родилась и выросла там, полюбила степь и тайгу, где жила среди простых людей, и теперь никак не могла привыкнуть к задымленному Валбжиху и к его «человеческому конгломерату», как она без особого восторга называла местное население. А может, Олесь придется ей по душе, несмотря на свой хулиганский вид и разбойничью внешность. И тогда, быть может, она его по-матерински обласкает.
При этой мысли инженер улыбнулся. У него была страсть все исправлять, например, он с удовольствием копался в отслужившем срок двигателе старенькой «шкоды», который никому не удавалось вернуть к жизни, а у него это получалось. Он мог часами доискиваться, почему вышел из строя электрический насос, пока не обнаруживал причину. Он умел найти в часах ослабевший винтик, поджать его – и часы снова начинали тикать.
«Может, мне удастся поджать ослабевший винтик в голове Олеся Клуско из-под Люблина…» – размышлял инженер, испытывая такое же чувство, с каким брался за ремонт сломавшейся машины.
Наконец он добрался до шахтного двора «Лешека» и с удовлетворением убедился, что здесь все в порядке. Скарбнику Гроссмана не удастся затопить «Викторию». Любопытно, обрадовался ли бы Гроссман победе Скарбника? Может, как немец старой закалки… Э, глупости! Ведь он шахтер и наверняка был бы огорчен и ругался бы по-своему: «Es soll der Kuckuck holen».
Итак, на шахтном дворе все готово: навалом лежит влажная глина, высятся штабеля досок, рассчитанных по ширине проходки, и вязанки соломы. Солома пахнет спелым хлебом и солнцем.
Ну и пусть пахнет! Это сейчас не важно. Килярчик велел припасти эти материалы на случай, если прорвется вода и придется возводить дамбу в «заколдованном» квершлаге. Ответвляясь от главного квершлага, соединявшего «Викторию» с «Лешеком», оншел с севера на юг, а затем поворачивал на юго-восток. От места ответвления до ствола «Лешек» было всего несколько десятков метров.
Килярчик вошел в новый, более узкий квершлаг, где была временная крепь. По донесению маркшейдера, бригада прошла уже триста метров. Килярчик улыбнулся, поскольку бригадой их трудно было назвать – всего три человека. Один – реэмигрант из Франции, Пьер Остень, который то и дело ругается по-французски – Tonnerre de Dieu, что в его устах звучит как «тонеррдеди»; второй – немец Охман, время от времени вставлявший в разговор свое Kreuzhimmeldonnerwetter, и худой цыган, готовый в трудную минуту ввернуть крепкое словцо…
Килярчик застал их за работой. Дело у них спорилось. Двухметровый бур с металлическим скрежетом уже почти по рукоять вошел в монолит. Инженер подождал, пока они закончат.
– Ну, что? Идет вода? – спросил он, когда машина остановилась, и внезапная тишина, словно черное покрывало опустилось на глаза.
Вопрос был излишним. Инженер и сам видел, что вода капает сверху, как накануне, как неделю, как месяц назад, а из двухметрового отверстия в монолите вытекает тонюсенькая мутная струйка воды. Ничего страшного. Воды – что кот наплакал!.. Значит, все в порядке!
Килярчик посветил, осмотрел монолит, постучал по нему и кто знает, уже в который раз повторил, что сначала следует сверлить двухметровый контрольный шпур и если вода не появится, только тогда сверлить три-четыре шпура под заряды и взрывать. Главное – держать ухо востро.
– Глядите в оба! – сказал он им на прощание. – А если хлынет вода, бегите к стволу «Лешек». А оттуда звоните наверх, в дирекцию и на шахтный двор «Виктории», машинисту при насосах. А потом уже – наверх!..
Килярчик поднялся через ствол «Лешек». В раздевалке умылся, залез в ванну и с наслаждением погрузился в теплую воду. Затем, переодевшись, отправился в контору и начал писать рапорт. И вот тогда-то все началось!..
Зазвонил телефон – настойчиво, резко. Килярчик схватил трубку. В ней послышался далекий гул, похожий на шум вихря в лесу. Это вода с ревом несется но проходке!..
– Алло! Инженер Килярчик слушает! Что случилось?
– Месье инженер! Тонеррдеди, вода!.. Говорит Остень! Вода хлынула!..
– Откуда вы говорите?
– С шахтного двора «Лешека»!
– Где люди?
– Охман со мной, а цыган удрал. Поднимается по лестнице в стволе «Лешек»!
– Позвоните на шахтный двор «Виктории», машинисту у насосов. Пусть будет наготове!
– Я уже позвонил!
– Тогда поднимайтесь!
– Kreuzhimmeldonnerwetter! – послышалось в трубке приглушенное восклицание Охмана.
Телефоны теперь звонили не умолкая. Килярчик отдавал приказания машинисту на пятом горизонте, у слепого ствола. Пусть немедленно известит руководство бригады на седьмом горизонте. Ни слова о воде, всех немедленно отправить к клети и поднимать наверх. Только без паники! Самое главное – без паники!..
Сбежались вызванные по тревоге всполошенные инженеры – и старые, и эти вновь испеченные, готовые разом «выложить» все свои ученые премудрости. Прибежал также запыхавшийся перепуганный директор. И все друг у друга спрашивают: «Что делать? Что делать?» Идиоты! Что делать? В штаны делать! Спокойно, гром вас разрази!.. Ага, снова звонят! В трубке какой-то истошный крик.
– Что случилось? С пятого горизонта? Машинист? Что случилось!
– Докладываю, что пускаю второй насос. Вода прибывает. Пусть ко мне кто-нибудь спустится… – клокотал в трубке перепуганный голос машиниста.
