Он в наших с вами действиях и поступках. Но что может сделать маленький человек в масштабах общества? Я, знаете ли, работаю на мыловаренном заводе. Быть причастным к гигиене народа - это вселяет гордость. Но этого мало. Посмотрите сюда.
Тыча себя в грудь, увешанную всевозможными значками (в основном это были жетоны добровольных обществ, которые он приобретал везде, где только мог), Борька с упоением рассказывал о том, как он участвует в строительстве нового общества.
- Замечательно! - восхищенно воскликнула Галина, Тут ее внимание привлекла металлическая бляшка с надписью "О-во "Долой преступность"". Даже такое общество есть? Вы знаете, Боря, мне порой бывает очень страшно. На той неделе наших соседей обворовали. Средь бела дня. Кошмар какой-то! Мы с мамой ночами не спим, вздрагиваем от каждого шороха. В сегодняшнем номере "Нижегородской коммуны" не читали объявления? - Она протянула вытащенную из сумочки газету. - Вот, пожалуйста...
Кавалер развернул газетный лист и в правом верхнем углу прочитал: "Укравшего у меня бумажник с деньгами и документами в вагоне трамвая прошу деньги взять, а документы доставить по адресу: Кооперативная, 25, магазин "Труд инвалида", В. А. Ширтову".
Сивун неопределенно хмыкнул: этот самый бумажник, уже наполовину опорожненный, лежал у него в кармане. Там и денег-то было с гулькин нос.
- Стоит ли об этом думать, тем более такой прелестной девушке! наигранно веселым голосом проговорил он. - Вы посмотрите, что за вечер сегодня! Чудо! Жизнь - прекрасная штука. - Он вновь попытался обнять Галю.
Он обещал, что они поженятся, поедут к Черному морю и наживут красивой, счастливой жизнью...
Но вышло все мерзко. Сивун с Галей подали заявление в ЗАГС, а через три дня он забрал его назад.
Узнав об этом, Ромашин побагровел от негодования. Соседка плакала, вытирая кончиками платка обильные слезы.
- Ить у него на все свои отговорки, - жаловалась она. - Свободная любовь, говорит, время, дескать, нынче такое. Негодяй! Обесчестил девку...
- Нет таких законов, за которыми подлецы могут прятать свои грязные делишки, - мрачно произнес сотрудник милиции. - Судить его будем! - сказал он убежденно. - По всей строгости и справедливости Уголовного кодекса республики. Не пройдет ему этот номер, мамаша.
- Он вывернется, всех одурачит...
Но вывернуться Сивуну не удалось. Дельный совет дал Гущин.
- Во-первых, сам этот Сивун, - сказал он, - давно у нас на особом учете. Когда задержали группу спекулянтов коврами, ему чудом удалось уйти от суда. Тогда еще ему сказали: если не бросишь - все равно попадешь на скамью подсудимых. Ты бы попробовал поговорить с ним поласковей, предложил Гущин. - Глядишь - сболтнет лишнее, у него язык-то длинный. А я пока у юристов проконсультируюсь.
Сивуна Ромашин нашел в саду, под раскидистой яблоней.
- Никуда я не пойду, - нахально заявил тот на предложение потолковать в милиции. - А на твои бесправные действия жаловаться буду.
- Давай беседовать здесь.
- Я буду жаловаться.
- Зачем так волноваться? Я по-соседски заглянул. Закурим?
Красавчик недоверчиво глянул на милиционера, но все-таки полез в карман за папиросами. Вытаскивая пачку, он неожиданно выронил бумажник с вышитыми инициалами "В. А. Ш.".
- Ого! - многозначительно отреагировал Ромашин. - А буковки-то чужие, да и остальное... Ну что ж, теперь, хочешь не хочешь, придется пройти со мной.
Между тем Гущин, сам того не желая, вызвал острую дискуссию между начальником милиции Себекиным и следователем.
- Позвольте, Григорий Петрович, - возбужденно говорил последний. Прежде всего мы должны ответить на вопрос: есть ли в действиях Сивуна состав преступления? Иными словами, кроется ли в его поступке социальная опасность, угрожающая правопорядку, установленному нашей рабоче-крестьянской властью? Если мы установим наличие таковой, значит, должны будем найти и соответствующую статью в Особенной части Уголовного кодекса.
- Сомневаюсь.
- Своим поступком сей гражданин дискредитировал наше семейное и брачное право в глазах широких крестьянских и рабочих масс. Вот почему его действия вызывают особое возмущение, и плохие мы будем работники, если не найдем статьи.
- Это пока лозунги... - заметил Себекин.
