– спросила Мариша, чтобы хоть что-то спросить, потому что ей было до фени, откуда он едет.
– Из Питера, – равнодушно сказал Игорь.
– Что?! – поразилась Мариша. – И ты тоже?
– И где же ты там живешь?
– На Новаторов.
– Какой ужас, – совершенно упавшим голосом произнес Игорь. – Едешь за тридевять земель, чтоб только не видеть этих людей и хоть немного сменить обстановку, и в голом поле, в добрых пятидесяти километрах от мало-мальски приличной трассы, встречаешь девушку, которая, оказывается, живет на соседней улице.
Он явно расстроился этим обстоятельством, и мне показалось, что Мариша несколько поутратила в его глазах свои позиции, и вообще он склонен выставить нас обратно на дорогу. Во всяком случае, теперь он подчеркнуто обращался только ко мне, предварительно убедившись, что я из другого района. Жила-то я в том же районе, но уж больно не хотелось топать пешком.
– Но учти, – сказал он мне, – раз уж мы едем вместе и это моя машина, то направление выбираю я. А ты можешь пока прикурить мне и себе по сигарете. Они там, в «бардачке».
В «бардачке», помимо синей пачки «Пэлл-Мэлл», лежали еще сотовый телефон, женский платок, женские колготки, щетка для волос, Игорю явно не нужная, и упаковка противозачаточных таблеток.
Машина, несмотря на внешнюю непрезентабельность, летела словно птица.
Спидометр откровенно не работал, потому что на скорости 60 километров в час столбы за стеклами так не мелькают. На поворотах Мариша закрывала глаза и старалась по возможности подольше не открывать их, а я принималась горестно подвывать от страха.
– Прикурила сигарету? – раздался над самым ухом голос Игоря.
Я разлепила веки и пролепетала:
– Можно попросить тебя об одной вещи? Сбрось немного скорость.
– Да ты что? Как черепахам, что ли, ползти? У меня дел полно. Мы же так никуда не успеем.
– А мы никуда особо и не торопимся, – сообщила ему Мариша.
В ответ Игорь прибавил скорости. Теперь нас всех кидало из стороны в сторону, и я не знала, за что уцепиться. Все казалось одинаково ненадежным.
Одному Игорю все было по барабану, он держался за руль и явно чувствовал себя великолепно. После особо крутого виража Мариша завопила:
– А ну-ка, останови быстро, а то мне что-то нехорошо!
Игорь послушно остановил свою тачку и озабоченно уставился на Маришу.
– Я пойду подышу свежим воздухом, – прошептала подруга и на подгибающихся ногах вышла из машины.
Я позавидовала ей, потому что мои ноги вообще отказывались меня слушаться.
– Я посмотрю, чтобы с ней все было в порядке, – сказал Сергей и ушел, а Игорь внимательно уставился на меня.
Визуальный осмотр не удовлетворил его. Он приблизился ко мне вплотную и принялся жадно целовать. Это было настолько неожиданно, что в первый момент я не поняла, что стряслось, потом подумала, что это очень даже приятно, и лишь потом вспомнила, что порядочные девушки не позволяют целовать себя посреди дороги четверть часа спустя после знакомства. Тогда я попыталась вырваться из его рук, что было очень непросто, так как делать этого решительно не хотелось, а хотелось, наоборот, задержаться подольше. Но тем не менее немыслимым усилием воли я все-таки заставила себя предпринять несколько попыток освободиться. В итоге я почувствовала, что вся дрожу, но не могла сообразить, от чего дрожу: от негодования или от страсти.
Губы Игоря приникли к моим губам, и его бесстыжий горячий язык принялся очень активно обследовать мой рот. А руки его поглаживали мое тело, и тонкая ткань майки служила лишь самой иллюзорной преградой между этими руками и мной.
Самое страшное, что, когда он придвинулся ко мне поближе, я поняла, что все происходящее не просто нравится мне, а просто безумно нравится, а такого быть не должно, все-таки я девушка порядочная и знаю толк в хороших манерах.
Поэтому, когда Игорь на минуту оторвался от меня, чтобы перевести дыхание, я оттолкнула его и бросилась в бега.
