. У нас с ним все к тому времени уже сладилось.
Я ему сказала: ты сам смотри, не окрутись. Я-то тебя ждать буду... Вы насчет мужа вот поминали - хорошо с ним работать или плохо... Да если бы муж тогда рядом был, разве так бы я работала... Я больше боялась, чем делала. Бригадира боялась, механика эмтеэсовского - боялась, а про главного инженера уж и поминать страшно. А что, их тоже понять можно. Им дело нужно.
А мне опыта откуда взять? Помню, комбайнер на меня нашумел, сцеп я таскала, я так обомлела, что две скорости зараз врубила. Он тогда подошел, покачал головой, говорит тихонько, тихонько: "Чурка ты, чурка, куда смотрела?" А мне куда смотреть, слезы тремя ручьями.
С тех пор перестал он шуметь. Сам отладил, попробовал. Все нормально. "Садись, говорит, герой жатвы, действуй". А вечером - мы тогда домой не ходили, в поле ночевали - сказал по-жалостливому: "Девка - она девка и есть. Одно слово - малолетка". Ничего себе, малолетка, когда уже девятнадцать стукнуло. Потом Егор Федорович, Цезар была ему фамилия, жалел меня. Я у него заместо дочери была. На моего-то отца еще в сорок первом похоронная пришла.
О шефстве сейчас много говорят. Опытные неопытным помогали. Кто помогает^ а кто только и делает, что орет. Видела я такое шефство, знаю по себе. Говорят: ученого учить, только портить. А по-моему, если на неученого орать, то еще большая порча получится.
Не знаю, может я не так что понимаю, только, по-моему, если ты шеф, то ты учить должен, а учителем не всяко! о назначить можно.
- Шефов не назначают. Тут порядок строгий добровольности.
- Хорошо, если начальство это понимает. А то ведь кому так предложат подумать, что он загодя со всем согласен. А вообще-то, я скажу, лучше родного человека никто не научит. Он если и скажет чего грубого, от него снести легче. По дому муж с женой ругаются да мирятся, а по работе без этого никак не обойдешься.
Правильно я говорю?
Какое-то время Вера Константиновна рассказывала о том, как скучала без техники, - пришел Николай из армии, поженились, пошли ребятишки. О яслях и детском саде в совхозе тогда и помина не было, пришлось Вере Константиновне по мере возможности изворачиваться. Разнорабочей, посудомойкой в столовой, пекарем - все прошла. В шестьдесят пятом даже на руководящую работу выдвинули - пекарней заведовала, двумя пекарями руководила. А в шестьдесят седьмом ликвидировали вверенную ей питающую точку. Осталась молодая руководительница не у дел. И только тут ей в голову пришло, что дети-то выросли. И что вполне можно вернуться к той, старой профессии. Любимой.
Но оказалось, что возвратиться к любимому детищу не так уж и просто. На год пришлось усаживаться за парту.
- Только это совсем, конечно, не то, что сначала начинать. Главное навыки, а они у меня были. А в машинах, что ж .. Узлы, конечно, изменились кое-какие, а принцип-то остался прежний...
Уверенный, что попаду в лад настрою, я легкомысленно сказал:
- Конечно. Теперь все узлы на машинах продуманы. С прежним не сравнить.
- Как сказать...
Николай Федорович, видимо, и сам не ожидал, что возразит, поэтому смутился необычайно и растерянно посмотрел на супругу. Теперь та пожала плечами. А я вздохнул тяжело, решив, что разговор с Николаем Федоровичем так и зачахнет, не начавшись АН, нет. Вот ведь где затаился у него ключик от сокровенного Не давали, видимо, ему покоя изъяны в конструкции комбайна "Сибиряк" последних выпусков. Настолько не давали, что промолчавший все утро человек не выдержал и решил, что здесь-то, пожалуй, не у нее, а у него "лучше спросить". И, когда пожала Вера Константиновна плечами, ринулся в разговор решительно, как головой в омут.
- Продуманы... Как сказать. Если продуманы, значит все лучше. А вы хоть кого спросите: поменяется, кто па СК-4 работает, на "Сибиряк". Никто, наверное, не захочет, потому что у четверки молотилка лучше. Клавиши у нее длинней - соломотрясы их иначе называют. Они л^чшс солому вытрясают, поэтому потерь зерна меньше. И еще у "Сибиряка" плохо - мельчит солому здорово. Перемешается такая солома с осотом и со всякой всячиной, ложится на решетный стан и зерно на скатную доску через решета не пускает...
