- Наверное, все дело в том, что Создатель сотворил Лесную Страну
совсем другой. Именно такой, как она изображена в книгах. А потом изменил
свой замысел и сегодня мы имеем то, что имеем. Почему он это сделал и
зачем мы идем туда, куда идем - знает только он, а нам знать не дано. Даже
Посвященным. Даже Стражам.
Седой Даниил откачнулся и вновь превратился в столб. У Павла мурашки
побежали по спине, он уловил отчужденность этого худощавого
девяностолетнего мужчины, который лет через двадцать-тридцать успокоится
на городском кладбище и не доживет до того, до чего имеет шансы дожить он,
Павел: до заброшенных городов, которые будут слепо глядеть внутрь себя
стеклами окон пустых домов, до рухнувших в воду мостов, выброшенных на
берег паромов, сгнивших деревянных дорог, заросших лесной травой. Такова
воля Создателя... Но почему именно такова воля Создателя? И есть ли она -
эта воля? Может быть, дело здесь в людях, а не в Создателе?..
На этот вопрос у Павла не было ответа.
Может быть, Седой Даниил и прав, думал Павел, и действительно
Создатель сотворил мир совсем другим, таким, как его видели основатели, а
потом почему-то переменил свой замысел. Подобная история о сотворении,
только в искаженном виде, изложена в сказочной Библии, книге, написанной,
возможно, одним из предков-основателей по имени Моисей, хотя Библия
все-таки не более, чем сказка. Может быть. Тогда получают хоть какое-то
объяснение эти видения, вот уже три года посещающие его после ночи,
проведенной у Странного Озера... Оцепенение - и видения, именно видения, а
не сны, ведь во сне можно увидеть, пусть даже преломленно, как сквозь
плохое стекло, только то, что когда-то пережил, почувствовал, ощутил сам -
но как может присниться то, чему нет никакого подобия в Лесной Стране,
чего не читал в книгах и не видел на рисунках? Если согласиться с точкой
зрения Даниила - тогда хоть что-то прояснится. Он, Павел, приобрел
способность видеть то, что видели когда-то его предки-основатели в том,
первом варианте мира, измененном потом Создателем по неведомой людям
причине, а может быть и вовсе без причин. Просто, действительно, такова
была его воля...
Павел покосился на застывшего собеседника. Может быть, Седой Даниил
поймет и другое? То, что ему, Павлу, пришло в голову давним дождливым
вечером в родительском доме, в маленькой комнате с книгами и медвежьей
шкурой - подарком Колдуна в честь невероятного исцеления. То, от чего
тогда перехватило дыхание и похолодело внутри. То, что потом хоть и не
перестало казаться нелепостью, потому что искажало незыблемое учение о
Создателе Мира, но непрерывно цепляло, задевало душу, словно заноза,
словно венец из терна, возложенный на голову сказочного страдальца Иисуса.
То, что хоть и считал он сказкой, но сказкой очень заманчивой...
- Даниил, - тихо позвал Павел.
Мужчина с длинными седыми волосами взглянул на него внимательными
серыми глазами, словно ждал, когда сквозь гомон и звон кружек, сквозь
цокот быстрых каблучков, нестройное пение и ругань к нему пробьется голос
Павла.
- Даниил, у меня еще один вопрос. Как ты думаешь, может быть, эта
Франция, Изумрудный Город, Нью-Йорк, Назарет... Россия, Королевство Кривых
Зеркал... Чермное море, Тихий океан... все это... то, что в книгах... -
Павел перевел дух. Даниил, не мигая, смотрел на него. - Может быть, эта
Земля... и вправду... была где-то... и основатели... - он сглотнул, -
помнили ее?
Глаза Даниила на мгновение расширились и вдруг погасли, словно в их
глубине кто-то задул свечи. Он поднялся, навис над Павлом и сухо произнес:
- Никогда не говори такое никому - иначе можешь...
Даниил оборвал себя и быстро направился к двери, высокий и худой,
словно мачта, и полы его расстегнутой белой куртки трепетали, как парус.
Дверь за ним закрылась, а Павел все смотрел вслед. Рядом вели громкий
спотыкающийся разговор Длинный Николай и Авдий; Вацлав уже спал, зарыв
лицо в блюдо с раздавленными яблоками и апельсинами. Павел улыбался,
потому что сухость и строгость Седого Даниила не могли скрыть
благожелательный фон, который Павел воспринял как невесомое теплое
дуновение - и это значило, что Даниил тоже верит в Землю, только никому не
говорит о своей вере.
