Цезарю, судя по его виду, не слишком хотелось крови, удовлетворился бы и баксами. Слава Богу, не намерен вырезать всех поголовно.
- Алекс искалечил крестницу Ученого, - без обиняков обозначил направление переговоров Цезарь. - Она в безнадежном состоянии.
- Ты замочил его, - пожал плечами Гончар. - Мы квиты.
- За крестницу Ученого? - он совершенно естественно удивился. Ошибаешься. Мои условия: пять миллионов долларов семье Светы и двадцать мне - за то, чтобы я отказался от вендетты. Срок - сутки.
- Цезарь, ты охренел?! Это физически невозможно!
Тот уже встал.
- Как хочешь. От твоего союза не останется никого. Если Света проживет больше суток, и ты внесешь выкуп - я оставлю в живых твоих союзников. Если денег нет или она умрет - всех до единого утоплю. Даже стрелять не буду. Свою жену в таком случае ты сможешь спасти, лишь прислав собственную голову в трехдневный срок. ВДВ, - он обернулся к незнакомому члену триады, выводи заложников.
- Цезарь, погоди! - опомнился Гончар.
- Да? - Цезарь обернулся на пороге.
- Послушай, нельзя же так бескомпромиссно. В конце концов, если я верно понял, твой отец предлагает нам сотрудничество. Ты со своей вендеттой нарушаешь его планы. Давай лучше договоримся, что будем работать не на равных условиях. Скажем, ты получишь отдельный гарантированный процент пожизненно. Это в итоге получится даже больше, чем двадцать пять лимонов.
Цезарь постоял. Потом подошел к столу. Улыбнулся. Грустно и удивительно человечно. И глаза у него были больные.
- Ничего-то ты не понял, - спокойно, без ненависти, сказал он. Совсем ничего. Отец сегодня потерял крестницу. Я - невесту. Думаешь, нам важен какой-то гешефт? Нет. И деньги я сейчас требую только потому, что надеюсь - у тебя их нет. Если я расстреляю вас всех прямо здесь - а это именно то, чего мне хочется больше всего - получится вроде как беспредел. Если ты не внесешь выкуп - другое дело. А на самом деле я могу на твоих глазах взять и сжечь эти деньги. Они мне просто не нужны. Мне уже больше ничего не нужно.
Он замолчал, глядя Гончару в глаза. И так жутко становилось от этой простой, почти доброй, всепрощающей улыбки... Цезарь прощал его. Как там говорится? "Прости врага своего перед его смертью"?
- Ну хорошо. Не хочешь так, давай по-другому. Я могу через Солдата устроить тебе практически бесплатный сквозной канал в Европу. Я же примерно знаю, как у вас в Организации обстоят дела с контрабандой. Ваши туннели прикрылись. Будет новый. Это уже не деньги. Это гарантия процветания команды. Конечно, это похвально, что ты так переживаешь, но на одной романтике далеко не уедешь. У тебя горе, а твои люди думают иначе. Им деньги необходимы, им пить-есть хочется. И не хлеб с водой.
Цезарь, не изменяя выражения лица, оглянулся на своих.
- Скажите ему сами, что ли. А то он решит, что я самодур какой-нибудь, своим людям жрать не даю.
Финист сделал резкий отрицательный жест, Яковлев пожал широченными плечами:
- Не о чем с ним разговаривать.
- Я, что ль, крайним остался? - уточнил тот, которого Цезарь назвал ВДВ. - Без базара, я ему скажу. Мужик, нам платят достаточно. И мы твердо знаем, что должны делать за эти деньги. Многое в нашей команде бывало, но такой херни, как здесь - ни разу. Мои парни и дрались между собой, и до поножовщины доходило. Но когда надо - все личные проблемы отходили на второй план. Когда я узнаю, что два моих человека не могут поделить что-то, я сам иду и выясняю, как их помирить. Потому что мне на фиг не нужно, чтобы они стали врагами. Мне надо, чтобы они в бою стояли плечом к плечу и в любой момент готовы были прикрыть соседа своим телом, а не целились в спину своему же. Сейчас ты сидишь здесь и пытаешься вызвать раскол в наших рядах, - ВДВ фыркнул. - Мои люди - не роботы и не отморозки. Все думают и переживают. За эту операцию нам обещали премию помимо обычной ставки. Мы радовались - приятно, когда твоя хорошая работа хорошо оплачивается. Чувствуешь, что тебя ценят по достоинству. Когда приехали сюда, узнали, что погибает девчонка, работавшая с нами. Мои люди - все до единого - заявили, что откажутся от денег, если она умрет. Потому что наша задача - вытащить ее живой. И дело не в том, что она крестница Ученого. Она наша, а своих мы не бросаем. За любого из нас остальные встанут безо всякого приказа. И когда заходит речь о наказании, которое должен понести виновный, того, кто в этот момент подумает о собственном кармане, а не о том, что при смерти его друг, я застрелю сам. Без сожаления.
