Черт, ну почему старик окончательное решение принимает только после семейного ужина? Что за идиотизм?
– Объясняю еще раз для особо непонятливых. Он рьяно чтит семейные традиции и считает, что в домашней обстановке человек раскрывается наиболее полно, показывает все свои сильные и слабые стороны. В общем, успокойся, расслабься и веди себя естественно. Тебе не о чем волноваться – у тебя уютный дом, обворожительная жена и крепкая семья. А скоро будет чопорная горничная-англичанка. Тебе остается лишь подать на стол красное вино комнатной температуры. Старикан растает, вот увидишь.
– Как все просто, оказывается, – хмыкнул Никита.
– Проще не бывает. Учти только, что на ужин ни в коем случае нельзя подавать жрачку из ресторана. Старикан считает, что кормить гостя дома заказными блюдами – верх невоспитанности. С твоим главным конкурентом, по моим сведениям, звезданутый итальянец именно по этой причине разорвал отношения, посчитав, что хозяин его глубоко оскорбил, накормив общепитовскими блюдами. Дескать, если супруге будущего партнера лень было напрягаться и стоять ради него у плиты, то и он, в свою очередь, напрягаться не будет, и разговаривать им больше не о чем. А тот дурак думал размахом его удивить, хавку заказал в самом дорогом ресторане Москвы, шампанское, вино и коньяк – из Франции, сигары с Кубы. Устрицы свежие на льду, трюфеля и омары, черная и красная икра, севрюга, белуга, запеченные осетры, молочные поросята, паштет фуа-гра, кофе… Как его? Самый дорогой в мире, его еще куницы жрут, а потом непереваренные зерна выкакивают, а аборигены их из какашек вынимают, собирают, обжаривают… А, индонезийский «Kopi Luwak» называется это чудо. Вроде как после ферментации в кишечнике зверька кофе приобретает необычную вкусовую гамму. Полагаю, гамма действительно уникальная – натуральный кофе из натурального…
– Фу, Шахновский! – перекосился Никита.
– Прости, сбился с темы. Но ты прикинь, в какую какашку мужик сам попал. Столько деньжищ втюхал в званый ужин – и пролетел со свистом. Я думаю, выпендриваться особо не надо, черной икрой, трюфелями и омарами миллиардера не удивишь. Он, полагаю, в свое время этими деликатесами до одури обожрался. На столе также не должно быть ничего жирного. Никаких жареных баранов, свиных рулек и прочих радостей простого самаритянина. Судя по тому, что итальяшка кашу овсяную любит, у него либо с желудком, либо с печенью проблемы. Значит, меню должно быть максимально легким, но непременно изысканным – снобы не выносят простоты.
– М-да… задачка… Что же ему приготовить? Не кашу же овсяную на ужин подавать?
– Я в этих вопросах, к сожалению, ничем тебе помочь не могу. Насчет меню ты лучше посоветуйся с Лилькой.
– Ага, с Лилькой, – нервно усмехнулся Верховцев, похолодев в душе.
Лилечка с кулинарией не особенно дружила. В самом начале их супружества в припадке любви она пыталась Никиту кормить. К счастью, увлечение ее поварским искусством длилось недолго, иначе Верховцев пал бы смертью храбрых от Лилечкиной стряпни. Каким-то немыслимым образом жена ухитрялась превращать съедобные продукты в стрихнин. Он, опасаясь обидеть супругу, через силу глотал неудобоваримые пересоленные супы, жесткие, как подметка, стейки, сырые котлеты, недоваренные овощи и переваренные макароны. Лилечка даже тортики и пироги пыталась печь! К великой радости Верховцева, выпечка до стола так и не доехала: погибла в духовке. Тортик же ему отведать пришлось, вкусный тортик получился, щедро сдобренный жирным кремом и взбитыми сливками. Верховцев потом двое суток просидел на унитазе и питался исключительно активированным углем.
– А обязательно жена должна готовить? Как насчет нашей поварихи? Боюсь, если Лилька что-нибудь сварганит, старикан наш дом вперед ногами покинет, и сделка накроется медным тазом, – заметил Никита.
– Ты же говорил, что твоя Лиля готовит вкусно? – удивился Шахновский.
– Врал, – сознался Никита. – В нашем доме только один человек готовит, Зинаида Федоровна.
– Черт, – расстроился Илья, – значит, те божественные кулебяки пекла не твоя супруга?
– Нет, – уныло сказал Верховцев.
