Сейчас к тебе подойдет Алина, извинится, и вы вдвоем отправитесь завтракать, а потом купаться в море. Ради моря можно стерпеть все, что угодно, тем более такую ерунду, как унылый вид из окна».
Сзади раздались легкие шаги, и Даша улыбнулась про себя.
– Ладно, девочка моя, насчет полотенца учту, – раздался Алинин голос, который Даша, любившая присваивать звукам цвета, почему-то воспринимала как голубоватый с сиреневым оттенком. – Кстати, откуда ты нахваталась умных слов типа «постфактум»? Ладно, можешь не отвечать, знаю, что от меня. Пойдем, а то наши все сожрут.
Ну что ж, решила Даша, будем считать ее слова извинением. Может, Алина просто по-другому не умеет. «И не забывай, – сказал ехидный внутренний голос, – вы с ней не подруги и даже не приятельницы. Ты сама затеяла совместную поездку и будешь расхлебывать, если что». Да ну тебя, отмахнулась Даша от него, повесила полотенце на веревку и отправилась одеваться к завтраку.
Через два часа они лежали на берегу моря, и Даша с восторгом смотрела на волны. Они были синие. Боже мой, подумала она, зачем нужны какие-то сложные слова, описывающие оттенки, если есть такое простое и прекрасное слово – синий. Синее море, синее небо… Почему-то в детстве, когда папа с мамой вывозили ее в Крым «на лечение», она воспринимала море без особого восторга, просто как большую массу воды. Говоря откровенно, озеро рядом с их деревней с чудесным названием «Бабушкино» казалось ей во много раз интересней, к тому же на нем не было пугающих волн, зато были головастики и лягушки. Но сейчас она понимала, что мама была права, и Море (именно так, Море с большой буквы) – как раз то, что ей нужно. «Жалко только, что так много людей на пляже, – подумала она, – слишком шумно. Хотя они не мешают».
Бац! Надувной мяч стукнул ее по лбу. Даша вскочила с лежака и увидела загорелого парня со светлым ежиком волос на голове, вперевалку подходящего к ней.
– Не убили? – лениво протянул он, наклоняясь за мячом. – Заигрались в волейбол, а тут вы валяетесь.
Вместе с утренним поведением Алины это было чересчур даже для Даши.
– Вы так прощенья просите? – со злостью в голосе отозвалась она. – Проваливайте отсюда вместе со своим мячом.
– Эй, а зачем так грубо? – поинтересовался волейболист.
– Так, что здесь происходит? – раздался голос Алины, которая возвращалась от бара с двумя стаканами сока. – Ага, понятно. Молодой человек, если вы не хотите неприятностей, играйте подальше отсюда. Даш, я тебе взяла яблочный, абрикосового не было. – Алина протянула Даше стакан, в котором плескалось маленькое золотистое море.
– Ага, значит, вы – Даша. – Волейболист нисколько не смутился. – А я – Николай, для вас просто Коля. А вас, девушка, как зовут? – повернулся он к Алине.
– Послушайте, просто Коля. – Алина поставила сок около лежака и начала доставать из сумки крем от загара. – Я понимаю, что ваша задача – развлекать туристов, но мы в ваших услугах не нуждаемся. Я понятно выражаюсь?
– Зря вы так, девушка. – Николай заинтересованно смотрел на Алину. – Может, мои услуги вам еще очень даже пригодятся. Если передумаете и захотите общения – я буду или на площадке, или около первого бассейна. Надеюсь, до скорой встречи! – Парень зачем-то отряхнул мяч от песка и побежал обратно к площадке.
– Алина, как ты определила, что «просто Коля» развлекает туристов? – спросила удивленная Даша. – Я подумала, что он обычный отдыхающий.
– Да по нему сразу видно, что аниматор, – пожала плечами Алина, сосредоточенно втирая крем в безупречной формы ноги. – Во-первых, загар слишком сильный для туриста, за десять дней не успеть так загореть. Да и за две недели тоже. Во-вторых, отдыхающие так не разговаривают. Я даже не могу тебе объяснить, в чем разница, просто я ее чувствую.
Даша понимала: в чем в чем, а вот в чутье Алине нельзя отказать. За время совместного выбора тура и относительно недолгого перелета она убедилась в этом. Алина почти безошибочно определяла род занятий мужчин, которые заговаривали с ними, с лету могла сказать, кто москвич, а кто нет, у кого есть семья, а кто находится «в свободном поиске».