- Цезарь, где ты набрал этих фанатиков? - не выдержав пафоса, ехидно спросил Гончар. - Ничего им не надо - ни денег, ни власти. Одна религия приказ командира. И высшее счастье - святая дружба. При этом забывается, что среди друзей могут числиться смазливые девчонки. Ну, с боевиками все ясно. А вот что касается тебя, сомневаюсь, чтобы тобой двигали такие же чистые устремления. Крестница Ученого - девочка наверняка перспективная в плане наследства. Не потому ль ты так разоряешься сейчас, что с ее гибелью теряешь куда более солидный куш, чем двадцать пять лимонов? Эйфель, я бы тебе трижды советовал призадуматься после таких заявлений, стоит ли сотрудничать с Ученым. Ты же тоже метил на девочку. Цезарь тебе этого не простит. А если она выживет - то и ликвидирует тебя как возможного соперника.
- Я здесь шел как ширма, - очень устало отозвался Эйфель. - Я женат.
- Что? И ты впрягался за нее бескорыстно? Что я слышу? Эйфель, ты проникся этой пропагандой?
- Заткнись, Гончар, - еще более равнодушно сказал он. - Надоело мне тебя слушать. Со своими бригадирами я уже договорился. Твой Алекс подставил меня, и плевать я хотел на то, жив он или мертв. Из союза я выхожу и намерен работать либо один, либо с Ученым. Мне и под Цезарем после такого не в падло ходить будет. Он своих людей бережет. Цезарь, выкуп за себя и своих людей я буду платить сам. И можешь рассматривать его, как вступительный взнос в Организацию. Стефан, ты себя уважаешь?
- Не жалуюсь на отсутствие достоинства. И думаю о том, что Гончар не самый лучший партнер. Цезарь ни разу не платил неустойку. И бьют его так редко, что об этих случаях никто не знает. Шесть с четвертью лимонов - не самое крупное вложение. Лучше отдать их один раз за право работы под более верной "крышей" и свалить отсюда к чертовой матери, чем платить каждый год за проигранные разборки.
Раскол. И вряд ли удастся что-то переиначить. Цезарь, грустно улыбаясь, покачал головой.
- Жаль мне тебя, Гончар. Очень жаль. Но можешь радоваться - платить уже меньше. Кстати, Ираиду я верну только после того, как вся сумма будет у меня. Так что заявления типа того, что ты не отвечаешь за бывших партнеров или с удовольствием избавишься от Хирурга моими руками, меня не колышут. На момент сбора твой союз еще существовал, и ты нес за него полную ответственность. Что случилось потом, уже не играет роли. Вноси деньги, а потом можешь хоть до скончания века собирать долги партнеров. Меня не касается, как вы распределите доли выкупа. Эйфель, за твою разбитую физиономию сквитаемся позже. И я напоминаю - все планы на будущее действительны только в одном-единственном случае. Если Света проживет хотя бы сутки. И плевать я хотел на то, что ты перед смертью будешь думать о моих чувствах и намерениях. На результате это не скажется нисколько. ВДВ, Эйфеля и Стефана, а также их людей поселишь отдельно от прочей швали. Да, и пришли кого-нибудь из Серегиных медиков рожу Эйфелю заштопать.
- Без базара, - откликнулся тот.
Цезарь повернулся спиной и, сгорбившись, медленно двинулся к выходу.
И ушел.
Когда раздался звонок в дверь, Вика даже подскочила на кровати. Стиснув зубы, сдержала крик боли, на лбу выступили капли ледяного пота. Руки и ноги затряслись, а мысли лихорадочно заметались в поисках путей бегства из квартиры. Будь она здорова, перелезла бы на соседний балкон, но сейчас об этом нечего и думать. Может, распахнуть окно и закричать на всю улицу? Вдруг кто-нибудь откликнется, милицию вызовет...
Нет, все не то. Черт, как же ее угораздило так ошибиться... Вика жалела о содеянном с того самого момента, как "заказала" Алексу Свету Антонову. Нет, не раскаивалась, а именно жалела. Слишком она поторопилась. Не подготовилась, следы не замела, не просчитала ситуацию... О господи, наверняка Цезарь уже все понял. Он обнаружил труп во время налета, тряхнул Алекса, тот заложил Вику... И в дверь звонят Сашкины киллеры. Ч-черт, что делать?