Выскочив из машины, увидела голую спину Мариши, мчавшейся к зарослям кукурузы так, словно за ней гнались толпы чертей, а не один стриженный под бокс представитель этого племени. Рюкзак бил ее по спине, но она не обращала на него внимания, равно как и я на то, что Игорь кричал мне вслед. Кажется, он предлагал нам вернуться. Я решила не проявлять самодеятельности и по примеру Мариши тоже кинулась в заросли. Там я затихла из-за опасения погони, а потом совсем рядом услышала шум ломаемой кукурузы и увидела возбужденную и запыхавшуюся Маришу. Не успели мы порадоваться встрече, как снова зашумела кукуруза:, и мы поняли, что за нами погоня. Плохо соображая, что делаем, мы метнулись в сторону. Возвращаться обратно после позорного бегства было бы ниже нашего достоинства, и, хотя блага, которые сулили нам преследователи, позволили бы прожить остаток жизни безбедно, мы не поддались.
Наш план собственного спасения был прост. Нам надо переждать лишь самую малость до того момента, когда наши преследователи уймутся, а потом выбраться на дорогу. На свой счет я не обнадеживалась, ни один мужик не стал бы гоняться за мной по кукурузе больше двадцати минут. Мариша ценила себя дороже, но и она не настаивала больше чем на сорока минутах. Но призывные вопли наших поклонников не стихали подозрительно долго, и мы вынуждены были уходить все дальше и дальше в глубь поля, пока наконец не поняли, что все сроки прошли и пора выбираться. Конечно, к этому моменту ни одна из нас не представляла, в какой стороне дорога.
– Уверяю тебя, что последний раз слышала шум вон там, – настойчиво твердила Мариша.
Я послушно проследила за направлением ее руки, но ничего, кроме зеленых стеблей кукурузы, не обнаружила. Кричать караул нам не позволяла Маришина гордость. А к тому моменту, когда гордость сочла нужным заткнуться, мы уже углубились в заросли настолько, что кричи не кричи, никто не услышит.
Единственное утешение было в том, что от голода мы не умрем. Повсюду на стеблях висели толстенькие початки, наполненные сладкими зернами кукурузы. Мариша сорвала приглянувшийся початок, присела на землю, вонзила в него зубки и сказала, что скоро вечер, а темнеет тут быстро.
– Я где-то читала, – поделилась она со мной своими знаниями, которые пребывают у нее в некотором хаосе, – что поля в отдельных районах Украины занимают такое пространство, что по ним можно идти целый день и все равно никуда не выйти. А день-то уже прошел, скоро вечер.
На самом деле до темноты было еще далеко, но Мариша не хотела рисковать и старательно впадала в истерику. Она завывала все громче и громче, а я тем временем старательно припоминала, что видела из окна машины. Мне смутно вспоминалось, что солнце светило мне прямо в лицо, когда я пыталась рассмотреть вдалеке скопление белых каменных строений. Это вполне могла быть какая-нибудь очередная ферма, но сейчас и ферма казалась предпочтительней, чем кукурузные джунгли. Там все-таки должны быть люди. Тут же я чувствовала себя неуютно, очень некстати вспомнила книгу Кинга «Дети кукурузы», и мне стало совсем неуютно.
А прогноз Мариши оправдывался, вечерело и впрямь быстро. К этому времени рыдания Мариши разжалобили меня настолько, что я простила ей все выходки, присела рядом и пообещала не бросать до самого конца. Она затихла, а я открыла рот, чтобы зареветь, как вдруг вдалеке завыла и залаяла собака. Верней, лаяла она, должно быть, давно, но только сейчас мы услышали. Раньше вытье заглушала Мариша.
Я подавила растущий восторг и желание закричать, взывая о гюмощи, встала так, чтобы садящееся солнце было чуть справа, и мы двинулись на собачий вой.
Шли долго, спотыкаясь о стебли кукурузы и раздвигая листья, с которых на нас сыпались сухие остовы насекомых и пыльца. Солнце хоть неторопливо, но уже давно село в тучи, наступили и прошли сумерки, а мы все еще брели по полю, последними словами ругая себя за все глупости, которые успели совершить за сегодняшний день.
По небу поползли тучи, и поднялся ветер. Совсем стемнело, но звезд на хваленом своей прозрачностью украинском небе почему-то не было. Впереди продолжала завывать собака. Я с удовольствием выбрала бы себе иной ориентир, но ничего более подходящего не попадалось. Мариша готова была горько зарыдать и поминутно делала попытки готовить себе и мне лежбище, заливая кукурузные листья потоками слез, когда, раздраженно отпихнув от щеки очередной стебель, я увидела впереди тусклый огонек.
