Бондарь Александр
Иван Царевич и Василиса Прекрасная
Александр Бондарь
Иван Царевич и Василиса Прекрасная
Новая сказка на старый лад.
В не-демократическом царстве, в правовом государстве жил да был Иван-царевич. Самый обыкновенный Иван-царевич. Ничем среди прочих Иванов-царевичей не выделялся. Василису Прекрасную любил - как и все остальные Иваны-царевичи. А Василису ту Змей Горыныч унес. Он и не хотел-то ее красть - не больно нужна была. Да только понимал Змей, что должен он эту Василису похитить. Вздохнул горестно и полетел похищать.
Ивану та Василиса нужна была еще меньше. Вон, девок кругом бродит - не перечесть. Но знал и Иван - не может он Василису из плена не выручить. Достал он меч свой походный, с которым не раз уже на поганых ходил. Наточил его Иван поострей, погладил любовно и вложил себе в ножны. Перекрестился затем, помолился и отправился в путь неблизкий.
Долго ль он шел, недолго ль, а попал Иван в темный лес. Такой темный, что и носа своего не видно. Хоть закрой глаза, хоть открой - все одно. Кусты Ивана за рубаху хватают, колючки ладони в кровь царапают. Бредет Иван, сквозь заросли продирается. И видит он, вдруг: огонек маячит меж ветками. Дальше Иван идет. Вот уже и избушка стоит перед ним. На курьих ножках, как и положено.
В затылке Иван почесал.
- Избушка, избушка, - говорит, - повернись-ка ты ко мне передом да к лесу задом.
А избушка только скрипит в ответ.
- Али глухая?! - Вопрошает Иван грозно. - Не слышишь, когда к тебе обращаются? Или ты думаешь, я тут с тобой шутки шутить буду?
А избушка ему отвечает:
- Ишь, раскричался! Много тут вас без дела по лесу шастает! А я оборачивайся перед всяким. Навертелась, чай, за свои-то годы. Надо больно сам обойдешь.
Делать нечего. Подошел Иван с другой стороны. Видит дверца там небольшая. Постучал - тишина, постучал другой раз - тишина снова. Толкнул Иван дверь - а та и открылась. Вошел внутрь, там - смрадище, словно тысячу лет не прибирал никто. Огляделся он, видит - старуха сидит на печи, ноготь грызет, на него, на Ивана, смотрит.
- Здорово, старая! - Говорит ей Иван громко. - Али не рада?
- Рада, не рада, - старуха ему отвечает, - а ты, давай, выкладывай, для чего пришел. Да побыстрее, а то мне спать пора уж.
- Да ты, старая, поди, все сама не хужей моего знаешь. - Иван говорит.
- Ну, знаю - так и что с этого?
- А коли знаешь, так зачем спрашиваешь?
- А так - для порядку. Чай не запрещено...
- Ладно, старая, - покивал головою Иван. - Нету тут у меня времени без дела с тобою языком молотить. Говори - где мне искать Василису.
- А я знаю? - Баба Яга плечами пожала. - Иди себе и иди, пока не придешь. А не придешь, так пойдешь обратно.
Покачал Иван головою.
- Нет, старая, не понимаешь ты по хорошему. Придется мне, видно, насилие над тобой учинить.
Достал Иван меч.
- Ишь, раскомандовался! - Баба Яга аж с печи поднялася. - Не из пужливых! Щас хлопцев своих свистну!
Тут видит Иван: откудова ни возьмись, три бугая посреди избы выросли. Глядят на него грозно.
- Сам уберешься? - Ивана спрашивают. - Али тебя по частям вынести?
Не растерялся Иван. Три раза только мечом взмахнул, и все три головы, словно арбузы покатились по полу. Баба Яга, как увидела то, так неживая сразу от страха сделалась.
- Не губи! - Ивану кричит. - Все расскажу, что знаю, и что не знаю тож расскажу.