Какая же это была глупость... И ведь знала, что плохо это кончится. Надо было подлизаться к Антоновой, втереться к ней в доверие, Цезарю в ноги упасть, и, выждав хотя бы пару месяцев, убрать девчонку. Тогда оставался шанс, что Вику не раскроют.
А вдруг это не Цезарь, а Алекс? Вику обожгла надежда. А что - очень может быть. Как раз по времени выходило, что налет закончился, и Алексу хотелось найти укрытие. Давай, давай, голубчик... Ты лишний и оч-чень опасный свидетель. Два грамма некоего специфического вещества в любую жидкость - и сердечный приступ с летальным исходом. То, что надо. Зато никто никогда не раскроет тайну Вики. Эх, надо было в свое время Егоршину этой дряни подсыпать, а не подставлять его. Подстава - вещь весьма ненадежная. Особенно, если твой противник - матерый шпион.
Пожалуй, Алексу стоит открыть дверь. Вика со сдавленным стоном спустила ноги на пол и застыла: а как она узнает, Алекс там или кто другой? Для этого нужно пройти по коридору и выглянуть в "глазок". Звуки движения явно долетят до ушей тех, кто за дверью. И если там не Алекс, а киллеры? Так она, по крайней мере, может сделать вид, что никого нет дома, пусть сидят в засаде на лестничной клетке... Нет уж, лучше не шевелиться. Береженого Бог бережет.
Звонок грянул вновь, заставив Вику покрыться испариной. Нет, в покое ее не оставят. Она сжалась, даже звук собственного дыхания показался ей слишком громким. "Откройте, милиция!" - послышалось снаружи. И вслед за этим - требовательный стук.
Вике больше всего хотелось в одну секунду научиться летать или просачиваться сквозь стены. Только милиции ей для полного счастья не хватает. Провалился Цезарь, что ли? Да нет, вряд ли это связано с ним. Даже если его взяли с поличным, следствие так быстро не доберется до второстепенных членов команды. Что-то другое...
В голове родился план. Дерзкий, безумный, но показавшийся идеальным. В самом деле, Цезарь рано или поздно докопается до истинных причин смерти его возлюбленной малолетки. Глупо ждать, что он простит ее убийц. Значит, Вика обречена. Если... если не сумеет подгадить ему вперед. И ментов Господь Бог послал ей для исполнения этого плана, не иначе.
Она с трудом доковыляла до двери.
- В чем дело?
И одновременно выглянула в "глазок". В глазок виднелись две фигуры, но ни одного из них Вика не знала. Не в форме, но спрятаться не пытаются. Викина соседка, привлеченная шумом, высунулась на хорошо освещенную лестничную площадку, поинтересовалась, чего молодым людям надобно. Ей под нос сунули красную книжечку, она отстала. Похоже, именно то, что надо, без всякой подставы - Сашкины киллеры не стали бы беседовать с соседкой.
- Вы вчера "Скорую" вызывали? - осведомился у Вики тот, кто стоял ближе.
- Да.
- Мы хотели бы побеседовать с вами по этому поводу.
Ну правильно, как же ей сразу в голову не пришло! С подстанции всегда сообщают о подобных "заболеваниях" в милицию. Вика осторожно приоткрыла дверь, но цепочку снимать не стала.
- А на удостоверения ваши можно взглянуть?
- Пожалуйста.
В щель ей просунули одну из "корочек". Все честь по чести, московский уголовный розыск. Вроде все нормально, на подделку непохоже. С другой стороны, Соколов "рисовал" фальшак такого же качества. И о "Скорой" Сашка тоже знал. Черт их разберет.
- Может, я с утра в отделение подойду? Чего ночью-то разговаривать... - на всякий случай решила подстраховаться Вика.
- Что ж, мы не люди, что ли, потащим вас в таком состоянии через всю Москву? Это же не в отделение, на Огарева ехать придется. Тем более, в общественном транспорте. А тут рядом оказались, решили зайти заодно. Если боитесь, можете кого-нибудь из соседей пригласить. Или наряд из отделения вызвать, - уговаривал мент.
Нет, определенно, на киллеров непохожи. К тому же Вика ни разу не видела их, а знала все рожи в команде. Решительно сбросила цепочку, распахнула дверь.
- Проходите.