– А почему ты его так… – Даша замялась, – отшила? В конце концов, он ведь мне попал мячом по голове, а не тебе.
– Даша, ты такая наивная девочка! Он из обслуживающего персонала, понимаешь? Хуже его могут быть только турки, а хуже турок – те турки, которые работают обслуживающим персоналом. Если ты будешь с ними вежливой, они моментально теряют чувство дистанции.
– Ну да, а если не будешь, то сразу становятся хамами. Я на себе проверяла, – грустно заметила Даша.
– Тебе не нужно быть ни вежливой, ни невежливой, – нравоучительно объяснила Алина. – Тебе нужно быть отстраненной. Ну, как если бы ты общалась с пылесосом, понимаешь? О какой вежливости применительно к пылесосу или к посудомоечной машине может идти речь?
Даша задумалась. Посудомоечной машины у нее не было, и она плохо представляла себе, как та выглядит. Но имелся в наличии пылесос, который ее мама обозвала «Ума Турман»: будучи включенным, он начинал завывать совершенно по нотам припева известной песни, которую исполняли двое молодых симпатичных ребят. Правда, пропевшись, он начинал хорошо пылесосить, и Даша каждый раз просила его: «Миленький, ну не пой больше, соседи пугаются». Она была с ним вежливой, вот в чем вся штука.
Даша полежала еще немного, встала и пошла к морю. Оно и вблизи было такое же синее. Ничего не менялось.
Глава 2
По мнению Даши, кормили в «Сафире» вкусно, по мнению Алины – отвратительно.
– Ты только посмотри на салатики! – восхищалась Даша, в памяти которой были еще живы те обеды и ужины, которые предлагал советский пансионат «Буревестник».
В детстве, когда родители привозили ее в пансионат, она первым делом срывала несколько веток незрелого еще орешника и делала «беличий запас», как называла мама. На случай голода, объясняла маленькая Даша. Пансионат ассоциировался у нее не столько с чудесными хвойными лесами, в которых они, искусанные комарами, собирали чернику и землянику, сколько с запахом столовой, который она терпеть не могла, – запахом, которым пропитывались, как ей казалось, даже волосы. Пахло лапшой. А еще грязными тарелками и какой-то жутко невкусной едой. Вкусным был только сыр, которым посыпали сверху бесконечные макароны. Даша аккуратно снимала его вилкой и съедала, а макароны и суп оставляла. Даже мама, дома заставлявшая ее съедать все до последней крошки, ничего не говорила на это.
А здесь, в отеле, они питались «со шведского стола». Даше представлялись высокие, белокурые шведы, которые наготовили много всего вкусного и расставили в серебристых чанах.
– Ту же самую еду, только более вкусно приготовленную, ты можешь получить в любой питерской забегаловке, – высокомерно замечала Алина. Она была родом из Питера, прожила там почти всю жизнь и в Москву переехала только после развода с мужем.
– В питерской забегаловке совсем не то, – возражала Даша, объедавшаяся любимыми баклажанами, которые сама готовить не умела. – В питерской забегаловке еда наша, родная, а здесь заграничная, поэтому вкуснее.
– Сказывается, моя дорогая, то, что у тебя первый вояж за пределы нашей родины. Ты слопаешь все, что тебе ни подадут, и будешь растопыривать уши от удовольствия. Вот примерно как сейчас.
– Буду, – миролюбиво соглашалась Даша, пытаясь скосить глаза на свои уши.
Алина начинала смеяться, и тема еды прекращалась до следующего ужина.
Несколько раз Даше хотелось сказать Алине, что ей неприятны такие шутки, но каждый раз она сдерживалась. И объясняла самой себе так: «Не хочу портить отношения». Но правда заключалась в другом – она просто-напросто побаивалась Алину. Даша от природы была мягкой и уступчивой, из себя выходила только в крайних случаях.
«Дашка, тебе просто необходимо учиться стоять на своем, – вздыхала ее мама. – Из тебя же веревки вьют все кому не лень! Или мозги пудрят, а ты и рада».
«Да никто из меня веревок не вьет и ничего не пудрит!» – отбрыкивалась Даша, отлично понимая мамину правоту. Господи, да взять хоть Андрея…
Они начали встречаться, когда ей было двадцать два, а ему тридцать. Красивый, умный, очень обаятельный, Андрей долго ухаживал за Дашей, которая никак не могла поверить, что такой красавчик интересуется ею всерьез. Красавцев она побаивалась и старалась держаться от них подальше, однако от Андрея держаться подальше никак не получалось: он регулярно звонил, приглашал Дашу на концерты и в кино, дарил цветы, причем не стандартные бордовые розы в целлофане, а изысканные, со вкусом подобранные букеты. В общем, «вел осаду по всем правилам», как говорила мама. И в конце концов крепость пала: Дашка поверила, что ему, солидному взрослому мужику, нужны серьезные отношения, а не легкий, ни к чему не обязывающий секс.
