На полу около дивана лежали трупы двух женщин. Это были жена и племянница Содикова. Самого хозяина, со слов понятых, нашли на лестничной площадке. Вероятнее всего, часовщик после ухода бандитов пытался позвать на помощь, но у него не хватило сил. В бессознательном состоянии его обнаружили возвращавшиеся домой соседи.
Вещи были беспорядочно разбросаны по квартире. Белье и одежда валялись на полу, на стульях, на столе. Шкаф раскрыт, ящики комода выдвинуты, посуда из буфета выброшена и перебита. Горшки с цветами свалены в угол и тоже разбиты. Под ногами хрустят осколки стекол, непривычно чернеет земля, высыпавшаяся из цветочных горшков, лужи запекшейся крови, распростертые трупы...
Василию Николаевичу сообщили скудные сведения, добытые за час, прошедший с момента совершения преступления. Содиков, помимо основной профессии часовщика, занимался ремонтом щипковых музыкальных инструментов. Среди жильцов слыл он скопидомом и богачом.
Однако большинство людей, знавших его лично, утверждали совершенно обратное: жил Содиков скромно и вряд ли сумел скопить большие сбережения. И все-таки работники уголовного розыска не находили других причин бандитского налета на квартиру, кроме разбоя с целью завладения ценностями. Об этом же свидетельствовали вскрытые шкаф, комод, разбросанные в беспорядке вещи и одежда. Убийцы искали деньги.
Единственными свидетелями, сообщившими приметы подозреваемых, были два одиннадцатилетних мальчика.
Они играли на улице около своего дома и увидели проходивших по тротуару матроса и красноармейца. Третьего, в гражданском, они не рассматривали. Он был им безразличен. Кто в одиннадцать лет не мечтает стать матросом или командиром? И Саша с Кузей плотно увязались следом за своими кумирами.
Военные рассматривали номера домов, таблички с номерами квартир у подъездов, но долго не задерживались, шли вперед. Дети уже потеряли всякую надежду вступить в контакт с ними, как вдруг матрос остановился напротив дома девять и принялся тщательно изучать поблекшую от непогоды жестяную вывеску: "Качественный ремонт часов. Починка гитар и других щипковых инструментов. К. 14. Мастер Содиков М. И.".
В, это время Саша и прочитал у матроса на бескозырке слово "Достойный". Кузя тем временем тщетно пытался овладеть вниманием красноармейца. Физиономия военного была хмурая, не очень симпатичная. В ожидании приятеля, который все еще продолжал любоваться вывеской, он вытащил из заднего кармана брюк револьвер, повернул барабан, потрогал большим пальцем курок, проверяя пружину, после чего спрятал оружие в боковой карман.
Кузя повернулся к Саше и хотел было поделиться с товарищем тем, что он увидел, но в это время человек в сером костюме повернулся к мальчикам и угрожающе зашипел: "А вы, шпингалеты, что глазеете? Брысь отсгдова!"
Ребята во всю прыть пустились наутек. Когда они, замирая от страха, обернулись, на тротуаре у дома уже никого не было.
Работники уголовного розыска предполагали, что именно эти люди и совершили бандитский налет на квартиру. Однако факт присутствия их у дома незадолго до совершения преступления еще не говорил о том, что эти люди и есть убийцы. Нужны были более веские доказательства, а главное - надо было найти этих людей.
Когда осмотр места происшествия подходил к концу, Афовичев отдал распоряжение послать в больницу сотрудника для дежурства около раненого часовщика. Мальчиков-свидетелей он с ведома родителей увез на Михайловскую площадь, в Управление угрозыска.
Вечером позвонили из больницы. К Содикову на несколько минут вернулось сознание. И часовщик подтвердил выдвинутую работниками милиции версию.
Днем в его квартиру позвонили. Молодой мужской голос сказал, что ему срочно необходимо отремонтировать гитару. Содиков открыл дверь. Вошли трое: один в гражданском и двое в военной форме (один из них в матросской). Часовщик сразу же заподозрил неладное, так как никакой гитары у клиентов не было.
Матрос в бескозырке остановился у двери как вкопанный, а двое других втолкнули Содикова в комнату, где находились его жена и племянница.