Когда они оказались в коридоре, Вика вздохнула с нескрываемым облегчением. Все понятно. Оба мента в штатском были молодыми, лет по двадцать пять. Только начали продвижение по служебной лестнице, пользуются любой возможностью хорошо себя зарекомендовать, поэтому и явились к жертве домой. Еще бы, преступление тяжкое, и раскрыть его несложно. Особенно если Вика подскажет, где искать.
Тот, что помоложе, уставился на Вику с нескрываемым восхищением. Она и после Сашкиных измывательств осталась красавицей. Особенно в весьма фривольном домашнем халатике. Забавный ментенок - физически крупный, но неуклюжий, короткие волосики торчат вихром на затылке, на носу угадываются веснушки, лопоухий. Наверное, не москвич, у коренных жителей такого открытого взгляда и наивного вида в двадцать пять не бывает. Это, между прочим, обстоятельство успокаивающее - Сашка иногородних в команду не брал. Яковлев в свое время уговорил взять ВДВ с его афганскими сослуживцами, но этой пятеркой дело и ограничилось.
Изобразив болезненную слабость - что оказалось нетрудно в ее состоянии - предложила гостям вскипятить чайку. Ментенок тут же замахал руками:
- Что вы, что вы! Ни в коем случае, вам и так нехорошо! Мы только показания запишем, и пойдем, не станем вас беспокоить.
Да, выговор у него деревенский. Еще бы усики - и точно житель Рязанской губернии получится. Но чаю налить надо, потому что план только зародился к моменту их прихода, и требовалось оттянуть время, чтобы его обдумать. Ошибаться больше нельзя - за такое ее разорвут на части. Но если правильно все преподнести, то она навсегда отведет от себя угрозу. Только сдавать надо всех сразу... Вплоть до Ученого.
Уселись на кухне, старший достал планшет, приготовился писать. Сначала взял все данные, потом неуверенно глянул на помощника, вздохнул.
- Расскажите, как все произошло.
Вика деланно замялась.
- Видите ли, я... В общем, я не хотела бы писать заявление. Дело в том, что я знаю, кто это был, но этот человек...
- Боитесь? - подсказал ментенок. - Не беспокойтесь, кто бы это ни был, он не успеет причинить вред.
Вика мысленно расхохоталась, представив, что Кровавый Цезарь окажется на скамье подсудимых с такой статьей. Его ж опустят...
- Я поэтому и от госпитализации отказалась. В больнице всех жертв опрашивают, и этот человек... Он непременно позаботится, чтобы я его не выдала. Сами понимаете, такая статья... Пока я дома, он не беспокоится, знает, что сама никуда не пойду. Это мой сожитель. А он весьма авторитетный человек в определенных кругах. Вы понимаете, о чем я?
У них загорелись глаза. Еще бы, в начале карьеры свалить такую махину, как Организация! Для видимости спотыкаясь на словах, Вика рассказывала, тщательно избегая упоминания о собственном участии. Ей, впрочем, даже при разоблачении ничего не грозило - убийств и прочих тяжких преступлений за ней не числилось, вернее, о них просто никто не знал. Все остальное спишет на вынужденные акции, мол, любовник заставил. Угрозами и причинением физического вреда.
Старший быстро писал, младший слушал с раскрытым ртом. Вика перечисляла имена, уточняла ранг, называла совершенные ими преступления. В конце концов старший утомился, решил, что писать - занятие неблагодарное, извлек диктофон. Дело сразу пошло быстрее.
Через полтора часа Вика сдала всех, о ком хоть раз слышала. Все, теперь менты станут беречь ее пуще собственных глаз - записать показания мало, еще опознания, уточнения и множество иных процедур. Чайник пришлось подогревать несколько раз - менты глушили жареную водичку как верблюды после двухнедельного поста. Дважды воду надо было доливать.
Когда она закончила давать показания, почувствовала, насколько устала. Сначала ей владело лихорадочное возбуждение, сейчас настал релакс. Проводить бы незваных гостей, да баиньки... Менты же, как назло, уходить не собирались. Без конца уточняли подробности, что-то добавляли, расспрашивали... А слабость накатывала волнами. Чертовы блюстители законности, ей же лежать надо, а она весь вечер по кухне скачет! Вот они, мужики - на словах жалеют, на деле чай им подавай.
Головокружение достигло апогея. В ушах звенело, колени дрожали, от слабости она покрылась холодным потом. Если сейчас не лечь, рискует упасть в обморок.