– Ладно, пусть Зинаида Федоровна готовит, а Лилька смотрит и на ус мотает, как и что делать нужно. Не дай бог, старикан рецепт какого-либо блюда спросит, а она в ответ начнет мычать что-нибудь нечленораздельное – тогда пиши пропало. Но ты меня удивил, Верховцев, никогда не думал, что ты такой наглый лгун! Я ж от зависти локти себе все пообкусал. Жена – красавица, умница и еще готовить вкусно умеет. Ну ни одного недостатка у девушки нет – само совершенство.
– Поэтому я и врал, – самодовольно заявил Никита, – чтобы ты от зависти усох.
– Ну, спасибо, – захохотал Илья. – Добрый ты, Верховцев! Я, можно сказать, до сих пор в холостяках из-за тебя прозябаю, на тебя ориентируюсь, пытаясь такую же совершенную жену найти, а их, оказывается, в природе и не существует! Ладно, шучу я. Лиля твоя – прелесть, не беда, что она готовить не умеет. Уверен, с этим заданием она вполне справится. К тому же память у нее хорошая, в случае чего выучит рецепты наизусть – в запасе есть сутки, чтобы подготовиться. Все, погребу я до хаты. Я свою работу выполнил. Лилечке – привет. А насчет моего присутствия за столом, точнее, у стола я вот что решил. Давай проще поступим: скрытую камеру поставим, и я буду наблюдать за действом по компу из спальни – этого вполне достаточно, чтобы затем выводы сделать.
– Да, пожалуй, это лучший вариант. Золотая голова у тебя, Илюша, – серьезно сказал Верховцев. – Если бы не ты, то куковал бы я сейчас на зоне где-нибудь, а не компанией заправлял. Сделка выгорит – отпишу тебе долю в уставном капитале компании. Давно мечтаю тебя партнером сделать. Ты это по праву заслужил.
Шахновский неловко поправил очки и улыбнулся.
– Никита, мы же друзья, зачем все портить, – сказал он и вышел из столовой, оставив Верховцева в расстроенных чувствах.
Опять двадцать пять! Иной раз Шахновский его просто убивал своей идиотской принципиальностью. Всю жизнь Илья находился поблизости, давал Никите бесценные советы и никогда не требовал ничего взамен. Точнее, счета за свои услуги он Верховцеву выставлял, но брал с него по самому низкому тарифу, каждый раз виновато отсчитываясь за каждую копейку и оправдываясь, что ему нужно кормить персонал. Верховцев бесился, ему всегда хотелось отблагодарить друга, но материальная благодарность не укладывалась в мировоззрение Шахновского и не вписывалась в смету расходов его фирмы.
Илья имел свой бизнес, владел небольшой конторой, которая именовалась консалтинговым агентством «Истина». В «Истине» занимались сбором конфиденциальной бизнес-информации, говоря проще – пасли нужного клиента и составляли на него полное досье. Заказчиками Шахновского были преимущественно бизнесмены и предприниматели. Они пользовались его услугами, если возникала необходимость проверить клиента или партнера «на вшивость». Помимо всего прочего, Шахновский, обладая прекрасными аналитическими способностями, отличным знанием юриспруденции и психологии, довольно точно составлял психологические портреты и давал меткие советы, на какую «точку» клиента нажать, чтобы желанная сделка состоялась. Как спецу, Шахновскому не было цены, багаж знаний, которым обладал Илья, позволял ему легко ориентироваться в любой области бизнеса, включая аудит, финансы, маркетинг, пиар, ай-ти-технологии, паблик-релейшн, а наработанные связи со спецслужбами помогали ему добывать уникальные сведения, недоступные простым смертным. Никита несколько раз пытался уговорить Илью работать только на него, заманивал приятеля «топовой» зарплатой, соцпакетом, бонусами и дивидендами, но Шахновский каждый раз отказывался – он ценил независимость и считал, что партнерство сведет их дружбу на нет. Верховцев злился, но в глубине души был с Ильей согласен, Шахновскому он верил безоговорочно, а вот себе… Кто знает, как он поведет себя, если Илья окажется у него в прямом подчинении или станет его партнером? Руководителем Верховцев был авторитарным, применял метод кнута и пряника. Дисциплина в его компании царила жесткая. Система мотиваций была простой: не нравится – вали отсюда; впахиваешь, как папа Карло, – получай достойный приз.
