Ответный смех Кэтрин прозвучал искренне и открыто.
– Я не стала бы это утверждать. В четыре-пять лет их куда больше волнует происходящее вокруг, нежели душевное состояние их учителя. Кроме того, они ужасно доверчивы. Думаю, желание использовать в своих интересах слабости других людей приходит значительно позже.
– Клэр тяжело в школе? – спросил Доминик.
За эти годы она совсем забыла о его способности очень внимательно слушать то, о чем ему говорят.
– Поначалу было тяжело, – ответила Кэтрин и замолчала, пока перед ними торжественно расставляли тарелки с закусками. Потом принялась за еду и продолжала, проглотив очередную порцию языка и овощей: – По-английски она говорит свободно, но первое время не успевала схватывать все, о чем говорили другие девочки. Сейчас же все превосходно. Клэр, конечно, не лидер, но я и не думаю, чтобы она когда-нибудь им стала, верно ведь?
– Верно, – задумчиво отозвался Доминик. – Она всегда была погружена в себя.
– Да. Знаю. И понимаю… – Она запнулась, сообразив, что сказала лишнее, а потом продолжала, сама того не желая, поскольку признание само следовало из предыдущих слов: – Я была точно такой же. Мой отец ушел из дому, когда я была совсем маленькой, а мать… – Кэтрин замолчала. Она никогда никому не рассказывала о матери. Все свои проблемы она прятала глубоко внутри и всегда старалась убедить себя, что все не так уж плохо. Понять, до какой степени ее детство повлияло на нее, она смогла значительно позднее.
– А твоя мать?.. – В его вопросе звучал интерес, но не нажим, и она рискнула:
– Мама возненавидела отца за то, что он нас бросил. Она всегда говорила, что он нас предал. Это, конечно, было правдой, но…
– Она винила тебя?
– Нет.
– Она заставила тебя расплачиваться за его предательство?
– Что-то вроде этого. – Кэтрин нервно засмеялась. – Я же говорила, что я – ужасно скучная тема для разговора.
– Прежде ты никогда не рассказывала мне о своем прошлом, верно?
Кэтрин хладнокровно встретила его взгляд и ответила чистую правду:
– Когда я познакомилась с тобой, у меня не было ни прошлого, ни будущего.
– Расскажи мне, – произнес Доминик с встревожившей ее мягкой настойчивостью.
– Рассказать что?
– Расскажи, что ты скрываешь.
Она опустила глаза. На лбу выступили бисеринки пота. Рассказать? – думала она. Всю правду? Всю сложную, запутанную правду, так дорого ей стоившую? Он сказал, что прошлое теперь не имеет значения, поскольку между ними все кончено, и двум чужим людям, чьи дороги случайно пересеклись, секреты ни к чему, но для нее это было не так. Он, возможно, и сумел вычеркнуть ее из своей жизни, но Кэтрин хватало честности признать, что самой ей подобное не удалось. Бессмысленно размышлять, что именно она испытывает к нему, но уж конечно, не равнодушие. А это единственное чувство, которое помогло бы ей непринужденно и весело сообщить ему обо всем случившемся шесть лет назад.
– Ничего я не скрываю, – не поднимая глаз, сказала она.
– Ты встречалась с нами обоими одновременно? – Острый взгляд его сузившихся глаз противоречил небрежной заинтересованности в голосе. – Ты была от него беременна?
Ошеломленная, Кэтрин вскинула на него глаза, а потом расхохоталась, откинувшись на спинку кресла.
– Объясни мне, в чем соль шутки, – холодно отреагировал Доминик, и ее смех постепенно стих, хоть она и не сразу справилась с нервным хихиканьем.
– Я никогда в жизни не была беременна, – ответила наконец Кэтрин, подумав, что беременность от фиктивного любовника, пожалуй, обеспечила бы ей место в «Книге рекордов Гиннесса». – Это самое нелепое предположение из всех, которые я когда-либо слышала. – (После ее заявления он нахмурился еще сильнее). – Ты не подумывал о том, чтобы начать писать романы?
– Как смешно, Кэтрин, – буркнул он. Но, судя по выражению его лица, она его ни капельки не развеселила.
– Не знаю, почему ты считаешь необходимым докапываться до истины, – уже серьезно сказала она. – Полагаю, это каким-то образом связано с мужской гордостью, но я не собираюсь помогать тебе сложить головоломку до конца. И вообще, интересно: стал бы ты этим заниматься, если бы судьба случайно не столкнула нас снова?