- Прошу прощения, - сдавленно сказала Вика. - Мне нехорошо. Я потеряла много крови, врачи рекомендовали постельный режим. С вашего позволения, я провожу вас и лягу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
- Алекс искалечил крестницу Ученого, - без обиняков обозначил направление переговоров Цезарь. - Она в безнадежном состоянии.
- Ты замочил его, - пожал плечами Гончар. - Мы квиты.
- За крестницу Ученого? - он совершенно естественно удивился. Ошибаешься. Мои условия: пять миллионов долларов семье Светы и двадцать мне - за то, чтобы я отказался от вендетты. Срок - сутки.
- Цезарь, ты охренел?! Это физически невозможно!
Тот уже встал.
- Как хочешь. От твоего союза не останется никого. Если Света проживет больше суток, и ты внесешь выкуп - я оставлю в живых твоих союзников. Если денег нет или она умрет - всех до единого утоплю. Даже стрелять не буду. Свою жену в таком случае ты сможешь спасти, лишь прислав собственную голову в трехдневный срок. ВДВ, - он обернулся к незнакомому члену триады, выводи заложников.
- Цезарь, погоди! - опомнился Гончар.
- Да? - Цезарь обернулся на пороге.
- Послушай, нельзя же так бескомпромиссно. В конце концов, если я верно понял, твой отец предлагает нам сотрудничество. Ты со своей вендеттой нарушаешь его планы. Давай лучше договоримся, что будем работать не на равных условиях. Скажем, ты получишь отдельный гарантированный процент пожизненно. Это в итоге получится даже больше, чем двадцать пять лимонов.
Цезарь постоял. Потом подошел к столу. Улыбнулся. Грустно и удивительно человечно. И глаза у него были больные.
- Ничего-то ты не понял, - спокойно, без ненависти, сказал он. Совсем ничего. Отец сегодня потерял крестницу. Я - невесту. Думаешь, нам важен какой-то гешефт? Нет. И деньги я сейчас требую только потому, что надеюсь - у тебя их нет. Если я расстреляю вас всех прямо здесь - а это именно то, чего мне хочется больше всего - получится вроде как беспредел. Если ты не внесешь выкуп - другое дело. А на самом деле я могу на твоих глазах взять и сжечь эти деньги. Они мне просто не нужны. Мне уже больше ничего не нужно.
Он замолчал, глядя Гончару в глаза. И так жутко становилось от этой простой, почти доброй, всепрощающей улыбки... Цезарь прощал его. Как там говорится? "Прости врага своего перед его смертью"?
- Ну хорошо. Не хочешь так, давай по-другому. Я могу через Солдата устроить тебе практически бесплатный сквозной канал в Европу. Я же примерно знаю, как у вас в Организации обстоят дела с контрабандой. Ваши туннели прикрылись. Будет новый. Это уже не деньги. Это гарантия процветания команды. Конечно, это похвально, что ты так переживаешь, но на одной романтике далеко не уедешь. У тебя горе, а твои люди думают иначе. Им деньги необходимы, им пить-есть хочется. И не хлеб с водой.
Цезарь, не изменяя выражения лица, оглянулся на своих.
- Скажите ему сами, что ли. А то он решит, что я самодур какой-нибудь, своим людям жрать не даю.
Финист сделал резкий отрицательный жест, Яковлев пожал широченными плечами:
- Не о чем с ним разговаривать.
- Я, что ль, крайним остался? - уточнил тот, которого Цезарь назвал ВДВ. - Без базара, я ему скажу. Мужик, нам платят достаточно. И мы твердо знаем, что должны делать за эти деньги. Многое в нашей команде бывало, но такой херни, как здесь - ни разу. Мои парни и дрались между собой, и до поножовщины доходило. Но когда надо - все личные проблемы отходили на второй план. Когда я узнаю, что два моих человека не могут поделить что-то, я сам иду и выясняю, как их помирить. Потому что мне на фиг не нужно, чтобы они стали врагами. Мне надо, чтобы они в бою стояли плечом к плечу и в любой момент готовы были прикрыть соседа своим телом, а не целились в спину своему же. Сейчас ты сидишь здесь и пытаешься вызвать раскол в наших рядах, - ВДВ фыркнул. - Мои люди - не роботы и не отморозки. Все думают и переживают. За эту операцию нам обещали премию помимо обычной ставки. Мы радовались - приятно, когда твоя хорошая работа хорошо оплачивается. Чувствуешь, что тебя ценят по достоинству. Когда приехали сюда, узнали, что погибает девчонка, работавшая с нами. Мои люди - все до единого - заявили, что откажутся от денег, если она умрет. Потому что наша задача - вытащить ее живой. И дело не в том, что она крестница Ученого. Она наша, а своих мы не бросаем. За любого из нас остальные встанут безо всякого приказа. И когда заходит речь о наказании, которое должен понести виновный, того, кто в этот момент подумает о собственном кармане, а не о том, что при смерти его друг, я застрелю сам. Без сожаления.