Человек в красноармейской форме вынул из кармана наган и, приставив дуло к груди старика, потребовал деньги. Восемнадцать тысяч рублей лежали в буфете, о чем перепуганный насмерть мастер поспешил сообщить грабителям. Бандит в сером костюме немедленно распахнул буфет и сунул в карман объемистую пачку. Затем начал выбрасывать посуду, тщательно обследуя все полки и ящики буфета. Подвижные руки его быстро вытаскивали предметы. Серебряные ложки и подстаканники векоре перекочевали в мешок грабителей. Два золотых кольца и массивные, полученные мастером для ремонта часы оказались там же.
От буфета грабитель перешел к комоду. Стучали отодвигаемые ящики, выбрасывалось на пол белье...
А потом началось самое страшное. Бандит в солдатском обмундировании стал поочередно избивать рукояткой револьвера всех членов семьи, требуя выдачи денег и золота. Ярость бандита дошла до предела. В бессильной злобе он прострелил кисти правых рук всем троим, а затем убил женщин.
Следующий выстрел был предназначен хозяину. Одетый в широкую меховую безрукавку, Содиков выглядел весьма солидно, хотя на самом деле был худощавым.
Пуля прошла несколькими сантиметрами левее сердца.
Содиков упал и потерял сознание.
О дальнейшей судьбе своих близких он ничего не знал.
6
На работу по срочному вызову прибывали сотрудники уголовного розыска и свободные от нарядов милиционеры.
Дополнительно Кшпкин договорился с командиром дисч лоцирующейся по соседству воинской части и получил в свое распоряжение пятьдесят вооруженных красноармейцев. К вечеру, соблюдая полнейшую осторожность, эти люди незаметно перекрывали подходы ко всем известным в городе притонам. В их задачу входило задерживать по* дозрительных лиц, среди задержанных отбирать людей, по приметам похожих на грабителей, и направлять на Михайловскую площадь.
Первым в уголовный розыск доставили подвыпившего красноармейца. Долговязый солдат в измятом обмундировании не походил на грабителя, ребята его также не опознали. А вскоре алиби задержанного было установлено полностью - в день совершения бандитского налета на квартиру часовщика красноармеец дежурил в расположении части и отлучиться не мог. Из части, где ол служил, приехал наряд и забрал гуляку.
Доставляли в угрозыск и других солдат и матросов, задержанных на подходах к подозрительным домам. Некоторые из них случайно оказались в ночное время на улице, другие, хотя и шли по известным работникам угрозыска адресам, совершенно не были похожи на разыскиваемых бандитов, и их непричастность к преступлению вскоре устанавливалась.
Из задержанных за весь вечер только один человек в матросской форме, по мнению Афоничева, действительно представлял интерес. И хотя мальчики не опознали его, Василий Николаевич распорядился поместить задержанного в камеру. Единственный аргумент, которым руководствовался инспектор, заключался в том, что красноармейцы, конвоировавшие задержанного на Лиговке матроса, по дороге к управлению были кем-то обстреляны. Неизвестный из подворотни дома произвел несколько револьверных выстрелов. Красноармейцы ответили огнем из винтовок, и злоумышленник поспешно скрылся в одном из проходных дворов дома.
Предположение, вытекавшее из этого инцидента, было весьма просто: кто-то пытался освободить задержанного.
А раз так, значит кому-то невыгодно, чтобы матрос оказался в руках представителей власти. Вот почему необходимо было тщательно проверить эту личность.
Человек в матросской форме назвался Резниченко. Обнаруженные при личном обыске справки о ранении подтверждали это. Он числился в отпуске по ранению и нигде не работал. Первый допрос раненого матроса был прощупывающим, поверхностным и почти не дал никаких результатов. Резниченко отрицал какую бы то ни было связь с преступным миром.
- Почему не служите? - задал вопрос Афоничев.
- Было время - служил. А сейчас - вот, - матрос расстегивает брюки-клеш и тычет пальцем в слой бинтов на бедре, - еще от ранения не оправился. Это и из документов видно...
- Где получили ранение?
- Известно где, в бою.
- Не морочьте голову! В раком бою? На чьей стороне воевали? - повышает голос Афоничев..
Матрос спокойно отвечает и на этот вопрос. Он начинает рассказывать длинную историю о службе на "Петропавловске", о своих бесспорных заслугах перед родиной и, наконец, удрученно понурив голову, жалуется на свою судьбу:
- А теперь вот, когда за общее дело потеряно здоровье, мне никто не поможет. Работу посильную не найти... Опять же - образование малое... Конечао, задерживать и допрашивать многие могут...