Даниила можно было понять. Он боялся Посвященных, боялся, что его
обвинят в посягательстве на учение о Создателе Мира. Боязнь эту Павел тоже
ощутил, она шла вместе с фоном благожелательности, почти перекрывая его.
Да, такие обвинения - дело серьезное. Посвященные могут поставить в
известность Совет, довести до тюрьмы. Хотя, если вдуматься - за что? Если
учение ложно - его следует заменить другим, истинным. Кому станет от этого
хуже? И ведь он, Павел, не отвергает саму веру в Создателя, просто
исправляет ее. Допустим, кроме Лесной Страны была еще и Земля, откуда
Создатель по каким-то своим соображениям перенес предков-основателей.
Может быть, он создал не один, а два мира... или больше? Значит, Создатель
еще могущественнее, чем думали раньше. Посвященные должны только похвалить
его, Павла, за такое расширение границ учения. Так что бояться тут нечего,
нет никаких оснований распинать его на Голгофе, и можно говорить об этом
во весь голос.
И вот почему он никогда раньше не высказывал то, что высказал Седому
Даниилу: его никто не слушал. Никогда никто не слушал, не слышал и не
хотел понять. Все были заняты своими делами, всем было наплевать на
будущее Лесной Страны... Что это - леность ума? Непробиваемое равнодушие?
Средство самозащиты?
Он никогда не беседовал с Даниилом, как-то не приходилось... А Даниил
оказался единомышленником. И может быть, не единственным...
Павел радостно крутнулся на скамье, поймал за подол проплывавшую мимо
Агарь и снял с подноса кружку пива. На душе было весело, хотелось
присоединиться к пению сидящих возле бочек грузчиков. Он сделал только
несколько глотков, когда внезапно пение оборвалось, стихла ругань
картежников, и общий гомон понизился в тоне, сник, развалился на отдельные
неуверенные голоса, которые звучали все тише. Он обернулся, не отрываясь
от кружки, и увидел неторопливо идущего от двери прямо к его столу Черного
Стража.
Стражи были самыми загадочными жителями Лесной Страны. Каждый город
имел своего Стража: Город У Лесного Ручья - Черного, Капернаум - Желтого,
Устье - Зеленого, Могучие Быки - Красного, Иорданские Люди - Фиолетового,
Эдем - Коричневого, Холмы - Оранжевого, Город Матери Божьей - Голубого,
Вавилон - Розового, Город Плясунов - белого, Иерусалим - Серого и так
далее, до городов за Долиной Трех Озер и Гнилым Болотом, за реками Ховар и
Фисон. Никто не знал их имен, и они никому, насколько было известно Павлу,
не сообщали свое имя, и называли их по цвету неизменных длинных плащей с
капюшонами. Никто не знал, почему они Стражи и что охраняют, но все
называли их именно так, и заведено это было, наверное, еще со времен
предков-основателей. Стражи не участвовали ни в каких работах, и
единственной, по наблюдениям Павла, их обязанностью было освящение всех
новых строений. Павел не раз видел, как Черный Страж в одиночку заходил в
пропахший свежим деревом дом, а новоселы терпеливо ждали во дворе, а потом
долго кланялись вслед. Черный Страж в прошлом году освятил и дом Павла.
Стражей сторонились и относились к ним боязливо и неприязненно, хотя
никому они не делали ничего плохого. На еженедельных общих молениях в
храмах Посвященные никогда не забывали упомянуть Стражей как самых угодных
Создателю Мира слуг, которые когда-то помогли ему справиться с силами
Внешней Тьмы. Бытовало мнение, впрочем, ни на чем особенном не основанное,
что Стражи бессмертны (просто долго живут, потому что бездельничают, давно
уже думал Павел), что они не спят и совсем не едят, как обычные люди,
которые хоть и редко, но все-таки нуждаются в пище. Возможно, Черный Страж
и спал, и ел - но кто входил в его дом? Дом Черного Стража стоял за пять
улиц от дома Павла, но у Павла никогда не возникало желания зайти в гости.
Как и у других. Никто и никогда, даже напившийся вдребезги Лука Громила,
не осмеливался поднять руку на Черного Стража. Черный Страж стоял выше
Посвященных. Кто знает, может быть и вправду Стражи с давних времен были
слугами Создателя Мира?.. И все-таки осознание своих необычных
способностей ставило Павла в собственных глазах как минимум вровень с
Черным Стражем, который подобных способностей не проявлял.