Шахновский, напротив, относился к управлению раздолбайски, в конторе его процветал пофигизм, гордо именуемый самим Ильей демократизмом. Сотрудники приходили в офис, когда им заблагорассудится, с утра до вечера пили халявный кофе, дулись в преферанс на компе, лазили в Интернет не по делу и совершенно не стеснялись своего шефа. Секретарши беременели сразу же после испытательного срока, и добрый Илюша содержал уже роту молодых матерей, выплачивая им пособия в полном объеме, еще и приплачивал, чтобы мамаши ни в чем не нуждались. С сотрудниками Илья общался панибратски, раздавал беспроцентные кредиты и частенько делал для клиентов работу в долг. В общем, при всей своей гениальности Илья Шахновский имел материальный достаток чуть выше среднего, хотя при желании мог уже давно быть миллионером. Но Илью подобное положение вещей вполне устраивало: он нашел баланс, позволяющий ему удовлетворять свои не слишком высокие потребности и заниматься только тем, что ему нравилось, особо не напрягаясь.
Материальное положение Верховцева также позволяло ему сбавить темп, но амбиции манили бизнесмена все дальше. Дело было не в деньгах: каждый шаг наверх, каждый заработанный миллион был для него как допинг, каждая сделка – словно глоток свежего воздуха. В отличие от спокойного, как удав, Шахновского Никита был азартен и без адреналина буквально задыхался. Илья прекрасно знал характер друга, чувствовал, что ему необходимо для счастья, и поддерживал Никиту во всем. Оттого и будущую его грандиозную сделку вызвался курировать, и переживал за результат всей душой. Верховцев тоже нервничал: партнерство с итальянцем – соучредителем и президентом одной из крупнейших европейских дивелоперских компаний, получившей заказ на внедрение и продвижение в России сети гипермаркетов, – должно было вывести компанию Никиты на новый рынок и принести такие дивиденды, что прошлые его успехи в бизнесе меркли и казались детскими забавами.
Начинал Верховцев свой бизнес еще при совке, подрабатывая между сессиями шабашкой на стройках. В 80-е годы открыл кооператив по ремонту квартир, деньги вкладывал в расселение коммуналок, их ремонт и продажу. В период приватизации сумел выкупить одну из строительных контор и получить муниципальные подряды. Привлек инвесторов и занялся дивелоперской деятельностью, создав ряд деловых и торговых комплексов. Конкурс открывал ему необыкновенные перспективы. Ввязываясь в тендер за право называться партнером итальянской компании, Никита Андреевич предчувствовал, что выиграть будет очень сложно, но кто бы мог подумать, что итальянец устроит такой цирк? Из десятки финалистов, прошедших жесткий отбор по представленным ими бизнес-планам, отсеялось уже семь – по причинам, выходящим за пределы здравого смысла. Осталось трое претендентов, его компания в том числе. Но конкуренты были очень серьезные. Первый соперник – Федор Калистратов, человек, выросший в бизнесмена из криминального авторитета, с подретушированным кровавым прошлым. Калистратов и сейчас не брезговал решать свои проблемы силовыми методами. В управлении другой конкурирующей компании стояла женщина с эротическим именем Анжелика и литературной фамилией Сологуб, стерва еще та, непредсказуемая, а поэтому очень опасная. Верховцев на всякий случай усилил охрану, чтобы его ненароком не вычеркнули из числа претендентов на главный приз самым радикальным способом. Старикан, правда, недвусмысленно намекнул на бизнес-встрече всех конкурирующих сторон, что криминальных разборок не потерпит и при подобном раскладе свою деятельность в России мгновенно свернет. Предупреждение решало проблему лишь отчасти: удерживало от необдуманных поступков заинтересованные стороны, но выбывшим из игры никоим образом руки не связывало – при желании более удачливому сопернику и отомстить могли впоследствии. По сведениям службы безопасности Никиты Андреевича, ничего крамольного против него не замышлялось, однако обстановка настолько накалилась, что у любого могли нервы сдать.
– Никита Андреевич! – в столовую с воплями влетело огненно-рыжее престарелое безобразие в круглых очках, одетое в кургузое коричневое платье и белоснежный передник. Верховцев вздрогнул, чуть не сбив тарелку с овсянкой со стола. Безобразие замерло напротив него, кукожа лицо, словно в предсмертной судороге.
– Мать честная, Глашка, это ты, что ль? – ошарашенно спросил Никита, с трудом опознав в рыжей старухе некогда миловидную девушку с длинной каштановой косой.