- Цезарь, где ты набрал этих фанатиков? - не выдержав пафоса, ехидно спросил Гончар. - Ничего им не надо - ни денег, ни власти. Одна религия приказ командира. И высшее счастье - святая дружба. При этом забывается, что среди друзей могут числиться смазливые девчонки. Ну, с боевиками все ясно. А вот что касается тебя, сомневаюсь, чтобы тобой двигали такие же чистые устремления. Крестница Ученого - девочка наверняка перспективная в плане наследства. Не потому ль ты так разоряешься сейчас, что с ее гибелью теряешь куда более солидный куш, чем двадцать пять лимонов? Эйфель, я бы тебе трижды советовал призадуматься после таких заявлений, стоит ли сотрудничать с Ученым. Ты же тоже метил на девочку. Цезарь тебе этого не простит. А если она выживет - то и ликвидирует тебя как возможного соперника.
- Я здесь шел как ширма, - очень устало отозвался Эйфель. - Я женат.
- Что? И ты впрягался за нее бескорыстно? Что я слышу? Эйфель, ты проникся этой пропагандой?
- Заткнись, Гончар, - еще более равнодушно сказал он. - Надоело мне тебя слушать. Со своими бригадирами я уже договорился. Твой Алекс подставил меня, и плевать я хотел на то, жив он или мертв. Из союза я выхожу и намерен работать либо один, либо с Ученым. Мне и под Цезарем после такого не в падло ходить будет. Он своих людей бережет. Цезарь, выкуп за себя и своих людей я буду платить сам. И можешь рассматривать его, как вступительный взнос в Организацию. Стефан, ты себя уважаешь?
- Не жалуюсь на отсутствие достоинства. И думаю о том, что Гончар не самый лучший партнер. Цезарь ни разу не платил неустойку. И бьют его так редко, что об этих случаях никто не знает. Шесть с четвертью лимонов - не самое крупное вложение. Лучше отдать их один раз за право работы под более верной "крышей" и свалить отсюда к чертовой матери, чем платить каждый год за проигранные разборки.
Раскол. И вряд ли удастся что-то переиначить. Цезарь, грустно улыбаясь, покачал головой.
- Жаль мне тебя, Гончар. Очень жаль. Но можешь радоваться - платить уже меньше. Кстати, Ираиду я верну только после того, как вся сумма будет у меня. Так что заявления типа того, что ты не отвечаешь за бывших партнеров или с удовольствием избавишься от Хирурга моими руками, меня не колышут. На момент сбора твой союз еще существовал, и ты нес за него полную ответственность. Что случилось потом, уже не играет роли. Вноси деньги, а потом можешь хоть до скончания века собирать долги партнеров. Меня не касается, как вы распределите доли выкупа. Эйфель, за твою разбитую физиономию сквитаемся позже. И я напоминаю - все планы на будущее действительны только в одном-единственном случае. Если Света проживет хотя бы сутки. И плевать я хотел на то, что ты перед смертью будешь думать о моих чувствах и намерениях. На результате это не скажется нисколько. ВДВ, Эйфеля и Стефана, а также их людей поселишь отдельно от прочей швали. Да, и пришли кого-нибудь из Серегиных медиков рожу Эйфелю заштопать.
- Без базара, - откликнулся тот.
Цезарь повернулся спиной и, сгорбившись, медленно двинулся к выходу.
И ушел.
Когда раздался звонок в дверь, Вика даже подскочила на кровати. Стиснув зубы, сдержала крик боли, на лбу выступили капли ледяного пота. Руки и ноги затряслись, а мысли лихорадочно заметались в поисках путей бегства из квартиры. Будь она здорова, перелезла бы на соседний балкон, но сейчас об этом нечего и думать. Может, распахнуть окно и закричать на всю улицу? Вдруг кто-нибудь откликнется, милицию вызовет...
Нет, все не то. Черт, как же ее угораздило так ошибиться... Вика жалела о содеянном с того самого момента, как "заказала" Алексу Свету Антонову. Нет, не раскаивалась, а именно жалела. Слишком она поторопилась. Не подготовилась, следы не замела, не просчитала ситуацию... О господи, наверняка Цезарь уже все понял. Он обнаружил труп во время налета, тряхнул Алекса, тот заложил Вику... И в дверь звонят Сашкины киллеры. Ч-черт, что делать?