- Так-то оно, поди лучше будет, - опустил Иван меч.
- Ступай, - Баба Яга говорит Ивану, - следом за солнцем. Три дня и три ночи будешь идти. Увидишь ущелье высокое; такое высокое, что сто человек войдет, если один другому на голову влезет. Войдешь в это ущелье и снова три дня и три ночи идти будешь. Перейдешь вброд три речки. За третьей увидишь поляну. А за поляной - три царства. Как все три царства пройдешь, найдешь замок - там и сидит твоя Василиса. Ну вот и все, а теперь ступай - мне пора спать укладываться.
Вышел Иван из избы. Огляделся кругом. Направился туда, где солнце в ночь прячется. Три дня и три ночи шел. Три речки перешел вброд. Поляну увидел. А за поляною - столб. "Страна Счастливия" на столбе написано. Как только Иван шаг сделал, так сразу:
- Стой! - Кричит кто-то. - Стой, кто идет! Стой и не двигайся!
И тут четверо подходят к нему. По одежде видать - стражники. Грозно Ивана оглядывают.
- Что это вы так на меня смотрите? - Иван на них озирается. - Словно украл у вас что.
- А мы, поди, не знаем еще - украл или не украл, - один из стражников отвечает Ивану. - Если ты соглядатай, то лучше сразу так и скажи. Все одно пытать будем.
- Да какой я вам соглядатай? - Иван плечами пожал. - Похож разве?
- Похож не похож - не то важно. Был тут у нас на прошлой неделе один. Тож поначалу хотел отпирался. А как на дыбу подняли его - сразу выкладывать пошел. Дыба - она, поди, все про всех знает.
А сами ближе и ближе к Ивану подходят. Понял тогда он, что не с добром эти люди к нему обратились. Достал меч свой.
- Да, и это тож отдай, - стражник ему на меч указывает. - Нет у нас тут закона - с оружием-то холодным шастать.
Не растерялся Иван. Рубанул одного: тот как сноп в траву рухнул. Двоих отшвырнул и бежать бросился, что было сил. Бежит, а сам топот ног за спиной слышит. "Нет, - себе говорит, - не возьмете меня, ироды окаянные, не возьмете так запросто." Сквозь лес пробежал - отстали стражники.
Видит Иван - город за лесом начинается. Подошел ближе он. Глядит вокруг - грязь, кучи везде навалены. Смрад стоит - хоть нос зажимай. Дома покосившиеся все, кривые - что старцы больные и немощные, о могиле уж только помышляющие. И люди кругом - грязные, смердят, как от рождения бани не знали. Но лица у всех радостные, улыбаются все чему-то.
Идет Иван, по сторонам глядит, дивится. Тут стражник подходит к нему так само одетый, как те, от кого убегал Иван. Глядит на него грозно.
- А ты, что это, детина, не радуешься? - Ивана допрашивает. - Али на кол тебя никогда не сажали?
- А чему радоваться? - Иван в ответ пожимает плечами.
- Да ты, видать, иноземец. - Догадался тут стражник. - С чужого краю. Жизнь там у вас, видать, несчастливая.
- Верно, - Иван отвечает. - Иноземец. Пришел я издалека. Невесту свою ищу. Василисою звать.
Стражник головою в ответ покачал.
- О такой не слыхивал. Но ежели ты долго у нас пробыть собираешься, должен бумагу испросить надлежащую, находиться тебе у нас дозволяющую.
- Нет, - Иван головой покачал. - Нечего мне тут у вас делать. Дальше держу я свой путь. Недосуг мне у вас задерживаться.
- Как знаешь. - Стражник плечами пожал. - Я тебе только провожатого дам - порядок у нас такой.
Подозвал он другого стражника.
- Вот, - говорит, - иди с ним, пока он по нашей земле cтранствовать будет. Если чего не так - знаешь, что делать. Понял меня?
Стражник кивнул.
- Хорошо понял?