– Незавершенное дело всегда остается с тобой, – ответил он и подал знак официанту, чтобы принесли кофе. Затем склонился к ней: – И потом, мы ведь все-таки встретились, и я не сдамся до тех пор, пока не выясню, что двигало тобою тогда и что двигает тобой сейчас.
Она смотрела на него с испугом.
– Но зачем? Что ты выиграешь?
– Удовлетворение, Кэтрин. – Он вернулся в прежнее положение, и на губах его заиграла улыбка, подтверждавшая, что он слов на ветер не бросает.
Ей стало не по себе. Уж лучше бы он признался, что раскапывать правду его заставляет чистейшее, беспардонное любопытство! Его тон был холодным, обезличенным. В словах слышалось бесстрастное желание все выяснить – точно такое, как, например, желание решить сложную научную проблему.
Он давным-давно потерял к ней всякий интерес, и совершенно очевидно, что сидящая перед ним женщина для него ровно ничего не значит, но его безжалостная логика просто не позволит ему оставить эту задачу нерешенной.
У столика возник официант с обычными вопросами о том, как им понравилась еда. А что, если Кэтрин сейчас поднимется и объявит, что ей нисколько не понравилось? Слетит ли с него маска вежливости и обходительности? Завопит ли он от ужаса, воздев руки к небу? А может, притащит сюда хозяина и потребует объяснить, что было не так?
Вопрос, разумеется, был чистой формальностью. Еда была превосходна, впрочем, даже окажись она несъедобной, Кэтрин все равно воздержалась бы от критики. Слишком она привыкла не привлекать внимания, чтобы вот так добровольно устраивать на людях сцену.
– А почему Клэр так погружена в себя? – неожиданно спросила она, и Доминик ответил не раздумывая, как будто резкая смена темы разговора его нисколько не смутила.
– Полагаю, это результат ее жизни с матерью. Франсуаза была яркой, шумной женщиной. Она стремилась затмить всех вокруг, включая и дочь.
– Потому ты и женился на ней? – осторожно поинтересовалась Кэтрин. – Что она была яркой?
– Я женился на ней потому, что она была беременна.
Он отхлебнул кофе и уставился на нее поверх чашки, как будто развлекался, ожидая ее очередного вопроса. Кэтрин понимала, что он ответит ей, только если захочет, но стоит ей переступить запретную черту, как он резко, холодно и бесповоротно замолчит.
Ее вдруг осенило: не только он ее, но и она его по-настоящему не знала. Те шесть месяцев они плавали в каком-то далеком от всякой реальности облаке наслаждения. Невероятно, что такая короткая связь была насыщена такой мощью и повлекла за собой такие последствия.
– Бедняжка Клэр, – сочувственно проговорила она. Других слов у нее просто не нашлось – Ей хотелось бы расспросить его побольше, узнать что-нибудь о нем самом, но она не вправе была играть в эту игру. Учителя имеют право задавать вопросы только «от и до», а вопросы более личного характера запрещены неписаными этическими правилами. – Ужин подошел к концу, – вместо вопроса произнесла она, – а ты так и не сказал, зачем, собственно, пригласил меня.
– Верно, не сказал. – Он откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки и заявил вкрадчивым голосом: – Я хочу узнать, что происходит с моей сестрой.
– С твоей сестрой? – удивленно воззрилась на него. Кэтрин. – Господи, да мне-то откуда знать, что с ней происходит?
– Ты ей, похоже, понравилась. Если бы ей захотелось посекретничать с кем-нибудь, то ты, наверное, сгодилась бы на эту роль.
Потрясающий комплимент, кисло подумала Кэтрин. Ты достаточно скучная, чтобы годиться на роль вечной наперсницы всего населения. Успокаивающая пилюля для окружающих, заменитель аспирина.
– Если бы твоя сестра поделилась со мной своими секретами, то я тем более не смогла бы передать все тебе, разве нет? – парировала она.
– Она сообщила тебе, что за дьявольщина с ней происходит? – спросил он, как будто она и не открывала рта. – Она пристрастилась к ночным вылазкам, что, впрочем, для нее вполне обычно. А вот что совсем необычно, так это то, что я не вижу на горизонте никого из так называемых друзей, с которыми она развлекается.
– А почему тебя так волнуют ее вечерние отлучки? – недоуменно поинтересовалась Кэтрин. – В конце концов, она же не ребенок.
– Судя по происходящему, взрослой ее тоже трудно назвать.
– Может, ты чего-то недопонимаешь?
К их столику заскользил официант со счетом, и, пока Доминик расплачивался, Кэтрин пыталась вычислить, куда могут вести его подозрения, потому что куда-то они точно вели.