– Я, я, Никита Андреевич, – сорвала с носа очки горничная. – Это меня стилист так изуродовал, чтобы я на англичанку была похожа!
– Черт, напугала до смерти, – выдохнул Верховцев.
– Да я сама испугалась, когда себя в зеркале увидела. Глянула, так со стула рублем и свалилась – бряк! Волосы краской испортил, дерьмом каким-то физиономию намазал, и вся рожа сморщилась, как моченое яблоко. Падла такая! Ой, как рожу стянуло, помираю! – завыла горничная, ухватившись ладонями за щеки. – Верните мне прежний облик! Не хочу быть рыжей старухой! Не буду! Не желаю!
– Не хочу быть крестьянкой, хочу быть столбовою дворянкой, – процитировал Пушкина Никита Андреевич и рявкнул: – Так, заткнись, Глафира! Хватит выпендриваться. Стилист ей, видите ли, не угодил! Он вообще один из лучших стилистов в Москве! Иди работай! Помирает она! Не помрешь, если англичанкой побудешь немного. И запомни, плохо свою роль исполнишь – взашей выгоню и с такими рекомендациями, что тебя больше ни в один приличный дом не возьмут.
– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, – проворчала Глаша. – Но смотрите, если ваш важный гость дуба даст на пороге от ужаса, потом не жалуйтесь, – язвительно предупредила горничная и удалилась.
– Вот стерва, – буркнул себе под нос Верховцев.
В чем-то она, конечно, была права, стилист явно перестарался, сотворив из горничной чудовище, но Глафиру на место поставить следовало. Если бы не Лиля, то Глашку он давно бы выгнал. На самом деле ее звали по жизни вовсе не Глашкой, а… Верховцев задумался, по паспорту имя у горничной было самое обыкновенное, не то Лена, не то Ира, и совсем ей не шло. Кто первый окрестил Лену-Иру Глафирой, Верховцев тоже запамятовал, но новое имя прилипло к горничной намертво. Она даже как-то преобразилась, харизма в ней появилась, огонек. Правда, наглеть сразу начала. А в последнее время, пользуясь расположением Лили, и вовсе распоясалась: дерзила и часто забывала, кто в доме хозяин. У Лили, похоже, тоже амнезия случилась – полдень, а она так и не соизволила спуститься и порадовать мужа своим присутствием, подумал он раздраженно и крикнул горничной вслед:
– Лильку разбуди! В столовую попроси ее спуститься. Сколько можно спать! И кофе нам сюда подай с бутербродами, – добавил он заметно тише, с ненавистью глядя на бутафорскую тарелку овсянки, которую ради прикола притащил в столовую Шахновский.
Тарелка с кашей Никиту нервировала. Как ни старался Верховцев приучить себя к здоровому питанию, ничего не получалось. Покушать он очень любил, и не просто покушать, а вкусно и много. Все перечисленные Шахновским блюда, которые Илья забраковал для ужина, Верховцев обожал. Сочная рулька с квашеной капусткой, тающая во рту баранина, молочные поросята, запеченные осетры… Погрузившись мысленно на некоторое время в «страну Гурманию», Верховцев сглотнул слюну, опомнился и нетерпеливо посмотрел на часы.
С тех пор как он отправил Глафиру в спальню своей супруги, прошло уже довольно много времени, а Лиля все никак не спускалась. Вечно ее ждать приходится, барыню-сударыню! В конце концов, и сама могла бы встать пораньше, выдался редкий выходной день, нечасто в последнее время им доводилось побыть вдвоем. Уезжал он из дома рано, приезжал затемно и тут же падал в постель. В свою постель: даже на разговоры сил не оставалось, не то что… Пришлось им временно разъехаться по разным спальням: сон у жены был чутким, от любого шороха она просыпалась, и каждый раз – в дурном настроении. Не просто в дурном, а в ужасном. Пару раз нарвавшись на пробудившегося вместо нежной супруги лютого зверя, Верховцев решил жену больше не тревожить во время сна: он либо ждал, пока Лиля сама распахнет свои синие очи, либо горничную отправлял на побудку, словно грудью – на амбразуру.
Прошло еще десять минут.