- Где вас задерживали до этого?
- Как где? На улице обычно. Дальше этого, слава богу, не доходило. Как-то у Нардома меня проверяли, другой раз - на Невском. Да что с меня возьмешь - гол как сокол...
В голове Василия Николаевича роятся сомнения. Трудна все-таки служба угрозыска. Попробуй раскуси, кто перед тобой. "Может, действительно матрос невиновен, и я зря нервирую больного человека? Но тогда кому понадобилось обстреливать наряд и с какой целью? Спросить у него сейчас об этом? Нет, подожди, Вася, не торопись.
Оставь на свой риск матроса до утра. Ведь даже то, что сказал этот молодец, не перепроверено". И Афоничев твердо решает не выпускать матроса до утра. Вдруг окрепнет часовщик, тогда возможно будет провести опознание, а может быть...
Уже поздно. Василия Николаевича клонит ко сну.
Присел на минуту за стол, и веки сами собой смыкаются.
А тревожная дума не покидает его. На мгновение он даже представляет матроса с пистолетом в руке перед беззащитными людьми. Может ли совершить преступление сидящий перед ним человек? Трудно сказать. Пожалуй, надо пока отправить Резниченко в камеру и связаться по телефону с больницей. Пусть сотрудник попытается узнать у Содикова: хорошо ли он запомнил матроса? Что было написано на ленте бескозырки? Сможет ли он опознать кого-нибудь из грабителей, в особенности матроса?
Дверь кабинета неожиданно раскрывается. На пороге - угловатая фигура Саши Крамера, инспектора общего отдела уголовного розыска.
- А-а-а! Старый знакомый, не забываешь нас. Или натворил чего? запросто обращается он к матросу.
- Откуда вы его знаете? - вмешивается Афоничев.
- Да как-то во время облавы у Нардома он мне попадался. Раненный в бедро?
- Так точно! - подскакивает с места матрос.
- Ну, конечно, он. Фамилия его, дай бог памяти, Резченко, - вспоминает Крамер.
- Резниченко, товарищ начальник, - поправляет сияющий матрос.
Но Крамер не расположен втягиваться в бесплодный, по его мнению, разговор. Он кладет на стол перед Афоничевым сводку и исчезает за дверью так же неожиданно, как и появился.
- Я вас отпускаю, - чертя замысловатые вензеля на бумаге, заявляет Василий Николаевич и, уловив вздох облегчения, вырвавшийся ив груди матроса, добавляет: - Но уже давно наступил комендантский час, и вам по улице не пройти. Останетесь у нас до утра.
Резниченко заметно меняется в лице, подозрительно, в недоверием смотрит на дежурного:
- Зачем же до утра?
- Так нужно! - обрывает Афоничев и вызывает конвойного.
До двери задержанный идет спокойно, не проявляя признаков волнения. И только переступив порог, резко оборачивается и беспокойным взглядом сверлит Афоничева. В глазах тревога и немой вопрос: "А вы не передумали? Может быть, отпустите, что вам стоит?" Василий Николаевич молчит. Дверь закрывается. Тогда он медленно снимает трубку и звонит в больницу, просит к телефону сотрудника угрозыска, дежурящего у постели пострадавшего.
- Как больной? - спрашивает без всяких вступлений. - Уснул, говоришь? Скажи-ка, что он тебе о матросе рассказывал? Ну, какой он из себя, что написано на околыше бескозырки, может ди опознать его? Что?.. Не говорил? Так о чем же тогда ты с ним беседу вел, - о соленых огурцах, что ли.. Ладно, имей в виду, как только больной придет в себЯу сразу выясли эти вопросы и позвони мне.
В соседнем кабинете, вплотную прижавшись друг к другу, на кожаном диване спят мальчики. Василий Николаевич все еще не решается отпустить их домой, - вдруг доставят задержанных, кто их опознает? Ребята единственные, кроме потерпевшего, свидетели, поэтому приходится оставлять их до утра. С родителями Афоничев договорился еще с вечера. Раз надо, говорят, пожалуйста, мы понимаем ваше положение. Сознательные граждане попались. Не каждый согласится оставить в милиции детей, да еще с ночевкой.