- А еще двигатель... - тут уж Вера Константиновна в роли посторонней.
- Точно. На четверке двигатель стоит дальше от бункера и охлаждение у него потому лучше. А у "Сибиряка" греется движок. И еще о чем подумать надо - амортизация. Ну, хорошо, весь комбайн, допустим, не подрессоришь. Но кабину-то одну можно? На гидравлику, допустим, поставить. В крайнем случае, сидение с гидравлическими амортизаторами, - сказал он все это горячо, разом и потом как-то вопросительно посмотрел на меня: - Вы уж, это самое, если путь на завод будет, подскажите конструкторам. У комбайнеров, мол, душу каждую уборочную вытрясает так, что за зиму она только что на старое место станет... И насчет движка тоже, и соломы...
- Так вы бы взяли и сами на завод написали.
Николай Федорович взглянул на меня с великим удивлением и... промолчал. Иссяк, видимо, запал, да и время подходило к семи. Давно бы пора быть на полосе.
На этом ножко и кончить рассказ о рабочей семье Деулнных, по, думается, не будет он полным, если не обращусь я к еще одному отступлению. Поведал мне его директор совхоза Алексей Иванович Булах. При этом назвал его "лирическим". И заголовок даже ему придумал:
СНЕЖНАЯ КУПЕЛЬ
Таким, каким осело у меня в памяти, я и изложу это отступление.
* * *
Что о прошлой уборке говорить. Кто ее провел, с тем она на всю жизнь останется. Хлеба было столько, что на памяти ни у кого такого не было. В общем все это известно. И о том, что хлеб был поздний, и о том, что погодка к концу уборочной в наших краях заладила ой да ну, в общем - все. И все-таки наш совхоз имени Гастелло сумел не только отмолотиться, но и послал передовых комбайнеров помотать соседям. Вера Константиновна Деулина поехала в Подойниковский совхоз. Это рядом с Панкрушихой. От нас сотня километров. Долго она там работала. Недели две, если не больше. И вдруг приходит указание: собрать передовиков уборки и ехать с ними на праздник урожая.
Мы туда-сюда, заняты, мол, наши передовики, помогают другим хозяйствам убирать. С нами и говорить не захотели.
А надо сказать, что мы наших людей в неделю раза два проведовали. Кто-нибудь из руководящих работников обязательно наезжал. И вот, еду я к Вере Константиновне. Время - конец октября. По стеклам газика снег начал постукивать. Сначала редкий, потом зачастил. Сухой, крупный, с пшеничное зерно, пожалуй, будет. Сижу я рядом с шофером, в кабине пригревает, а у меня по телу - холодок. Представляю я, как сейчас комбайнеры на открытых мостиках работают, и - холодок. В контору заезжать не стал, сразу на полосу.
Подъезжаю к комбайну Веры Константиновны, смотрю и не узнаю. Возвышается над мостиком Снегурочка... Да пет, не Снегурочка. Бело у нее там, где складки, в них снег набился, а все остальное - черное. Увидела меня Вера Константиновна, остановила комбайн.
"Не могу, - говорит, - больше. Домолочу загонку и домой тронусь". - "И загонки, - отвечаю, - домолачивать не надо.
1 2 3 4
Мы же: гнать с машины, гнать! Он дожидаться не стал, сам ушел. Обиделся. А если бы все по-ладному, никуда бы он от земли не делся.
- А насчет Ивана?
- Ну, здесь и вовсе болтовня голимая. Это правда, что ходил я к управляющему, просил временно Ивана с комбайна отпустить. Только не потому, что механизатора из него не выйдет. У него болезнь какая-то, что ли.
Не может он на мостике сидеть - высоко, голова кружится. А на тракторе он куда с добром управляется.
Сейчас зябь пашет. Василий... тот поцспче Ивана будет, да и поздоровше. Этот в филиале от Некрасовского ГПТУ учится. Этой осенью практику в нашем совхозе проходит. Косит. Осенью госэкзамен держать будет ..
Что Василий, что Иван крепко к земле привязаны. За этими я пригляжу...