- Сивун явно обманул девушку, склонив ее зарегистрироваться в ЗАГСе. То есть он отнял у потерпевшей основание к сопротивлению.
- К тому же вор он, - угрюмо произнес незаметно появившийся Ромашин. - Пригласить его сюда?
Вскоре состоялся суд. Сивуну пришлось отвечать сразу за два совершенных преступления...
Об этой истории Ромашин вспоминал часто, так свежа она была в памяти. И теперь, сопровождая двух мальчишек, размышлял о тех событиях.
Комендатура ярмарочного уголовного розыска, куда Ромашин привел задержанных, занимала правую половину небольшого каменного особняка. От его замшелых выщербленных стен веяло сыростью, рядом шумели ветвями высоченные тополя, под ними тянулись к солнцу две молоденькие липки и куст сирени. От особняка до самой Волги раскинулся болотистый пустырь, поросший мелким ивовым кустарником.
На дверях висело объявление: "К сведению потерпевших. В ярмарочном уголовном розыске имеется ряд вещей, как-то: носильное платье, белье, золотые и серебряные изделия и т. д., отобранные у разных лиц в связи с сомнением в принадлежности им этих вещей. Потерпевшие могут осматривать эти вещи ежедневно у дежурного".
- Чего ты их привел! - спросил дежурный у Ромашина, кивнув на ребят.
- Вот именно, что мы ему сделали? - встрепенулся Павел.
- Сядь на лавку! - приказал сопровождающий. - Сейчас узнаешь, что. Цыган здесь?
- Сидит в камере.
- А ну-ка выводи его сюда, Степан! Очную ставку сейчас устроим.
Дежурный пошел в глубь коридора, позванивая связкой ключей. Вскоре вернулся вместе со смуглым брюнетом. Виталик сразу же узнал его: это был тот самый жилец, у которого он в гостинице одалживал гитару. Цыган заулыбался.
- И ты, голубок, попался? Что ж так неаккуратно?
- А то и попался, что вы из одной шайки будете, - сказал Ромашин. Посмотри-ка на эти вещи. Узнаешь?
- Нет, - цыган покрутил головой, - это барахло не наше, - и пренебрежительно бросил обратно вынутый из тюка расписанный золотом халат.
- Ты не увиливай, а говори прямо. Рамзая знаешь?
- Кто это?
- А вы, товарищ милиционер, Верди знаете? - вставил Павел.
- Тоже вор? - спросил Ромашин.
- Нет, композитор, итальянец. Он оперу написал, называется "Аида". Может, слыхали?
- Ну и что?
- А то, что Рамзес - действующее лицо этой оперы. Вот темнота! Пашка хлопнул себя по коленкам. - Как вас таких здесь держат?
- Но-но, ты не очень...
- Да поймите, костюмы эти - для театра, чтобы на сцене разных фараонов, князей и их дамочек в натуральном виде представлять. На гастроли мы сюда приехали. Сам Семен Глебович Кустовский в главной роли. А я его помощник. Вы же нам спектакль срываете. Кустовский этого не простит. Для него угро - плюнуть и растереть.
- Какого черта ты мне голову морочишь? Кустовский! Да мне хоть сам Христос!.. - Милиционер отошел к зарешеченному окну и закурил, не зная, что делать. - Эти штучки у тебя не пройдут. Много вас тут, таких гастролеров, понаехало. Разберемся. Всех троих под замок, - приказал он дежурному. - Пускай посидят, подумают... До чего наглый народ пошел! Я тебе поору на всю ярмарку, это тебе не старое время! И про Аиду с Верди забудешь.
- Может, у меня талант прорезается, - высоким голосом затянул Павел. - Я, может, артистом стану. Впрочем, разве такой чурбан что-нибудь поймет? А еще форму надел. Пойдем, Виташек, чего с ним попусту говорить. - И он решительно направился к выходу.
- Стой! Назад! - громко крикнул Ромашин. - За оскорбление вдвойне получишь.
Григорий Петрович Себекин был у себя на втором этаже. Он догадался, что пришел Ромашин с задержанными: его зычный голос раздавался по всему помещению. Себекин недовольно поморщился, продолжая внимательно слушать своего московского гостя - Гряднова, инспектора по особо важным делам Главного управления.