– Мариша! – возликовала я. – Не реви, мы выбрались.
В нескольких шагах от нас стоял одноэтажный кирпичный дом. В пригородных садоводствах Питера такие домики строятся из досок, бревен и любого подручного материала. Здесь все заменял кирпич. Стоял дом на каких-то десяти сотках, и вокруг, на других сотках, стояло еще несколько таких же домиков, из того же белого кирпича. Но ни в одном из них не горел свет, что для этого времени суток было странно. Светилось только окошко хлипкого деревянного сарайчика, притулившегося к крайнему дому. Возле сарайчика стояло дерево, которое Мариша в потемках приняла сначала за яблоню, потом за грушу, оказавшееся конским каштаном. Кроме него, тут рос ужасно густой кустарник, который, похоже, никто не культивировал, и он рос тут сам по себе. Плодовые деревья были такими крохотными, что я их сначала и не признала. Похоже, что садовое хозяйство, куда мы попали, было совсем новым, и в домах либо никто не жил, либо в них еще не провели свет. Первое могло плавно вытекать из второго.
Строительство и отделка внутренних помещений были еще далеко не закончены, на что указывали стелившийся над участком мощный запах растворителя и общая неблагоустроенность участка.
Грациозно лавируя между чахлыми прутиками яблонек-малюток, колючими зарослями неприхотливой малины, порой невзначай наступая на редкие и заросшие бурьяном грядки с чем-то непонятным, давя бешеные огурцы, которые взрывались у нас под ногами словно гранаты, и топчась, как дикие газели, по полянкам с петрушкой и прочей зеленью, мы с Маришей все-таки добрались до сарайчика. Но, наученные сегодняшним неспокойным днем, мы не стали сразу же ломиться в дверь с криками о помощи, а предварительно и очень осторожно заглянули в окошко. И, как оказалось, очень правильно сделали, потому что внутри мы были бы точно некстати.
По верстакам были разбросаны пустые одноразовые шприцы и иглы для инъекций в упаковке и без, а также вата в количестве, способном обеспечить небольшую.сельскую больницу на целую неделю работы. Тут же стояла газовая плита с подсоединенным к ней пузатым красным баллоном, на которой в кастрюле с облупившейся эмалью кипело варево, не имеющее ничего общего с борщом. По полу были рассыпаны полиэтиленовые пакеты с высушенной травой, часть которой явно и варилась в кастрюле на предмет последующего выпаривания, очищения и введения в кровь содержащихся в ней алкалоидов.
Обладателями всего этого добра оказались трое парней, которые в данный момент были заняты засыпанием ранее выкопанной в земляном полу дыры. Это занятие так увлекло их, что они даже не разговаривали друг с другом. Двигались парни очень вяло, передвигая ноги, словно в густом киселе. Постоянно отвлекались на то, чтобы почесаться и попить воды. Тем не менее дело у них двигалось и скоро было почти закончено.
Двое отправились помешивать свое варево, отжимать и процеживать его, а третий остался заканчивать работу. Завершив ее, он принялся тщательно трамбовать землю, чтобы не осталось следов и свежей земли. Потом навалил на только что ликвидированную яму пустых ящиков и успокоился. Видя, что они почти закруглились, мы начали осторожное отступление.
– Ты понимаешь, куда мы попали? – прошипела Мариша мне в ухо. – Это же наркоманы.
Я и без ее пояснений догадывалась, что стала свидетельницей того, как местные наркоманы маскировали на даче родителей или родственников свою захоронку. Столь тяжкий труд, в общем-то, на редкость ленивые наркоманы могли предпринять только ради своих наркотиков. Наверняка они закопали мешок или несколько мешков с маковой соломкой, собранной по окрестным садам и доставленной сюда, чтобы всю долгую зиму пробавляться ею. А часть этой соломки, предназначенная для употребления в самые ближайшие дни, была распределена по полиэтиленовым пакетам, разбросанным по полу.
