— Нет у меня молока! Грудница прихватила. В один миг перегорело.
Кира помолчала. Как ни мало она была осведомлена о жизни кормящих матерей и младенцев, но все же ей казалось, что их должны кормить какими-то специальными смесями, которые, наверное, продавались в аптеках или специализированных магазинах. Но судя по всему, ничего такого у незнакомой женщины при себе не было. Младенец тем временем исходил криком, совершенно не давая бедной Кире сосредоточиться и додумать какую-то очень важную мысль.
— Слушай, сунь ты ему что-нибудь! — возмутилась незнакомка. — Кусок сахару у тебя есть? Нет? А конфета?
— «Коровка» подойдет?
— Отлично! — обрадовалась тетка. — То, что надо! Марля у тебя есть? Или бинт?
Стерильный бинт нашелся в аптечке. Тетка ловко открыла конфету, завернула ее в бинт и сунула это кондитерское изделие младенцу в рот.
— Что вы делаете? — кинулась Кира спасать ребенка, но изумленно остановилась.
Стоило конфете попасть в рот к младенцу, как он довольно зачмокал и утих.
— Ой, — воскликнула Кира, опускаясь на табурет, не в силах отвести глаз от этого зрелища. — А ему не повредит?
— Чего ему сделается? — равнодушно пожала плечами тетка. — Сосет и ладно. Пока сосет, молчит. А мы с тобой хоть поговорить сможем.
— О чем? — машинально откликнулась Кира.
Женщина всплеснула руками.
— Ну ты даешь! — восхитилась она. — С будуна ты, что ли? Не слышала, чего я тебе сказала? Сеструха ты моя! Родная и единственная! Рада?
При этих словах таинственной незнакомки Кире сделалось не то что не по себе, а по-настоящему дурно. Да она ненормальная! Или просто ошиблась адресом. Последнее было бы просто подарком небес, но, похоже, небеса радовать Киру сегодня не собирались. Потому что тетка извлекла из кармана замусоленную бумажку и чуть ли не по складам прочитала указанный там адрес.
Он до последней буковки и циферки совпадал с адресом Киры.
— Ну? Твой, что ли, адрес? — спросила у нее женщина.
— Мой, — прошептала окончательно обалдевшая Кира.
— Ну так! — явно обрадовалась женщина. — Я и говорю! Сеструха ты моя!
И она кинулась обниматься. Кира с трудом перенесла объятия. От «сеструхи» порядком попахивало дешевым пивом. И еще кое-чем столь же малоприятным.
— Не понимаю, о чем вы говорите! — сказала Кира, когда ей удалось высвободиться из объятий этой женщины. — Не знаю, кто вы такая. И откуда у вас взялся мой адрес. Но вы мне не сестра! Потому что нет у меня сестер! Вообще! Я у матери была единственным ребенком!
— Ой ли! — покачала головой женщина. — А ты уверена в этом?
— Конечно! — кивнула головой Кира. — Моя мама умерла, когда я была маленькой. Отца я не помню. Но меня воспитывала бабушка. И если бы у меня была сестра, она бы уж мне об этом сказала!
— Баба Марфута тебя воспитывала? — усмехнулась женщина. — Так, что ли?
Кира задохнулась.
— Откуда вы знаете, как звали мою бабушку? — спросила она.
Баба Марфута! Так называла ее бабушку только Кирина мама и сама Кира. И больше никто! Это было семейное прозвище. Посторонние не могли его знать. Так откуда же его знает эта тетка?
Кира изумленно уставилась на женщину.
— Кто вы? — повторила она.
— Да ты глухая! — воскликнула та. — Сказано же тебе, сестра я твоя. Родная. А звать меня Фёкла.
— Как? — прошептала Кира, чувствуя, что окончательно слабеет.
Никогда ее интеллигентная мама не смогла бы назвать своего ребенка таким жутким именем Фёкла, свекла… Никогда! Матильдой, да! Луизой, да! Генриеттой тоже могла, если бы вдруг решила отравить жизнь крошке. Но только не этой «свеклой»!
— Папаша мой учудил! — заявила Кире женщина. — Он у меня крутого нрава мужик был. Мать наша через это от него и сбежала. Ну, что поделаешь, любил покойник, чтобы все по его обязательно делалось. Кто такое стерпит? Вот и меня назвал в честь своей собственной бабки. Дескать, сильной воли женщина была. После войны на себе землю пахала, детей кормила и мужа-инвалида тащила.
Кире окончательно поплохело. Наличие у нее такого числа новоявленных деревенских родственников, способных к тому же пахать вместо лошади, не просто ошарашивало, а откровенно пугало. К тому же младенец в этот момент выплюнул соску и немедленно разразился душераздирающим воплем. Фёкла быстро подняла марлю с пола и, прежде чем Кира успела ей помещать, снова сунула ее младенцу в рот.