ДЕУЛИНЫ
Именно так. Иначе - несправедливо. Хотя почему-то не только в районе, но и в совхозе, люди, которые их хорошо знают, много лет работают с ними бок о бок, подчеркнуто значительно произносят: "Вера Константиновна" и вовсе без энтузиазма: "Николай Федорович".
Цифры ли им свет загораживают, умственная инерция ли сильна... А может, и вовсе посторонние какие причины?
В общем так: ударение на "Вера Константиновна".
И тут же мне вроде назиданием:
- Только не думайте, что она - за его спиной.
- С чего вдруг такое предупреждение?
- Ну как... Бывает, что жена только штурвал крутит, а если что случится с комбайном, она сразу теряется. Вера Константиновна с машиной на "ты". Зимой и на ремонте передовик.
- А вы считаете, что худо, если муж помогает?
- Кривотолки, знаете ли, разные.
Ох, кривотолки, кривотолки...
Вспомнился мне в связи с этим не такой уж и давний разговор - двойник.
Одно время в газетах замелькала фамилия женщины-комбайнера. Не потому, что слишком высоки были ее рабочие показатели, а потому что поступилась она домашним хозяйством и стала осваивать сложный уборочный агрегат.
Пример ее нашел подражательниц. Тема была и нужной и интересной. Приехал я в хозяйство и с места в карьер окунулся... в кривотолки.
Суть их сходилась в одной точке: муж. Она косит и молотит машиной, подготовленной супругом. Он на полосе появляется чуть свет, уходит позже всех. Сначала ее машину отладит, потом занимается своей. Руководители хозяйства в беседе со мной только гадали:
- Дело новое, может, мы и правда здесь чего-то недоучли. Может, надо их развести: его на одно поле, ее на другое? Hа этот счет установок никаких нет?
Насчет конкретного распределения близких родственников по полям я наслышан не был, а на самостоятельный совет не решился. Так и доселе не знаю: оставили совхозные руководители положение существующим, или внесли какие-то коррективы.
Да, тогда вопрос отношений супругов, работавших на одной загонке, был и открытым и очень острым.
Убежден, что некоторые злоречили не столько из желания опорочить сложившиеся условия, сколько из самой откровенной зависти: "Как так! Они эвон сколько зарабатывают, а я..."
Сейчас, когда материальная заинтересованность стала полноправной составной формулы подъема производительности труда, вроде даже и неловко слышать разговор о кривотолках. Тем более, что "героиня" этих самых толков, Вера Константиновна Деулина, и не думает таиться:
- Говорят, что муж мне не помогает? Зря говорят.
Всегда помогает. У меня машина станет, он с ней занимается, а я на его комбайн сажусь. Как же иначе?
Верно, зимой я на ремонте работаю, а сейчас... Да вы сами подумайте, кому в полосе способней ремонтироваться: мужчине или женщине? Потом еще в женщине, что там ни говори, жадности больше. Она привыкла хозяйство вести, каждую денежку считать. Есть, конечно, и мужики жадные, только не мой. Поэтому лучше, когда он ремонтирует, спокойней у него получается. Спокойней и быстрей. А у меня, если что сразу не заладится, я изведусь вся.
- Это вы на себя клевещете.
- Про жадность-то?
- Ну да. Ваш управляющий говорил, что ни разу случая не было, чтобы вы от невыгодной загонки отказались, или вообще о цене спорили.
- А что спорить. Я, кто ли другой, все одно, убирать надо. На то урожай ростим. И я же не говорю, что на деньги, я на работу жадная. У нас как бывает. Ночью дожидаешься, дожидаешься машин, а их нету. Мужики подняли на комбайнах подборщики и айда к дому. А я жду. Машина подойдет, я - одна. Тут такое появляется. Машина стоит, а я молочу. И хочется все скорей, скорей, потому что редко бывает, чтобы машина тебя ждала. Тут такая жадность, такая жадность... Вот улыбаетесь вы, а я правду говорю. Еще как получается - шофер совсем домой соберется, а я его еще на одну ездку сагитирую. А мужик... что мужик, его шофер так не послушается, как меня. Хотя комбайнер, а все одно - женщина. Уважение, отношение к ней, сами понимаете, другое.