– Глафира! – заорал он на весь дом и треснул по столу кулаком. В столовую бочком протиснулась горничная с подносом, на цыпочках подошла к столу, осторожно поставила его перед ним и попятилась к выходу.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Фонарь Диогена'
1 2 3 4
– Объясняю еще раз для особо непонятливых. Он рьяно чтит семейные традиции и считает, что в домашней обстановке человек раскрывается наиболее полно, показывает все свои сильные и слабые стороны. В общем, успокойся, расслабься и веди себя естественно. Тебе не о чем волноваться – у тебя уютный дом, обворожительная жена и крепкая семья. А скоро будет чопорная горничная-англичанка. Тебе остается лишь подать на стол красное вино комнатной температуры. Старикан растает, вот увидишь.
– Как все просто, оказывается, – хмыкнул Никита.
– Проще не бывает. Учти только, что на ужин ни в коем случае нельзя подавать жрачку из ресторана. Старикан считает, что кормить гостя дома заказными блюдами – верх невоспитанности. С твоим главным конкурентом, по моим сведениям, звезданутый итальянец именно по этой причине разорвал отношения, посчитав, что хозяин его глубоко оскорбил, накормив общепитовскими блюдами. Дескать, если супруге будущего партнера лень было напрягаться и стоять ради него у плиты, то и он, в свою очередь, напрягаться не будет, и разговаривать им больше не о чем. А тот дурак думал размахом его удивить, хавку заказал в самом дорогом ресторане Москвы, шампанское, вино и коньяк – из Франции, сигары с Кубы. Устрицы свежие на льду, трюфеля и омары, черная и красная икра, севрюга, белуга, запеченные осетры, молочные поросята, паштет фуа-гра, кофе… Как его? Самый дорогой в мире, его еще куницы жрут, а потом непереваренные зерна выкакивают, а аборигены их из какашек вынимают, собирают, обжаривают… А, индонезийский «Kopi Luwak» называется это чудо. Вроде как после ферментации в кишечнике зверька кофе приобретает необычную вкусовую гамму. Полагаю, гамма действительно уникальная – натуральный кофе из натурального…
– Фу, Шахновский! – перекосился Никита.
– Прости, сбился с темы. Но ты прикинь, в какую какашку мужик сам попал. Столько деньжищ втюхал в званый ужин – и пролетел со свистом. Я думаю, выпендриваться особо не надо, черной икрой, трюфелями и омарами миллиардера не удивишь. Он, полагаю, в свое время этими деликатесами до одури обожрался. На столе также не должно быть ничего жирного. Никаких жареных баранов, свиных рулек и прочих радостей простого самаритянина. Судя по тому, что итальяшка кашу овсяную любит, у него либо с желудком, либо с печенью проблемы. Значит, меню должно быть максимально легким, но непременно изысканным – снобы не выносят простоты.
– М-да… задачка… Что же ему приготовить? Не кашу же овсяную на ужин подавать?
– Я в этих вопросах, к сожалению, ничем тебе помочь не могу. Насчет меню ты лучше посоветуйся с Лилькой.
– Ага, с Лилькой, – нервно усмехнулся Верховцев, похолодев в душе.
Лилечка с кулинарией не особенно дружила. В самом начале их супружества в припадке любви она пыталась Никиту кормить. К счастью, увлечение ее поварским искусством длилось недолго, иначе Верховцев пал бы смертью храбрых от Лилечкиной стряпни. Каким-то немыслимым образом жена ухитрялась превращать съедобные продукты в стрихнин. Он, опасаясь обидеть супругу, через силу глотал неудобоваримые пересоленные супы, жесткие, как подметка, стейки, сырые котлеты, недоваренные овощи и переваренные макароны. Лилечка даже тортики и пироги пыталась печь! К великой радости Верховцева, выпечка до стола так и не доехала: погибла в духовке. Тортик же ему отведать пришлось, вкусный тортик получился, щедро сдобренный жирным кремом и взбитыми сливками. Верховцев потом двое суток просидел на унитазе и питался исключительно активированным углем.
– А обязательно жена должна готовить? Как насчет нашей поварихи? Боюсь, если Лилька что-нибудь сварганит, старикан наш дом вперед ногами покинет, и сделка накроется медным тазом, – заметил Никита.
– Ты же говорил, что твоя Лиля готовит вкусно? – удивился Шахновский.
– Врал, – сознался Никита. – В нашем доме только один человек готовит, Зинаида Федоровна.
– Черт, – расстроился Илья, – значит, те божественные кулебяки пекла не твоя супруга?
– Нет, – уныло сказал Верховцев.