— Что вы делаете?! — возмутилась Кира.
— А чего? — распахнула Фёкла глазищи, которые оказались у нее совершенно зеленые.
Но не того изумрудно-зеленого оттенка, какими они были у самой Киры, а грязно-зеленого, словно водичка в болоте.
— Чего ему сделается-то? — повторила Фёкла. — Моя бабка всегда так делала! И я с ребятишками за свою жизнь столько навозилась.
— У него же понос сделается?
— Ничего ему не будет, — заверила ее Фёкла. — Только здоровей станет. Этому меня бабка тоже научила.
— Эта та, которая на своих детях пахала? — слабым голосом уточнила Кира.
— Ну ты даешь! То прабабка моя была! Да и не на детях она пахала, а на себе самой. Как бы она на детях-то пахала, коли они у нее мал мала меньше были?
Кира решила не спорить. В конце концов, какое ей дело до родни этой Фёклы? Пусть кормит своего младенца и убирается, откуда пришла. Нет у Киры таких родственников. И быть не может!
— Вижу, не веришь ты мне! — закручинилась Фёкла. — А ведь я не вру.
И она полезла за пазуху. Кира с некоторой опаской наблюдала за ее действиями. «Сестрица» с ее простонародными манерами, порванным и помятым дорожным туалетом и весьма странным образом жизни не внушала ей никакого доверия. Однако все обошлось. Из-за пазухи Фёкла извлекла вовсе не пистолет и не бомбу, как втихомолку опасалась Кира, а всего лишь несколько потрепанных и пожелтевших от времени листков бумаги.
— Вот, — произнесла она, протягивая их Кире. — Взгляни-ка! Узнаешь?
Кира дрожащей рукой взяла протянутые ей листки. Но уже при первом же взгляде на них сердце ее тревожно забилось. Кира буквально впилась глазами в строчки писем. В том, что это были именно письма, у Киры сомнений не возникло. Написаны они были Фёкле. Во всяком случае именно к ней они были адресованы.
— Но боже мой! — прошептала пораженная Кира. — Это же почерк моей мамы!
— А я тебе о чем говорю! — самодовольно кивнула Фёкла. — Ты, главное дело, дальше читай! Там еще и письма нашей бабки Марфуты есть! Ты читай! Читай! Мне скрывать нечего!
И Кира принялась читать дальше. Наконец она закончила чтение и бессильно опустила руки, уставившись вдаль невидящим взором. Может быть, она сходит с ума? У нее галлюцинация? И она приняла почерк незнакомой женщины за почерк родной матери? Кира снова поднесла листки к глазам. Ладно, предположим, почерк мамы она еще могла забыть. Все-таки та умерла, когда Кира была совсем маленькой. Но почерк своей бабушки она забыть не могла!
Сколько раз она читала неровные бабушкины каракули. Почерк у бабушки был очень характерный. Кира бы не спутала его ни с одним другим в мире, никогда в жизни. И теперь ей волей или неволей, но приходилось признать, что письма в самом деле написаны ее бабушкой. И в них она называла Фёклу своей милой внучкой. Писала, что любит ее. И очень переживает, что ни она, ни мать не могут встретиться с девочкой или даже просто повидать ее, пока жив отец Фёклы. Потому что это такой жуткий человек, что…
— Скажи, — едва слышно произнесла Кира, — а твой отец, он и мой… мой тоже?
— Нет, — покачала головой Фёкла. — Точно говорю, что нет. После того как наша мать от него удрала, он на другой бабе женился. А мать тоже, наверное, кого-то себе нашла, раз у нее ты появилась. Только это уже спустя семь лет произошло после того, как она от бати ушла.
Кира быстро подсчитала, что незнакомке лишь немногим за тридцать. И что же, в таком сравнительно молодом возрасте можно так скверно выглядеть? И ее саму это ждет? Ведь у них одна мать. Кира содрогнулась и тут же обвинила во всем породу Фёклиного отца. А кого же еще? Она сама пошла в маму. Та тоже была высокой, сухопарой, с густыми рыжими волосами и неукротимым темпераментом. И бабушка была такой же. Только волосы у той были в молодости каштановыми, впрочем, тоже с рыжеватым отливом.
А вот Фёкла уже сейчас была словно квашня. Тело у женщины было полным, рыхлым и каким-то дебелым, несмотря на относительную молодость. Бывают полные женщины, но так крепко сбитые и ладные, что на них приятно посмотреть. Фёкла к их числу явно не относилась.
— Что смотришь? — верно истолковала Кирин взгляд Фёкла. — Оцениваешь? Так ты не смотри, это я после родов раздобрела. А еще год назад постройней тебя была.