Хотел было я в своем блокноте заменить показавшееся неуместным "уважение" на "отношение", но остановился. Именно уважение! Ибо кто не знает, насколько тяжел труд механизатора, насколько некомфортабельна сельская техника? Недюжинных мужских навыков требует она для освоения, а тут - женщина. Не просто уважение вызывает женщина-тракторист, женщинакомбайнер, а уважение особое, пожалуй даже недоуменное. Такого, понятно, не вкладывала в смысл своего "уважения" Вера Константиновна, просто употребила слово, первым пришедшее на язык. Это уже я сам домыслил его значение.
- Стало быть, вы считаете помощь мужа полезной?
- Помощь бесполезной не бывает. Тут смотришь выгодно или невыгодно. Если он быстрей ремонтирует, а я быстрей кошу - выгодно это нам? Выгодно. А мы - и есть совхоз. Другие пары появятся? На здоровье. Чем больше - тем лучше. В свое время на пашню всем домом ходили. А на первый сноп - особо. С песнями. Теперь из моды вышло - петь и сноп праздновать. Зря.
Ждешь урожая, как праздника, а начинается все как в будни. Только и узнаешь, что хлеб пошел, когда партком молнию выпустит: "Новиков Григорий Петрович намолотил столько-то, Деулина Вера Константиновна маленько отстала. .". Верно ведь я говорю?
Этот вопрос мужу, который сидит к столу немного боком и, не зная чем занять бездельничающие руки, рисует на клеенке невидимые узоры. Несколько раз пытался я приобщить его к разговору, но все попытки Николай Федорович встречал застенчивой улыбкой и фразой, которая, кажется, стала для него привычной: "Она вам лучше расскажет", - короткий кивок в сторону жены и снова обезоруживающая застенчивая улыбка.
Вероятно, именно эта, часто произносимая фраза обманчиво действует на окружающих, побуждает их расставлять не совсем верные акценты. Я не случайно говорю об этом, ибо не раз приходилось сталкиваться с драматическими последствиями неверных оценок человеческих взаимоотношений. В данном случае я повторю то, с чего начал свой очерк- Дсулины. Именно так.
И не только Вера Константиновна и Никотай Федорович, но и дети - и Ваня, и Дуся, и Таня, и Тоня. Обыкновенная дружная семья, где отношения строятся на глубоком взаимном уважении к самому высокому, что объединяет людей - к труду. Согласитесь, что когда человек двоит мысли между работой и домом, это сродни гонке за парой зайцев. Деулины полагаются друг на друга безраздельно и это позволяет им отдаваться целиком именно той работе, которой каждый в данный момент занимается. Только так я объясняю идеальную чистоту и порядок, царящие в их домашнем ладном хозяйстве. Ведь родителям заниматься обиходом некогда - их ранняя заря из дома выгонит, и куда как поздняя - вгони г. И так же объясняю основное - высокие гектары и центнеры, которые сопровождают имя Деулиной.
Отступление получилось у меня довольно-таки длинным, но без него не обойтись, ибо, проникая в суть явления, приходится тревожить его с разных сторон. Гладкописью здесь не отделаешься.
Теперь восстановим последовательность.
Впрочем, что ее восстанавливать. Николай Федорович на вопрос жены даже односложно не ответил, только пожал плечами. Наморщил лоб, вздохнул глубоко.
"Ну, вот сейчас разговорится", - подумал я. Но он только шумно вздохнул. И тут Вера Константиновна не выдержала.
- Чего ты, Николай!.. Вы не думайте, это он прибедняется... Корреспонденты с ним мало разговаривают. А я ведь из-за него механизатором, можно сказать, стала. Гармошка его во всем виновата. Теперь смотришь, хлопец по селу идет, в руке - ящик. Из ящика - музыка. У кого деньги зарелись, тот и музыкант.
А в мою молодость гармонист - первый человек, рукой его и не достанешь. Пи клуба у нас тогда, ничего. Зимой нынче в одной избе, завтра - в другой собрались.
А летом, на черта нам и избы нужны. До утра напоешься^ напляшешься, а утром - на работу. А теперь что, соберутся молодые в клубе, потрясутся под музыку часов до одиннадцати, им скажут - по домам, они и пошли. И опять у кого ящик есть, тот и музыку играет.
Да раззе это музыка. Гармошка - под нее березы и те плясали. А с гармошкой - Николай. Девок около него - табун. И вес мы вроде на одно лицо. Решила я тогда - пойду на технику. После войны трактористам да комбайнерам особый почет был. Говорю Николаю:
"Пошли вместе в училище". Он говорит: "Чего мне в училище, я и так тракторист..."