Снова кивнул стражник.
- Ну, так ступайте.
Когда отошли они, подозвал другого.
- А ты, - тому говорит, - за ними следуй. Если не так чего - кончай обоих.
Идет Иван по улице, и стражник - провожатый с ним рядом идет. По сторонам Иван смотрит. Все не надивится. А стражник ему говорит:
- Да ты все, поди, спросить хочешь - почему люди в краю нашем живут-то все так хорошо и так счастливо. Я тебе расскажу. Давно это было. Имели тогда мы царя - Изверга I. Большой доброты человек был. Все один вопрос его мучил, спать не давал по ночам - как всех людей на земле разом счастливыми сделать. И вот, пришла ему в голову как-то мысль светлая. Велел он людей всех разделить на счастливых и несчастливых, да несчастливых затем и казнить. "Одни, - говорит, - счастливые остануться." Столь доброго-то человека, поди, и свет не видывал. Когда под окном у него головы людям срубали, он глаза рукой закрывал: "Не могу, - говорит, - видеть." А как он детей любил! Своих-то у него не было... Не удалось ему, правда, все так, как он мечтал. Не весь народ еще счастливым сделался. То тут, то там несчастливого находили. Но умирая, Изверг I всем нам завещал по тому самому пути твердо следовать - до полного всеобщего счастья. Сейчас у нас Изверг CXVIII правит. Но он твердо пообещал -уже через пять лет ни одного несчастливого не останется.
- Это ж, сколько народу-то перевели? - Иван головой покачал.
- А чего - народ? - Стражник плечами пожал в ответ. - Люди, они - что трава. Топчи - не вытопчишь. Вон их - сколько по свету ходит. Да и погляди жизнь-то какая у нас веселая. Видишь, вон - хоромы стоят. Там бояре с утра и до ночи пируют. А вон - академия. Там боярские дети грамоте учатся.
- Это - бояре, - Иван кивнул. - А простому-то люду у вас тоже так?
- Чудной ты, право, - стражнику аж смешно сделалось. - Простой человек - он на то и простой. Много ли ему надобно? Миска похлебки с утра, кусок хлеба к вечеру; да работой его нагрузить, чтобы скукой не маялся. А с работой у нас, кстати, строго. Ленивых не любим. Работают у нас и по воскресеньям и по праздникам.
- А отдыхают когда? - Иван удивился.
- Как - когда? - Стражник тож удивился. - А ночи на что? Ночь длинная, отдыхай - сколько хошь.
Пришли они в лес. Глухой и темный.
- Дальше ты, однако, один пойдешь, - говорит стражник Ивану. - Много тут больно всяческой нечисти околачивается. Небезопасно бродить честному человеку.
Только и сказал. Слышит Иван - стрела пропела. А следом за ней другая. Стражник руками всплеснул и в кусты рухнул. Оглянулся Иван, а позади - другой стражник убитый лежит. И тоже стрела у него торчит из груди. Взялся Иван рукою за меч, видит - люди какие-то из кустов выходят. У кого - нож в руке, у кого - топор, у кого - дубина. Обступили Ивана кругом.
- А ты кто таков будешь, детинушка? - Грозно они Ивана допрашивают. - И кто это тебе дозволил по нашему лесу без разрешения шастать?
- А что? - Иван пожимает плечами. - Лес - он и есть лес. На нем, поди, не написано - чей он. - И добавляет. - Чужестранец я. Невесту свою ищу. Василисою звать.
- Не видали мы тут никакой Василисы, - хмуро отвечают Ивану разбойники. - Ты пошто это, детинушка, псов за собой приволок? Они, что - тож Василису твою искали?
Огляделся Иван.
- Каких таких псов? - Не понял. - Тут - одни люди.
- Это мы стражников между собою так кличим. - Один из разбойников отвечает Ивану - по виду главный. - Псы - они псы и есть. Феня такая, в натуре, понял?