Проходит еще час. В городе тихо. На столе дежурного изредка дребезжит звонок телефона, но задержанных больше не приводят. Голова дежурного опять клонится вниз. Чтобы прогнать сон, он поднимается из-за стола и ходит взад-вперед по просторной комнате. За день здесь изрядно натоптали. Пол грязный до черноты, под ногами валяются окурки, горелые спички, клочья бумаги. Нетерпимый к беспорядкам, Василий Николаевич хмурится, что-то обдумывает.
- Селиванов! - кричит он камерному. - Неси шваб* ру и быстренько подмети пол, слышишь?
А Селиванов все слышит, но не отзывается. Пригрелся на мягком стуле, да и нет особой охоты браться за неприятное занятие. Наконец, после повторного напоминания, он, позевывая, неторопливо приходит в дежурную комнату. С мокрой швабры падают капли воды. Побрызгав из ведра, он приступает к уборке. Неторопливо, молча подметает. Афоничев не то чтобы чувствовал себя виноватым, но пожалел пожилого милиционера.
- Ну как там матрос, дрыхнет небось? - первым нарушает он молчание.
- Не спит, товарищ инспектор. Даже не прилег. Все время сидит на нарах, думает о чем-то.
- О чем он, по-твоему, должен думать?
- Откуда мне знать? Беспокоится о чем-то... К нам ведь за будь здоров не попадаются, - рассудительно отвечает Селиванов.
- Беспокоится? - повторяет дежурный.
- Известное дело. Попал голубь в силок...
Василий Николаевич присел за стол, задумался.
Когда Селиванов покончил с уборкой, Афоничев решительно встал и совсем неожиданно для камерного снова велел привести задержанного в дежурку.
Матрос нехотя переступил порог и злыми глазами уставился на инспектора. Не даете, мол, и ночью покоя.
- Что невесел? - осведомился, выступая навстречу, Афоничев.
- Ничего. Что ты меня, больного... - начал было матрос, но не успел договорить.
- Молчать! Здесь уголовный розыск, а не притон, и "тыкать" я не позволю! А вот шапочку нужно снимать обязательно, когда на допрос приходите...
Задержанный чуть заметно побледнел. Левая бровь приспустилась на глаз. Он медленно стащил с головы бескозырку и коротким движением руки бросил ее в самый угол на вытертую до блеска широкую скамейку. Сам же сел на стул, плотно сжимая губы. Ни на один вопрос инспектора он не ответил. Сидел, устремив тупой взгляд на массивную чернильницу.
Вскоре из приокрытой двери дежурной комнаты до камерного донесся голос инспектора:
- Уведите!
Селиванов молча увел матроса. При этом никто не заметил, что черная бескозырка осталась лежать на скамейке. Только часа в три ночи Афоничев наткнулся на нее.
Прошел в угол, взял в руки. Взгляд скользнул по золотым буквам на ленточке: "Петропавловск". Как относится к этому кораблю задержанный? А может, он и в глаза не видел его? А что, если пойти по этой дорожке: пусть расскажет все, что знает о корабле и его людях, а потом навести справки в Адмиралтействе. Если он не служил на корабле, то наверняка запутается или вообще напорет чушь несусветную...
Он повертел бескозырку в руках и собирался бросить ее на скамейку, но одна деталь была подозрительной и поразила инспектора. Сукно на головном уборе матроса было старое, изрядно вытершееся, тогда как ленточка поблескивала свежей позолотой. Открытие интересное. Не отдавая себе полного отчета в действиях, Афоничев скорее машинально, чем сознательно, сжал околыш бескозырки и приподнял ленту. Под ней оказалась другая, и тоже с надписью: "Гавриил". Дрожащими руками Василий Николаевич отдернул "Гавриила" и прочел: "Достойный".
Какое-то время Афоничев остолбенело взирал на эту вновь открывшуюся, такую нужную ему надпись, не смея поверить в успех. Затем он быстро переменил ленточки, оставив сверху ту, на которой значилось "Достойный", и помчался в соседний кабинет к ребятам. С трудом он растолкал безмятежно спавших мальчиков. Прежде чем проводить опознание, Афоничев угостил их крепким чаем.
Не выдавая секрета, сообщил ребятам, что им нужно будет взглянуть на одного задержанного матроса. При этом Василий Николаевич не сказал, что ребята еще вечером видели его.
Резниченко и не думал спать. На этот раз Афоничев сам зашел к нему в камеру. Задержанный сидел на низких нарах, опустив голову.
Однако теперь уже сомнения Василия Николаевича остались позади.
1 2 3 4 5 6