– Ладно, пусть Зинаида Федоровна готовит, а Лилька смотрит и на ус мотает, как и что делать нужно. Не дай бог, старикан рецепт какого-либо блюда спросит, а она в ответ начнет мычать что-нибудь нечленораздельное – тогда пиши пропало. Но ты меня удивил, Верховцев, никогда не думал, что ты такой наглый лгун! Я ж от зависти локти себе все пообкусал. Жена – красавица, умница и еще готовить вкусно умеет. Ну ни одного недостатка у девушки нет – само совершенство.
– Поэтому я и врал, – самодовольно заявил Никита, – чтобы ты от зависти усох.
– Ну, спасибо, – захохотал Илья. – Добрый ты, Верховцев! Я, можно сказать, до сих пор в холостяках из-за тебя прозябаю, на тебя ориентируюсь, пытаясь такую же совершенную жену найти, а их, оказывается, в природе и не существует! Ладно, шучу я. Лиля твоя – прелесть, не беда, что она готовить не умеет. Уверен, с этим заданием она вполне справится. К тому же память у нее хорошая, в случае чего выучит рецепты наизусть – в запасе есть сутки, чтобы подготовиться. Все, погребу я до хаты. Я свою работу выполнил. Лилечке – привет. А насчет моего присутствия за столом, точнее, у стола я вот что решил. Давай проще поступим: скрытую камеру поставим, и я буду наблюдать за действом по компу из спальни – этого вполне достаточно, чтобы затем выводы сделать.
– Да, пожалуй, это лучший вариант. Золотая голова у тебя, Илюша, – серьезно сказал Верховцев. – Если бы не ты, то куковал бы я сейчас на зоне где-нибудь, а не компанией заправлял. Сделка выгорит – отпишу тебе долю в уставном капитале компании. Давно мечтаю тебя партнером сделать. Ты это по праву заслужил.
Шахновский неловко поправил очки и улыбнулся.
– Никита, мы же друзья, зачем все портить, – сказал он и вышел из столовой, оставив Верховцева в расстроенных чувствах.
Опять двадцать пять! Иной раз Шахновский его просто убивал своей идиотской принципиальностью. Всю жизнь Илья находился поблизости, давал Никите бесценные советы и никогда не требовал ничего взамен. Точнее, счета за свои услуги он Верховцеву выставлял, но брал с него по самому низкому тарифу, каждый раз виновато отсчитываясь за каждую копейку и оправдываясь, что ему нужно кормить персонал. Верховцев бесился, ему всегда хотелось отблагодарить друга, но материальная благодарность не укладывалась в мировоззрение Шахновского и не вписывалась в смету расходов его фирмы.
Илья имел свой бизнес, владел небольшой конторой, которая именовалась консалтинговым агентством «Истина». В «Истине» занимались сбором конфиденциальной бизнес-информации, говоря проще – пасли нужного клиента и составляли на него полное досье. Заказчиками Шахновского были преимущественно бизнесмены и предприниматели. Они пользовались его услугами, если возникала необходимость проверить клиента или партнера «на вшивость». Помимо всего прочего, Шахновский, обладая прекрасными аналитическими способностями, отличным знанием юриспруденции и психологии, довольно точно составлял психологические портреты и давал меткие советы, на какую «точку» клиента нажать, чтобы желанная сделка состоялась. Как спецу, Шахновскому не было цены, багаж знаний, которым обладал Илья, позволял ему легко ориентироваться в любой области бизнеса, включая аудит, финансы, маркетинг, пиар, ай-ти-технологии, паблик-релейшн, а наработанные связи со спецслужбами помогали ему добывать уникальные сведения, недоступные простым смертным. Никита несколько раз пытался уговорить Илью работать только на него, заманивал приятеля «топовой» зарплатой, соцпакетом, бонусами и дивидендами, но Шахновский каждый раз отказывался – он ценил независимость и считал, что партнерство сведет их дружбу на нет. Верховцев злился, но в глубине души был с Ильей согласен, Шахновскому он верил безоговорочно, а вот себе… Кто знает, как он поведет себя, если Илья окажется у него в прямом подчинении или станет его партнером? Руководителем Верховцев был авторитарным, применял метод кнута и пряника. Дисциплина в его компании царила жесткая. Система мотиваций была простой: не нравится – вали отсюда; впахиваешь, как папа Карло, – получай достойный приз.