Я, конечно, восхитилась предусмотрительностью троицы, спрятавшей свою заначку от товарищей, родителей и правоохранительных органов. Однако совершенно иные чувства увиденная картина разбудила в душе Мариши. Она откровенно умилилась действиям провидения, приведшего ее столь кружным и длинным путем именно к этому месту и именно в это время. Двух мнений быть не могло.
Провидение указывало, нет, оно просто настойчиво требовало, чтобы Мариша немедленно отправилась в местное отделение милиции и поведала там, что довелось ей увидеть.
Причина столь ярого исполнения своего гражданского долга, на который большинство людей предпочло бы наплевать, крылась в глубокой и неискоренимой ненависти Мариши к наркотикам и наркоманам. Именно из-за них она потеряла своего любимого мужчину, а потом еще одного и еще. Так что теперь готова была землю рыть в буквальном смысле, лишь бы удалось ликвидировать этот склад наркотиков.
– Идеально было бы прихватить заодно и трех наркоманов, но для этого нам следовало бы поторопиться. На приготовление своего раствора у них не может уйти больше двух часов, так как, судя по снизившейся интенсивности запаха, растворитель почти целиком выкипел, и теперь им остается не так уж много работы, – со знанием дела рассуждала Мариша.
– Однако я сильно сомневаюсь, что они останутся ночевать в этом неуютном сарае, где нет даже топчанов, когда на дворе чудная теплая ночь, в которую до города прогуляться – одно удовольствие, – попыталась умерить я ее рвение, которое меня пугало не на шутку.
– Мы немедленно идем в город, – конфиденциальным шепотом сообщила мне Мариша.
Так как за сегодняшний день я сильно устала, то не уловила опасности в этом предложении. Поэтому позволила Марише прокрасться к дороге и прокралась сама мимо стены сарайчика, сквозившей щелями, все время замирая от страха, что кому-нибудь из парней некстати придет в голову мысль глотнуть свежего воздуха и он наткнется на семенящие мимо их порога на цыпочках фигуры и, естественно, поднимет тревогу. Но все обошлось благополучно. Никто не показался из сарайчика, даже когда Мариша привязывала свой шелковый платок к ветке кривой груши и подкатывала пятнистый камень к обочине дороги, а я громко шипела, пытаясь выяснить, какого черта она все это делает.
– Ты что, не соображаешь? – возмутилась моей тупостью Мариша. – Сказки читать надо, про Али-Бабу, например. Как мы найдем дорогу обратно, если мы тут впервые? Надо оставить ориентиры.
Я онемела от ужасного предположения, что нам еще раз суждено сюда вернуться. Зная свою подругу, понимала, что это очень смахивало на правду.
Полагая, что только двух ориентиров, и то оставленных у самого порога, ей вряд ли хватит, чтобы найти в темноте обратную дорогу, она на каждом повороте, слава богу, асфальтированной и широкой дороги оставляла что-нибудь из своего гардероба. Я, окончательно выбитая из колеи и еще не до конца сознающая, во что впутываюсь, тащилась сзади, наблюдая за действиями подруги. И ведь мне ничто не мешало потихоньку снять хотя бы часть вещичек Мариши, и тогда фиг бы она нашла обратную дорогу. Мы выглядели бы в глазах милиции взбалмошными истеричками, но этим бы все и ограничилось, а в этом нет состава преступления. Однако я не помешала Марише освобождать свой рюкзак от лишней одежды, и в черту города она вступила почти налегке.
Первой человеческой особью, на которую мы наткнулись, оказалась мощная тетка в пестром деревенском платке с огромной плетеной корзиной в руках.
Изъяснялась она певучими и мягкими словами, понять значение которых Марише с непривычки удавалось с трудом. Но все-таки она поняла, что идти ей, сердешной, надо долго. Сначала прямо, потом за центром направо, потом после рынка снова направо, где найти загс. Вот в нем-то на втором этаже и будет милиция. И мы с Маришей поспешили туда, при этом по пути она бормотала себе под нос, что если бы ей довелось распоряжаться в этом городе, то поместила бы милицию ближе к моргу, а никак не к загсу. Зачем навевать на молодых лишние сомнения?!.
Двери загса были закрыты из-за позднего времени, но на втором этаже горел свет. Мариша задрала голову, что-то сосредоточенно прикидывая, а я присела рядом поразмышлять. Насколько я знаю свою подругу, она теперь не успокоится, пока не доведет дело до конца.
1 2 3 4 5 6