- Так вот, речь идет, как вы понимаете, о крупном преступнике, говорил тот, - на счету которого десятки дерзких ограблений. Он переезжает из города в город под разными фамилиями. На места мы разослали ориентировки, где указываются основные способы, которыми пользуется этот тип. В основном он похищает музейные ценности, золото и платину. По нашим предположениям, это некто Ядров. Осужденный в 1923 году в Тамбове за служебные преступления, он освободился под поручительство и совершил две крупные кражи: сначала из Тамбовского губкожтреста, а затем из местного государственного музея, где захватил более 700 штук золотых и серебряных монет и медалей. Еще одну крупную кражу совершил в Саратове. Здесь он одного серебра "взял" более пуда, - продолжал Гряднов, закуривая папиросу. - Мы имеем основания предполагать, что разгром, учиненный в Государственном Эрмитаже 22 сентября 1925 года, также дело рук Ядрова.
Себекин сосредоточенно тер щетину подбородка, понимающе кивал. О знаменитом нападении на Эрмитаж он знал не только из специальных сообщений. Об этом много писалось в газетах.
- Обломки похищенных вееров, кажется, были найдены около полотна Октябрьской железной дороги? - спросил Григорий Петрович.
- Да. Кроме вееров он вынес серебряный ларец, украшенный золотом и драгоценными камнями. А когда поехал в Москву сбывать драгоценности, то обломки вееров выкинул из окна поезда. Часть похищенного мы изъяли из ювелирных магазинов Ленинграда.
- Но почему вы думаете, что он действовал в одиночку?
- Косвенные данные свидетельствуют о том, что все эти грабежи дело рук одного лица, максимум двух. Мы все время идем по следу, но увы... Вы, наверное, слышали об ограблении музея Горного института? Преступники поднялись сначала на чердак, там пытались взломать стену. Затем по веревке, укрепленной на крыше, спустились до окна третьего этажа...
Резкий телефонный звонок прервал их беседу.
- Слушаю вас, - снял трубку Себекин. - Да, Сергей Михайлович. - Он узнал Малышева. - Что случилось? Сейчас никак не могу, занят. Товарищ из Москвы. Серьезное дело? Хорошо, освобожусь и буду у вас.
- Так вот, - продолжал Гряднов. - На третьем этаже они выставили форточку и проникли внутрь. Взломав запоры на дверях, через колонный зал попали к витринам с драгоценными минералами. Натворили они там... Разбросали уникальные экспонаты, разбили художественные изделия из ценных камней. Были похищены три самородка золота, платины, выломан из раковин ценный жемчуг. Украдено в целом на сумму около четырехсот тысяч рублей.
- Понятно, - сказал Себекин. - Может, чаю желаете, Василий Петрович?
- Чай будем пить после, - ответил Гряднов и выразительно объявил: По нашим предположениям, Ядров должен быть здесь, на ярмарке.
Себекин задумался:
- Но пока он о себе не давал знать.
- Обязательно даст. Подготовьте мне, пожалуйста, оперативные материалы, я хотел бы с ними познакомиться.
Гряднову отвели отдельную комнату, из которой он не выходил в течение трех часов. Папка с грифом "секретно" оказалась объемистой: за короткий срок агентами уголовного розыска было задержано около 400 преступников самых разных специальностей. Инспектор полистал дело об ограблении Бразильского пассажа. Вор проник туда с помощью подкопа и украл очень дорогие пуховые платки. Он был задержан. Вещи он спрятал в разрушенных постройках, часть продал. Нет, на Ядрова это не похоже... Вот сообщение о том, что при облаве в притонах Гордеевки задержанный Тимофей Камышев схватил со стола нож и хотел ударить агента. Во время рукопашной подоспевшие на помощь сотрудники ярмарочного уголовного розыска обезоружили преступника. В квартире были арестованы Василий Стерлядкин, Яков Колышев и укрыватель Голов. При обыске взято 24 пары валяной обуви, украденной на Сибирских пристанях... Не то, все не то.
Из отдельной пачки бумаг, сколотой большой канцелярской скрепкой, Гряднов узнал историю поимки преступной группы, которую возглавлял неуловимый рецидивист Макаров по кличке Петька Нос. За его шайкой числилось немало крупных "дел".
Гряднов устало откинулся на спинку стула. В открытое окно доносились гудки пароходов. Он прошелся по комнате, разминая затекшие ноги. Зацепиться было не за что. Но чутье подсказывало, что тот, за кем он охотился уже почти два года, должен быть здесь и рано или поздно обязательно объявиться. Инспектор решил провести совещание, проинструктировать каждого агента и, отобрав двоих-троих наиболее смышленых, действовать согласно плану, разработанному еще в Москве.
- Чего притихли? - бодро спросил цыган. - Выше голову, молодцы. Вот какую нам шикарную кибитку отвели. Теперь отсюда не скоро выберемся. А мне-то, кажись, вообще тут дадут постоянную прописку...
- А за что вас? - поинтересовался Виталий.