– Джек очень смелая, – как будто не было никакой паузы, продолжил он, когда они уже сели в машину. – Слишком смелая, себе во вред.
– Это совсем не плохо, – сказала Кэтрин, вспомнив собственную юность. Будь она тогда посмелее, – возможно, у нее не возникло бы отчаянного желания пуститься во все тяжкие, чтобы жизнь полетела кувырком.
– Кроме того, она невероятно легковерна, – раздался рядом голос Доминика.
– И ты считаешь своей обязанностью удержать ее от соблазнов.
– Я считаю своим долгом сделать все возможное, чтобы она не оказалась в положении, из которого не сможет выпутаться, – отрезал он.
Они подъехали к ее дому, Кэтрин вышла из машины и произнесла, давая понять, что закрывает тему:
– Тем не менее я уверена, что она прекрасно может позаботиться о себе сама. – Она направилась по дорожке к парадной двери и с упавшим сердцем услышала звук захлопнувшейся за ним дверцы машины.
– Она тебе что-нибудь рассказала? – спросил он, входя в дом следом за ней и по-хозяйски располагаясь на диване.
– Ни слова, – искренне ответила Кэтрин. – Ни единого слова. И по-моему, тебе не стоит пускать по ее следу ищеек. Она имеет право на личную жизнь.
– Вас этому учат на курсах повышения квалификации? – с издевкой поинтересовался он.
– Да нет, просто здравый смысл подсказывает. Переусердствуй с опекой – и подопечный рано или поздно взбунтуется, а если позволить ему жить своей жизнью, то он всему научится на собственных ошибках и придет в конце концов к верному решению.
– Жизненная философия доверия, – сквозь зубы процедил Доминик, и Кэтрин тут же встала на дыбы:
– Джек не придет в восторг, если ты начнешь проверять каждый ее шаг. Да неужели ты сам не понимаешь? В жизни есть вещи, которые ты не в силах контролировать.
– Я не позволю ей сделать какую-нибудь глупость, – с ледяным спокойствием отозвался он.
– Не сделает она глупость, – буркнула Кэтрин, не желая продолжать дискуссию. – А если и сделает, ну и что? Значит, это было неизбежно, разве нет?
– Ты, похоже, не понимаешь, – холодно ответил он. – Любая глупость Джек непременно будет очень дорого стоить.
– Ах, вон что. Значит, все дело в деньгах? Тебя ни капельки не волнует, хорошо твоей сестре или плохо. Лишь бы она не влетела тебе в копеечку.
В его ответном взгляде сквозило плохо скрытое раздражение.
– Перестань прикидываться наивной девочкой. Совершенно очевидно, что моя сестра с кем-то встречается, и точно так же очевидно, что этот «кто-то» нежелателен для меня, поскольку она до сих пор не пригласила его в дом.
– Ну да, к тебе на проверку. Если честно, я ее понимаю.
Он злобно взглянул на нее, а потом встал и принялся мерить шагами гостиную.
– Она встречается с этим парнем, Дэвидом? – спросил он наконец, и у Кэтрин перехватило дыхание.
– С чего ты взял?
– А с кем же еще? Поначалу она о нем часто упоминала, а теперь даже не произносит его имени. Вы с ним видитесь?
– Разумеется, – с неловким чувством ответила она. – Да если уж на то пошло, разве Дэвид может быть для нее опасен? Или кто-нибудь другой, такой же открытый и надежный, как он?
– Когда дело касается денег, доверять нельзя никому, – зло сказал Доминик. – Я хочу знать, встречается ли он с моей сестрой.
– Так спроси его, – бросила она, и его лицо потемнело от ярости.
– Я спрашиваю тебя!
– А я не ребенок, чтобы на меня орать! – она сорвалась от злости на крик. – Мы с Дэвидом по-прежнему очень близки. – О Боже, зачем меня во все это втянули? – И он не из тех, кто путается с двумя женщинами одновременно. – Вырванное из контекста, это заявление было правдой. Формально я даже не вру, подумала она.
– Когда это началось?
– Я не намерена это обсуждать. – Она вскочила со своего места и подошла к входной двери. – Благодарю за прекрасный ужин. А сейчас, если не возражаешь, я с тобой распрощаюсь.
Она замерла у двери, а он лениво подошел к ней, привалился к стене и обратил на нее немигающий взгляд.
– Ты уверена, что хорошо знаешь этого своего Дэвида? – медовым голосом протянул он. – При нашей последней встрече он испарился вместе с моей сестрой, громогласно заявив, что вы с ним всего лишь хорошие друзья.