- Не говорил я так!
- Смотри-ка ты, не говорил. С Исаем Князевым не ты тогда работал?
- Работал. А говорить, что тракторист, не говорил.
- Куда там. Помнишь, еще сказал, что коробку передач разбирал. Что молодому, мол, интересно за каждую гайку, за каждый болт самому подержаться... Может, и этого не говорил?.. Ладно... В общем, пошла я одна. Кончила курсы в училище. Вернулась в колхоз.
Денис Ермилыч, наш председатель, предложил мне ХТЗНАТИ, я отказалась. Не поглянулся он мне ни грамма.
Его рукояткой надо было заводить. Я на этой машине на курсах бузовалась, аж глаза вылазили. Пошла на С-80... Николай где в это время был? В армию собирался. У нас с ним все к тому времени уже сладилось.
Я ему сказала: ты сам смотри, не окрутись. Я-то тебя ждать буду... Вы насчет мужа вот поминали - хорошо с ним работать или плохо... Да если бы муж тогда рядом был, разве так бы я работала... Я больше боялась, чем делала. Бригадира боялась, механика эмтеэсовского - боялась, а про главного инженера уж и поминать страшно. А что, их тоже понять можно. Им дело нужно.
А мне опыта откуда взять? Помню, комбайнер на меня нашумел, сцеп я таскала, я так обомлела, что две скорости зараз врубила. Он тогда подошел, покачал головой, говорит тихонько, тихонько: "Чурка ты, чурка, куда смотрела?" А мне куда смотреть, слезы тремя ручьями.
С тех пор перестал он шуметь. Сам отладил, попробовал. Все нормально. "Садись, говорит, герой жатвы, действуй". А вечером - мы тогда домой не ходили, в поле ночевали - сказал по-жалостливому: "Девка - она девка и есть. Одно слово - малолетка". Ничего себе, малолетка, когда уже девятнадцать стукнуло. Потом Егор Федорович, Цезар была ему фамилия, жалел меня. Я у него заместо дочери была. На моего-то отца еще в сорок первом похоронная пришла.
О шефстве сейчас много говорят. Опытные неопытным помогали. Кто помогает^ а кто только и делает, что орет. Видела я такое шефство, знаю по себе. Говорят: ученого учить, только портить. А по-моему, если на неученого орать, то еще большая порча получится.
Не знаю, может я не так что понимаю, только, по-моему, если ты шеф, то ты учить должен, а учителем не всяко! о назначить можно.
- Шефов не назначают. Тут порядок строгий добровольности.
- Хорошо, если начальство это понимает. А то ведь кому так предложат подумать, что он загодя со всем согласен. А вообще-то, я скажу, лучше родного человека никто не научит. Он если и скажет чего грубого, от него снести легче. По дому муж с женой ругаются да мирятся, а по работе без этого никак не обойдешься.
Правильно я говорю?
Какое-то время Вера Константиновна рассказывала о том, как скучала без техники, - пришел Николай из армии, поженились, пошли ребятишки. О яслях и детском саде в совхозе тогда и помина не было, пришлось Вере Константиновне по мере возможности изворачиваться. Разнорабочей, посудомойкой в столовой, пекарем - все прошла. В шестьдесят пятом даже на руководящую работу выдвинули - пекарней заведовала, двумя пекарями руководила. А в шестьдесят седьмом ликвидировали вверенную ей питающую точку. Осталась молодая руководительница не у дел. И только тут ей в голову пришло, что дети-то выросли. И что вполне можно вернуться к той, старой профессии. Любимой.
Но оказалось, что возвратиться к любимому детищу не так уж и просто. На год пришлось усаживаться за парту.
- Только это совсем, конечно, не то, что сначала начинать. Главное навыки, а они у меня были. А в машинах, что ж .. Узлы, конечно, изменились кое-какие, а принцип-то остался прежний...
Уверенный, что попаду в лад настрою, я легкомысленно сказал:
- Конечно. Теперь все узлы на машинах продуманы. С прежним не сравнить.
- Как сказать...