Тем не менее, отголосок давней непонятной боязни Стражей
заставил-таки чуть сжаться сердце и Павел невольно напрягся, исподлобья
наблюдая, как Черный Страж приближается к нему, шурша по рассохшимся
доскам длинным, тускло блестящим плащом. Ревекка застыла у бочки, не
замечая, что пиво льется на пол через край кружки, Ирина с подносом
выглядывала из-за колонны, Агарь, не отрывая глаз от Стража, на ощупь
собирала со стола огрызки яблок. Павел отчетливо ощущал фон почтительности
и боязни, растекшийся в питейке. Насколько он знал, Черный Страж никогда
еще не появлялся здесь, разве что в тот день, когда питейка впервые
открыла свои двери перед посетителями.
Длинный Николай и Авдий отпрянули от стола, а Павел поднялся
навстречу Черному Стражу. Он почему-то был уверен, что тот направляется
именно к нему. Страж остановился, как будто наткнулся на невидимую
преграду. Бесстрастные глаза на узком бледном лице под капюшоном смотрели
в упор, словно не замечая ничего окружающего. Павел не чувствовал никакого
фона; создавалось впечатление, что Страж не испытывает эмоций.
- Павел Корнилов, - утвердительно и равнодушно произнес Страж, глядя
на Павла снизу вверх.
Последние разговоры смолкли. Вся питейка превратилась в единое
ухоглазое существо, вслушивающееся и всматривающееся в явление Черного
Стража Павлу Корнилову. Павел молча ждал продолжения.
- Возникла необходимость побеседовать.
- Если возникла - давай, побеседуем, - не без вызова отозвался Павел
и похлопал по скамье рядом с собой, где недавно сидел Седой Даниил. -
Пива?
Черный Страж отрицательно покачал головой.
- Предлагаю выйти отсюда и побеседовать в другом месте.
Павел пожал плечами, поставил кружку и выбрался из-за стола. В
молчании питейки они направились к двери - поскрипывали доски пола, с
легким свистом шуршал плащ - и вышли на улицу, на каменные плиты небольшой
площади перед питейкой. Уже почти стемнело, кое-где светились окна,
издалека доносилось пение - это пели женщины у ручья.
- Туда. - Черный Страж поднял и тут же опустил руку, словно ему
трудно было держать ее на весу. - Там не помешают.
"Кто бы это осмелился тебе помешать?" - подумал Павел и пошел вслед
за слугой Создателя Мира на другую сторону площади, где в окружении
тополей темнела длинноствольная туша вросшего в землю танка.
Он молча сел на скамью за танком, а Страж остался стоять, почти
сливаясь с толстым стволом тополя.
- Чем обязан вниманием? - вспомнив фразу из книги, спросил Павел,
пытаясь ироничностью обращения преодолеть неуверенность перед Стражем и
непонятно откуда взявшуюся тревогу. Никакого фона по-прежнему не
ощущалось, как не ощущалось его, скажем, от того же танка за спиной.
- Необходимо побеседовать, - незамедлительно отозвался Страж,
размеренно роняя слова. - Я должен это сделать. У Совета много забот,
однако он обязан держать в поле зрения каждого горожанина. Павел Корнилов,
тебя это тоже касается.
- А при чем здесь Совет? Ты что, выполняешь поручение Совета?
- Считай, что так, - после некоторой заминки ответил Черный Страж.
Павел хорошо знал функции выборного Совета. Совет занимался всеми
хозяйственными делами, Совет заботился о порядке в городе, но чтобы Совет
лез в дела каждого горожанина?.. Но чтобы Совет давал поручения Черному
Стражнику вести какие-то там беседы?.. Вообще давал поручения - кому? -
Черному Стражу? Это не укладывалось в голове, такого еще не бывало, по
крайней мере, на памяти Павла, но он решил не выпытывать. Вероятно, слуга
Создателя Мира знал, что делал.
- Ну-ну, какая же это беседа? - Павел был заинтригован и удивлен.
- Вопрос. Излагал ли ты в этом заведении, - Черный Страж показал на
приземистое здание питейки, из окон которой опять раздавались пение и
ругань, - свои мысли о том, для чего создан человек?