Кира в этом очень сомневалась. Но спорить не стала. Какая ей, в сущности, разница, была ее сестрица когда-нибудь стройной или так и родилась толстухой? После прочтения писем Кира вынуждена была признать, что у нее в самом деле была сестра. Но по какой-то причине ни мама, ни бабушка Марфа не пожелали рассказать о ней Кире.
— Знаю, — отмахнулась Фёкла. — Не могли они тебе сказать. Боялись, что ты ко мне знакомиться полезешь.
— А почему бы и нет? — поразилась Кира. — Ведь мы же сестры! По матери! В одном животике выросли. Родная кровь!
— Да все дело в моем папаше было, — неохотно произнесла Фёкла. — Вот уж кто бешеным был, чтобы ему провалиться в самое пекло! Мать нашу допек, что она сбежала. Меня себе отсудил. И все ей грозил, что коли она возле меня хоть разок появиться вздумает, так он и ее, и тебя, и бабушку пришибет.
— И мог?
— Мог, — заверила Фёкла. — Он по молодости за убийство сидел. Да и жену свою вторую, хоть и не доказано это было, тоже убил.
— Как же так?
— А так! Ну, на следствии-то дело так представили, будто бы она сама из окна выбросилась. А дверь, дескать, в квартиру изнутри закрыта была. Только я знаю, замок у нас хитрый был. Его, если умеючи, и снаружи можно было так прикрыть, чтобы казалось, будто человек изнутри закрылся.
— И что, никто об этом следователю не рассказал?
— Да ты что? — искренне удивилась Фёкла. — Кому же с моим батей связываться хотелось? Он ведь и через десять лет отомстить бы мог. Вернулся бы с отсидки да глаз бы тому человеку на одно место натянул.
— Ой! — тихонько вскрикнула Кира. — А он… твой отец… он теперь точно умер?
— Не боись! — авторитетно заявила старшая сестра. — Покойник! Сама в землю зарывала.
— А умер он как? — насторожилась Кира.
Может быть, сейчас сестрица признается в том, что она отцеубийца? Но нет, не похоже.
— В избе он сгорел, — спокойно объяснила ей Фёкла. — Напился в стельку, сигарету в ветошь уронил да и сгорел вместе с домом. А как жаль. Хороший такой был!
— Отец?!
— Дом!
Кира замолчала, не зная, что еще сказать по этому поводу. Но тут снова заворочался и забеспокоился ребенок. Судя по тому, как быстро расправился он с конфетой, аппетит у него был хороший.
— Молочка бы ему надо дать! — забеспокоилась Фёкла. — А то снова орать примется.
— Да нет у меня специального молока в доме! Откуда? В аптеку надо идти!
Но Фёкла и не думала никуда двигаться. Она смотрела на Фантика, который с озадаченным видом замер в дверях кухни. И водил носом из стороны в сторону.
— Кот есть, а молока в доме нет? — недоверчиво спросила она у Киры.
И не дожидаясь разрешения, распахнула дверь холодильника.
— Так вот же оно! — торжествующе воскликнула она. — Молочко и есть!
— Но это же не то молоко! Детям надо специальное! Я знаю!
— Сойдет и такое, — равнодушно заявила Фёкла, извлекая из холодильника пачку «Клевера» и выливая его в ковшик, чтобы подогреть. — И очень даже хорошее молочко. Не киснет, не сворачивается. Неделю можно на воздухе хранить, а ему хоть бы хны!
И окинув взглядом недавно отремонтированную Кирину кухню с новой мебелью и техникой, одобрительно добавила:
— Богато живешь, сестренка! Не то что мы, горемычные!
У Киры засосало под ложечкой от какого-то нехорошего предчувствия.
— Так я у тебя пока поживу, — сказала Фёкла, и Кира поняла, что предчувствие ее оправдалось.
Но не отказать же родной сестре?! Да еще с грудным младенцем на руках! Боже мой, вот положение!
— Хорошо, — кивнула Кира.
— Да ты не бойся! Мы к тебе ненадолго, — утешила ее Фёкла. — И деньги у меня есть. Я квартиру в Твери продала. Теперь к мужу перебираюсь в Нижний Тагил. Там за эти деньги можно отличное жилье купить.
— А ко мне зачем тогда завернула? — удивилась Кира.
— Так повидать же хотела, — пояснила ей Фёкла. — Познакомиться.
Что-то в словах сестрицы показалось Кире странным. Да и вообще весь этот ошеломительный визит родной сестры навевал на Киру какие-то туманные сомнения. А почему бы ей было предварительно не позвонить? Если уж она знала адрес, то и телефон узнать могла. Тем более что номер их телефона не менялся уже лет тридцать.