- Не понял, - честно Иван головой покачал.
- Теперь я вижу, однако, что ты - чужестранец. - Говорит ему предводитель разбойников. - Ладно, идем с нами. После подумаем, что нам с тобой делать.
Пошли они все куда-то. И Ивана за собой повели. Бредут через лес вместе.
- Псов мы, однако, нелюбим страшно, - объясняет предводитель Ивану. - В том году спьяну забрел один. Клялся - случайно. Мы его вон - на том дубе повесили. Но если ты и вправду не из них, то хорошо тебе. Глядишь - и живого отпустим. Такое у нас иногда случается.
Видит Иван - к большой избе подошли. Музыка оттуда слышна, крики пьяные. А у входа два мужика - ножами один другого ширяют. Лица красные у обоих, а глаза - белые. Подошел к ним предводитель разбойников.
- Ладно, ребята, - говорит, - кончай забаву. Не весел я что-то нынче.
Те сразу ножи убрали и удалились поспешно. Вошли разбойники внутрь избы, и Иван вошел с ними. А там - грязь кругом, нагажено, куда ни плюнь пьяный лежит. Как предводитель разбойников в избе появился, так сразу тишина сделалась. Не дышит никто. Все на него глядят молча.
- Хватит, ребята, - кивнул он устало, - теперь я пить буду.
Все с мест повставали и вышли по быстрому. Пьяные тоже поднялись. А кто не встал и не вышел, тех вынесли и в кучу покидали у входа. Сел предводитель за стол, Ивана посадил с собою. Разбойники все за другими столами расположились. К предводителю прислужник к первому подбежал, на ходу кланяясь.
- Чего изволите? - Спрашивает. - У нас все есть.
- Горилки неси, - отвечает разбойник. - Да побольше. Мне и моему товарищу.
Принесли им горилку. Выпил разбойник. Ивану налил. А гусляры песню затянули жалобную:
- Вышли как-то с Васей мы разом на дорогу
И достали мы ножи. Стали ждать кого-нибудь.
Но связали псы нас, падлы, и в темницу посадили,
Долго-долго били.
Ах, зачем меня мать родила?...
Заплакал разбойник тут, слезами залился горючими.
- Так это ж про меня песня, - говорит, - про жизнь мою горемышную...
Гусляры веселую следом запели:
- Горилка, горилка, горилка моя!
Налил себе разбойник до верха.
- Вот, ты, - спрашивает он Ивана, - что ты, скажи мне, в этой жизни-то видел? Ничего ты не видел! Я - то ли дело... С малолетства по каторгам, да по острогам. Я так скажу: была бы на то моя воля, каждого бы принудил хоть полтора, хоть два года посидеть в остроге - жизнь увидать, людей посмотреть, ума набраться.
Помолчал разбойник. Еще налил себе и выпил залпом.
- Видишь, - говорит он Ивану, - как они все тут меня боятся? И недаром. Ведь я - злодей в законе... Не понимаешь? Человек такой это, которого все кругом уважают.
Снова разбойник налил себе, снова выпил. Потом Ивану говорит:
- А, тебя, детинушка, как рассветет - велю я на самом высоком дереве в лесу повесить. И не потому, детинушка, чтобы не полюбил тебя, как родного, а просто страсть я люблю глядеть, как висельник с ветки ногами перебирает.
Налил себе разбойник еще одну, выпил, да тут же и на пол свалился. Огляделся Иван, видит: разбойники все: кто где лежат - спят, не просыпаются. Поднялся он с места, вышел из той избы и побрел прочь.
Долго ль он шел, недолго ль, а видит Иван - поляна, на поляне той дерево, доска прибита, на доске написано: "Край вольных чучмеков". Дорога от дерева начинается. Идет Иван по дороге, и приходит он в город. Глядит вокруг - грязно, лица у всех - чумазые. И не поймет Иван, то ли родились они все такими, то ли не мылись от роду. Куда ни посмотрит - ножами все один другого ширяют.