Какая же это была глупость... И ведь знала, что плохо это кончится. Надо было подлизаться к Антоновой, втереться к ней в доверие, Цезарю в ноги упасть, и, выждав хотя бы пару месяцев, убрать девчонку. Тогда оставался шанс, что Вику не раскроют.
А вдруг это не Цезарь, а Алекс? Вику обожгла надежда. А что - очень может быть. Как раз по времени выходило, что налет закончился, и Алексу хотелось найти укрытие. Давай, давай, голубчик... Ты лишний и оч-чень опасный свидетель. Два грамма некоего специфического вещества в любую жидкость - и сердечный приступ с летальным исходом. То, что надо. Зато никто никогда не раскроет тайну Вики. Эх, надо было в свое время Егоршину этой дряни подсыпать, а не подставлять его. Подстава - вещь весьма ненадежная. Особенно, если твой противник - матерый шпион.
Пожалуй, Алексу стоит открыть дверь. Вика со сдавленным стоном спустила ноги на пол и застыла: а как она узнает, Алекс там или кто другой? Для этого нужно пройти по коридору и выглянуть в "глазок". Звуки движения явно долетят до ушей тех, кто за дверью. И если там не Алекс, а киллеры? Так она, по крайней мере, может сделать вид, что никого нет дома, пусть сидят в засаде на лестничной клетке... Нет уж, лучше не шевелиться. Береженого Бог бережет.
Звонок грянул вновь, заставив Вику покрыться испариной. Нет, в покое ее не оставят. Она сжалась, даже звук собственного дыхания показался ей слишком громким. "Откройте, милиция!" - послышалось снаружи. И вслед за этим - требовательный стук.
Вике больше всего хотелось в одну секунду научиться летать или просачиваться сквозь стены. Только милиции ей для полного счастья не хватает. Провалился Цезарь, что ли? Да нет, вряд ли это связано с ним. Даже если его взяли с поличным, следствие так быстро не доберется до второстепенных членов команды. Что-то другое...
В голове родился план. Дерзкий, безумный, но показавшийся идеальным. В самом деле, Цезарь рано или поздно докопается до истинных причин смерти его возлюбленной малолетки. Глупо ждать, что он простит ее убийц. Значит, Вика обречена. Если... если не сумеет подгадить ему вперед. И ментов Господь Бог послал ей для исполнения этого плана, не иначе.
Она с трудом доковыляла до двери.
- В чем дело?
И одновременно выглянула в "глазок". В глазок виднелись две фигуры, но ни одного из них Вика не знала. Не в форме, но спрятаться не пытаются. Викина соседка, привлеченная шумом, высунулась на хорошо освещенную лестничную площадку, поинтересовалась, чего молодым людям надобно. Ей под нос сунули красную книжечку, она отстала. Похоже, именно то, что надо, без всякой подставы - Сашкины киллеры не стали бы беседовать с соседкой.
- Вы вчера "Скорую" вызывали? - осведомился у Вики тот, кто стоял ближе.
- Да.
- Мы хотели бы побеседовать с вами по этому поводу.
Ну правильно, как же ей сразу в голову не пришло! С подстанции всегда сообщают о подобных "заболеваниях" в милицию. Вика осторожно приоткрыла дверь, но цепочку снимать не стала.
- А на удостоверения ваши можно взглянуть?
- Пожалуйста.
В щель ей просунули одну из "корочек". Все честь по чести, московский уголовный розыск. Вроде все нормально, на подделку непохоже. С другой стороны, Соколов "рисовал" фальшак такого же качества. И о "Скорой" Сашка тоже знал. Черт их разберет.
- Может, я с утра в отделение подойду? Чего ночью-то разговаривать... - на всякий случай решила подстраховаться Вика.
- Что ж, мы не люди, что ли, потащим вас в таком состоянии через всю Москву? Это же не в отделение, на Огарева ехать придется. Тем более, в общественном транспорте. А тут рядом оказались, решили зайти заодно. Если боитесь, можете кого-нибудь из соседей пригласить. Или наряд из отделения вызвать, - уговаривал мент.
Нет, определенно, на киллеров непохожи. К тому же Вика ни разу не видела их, а знала все рожи в команде. Решительно сбросила цепочку, распахнула дверь.
- Проходите.