Но долго размышлять на эту тему времени у нее не было. Возникли новые хлопоты с ребенком. Рожка с соской, чтобы напоить его, у Фёклы при себе тоже не оказалось. Так что в магазин идти все же пришлось.
— Сама схожу! — заявила Фёкла. — Видела я по пути, где тут у вас аптека. Найду. А то ты еще дорогой купишь. А мы подешевле обычно берем.
И она начала собираться. Переодела порванную блузку, нашлась другая. Тоже мятая, из дешевой ткани, но хотя бы целая.
— А где это ты так извалялась? — спросила у нее Кира. — Дралась, что ли?
— Угу, — буркнула Фёкла. — Пришлось двоим тут мозги вправить! Вот мужики! Вконец обурели! За них работу сделай, а они еще и весь навар захапать норовят. И с какой стати я должна с ними делиться?
И на ее лицо набежала тучка.
— Да и вообще, — произнесла она, задумчиво уставившись в стену, на которой не было ровным счетом ничего интересного, кроме порядком запылившейся уже лубочной картинки. — Больно не по душе мне их рожи пришлись. И отпускать не хотели!
Больше Кирина сестра к своему странному замечанию не сочла нужным добавить ничего. А у Киры так пухла от нее и рева младенца голова, что она и не спросила. Знала бы заранее, как потом будет сожалеть об этом, плюнула бы на свою опухшую голову. И вытрясла бы уж из сестрицы всю ее подноготную.
Но ничего этого не произошло.
— Младенца тебе оставляю! — заявила Фёкла младшей сестре, уже стоя в прихожей. — И вещички, само собой. Не помешают, чай.
Впрочем, вещей у Фёклы было на удивление мало. Одна потрепанная сумка, которая висела у нее на плече. Женщина снова хорошенько порылась в ней, достала оттуда какой-то немыслимо яркий кошелек с блестящими попугаями, пересчитала наличность и кивнула головой:
— Ну, я пошла! Пока, сестричка!
Дверь за ней захлопнулась. И Кира осталась наедине с младенцем.
Глава вторая
Только сейчас Кира сообразила, что даже не спросила, как его зовут. И не знает, мальчик это или девочка. К счастью, младенец пока молчал и смотрел на Киру круглыми блестящими глазами. Вид у него был не вполне довольный. Он беспокойно вертелся и кряхтел.
— Не свались! — заботливо предупредила его Кира.
И тут же, испуганно охнув, кинулась к младенцу, который почти упал с диванчика. Подхватив его на лету, Кира принюхалась. Пахло точно не розами.
— Э-э-э! — протянула Кира. — Тоже мне! Нашел время!
Но младенец, сделав свое вонючее дело, заревел.
— Погоди, мамаша твоя вернется, она тебя и переоденет, — убеждала его Кира.
Но тот не унимался. И вскоре Кира поняла, что лучше уж вымыть младенцу один раз попу, чем долго слушать его оглушительный рев. Ведь еще неизвестно, когда вернется Фёкла. А вдруг в аптеке очередь? Или ближайшая к их дому вообще закрыта? И Фёкла потащится в другую?
В общем, Кира понесла младенца в ванную. Мыться. Для этого ей пришлось его развернуть. И Кира с некоторым удивлением обнаружила, что под ветхим байковым одеялом младенец одет в очень хорошенький голубенький бархатный костюмчик с вышитыми на нем волчатами, играющими в огромный мяч, в крохотные вязаные пинеточки с бантиками, и нижняя рубашечка у него оказалась из мягкого трикотажа отличного качества и тоже с красивым рисунком.
На попе у младенца имелся памперс. Его-то как раз и следовало сменить. Во время этого процесса выяснилось, что ребенок мужского пола. Мальчик. Выкинув грязный памперс и устроив вымытого в теплой воде младенца на диване, Кира полезла в сумку сестры, чтобы найти там чистые памперсы. Но, к ее немалому удивлению, в сумке не было никаких памперсов. Там вообще не было ничего по уходу за младенцем. А попа у того здорово покраснела. Похоже, ее надо было чем-нибудь смазать или присыпать.
Кира задумалась. У нее в хозяйстве имелось обычное растительное масло и гипоаллергийная французская пудра, купленная за бешеные, ну просто бешеные бабки. Рассудив, что ребенок, который, как ни крути, является ее племянником, достоин всего самого лучшего, Кира нанесла слой пудры на ватный тампон, а потом осторожно припудрила попу ребенка. Тот затих и задумался.
Кира тоже затихла, присев рядом с ним. Честно говоря, возня с ребенком уже изрядно ее утомила. И она с тоской вспоминала те золотые денечки, когда у нее еще и на горизонте не просматривалось никаких толстых вульгарных сестер и крикливых племянников.
1 2 3 4 5