Она не знала, как называть Андрея, и долгое время тушевалась, когда нужно было представлять его приятельницам или случайно встреченным знакомым. «Мой парень»? Но Андрей был далеко не парнем, да и звучало это как-то глупо. «Мой друг»? Другом Дашки, именно другом, а не подругой, была Валька Малявина, с которой они были знакомы с детского садика, а потом учились вместе в институте, и применить то же слово, которым она называла Малявку, к Андрею казалось совершенно невозможным. «Мой жених»? Но Андрей не делал ей предложения, не говорил о совместных планах на будущее, да и сама Даша не ждала ничего такого от него. Она просто наслаждалась каждой минутой их встреч, потому что минуты выпадали не так уж и часто: Андрей был архитектором, довольно известным и востребованным, искренне увлеченным своей работой, и времени на личную жизнь у него оставалось не очень много.
Он снимал квартиру в одном из старых районов Москвы, и по утрам в выходные Даша смотрела из окна на белокаменную церковь, рядом с которой зеленел маленький сквер. Плыли облака, ворковали на крыше голуби, на кровати за ее спиной сопел Андрей, уткнувшись в Дашину подушку, и ей казалось, что счастье будет всегда.
Счастье закончилось в прохладное июльское воскресенье, около полудня, когда дверь квартиры открылась и, пряча ключи в сумочку, вошла броская женщина лет тридцати в дорогом плаще, а за ней – темнобровая девочка с заспанными глазами.
– Вера, сними ботинки, – сказала женщина, скользнув взглядом по оторопевшей Даше. – И пойди разбуди папу, наверняка он еще спит. Он ведь спит? – обратилась она к Даше, и та только молча кивнула.
Девочка протиснулась мимо нее в комнату, и оттуда через полминуты раздался изумленный голос Андрея:
– Господи, Веруня приехала! А где мама?
– Здесь мама, – отозвалась женщина, сбрасывая плащ. – Ты почему нас не встретил? Пришлось в вонючем такси трястись, а ты же знаешь, как я не люблю в чужих авто ездить. Верку укачало, разумеется.
Она прошла в комнату следом за дочерью и начала что-то говорить. Андрей отвечал, время от времени вставляла замечания девочка, а Даша стояла в коридоре и тупо смотрела на свои туфли. На носу одной туфли отпечатался грязный след рифленой подошвы – девочка Вера прошлась ботинком по Дашиной обуви. Даша присела, полой юбки протерла туфлю, потом обулась, накинула висевшую на вешалке тонкую рубашку и тихо вышла из квартиры.
– Даша, милая, да мы с ней разводимся!
Спустя неделю она сидела с Андреем в кафе и пыталась что-то расставить для себя по полочкам. Андрей никак не мог понять, в чем проблема и почему из того, что в его жизни имеются бывшая жена и дочь, Даша делает трагедию.
– Мы разводимся! Развелись бы раньше, если бы Милка не торчала по заграницам. У нее родители в Чехии, она в Москву наведывается по нечетным пятилеткам. Да что с тобой? Ты вздумала меня к бывшей жене ревновать? Глупенькая моя…
Он ласково погладил Дашу по руке.
– При чем здесь ревность? – покачала головой Даша. – Я не понимаю, Андрюша, мы с тобой уже год встречаемся, и ты мне ни разу – ни разу! – не говорил о родной дочери. Как так можно? Ведь вы же виделись, она приезжала сюда… И жена твоя приезжала…
– Бывшая, – быстро вставил Андрей. – Мы только формально муж и жена.
«А мы с тобой формально кто?» – хотела спросить Даша, но не спросила. Она смотрела на белые завитки крема на пирожном, которое заказала неизвестно зачем, и вспоминала воркование голубей под крышей.
– Андрей, вот ты обо мне все знаешь, – подумав, сказала она. – Про институт, про работу, про маму с папой. Ты и с Валькой Малявиной, моей подругой, виделся много раз. А я про тебя ничего не знаю.