Шахновский, напротив, относился к управлению раздолбайски, в конторе его процветал пофигизм, гордо именуемый самим Ильей демократизмом. Сотрудники приходили в офис, когда им заблагорассудится, с утра до вечера пили халявный кофе, дулись в преферанс на компе, лазили в Интернет не по делу и совершенно не стеснялись своего шефа. Секретарши беременели сразу же после испытательного срока, и добрый Илюша содержал уже роту молодых матерей, выплачивая им пособия в полном объеме, еще и приплачивал, чтобы мамаши ни в чем не нуждались. С сотрудниками Илья общался панибратски, раздавал беспроцентные кредиты и частенько делал для клиентов работу в долг. В общем, при всей своей гениальности Илья Шахновский имел материальный достаток чуть выше среднего, хотя при желании мог уже давно быть миллионером. Но Илью подобное положение вещей вполне устраивало: он нашел баланс, позволяющий ему удовлетворять свои не слишком высокие потребности и заниматься только тем, что ему нравилось, особо не напрягаясь.
Материальное положение Верховцева также позволяло ему сбавить темп, но амбиции манили бизнесмена все дальше. Дело было не в деньгах: каждый шаг наверх, каждый заработанный миллион был для него как допинг, каждая сделка – словно глоток свежего воздуха. В отличие от спокойного, как удав, Шахновского Никита был азартен и без адреналина буквально задыхался. Илья прекрасно знал характер друга, чувствовал, что ему необходимо для счастья, и поддерживал Никиту во всем. Оттого и будущую его грандиозную сделку вызвался курировать, и переживал за результат всей душой. Верховцев тоже нервничал: партнерство с итальянцем – соучредителем и президентом одной из крупнейших европейских дивелоперских компаний, получившей заказ на внедрение и продвижение в России сети гипермаркетов, – должно было вывести компанию Никиты на новый рынок и принести такие дивиденды, что прошлые его успехи в бизнесе меркли и казались детскими забавами.
Начинал Верховцев свой бизнес еще при совке, подрабатывая между сессиями шабашкой на стройках. В 80-е годы открыл кооператив по ремонту квартир, деньги вкладывал в расселение коммуналок, их ремонт и продажу. В период приватизации сумел выкупить одну из строительных контор и получить муниципальные подряды. Привлек инвесторов и занялся дивелоперской деятельностью, создав ряд деловых и торговых комплексов. Конкурс открывал ему необыкновенные перспективы. Ввязываясь в тендер за право называться партнером итальянской компании, Никита Андреевич предчувствовал, что выиграть будет очень сложно, но кто бы мог подумать, что итальянец устроит такой цирк? Из десятки финалистов, прошедших жесткий отбор по представленным ими бизнес-планам, отсеялось уже семь – по причинам, выходящим за пределы здравого смысла. Осталось трое претендентов, его компания в том числе. Но конкуренты были очень серьезные. Первый соперник – Федор Калистратов, человек, выросший в бизнесмена из криминального авторитета, с подретушированным кровавым прошлым. Калистратов и сейчас не брезговал решать свои проблемы силовыми методами. В управлении другой конкурирующей компании стояла женщина с эротическим именем Анжелика и литературной фамилией Сологуб, стерва еще та, непредсказуемая, а поэтому очень опасная. Верховцев на всякий случай усилил охрану, чтобы его ненароком не вычеркнули из числа претендентов на главный приз самым радикальным способом. Старикан, правда, недвусмысленно намекнул на бизнес-встрече всех конкурирующих сторон, что криминальных разборок не потерпит и при подобном раскладе свою деятельность в России мгновенно свернет. Предупреждение решало проблему лишь отчасти: удерживало от необдуманных поступков заинтересованные стороны, но выбывшим из игры никоим образом руки не связывало – при желании более удачливому сопернику и отомстить могли впоследствии. По сведениям службы безопасности Никиты Андреевича, ничего крамольного против него не замышлялось, однако обстановка настолько накалилась, что у любого могли нервы сдать.
– Никита Андреевич! – в столовую с воплями влетело огненно-рыжее престарелое безобразие в круглых очках, одетое в кургузое коричневое платье и белоснежный передник. Верховцев вздрогнул, чуть не сбив тарелку с овсянкой со стола. Безобразие замерло напротив него, кукожа лицо, словно в предсмертной судороге.
– Мать честная, Глашка, это ты, что ль? – ошарашенно спросил Никита, с трудом опознав в рыжей старухе некогда миловидную девушку с длинной каштановой косой.