Николай Федорович, видимо, и сам не ожидал, что возразит, поэтому смутился необычайно и растерянно посмотрел на супругу. Теперь та пожала плечами. А я вздохнул тяжело, решив, что разговор с Николаем Федоровичем так и зачахнет, не начавшись АН, нет. Вот ведь где затаился у него ключик от сокровенного Не давали, видимо, ему покоя изъяны в конструкции комбайна "Сибиряк" последних выпусков. Настолько не давали, что промолчавший все утро человек не выдержал и решил, что здесь-то, пожалуй, не у нее, а у него "лучше спросить". И, когда пожала Вера Константиновна плечами, ринулся в разговор решительно, как головой в омут.
- Продуманы... Как сказать. Если продуманы, значит все лучше. А вы хоть кого спросите: поменяется, кто па СК-4 работает, на "Сибиряк". Никто, наверное, не захочет, потому что у четверки молотилка лучше. Клавиши у нее длинней - соломотрясы их иначе называют. Они л^чшс солому вытрясают, поэтому потерь зерна меньше. И еще у "Сибиряка" плохо - мельчит солому здорово. Перемешается такая солома с осотом и со всякой всячиной, ложится на решетный стан и зерно на скатную доску через решета не пускает...
- А еще двигатель... - тут уж Вера Константиновна в роли посторонней.
- Точно. На четверке двигатель стоит дальше от бункера и охлаждение у него потому лучше. А у "Сибиряка" греется движок. И еще о чем подумать надо - амортизация. Ну, хорошо, весь комбайн, допустим, не подрессоришь. Но кабину-то одну можно? На гидравлику, допустим, поставить. В крайнем случае, сидение с гидравлическими амортизаторами, - сказал он все это горячо, разом и потом как-то вопросительно посмотрел на меня: - Вы уж, это самое, если путь на завод будет, подскажите конструкторам. У комбайнеров, мол, душу каждую уборочную вытрясает так, что за зиму она только что на старое место станет... И насчет движка тоже, и соломы...
- Так вы бы взяли и сами на завод написали.
Николай Федорович взглянул на меня с великим удивлением и... промолчал. Иссяк, видимо, запал, да и время подходило к семи. Давно бы пора быть на полосе.
На этом ножко и кончить рассказ о рабочей семье Деулнных, по, думается, не будет он полным, если не обращусь я к еще одному отступлению. Поведал мне его директор совхоза Алексей Иванович Булах. При этом назвал его "лирическим". И заголовок даже ему придумал:
СНЕЖНАЯ КУПЕЛЬ
Таким, каким осело у меня в памяти, я и изложу это отступление.
* * *
Что о прошлой уборке говорить. Кто ее провел, с тем она на всю жизнь останется. Хлеба было столько, что на памяти ни у кого такого не было. В общем все это известно. И о том, что хлеб был поздний, и о том, что погодка к концу уборочной в наших краях заладила ой да ну, в общем - все. И все-таки наш совхоз имени Гастелло сумел не только отмолотиться, но и послал передовых комбайнеров помотать соседям. Вера Константиновна Деулина поехала в Подойниковский совхоз. Это рядом с Панкрушихой. От нас сотня километров. Долго она там работала. Недели две, если не больше. И вдруг приходит указание: собрать передовиков уборки и ехать с ними на праздник урожая.
Мы туда-сюда, заняты, мол, наши передовики, помогают другим хозяйствам убирать. С нами и говорить не захотели.
А надо сказать, что мы наших людей в неделю раза два проведовали. Кто-нибудь из руководящих работников обязательно наезжал. И вот, еду я к Вере Константиновне. Время - конец октября. По стеклам газика снег начал постукивать. Сначала редкий, потом зачастил. Сухой, крупный, с пшеничное зерно, пожалуй, будет. Сижу я рядом с шофером, в кабине пригревает, а у меня по телу - холодок. Представляю я, как сейчас комбайнеры на открытых мостиках работают, и - холодок. В контору заезжать не стал, сразу на полосу.
Подъезжаю к комбайну Веры Константиновны, смотрю и не узнаю. Возвышается над мостиком Снегурочка... Да пет, не Снегурочка. Бело у нее там, где складки, в них снег набился, а все остальное - черное. Увидела меня Вера Константиновна, остановила комбайн.
"Не могу, - говорит, - больше. Домолочу загонку и домой тронусь". - "И загонки, - отвечаю, - домолачивать не надо.
1 2 3 4