– Да не выдумывай ты… – начал было Андрей, но Даша его остановила:
– Ты можешь мне объяснить, почему ты мне за год ни разу не сказал о том, что у тебя есть ребенок? – спросила она, подавшись к нему. – Андрей, пожалуйста, объясни! У меня просто в голове такое не укладывается. Есть же какая-то причина!
Он пожал плечами:
– Ну если ты так настаиваешь… Я просто считал, что это касается только меня.
– Он сказал, что это касается только его, – ревела Даша на плече у Вальки Малявиной, вытирая слезы ароматизированными бумажными платочками, которые подсовывала та. Вокруг нее лежало уже с полдюжины скомканных платочков, пахнущих яблоками, и казалось, что в комнате пролили средство для мытья посуды.
– Дашка, но он во многом прав, – рассудительно говорила Валька. – Он взрослый человек, у него своя жизнь, и он не обязан делиться с тобой всеми ее подробностями.
– Ничего себе подробность! – всхлипнула Даша, комкая очередную бумажку. – Этой подробности уже лет десять!
– Значит, она не имеет для него большого значения, – пожала плечами Валька. – Многие мужчины не считают родных детей важной частью своей жизни.
Слезы у Даши неожиданно высохли. Она высморкалась в последний платочек, подобрала все остальные, сходила на кухню к мусорному ведру и вернулась обратно.
– Знаешь, Валь, а я не хочу встречаться с человеком, который не считает ребенка важной частью своей жизни, – сказала она, теребя в руках новую упаковку платочков. – Не хочу.
Андрей искал пути к примирению так же долго, как и ухаживал за Дашей. Он звонил, встречал ее с работы, пробовал разговаривать с ее мамой. Несколько раз к Даше заходила Валька и сообщала то, что просил передать Андрей. Даше было так тяжело видеть и слышать его, что в конце концов она взяла отпуск за свой счет и уехала на месяц в Бабушкино – прийти в себя и найти какое-то решение. Она возилась с цветами, ездила на велосипеде на речку, вместе с мамой собирала с крыжовника противных мелких гусениц… И к концу месяца твердо знала, что ей нужно – быть рядом с Андреем. «И плевать на его детей и бывших жен, на его отношение к детям и женам, – думала она, ожесточенно выпалывая сорняки из грядки. – Это его прошлое, а не мое, и он в самом деле не обязан со мной ничем делиться». Она чувствовала себя плохо без его звонков, без его мягких, необидных шуток, без его присутствия.
Она вернулась в Москву в конце августа и еще неделю набиралась смелости, чтобы позвонить. Бродила около телефона, ругая себя за трусость, выбирала подходящее время, чтобы не попасть на обеденный перерыв Андрея, просчитывала, что он может делать в ту или другую минуту. Наконец позвонила ему на сотовый и с удивлением выслушала сообщение о недоступности абонента. Позвонила вечером еще раз – с тем же результатом. Странно… Помнится, Андрей повсюду таскал свой маленький дорогой телефончик, говорил, что не хочет пропустить ее звонок из-за какой-нибудь глупости.
Даша позвонила в квартиру, которую он снимал, но тоже не дождалась ответа. Совсем растерявшись, не понимая, что случилось, Даша поздно вечером поехала к нему домой, надеясь, что с телефонами произошла какая-нибудь ерунда, Андрей их просто отключил, а сам сидит на диване живой и здоровый. И очень обрадуется, увидев ее.
Андрея дома не оказалось. Она напрасно нажимала на звонок, откликавшийся изнутри мелодичной трелью, напрасно из двора заглядывала в окна верхнего этажа, пытаясь разглядеть свет за задернутыми шторами. Света не было. Даша вернулась к себе, побродила по квартире и, решив, что придумает что-нибудь утром, улеглась спать.
Но утром ничего не придумалось. Был будний день, телефоны Андрея по-прежнему не отвечали, а снова ехать к нему казалось бессмысленным. Перебирая все возможные варианты и представляя себе Андрея в отделении какой-нибудь больницы, Даша запаниковала. Она позвонила Вальке Малявиной, запоздало подумав, что стоило бы сделать это раньше, но и Валька ничего не знала.
– Валенька, что же мне делать? – спросила бледная Даша, сидя с Валькой за столиком кафе. – Как мне его найти?
– А ты на работу звонила? – хмуро спросила Валька, которой нужно было работать, а не решать Дашины сложности.
– Я его рабочий телефон не знаю, – покачала головой Даша.
– Как не знаешь?
– Просто – не знаю, и все.
1 2 3 4