- Так тебе все сразу и расскажи! А может, ты специально ко мне подосланный. Скажите лучше, вас по какой необходимости в эту помойку сунули? Что творят! Скоро грудных детей за решетку сажать будут.
Его голос, глухой и дребезжащий, заполнил всю камеру. Маленькое перечеркнутое металлическими прутьями окно пропускало мало света. Грязные с водяными потеками стены были сплошь исписаны. Чьи-то инициалы, целые фразы... Справа у двери было выдавлено: "Мама, я тебя помню", а чуть ниже - "Филька - предатель". Под окном расписался какой-то Хлынов.
- Мы с ним артисты! - сказал Павел с достоинством. - А за что нас сюда притащили, наверное, ни один прокурор не объяснит.
- Вещи-то, небось, ворованные?
- Нет. Все из-за моей глотки. А его, - показал он на нового приятеля, - вообще ни за что "замели". Мы с ним полчаса назад познакомились.
- Вот как? Ежели у вас все в порядке, отпустят. А мне - крышка.
- Может, обойдется.
- Много ты понимаешь. Эх, кабы выйти отсюда, хоть на часок! - Цыган подошел к окну и, протянув руку, дернул за металлический прут. - Черта с два! А надо бы, ох как надо!.. - Он заерзал на дощатых нарах, толкнул Виталия грязным хромовым сапогом в бок. - Перейди, паря, на другую лавку, я спать буду. - Потом вытянул ноги, положил под голову руки и закрыл глаза.
Ребята притулились напротив.
- Ты не горюй, - тихо сказал Пашка соседу. - Не век же нас здесь держать будут. Разберутся или Кустовский выручит. Он уже меня в Казани вот таким же манером вызволял. Он человек, Семен Глебович. А какой тенор заслушаешься! Мне далеко до него.
Павел встал, прислонился к двери, прислушался. Раздалась гулкая торопливая чечетка по лестнице, кто-то быстро сбегал вниз, кинул на бегу: "Я ненадолго к Малышеву", - и снова тихо.
- Представляю, что сейчас в театре творится. Костюмерша тетя Клава такой балаган устроила!.. - Он снова подсел к Виталию и грустно, низко опустив голову, сказал: - Выгонят меня, наверное. Ну и ладно, пойду опять кочегаром на пароход. Как-никак специальность имею. Две навигации ходил. И если бы не подвернулся в начале прошлого лета этот Кустовский, до сих пор сидел бы у котла... А знаешь, здорово, - оживился он. - Меня капитан уже обещал старшим сделать. Горя бы не знал, песни распевал. А что хорошего декорации да костюмы таскать...
- Знаешь что, перестань, пожалуйста. Есть очень хочется, и на душе тошно, - перебил его Виталий. - Помолчим лучше...
Как все-таки получилось, думал он, вместо того чтобы плыть сейчас домой, он вот здесь, с какими-то незнакомыми людьми. Это только представить - в тюрьму попал! Мать узнает - в обморок упадет. А как же Генка? Ему, небось, похуже. И как же он про дружка забыл? Нужно все рассказать. Вот вызовут на допрос, и он обязательно выведет "дядю" на чистую воду. Генку отпустят, и они вместе поедут в деревню...
- Гей, мальцы, вы что, спать сюда пришли? А ну встряхнитесь! - Цыган сидел на нарах, по-турецки скрестив ноги, и сосредоточенно скреб пятерней волосатую грудь.
Виталий с трудом разомкнул глаза. Он заснул на плече приятеля, который тоже задремал, прислонившись к стене. Виталий зябко поежился, шмыгнул носом и недовольно покосился на цыгана.
- Просьба у меня к вам, - сказал тот, вставая с нар и подсаживаясь к ребятам. - Слушайте, друзья, есть у меня к вам дело. Не хотел я об этом говорить, да, видно, ничего не поделаешь - надо. Мне совсем конец пришел это я точно знаю. Под самую завязку срок присобачат. Опознал меня здесь, на ярмарке, колхозный председатель, у которого я в кузне около месяца работал. Все думал новую жизнь начать, осесть в одном месте. Да не выдержал, узнал, что по соседству остановился табор, в котором две мои сестры, попрощался с председателем, все как полагается, чин-чинарем - и был таков. Он тогда мне еще долго руку жал, уговаривал остаться. Я ведь и лошадь подковать, и борону починить, и другие кузнечные дела - все умею. И работу эту люблю. Но, наверное, вольную жизнь еще больше. Эх, мальцы, никто нашей жизни не понимает! - Цыган покрутил головой. - Для этого нужно иметь сердце, кровь цыганскую. Вдохнул я вольного ветра и как заново родился!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10