Когда они оказались в коридоре, Вика вздохнула с нескрываемым облегчением. Все понятно. Оба мента в штатском были молодыми, лет по двадцать пять. Только начали продвижение по служебной лестнице, пользуются любой возможностью хорошо себя зарекомендовать, поэтому и явились к жертве домой. Еще бы, преступление тяжкое, и раскрыть его несложно. Особенно если Вика подскажет, где искать.
Тот, что помоложе, уставился на Вику с нескрываемым восхищением. Она и после Сашкиных измывательств осталась красавицей. Особенно в весьма фривольном домашнем халатике. Забавный ментенок - физически крупный, но неуклюжий, короткие волосики торчат вихром на затылке, на носу угадываются веснушки, лопоухий. Наверное, не москвич, у коренных жителей такого открытого взгляда и наивного вида в двадцать пять не бывает. Это, между прочим, обстоятельство успокаивающее - Сашка иногородних в команду не брал. Яковлев в свое время уговорил взять ВДВ с его афганскими сослуживцами, но этой пятеркой дело и ограничилось.
Изобразив болезненную слабость - что оказалось нетрудно в ее состоянии - предложила гостям вскипятить чайку. Ментенок тут же замахал руками:
- Что вы, что вы! Ни в коем случае, вам и так нехорошо! Мы только показания запишем, и пойдем, не станем вас беспокоить.
Да, выговор у него деревенский. Еще бы усики - и точно житель Рязанской губернии получится. Но чаю налить надо, потому что план только зародился к моменту их прихода, и требовалось оттянуть время, чтобы его обдумать. Ошибаться больше нельзя - за такое ее разорвут на части. Но если правильно все преподнести, то она навсегда отведет от себя угрозу. Только сдавать надо всех сразу... Вплоть до Ученого.
Уселись на кухне, старший достал планшет, приготовился писать. Сначала взял все данные, потом неуверенно глянул на помощника, вздохнул.
- Расскажите, как все произошло.
Вика деланно замялась.
- Видите ли, я... В общем, я не хотела бы писать заявление. Дело в том, что я знаю, кто это был, но этот человек...
- Боитесь? - подсказал ментенок. - Не беспокойтесь, кто бы это ни был, он не успеет причинить вред.
Вика мысленно расхохоталась, представив, что Кровавый Цезарь окажется на скамье подсудимых с такой статьей. Его ж опустят...
- Я поэтому и от госпитализации отказалась. В больнице всех жертв опрашивают, и этот человек... Он непременно позаботится, чтобы я его не выдала. Сами понимаете, такая статья... Пока я дома, он не беспокоится, знает, что сама никуда не пойду. Это мой сожитель. А он весьма авторитетный человек в определенных кругах. Вы понимаете, о чем я?
У них загорелись глаза. Еще бы, в начале карьеры свалить такую махину, как Организация! Для видимости спотыкаясь на словах, Вика рассказывала, тщательно избегая упоминания о собственном участии. Ей, впрочем, даже при разоблачении ничего не грозило - убийств и прочих тяжких преступлений за ней не числилось, вернее, о них просто никто не знал. Все остальное спишет на вынужденные акции, мол, любовник заставил. Угрозами и причинением физического вреда.
Старший быстро писал, младший слушал с раскрытым ртом. Вика перечисляла имена, уточняла ранг, называла совершенные ими преступления. В конце концов старший утомился, решил, что писать - занятие неблагодарное, извлек диктофон. Дело сразу пошло быстрее.
Через полтора часа Вика сдала всех, о ком хоть раз слышала. Все, теперь менты станут беречь ее пуще собственных глаз - записать показания мало, еще опознания, уточнения и множество иных процедур. Чайник пришлось подогревать несколько раз - менты глушили жареную водичку как верблюды после двухнедельного поста. Дважды воду надо было доливать.
Когда она закончила давать показания, почувствовала, насколько устала. Сначала ей владело лихорадочное возбуждение, сейчас настал релакс. Проводить бы незваных гостей, да баиньки... Менты же, как назло, уходить не собирались. Без конца уточняли подробности, что-то добавляли, расспрашивали... А слабость накатывала волнами. Чертовы блюстители законности, ей же лежать надо, а она весь вечер по кухне скачет! Вот они, мужики - на словах жалеют, на деле чай им подавай.
Головокружение достигло апогея. В ушах звенело, колени дрожали, от слабости она покрылась холодным потом. Если сейчас не лечь, рискует упасть в обморок.
- Прошу прощения, - сдавленно сказала Вика. - Мне нехорошо. Я потеряла много крови, врачи рекомендовали постельный режим. С вашего позволения, я провожу вас и лягу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51