– Я, я, Никита Андреевич, – сорвала с носа очки горничная. – Это меня стилист так изуродовал, чтобы я на англичанку была похожа!
– Черт, напугала до смерти, – выдохнул Верховцев.
– Да я сама испугалась, когда себя в зеркале увидела. Глянула, так со стула рублем и свалилась – бряк! Волосы краской испортил, дерьмом каким-то физиономию намазал, и вся рожа сморщилась, как моченое яблоко. Падла такая! Ой, как рожу стянуло, помираю! – завыла горничная, ухватившись ладонями за щеки. – Верните мне прежний облик! Не хочу быть рыжей старухой! Не буду! Не желаю!
– Не хочу быть крестьянкой, хочу быть столбовою дворянкой, – процитировал Пушкина Никита Андреевич и рявкнул: – Так, заткнись, Глафира! Хватит выпендриваться. Стилист ей, видите ли, не угодил! Он вообще один из лучших стилистов в Москве! Иди работай! Помирает она! Не помрешь, если англичанкой побудешь немного. И запомни, плохо свою роль исполнишь – взашей выгоню и с такими рекомендациями, что тебя больше ни в один приличный дом не возьмут.
– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, – проворчала Глаша. – Но смотрите, если ваш важный гость дуба даст на пороге от ужаса, потом не жалуйтесь, – язвительно предупредила горничная и удалилась.
– Вот стерва, – буркнул себе под нос Верховцев.
В чем-то она, конечно, была права, стилист явно перестарался, сотворив из горничной чудовище, но Глафиру на место поставить следовало. Если бы не Лиля, то Глашку он давно бы выгнал. На самом деле ее звали по жизни вовсе не Глашкой, а… Верховцев задумался, по паспорту имя у горничной было самое обыкновенное, не то Лена, не то Ира, и совсем ей не шло. Кто первый окрестил Лену-Иру Глафирой, Верховцев тоже запамятовал, но новое имя прилипло к горничной намертво. Она даже как-то преобразилась, харизма в ней появилась, огонек. Правда, наглеть сразу начала. А в последнее время, пользуясь расположением Лили, и вовсе распоясалась: дерзила и часто забывала, кто в доме хозяин. У Лили, похоже, тоже амнезия случилась – полдень, а она так и не соизволила спуститься и порадовать мужа своим присутствием, подумал он раздраженно и крикнул горничной вслед:
– Лильку разбуди! В столовую попроси ее спуститься. Сколько можно спать! И кофе нам сюда подай с бутербродами, – добавил он заметно тише, с ненавистью глядя на бутафорскую тарелку овсянки, которую ради прикола притащил в столовую Шахновский.
Тарелка с кашей Никиту нервировала. Как ни старался Верховцев приучить себя к здоровому питанию, ничего не получалось. Покушать он очень любил, и не просто покушать, а вкусно и много. Все перечисленные Шахновским блюда, которые Илья забраковал для ужина, Верховцев обожал. Сочная рулька с квашеной капусткой, тающая во рту баранина, молочные поросята, запеченные осетры… Погрузившись мысленно на некоторое время в «страну Гурманию», Верховцев сглотнул слюну, опомнился и нетерпеливо посмотрел на часы.
С тех пор как он отправил Глафиру в спальню своей супруги, прошло уже довольно много времени, а Лиля все никак не спускалась. Вечно ее ждать приходится, барыню-сударыню! В конце концов, и сама могла бы встать пораньше, выдался редкий выходной день, нечасто в последнее время им доводилось побыть вдвоем. Уезжал он из дома рано, приезжал затемно и тут же падал в постель. В свою постель: даже на разговоры сил не оставалось, не то что… Пришлось им временно разъехаться по разным спальням: сон у жены был чутким, от любого шороха она просыпалась, и каждый раз – в дурном настроении. Не просто в дурном, а в ужасном. Пару раз нарвавшись на пробудившегося вместо нежной супруги лютого зверя, Верховцев решил жену больше не тревожить во время сна: он либо ждал, пока Лиля сама распахнет свои синие очи, либо горничную отправлял на побудку, словно грудью – на амбразуру.
Прошло еще десять минут.
– Глафира! – заорал он на весь дом и треснул по столу кулаком. В столовую бочком протиснулась горничная с подносом, на цыпочках подошла к столу, осторожно поставила его перед ним и попятилась к выходу.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Фонарь Диогена'
1 2 3 4