Подходит мужик какой-то к Ивану.
- Кого это ты, детинушка, ищешь тут? - Спрашивает.
- Невесту свою ищу, - отвечает ему Иван, - Василисою звать.
- Э! Этому горю легко помочь, - мужик по плечу Ивана ударил. - Я тебе быстро невесту сыскать могу. Хошь - на час, хошь - на два, а как хорошо заплатишь, то и на всю ночь.
Покачал головою Иван.
- Не нужны мне, - отвечает, - твои невесты. - Свою ищу.
- Ну, как знаешь, - отвечает ему мужик. - А захочешь - спроси про меня. Меня тут каждая сволочь знает.
Отошел мужик в сторону. Другой подходит к Ивану. Ожерелье ему показывает - из ушей человеческих.
- Купи, друг, - говорит, - Недорого. Пять монет всего прошу. Невесте своей подаришь. Скажешь - сам настругал.
Качает в ответ головою Иван.
- Не нужны мне, - говорит, - уши твои. Себе оставь.
- Да ты если думаешь - дорого, - не отстает от него мужик, - другое возьми. - Показывает. - Подгнили малость, так ты их того - солью присыпешь. Я за них две монеты прошу только.
Отмахнулся Иван от него.
- Не нужно мне, - говорит.
Отошел и этот мужик. Идет Иван дальше. Видит - людей собралось много. Подошел он ближе, глядит - помост в середине большой, люди какие-то по нему расхаживают. Детина здоровенный на помост тот выходит. Громко по-своему забормотал что-то. Затихли все. Слушают. А детина тот объявляет:
- Если кто не понял по нашему, по чучмекски - на человеческий переведу. Сейчас здесь состоится церемония примерного наказания смертью известного вам злодея, который из тещи своей и из мужа ее суп приготовил, тогда как в законе нашем чучмекском сказано ясно: "Не можешь суп приготовить ни из жены твоей, ни из мужа твоего, ни из отца, ни из матери, ни из дочери, ни из сына, ни из соседа, ни из товарища по работе, ни из какого другого родственика или единоверца; из чужеземца да из неверного только приготовить можешь..." А еще, братия, написал сегодня Совет Мудрейших Чучмеков закон новый. Сказано в этом законе: "Страна у нас вольная и демократическая, и потому постановляем мы, что ежели кто по злонравию своему недоволен будет демократиею нашею и будет он хулить нашу волю, да будет он скормлен шакалам в час ужина."
Один из чучмеков, что рядом с Иваном стоял, к нему обращается:
- А ты, видать, детинушка, из краев к нам пришел из дальних, не понимаешь здесь, видать, многого. Я тебе объясню. Вон тот, в белой рубахе, это - злодей. Сейчас вот, ты слышал, как ему решение судей прочли. А судьи, вон - в стороне стоят. Сейчас они танец правосудия танцевать будут. Потом приговоренный станцует танец чистораскаяния. Палач иглу возьмет здоровенную, проткнет его той иглой и танец возмездия танцевать будет. А родственники убитых станцуют танец злорадства. Это - очень красивый и очень древний обряд.
Удивился Иван. Покачал головой.
- А как приговоренный к смерти танцевать не захочет?
- Еще чего! - Чучмек засмеялся. - Не захочет он! А, видишь, мужики позади него стоят - иглы горячие в руках держат? Не было у нас еще такого, чтобы приговоренный - и танцевать не захотел.
Пожал плечами Иван.
- Чудно мне все это, - говорит чучмеку.
- Тебе чудно, - тот ему отвечает, - потому как не чучмек ты. А мне, вот ничего не чудно тут. Я еще так тебе скажу, детинушка. Иноземцы нами триста лет без малого володели. И триста лет без малого мы им верно прислуживали. А как дали они нам волю, так мы и поняли сразу, что чучмек - это звучит гордо.
1 2 3