– Это преувеличение, – натянуто отозвалась Кэтрин.
– А может, ты убеждаешь себя, что это преувеличение? Может, ты просто не хочешь признать тот мучительный факт, что твой успех у мужчин оставляет желать лучшего? Полугодовая интрижка со мной много лет назад, причем безрезультатная, поскольку ты все равно ничего не добилась от своего любовника. Сначала испарился он, теперь вот Дэвид. Какое, должно быть, разочарование для тебя!
– Дэвид вовсе не испарился, – огрызнулась она, чувствуя, как краска злости и стыда заливает ее лицо.
– Значит, вы по-прежнему встречаетесь, не так ли? А с моей сестрой он никак не связан?
– Хватит вытаскивать из меня ответы клещами!
– Ну, взгляни же в лицо фактам. Ты его не интересуешь, Кэтрин. Он, наверное, шлялся Бог знает где, прикрываясь именем Джек.
Его голос был холодным, безжалостным, и ей казалось, что она тонет в глубине его глаз, задыхаясь, как выброшенная на сушу рыба.
– Что ты хочешь от меня услышать? – с дрожью в голосе спросила она. – Что все твои слова – правда? Что я – отчаявшаяся женщина, которая закрывает глаза на все, отказываясь поверить, что ее возлюбленный ей изменяет?
– Ты его любишь?
– Ну конечно, я люблю его.
Но не так, как ты думаешь. Я люблю его, как любила бы брата, которого у меня нет. Я люблю его как друга, с которым знакома много лет и который не отказывался выслушать меня; когда мне это было нужно. Да, я люблю его такой любовью. Но я не люблю его как мужчину. Я не люблю его с той сжигающей, мучительной, непреодолимой страстью, которая придает жизни смысл и в то же время способна все перевернуть с ног на голову. Нет, такую любовь я отдала не Дэвиду. Такую любовь я отдала тебе.
Вот и решился вопрос о ее чувствах к Доминику. Она не удивилась. Она любила Доминика шесть лет назад и так и не перестала любить. В глубине души она всегда знала об этом.
Знала с той самой минуты, как Доминик вошел в школьный кабинет и она подняла глаза и увидела лицо, которое шесть долгих лет мучило ее во снах.
Сейчас она отвернулась от него, чувствуя себя глубоко несчастной, но он обхватил ее лицо ладонями. Его глаза метали молнии.
– Перестань лгать самой себе, Кэтрин, – жестко произнес он. – Ты любишь его не больше, чем он тебя.
– А ты вдруг научился читать мысли?
– Ты забываешь, что я тебя знаю.
– Ты только так думаешь. – Она глубоко вздохнула, изо всех сил стараясь, чтобы ее чувства не отразились на лице. Все так сложно, так кошмарно запуталось. И единственный ясный, неизменный факт в этой неразберихе – то, что ее любовь к Доминику Дювалю нисколько не облегчает ее участь. – А как бы ты поступил? Если бы Дэвид в самом деле встречался с твоей сестрой?
– Будет зависеть от того, насколько все серьезно.
Он по-прежнему не отрывал от нее взгляда, и она представления не имела, о чем он думает. В его глазах было что-то жесткое и властное, а в теле какая-то яростная скованность, и все это пугало и будоражило ее. Вздрогнув, она опустила глаза.
– А если бы все было очень серьезно?
– Ты пытаешься мне что-то сказать?
– Я только высказываюсь гипотетически.
– В таком случае, – без тени сомнения ответил он, – высказываясь гипотетически, я приложил бы все силы, чтобы положить этому конец. Я намерен оградить свою сестру от охотников за ее деньгами, а нищий школьный учитель, недовольней своей работой, полностью подходит под это определение. – Он выпрямился и взглянул на нее еще раз, теперь уже с угрозой. – Поэтому, если ты его по каким-то причинам защищаешь, ты просто дура. Если же нет, если ты искренне, веришь, что у вас с ним есть хоть какое-то будущее, тогда ты, дорогая моя Кэтрин, еще большая дура!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Разумеется, Кэтрин сообщила Дэвиду о визите Доминика, причем с таким чувством, как будто ее засасывает неумолимая трясина. Но Дэвид отмахнулся от ее слов с несвойственной ему беспечностью.
Вспоминая потом об этом небрежном жесте, она решила, что Дэвид как-то тревожно возбужден. Не знай она правды, она подумала бы, что он заболевает. Либо грипп подхватил, либо ему угрожает временное помрачение рассудка, если только временное сумасшествие может выражаться в лихорадочной, нервной веселости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18