- Ах, во-от оно что, - недоуменно протянул Павел. - Ну, говорил
кому-то, уже и не помню, кому. Так и что из этого? Кажется, ни Совет, ни
Посвященные разговаривать не запрещают.
- И зачем же, по-твоему, создан человек?
- Это что, и есть предмет нашей беседы? - с легкой насмешкой спросил
Павел.
- Я хочу, чтобы ты сформулировал свое мнение, - невозмутимо ответил
Страж.
- Ага, Совет, значит, хочет. Могу повторить.
Черный Страж был очень непонятным человеком и ссориться с ним не
стоило. Да и повода не было. Мыслей своих, того, о чем думалось в комнате
по вечерам и в долгих странствиях по Лесной Стране, Павел никогда и не
собирался скрывать.
- Может быть, я не совсем н-ну... не так гладко, как, например,
Моисей... - Павел замялся. - В общем, если посмотреть вокруг - все
постепенно разрушается, правильно? Иордан подмывает берег, обрыв Ванды вон
уже куда отступил, и так после каждого сезона дождей. Тот же Умирающий
лес: сухие деревья падают, рассыпаются в труху, в гниль - и уже не
поднимутся в Иосафате... Галилейское море постепенно высыхает, Капернаум
раньше у самой воды стоял, а теперь где? Деревянные дороги без нашего
вмешательства и года не продержатся. А овраг в Вавилоне? Он же после
дождей все шире и шире, в прошлом году туда дом свалился...
- Знаю, - перебил Черный Страж. - Какие выводы?
- Вот и выводы. Мир сам собой разрушается, приходит в упадок,
поваленные деревья никогда без вмешательства человека в дом не
превратятся, камни в набережную не уложатся, наоборот...
- Все стремится к хаосу. Возрастание энтропии, - прокомментировал
Черный Страж.
Павел не знал, что такое "энтропия", но спрашивать не стал.
- Так вот, - увлеченно продолжал он, - коль мир сам собой рушится -
нужно что-то такое, что препятствовало бы разрушению и являлось силой
созидающей. Поэтому, и для этого Создатель сотворил людей. Ясно?
- Ясно, - ответил Черный Страж после некоторого молчания и опять
добавил что-то непонятное Павлу: - Создание нэгэнтропийного механизма.
- Ну вот! - воскликнул Павел. - Мы боремся с разрушением. Что, я не
прав?
- Дальше. - Голос Стража был по-прежнему бесстрастен. - Куда идет
человек?
- А вот куда идет?.. - Павел посмотрел поверх головы Стража. Сквозь
ветви тополей, усыпанные белыми пушистыми шариками будущих кисло-сладких
плодов, проглядывали звезды. - Я говорил сегодня, да и раньше говорил...
Мы почему-то вымираем. Каждое рождение ребенка для нас событие, и очень
редкое событие. Мы какие-то вялые, инертные, нам ничего не интересно.
Представляешь, Страж, никого ничем не расшевелить! Предлагал, давно ведь
предлагал: давайте организуем экспедицию, узнаем, что за Гнилым Болотом,
что за Небесным Громом, за Глубоким Ручьем. И разве кто-то откликнулся?
Сидим здесь - и сидим. Где исток Иордана, куда он впадает? Я плыл - не
доплыл. Ты знаешь, Страж? Тебе интересно?
- Я знаю, что это интересно тебе, - ответил Страж, сделав ударение на
последнем слове. - Тебе, Павел Корнилов, очень многое интересно. И ты
слишком часто говоришь о том, о чем никто не говорит. Ты не такой, как
другие. Я прав?
- Да! - Павел вскочил на ноги и придвинулся к Черному Стражу,
всматриваясь в лицо, белеющее под капюшоном. - Да, мне все интересно, мне
думать интересно, бродить интересно, задавать себе разные вопросы и искать
ответы. Я перебрал уже десяток работ, ты это знаешь, и хочу попробовать
еще десяток. Мне жить интересно! И я никак не пойму, ну почему мы такие...
скучные, как лошади... что с нами происходит, почему мы тусклее
предков-основателей? Какие-то вялые тени, какие-то отражения в болотной
воде... Нам ведь думать лень, нам бы вон туда, в питейку, да с девчонками
в Тихой Долине... Да, я не такой, как другие, может быть, это болезнь меня
таким сделала, не знаю... Но к Колдуну в подручные не хочу, я еще не все
увидел и узнал, у меня десять тысяч вопросов...
- А как с перемещением предметов?
1 2 3 4