Для бывалых инженеров и штейгеров не было секретом, что горняки в шахте больше всего боятся воды. В огонь пойдут, в воду – ни за что!.. Вода в шахте наводит ужас. Поэтому главное, чтобы в бригаде на седьмом горизонте не началась паника. Насосы в резерве есть, два уже работают, значит, шахтерам ничто не угрожает. Но если они поддадутся панике и всем скопом ринутся к клети, то переломают себе ноги, руки… Среди них есть, конечно, опытные, солидные штейгеры и технические надзиратели. Вода идет не по квершлагу, а по параллельному штреку, предназначенному для ее стока, обходит насосную камеру и стекает в зумпф главного ствола. Оттуда ее откачивают насосы.
Снова телефонный звонок с шахтного двора, в трубке – отчаянный вопль машиниста:
– Пан инженер! Вода прибывает, черт ее дери…
Включаю третий насос! Спускайтесь кто-нибудь ко мне, не то я убегу!
Ага! Значит, страх усиливается, парализует волю машиниста. Волосы у него на голове становятся дыбом.
– Оставайтесь возле насосов! Я спускаюсь! Если вода будет прибывать, включайте четвертый насос!
Килярчик выбежал из кабинета, в который набились инженеры и штейгеры, они все говорили разом, и каждый старался дать какой-нибудь дельный совет. Похоже, они все потеряли голову. Возле шахтного ствола Килярчик встретил технического надзирателя Гавранека.
– Послушайте, Гавранек! Я спускаюсь вниз, к насосам. Найдите четырех слесарей… Нет! Двух электротехников и двух слесарей! С инструментом и запасными частями к насосам. Пусть ждут моего звонка… На случай неполадок…
Килярчик уже вскочил в клеть и сделал знак машинисту. Прозвучал сигнал, и клеть с шумом полетела вниз, на пятый горизонт.
В клети Килярчик взял себя в руки, успокоился. И когда вышел из нее на шахтном дворе, то даже удивился: от его недавнего замешательства не осталось и следа – ведь, по сути дела, ничего особенного не произошло. Просто в камере работают три насоса. На шахтном дворе уже толпятся люди. Они поднимаются с седьмого горизонта по слепому стволу, преодолевают несколько десятков метров по главному штреку, попадают в квершлаг и не спеша проходят десятка полтора метров, отделяющие их от подъемника. Шахтеры разговаривают, перебрасываются шутками, подтрунивают друг над другом. Значит, не знают, что вода прорвалась. Это хорошо.
Килярчик проследил за тем, как наверх поднялась вся бригада. Он не подгонял людей, не хотел вызывать подозрения, что в шахте происходит что-то неладное. Когда кто-то спросил его, почему они покидают шахту раньше положенного времени, он ответил, что приехала очередная комиссия и требует, чтобы бригада поднялась на поверхность.
– А может, вода? – недоверчиво спросил какой-то чумазый шахтер.
– Какая там вода! Нет никакой воды! – проговорил Килярчик, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно и даже безразлично.
Действительно, никакой воды нет. Правда, в зумпфе, под клетями, она шумит, как в дьявольской мельнице, но она всегда так шумит. Особенно когда долго идет дождь.
– Льет еще наверху? – спросил другой шахтер.
– Как из ведра. Зонтики захватили? – пошутил Килярчик.
Время от времени инженер входил в насосную камеру и поглядывал на насосы и водомер. Насосы работали исправно, однако стрелка водомера постепенно поднималась.
– Ну что, пускать четвертый насос? – спросил машинист с рыбьими глазами. После прихода Килярчика он успокоился.
– Еще есть время… Подождем! Я иду на шахтный двор. Если что случится, бегите за мной…
Подъем всей бригады занял полчаса. Только наверху шахтеры узнали, что прорвалась вода и они благополучно избежали опасности. Последними поднимались два штейгера. Килярчик подошел к клети, готовой взлететь наверх.
– Поздравляю, – сказал он. – Бы отлично справились с этим делом!
– Пришлось пойти на обман, чтобы не напугать людей. Но все обошлось, правда?
– Обошлось. Все поднялись?
– Все! Я сам проверял на шахтном дворе седьмого горизонта.
– Ну, так щенсць боже!
– Шенсць боже, пан инженер! – ответили штейгеры и дали сигнал к отправлению.
Килярчик неожиданно вспомнил про Олеся Клуско. Ведь парень остался в квершлаге. Не шляется ли он до сих пор где-нибудь там, черт его дери. Инженер позвонил контролеру, попросил проверить, на месте ли бирка и лампа Олеся Клуско. Ему ответил тонкий девичий голос, что все на месте и что Клуско поднялся наверх с первой же клетью.
Значит, все в порядке. В шахте теперь остались только двое: машинист и он, Килярчик.
Инженер вошел в насосную камеру, взглянул на водомер. Вода продолжала подниматься.
– Пускаем четвертый насос! – приказал он.
Машинист включил контакт – заработал четвертый насос. Вначале он издавал низкий, басовитый звук, потом тон его начал повышаться, переходя постепенно в серебристое, звенящее пение. Тонкое гудение четырех насосов сливалось в своеобразный скрипичный квартет – монотонный и усыпляющий. Если бы не сознание, что сейчас начинается единоборство с водой, можно было бы сесть на лавку и спокойно вздремнуть.
Час проходил за часом. Машинист и Килярчик стояли возле насосов и напряженно вслушивались в их работу. Время от времени они взглядывали на водомер. Чертова стрелка и не думала опускаться. Даже, напротив, показывала, что вода медленно, но прибывает.
– Обороты полные? – спросил Килярчик.
– Нет…
– Пустить на полные обороты!
– Все четыре?
– Все четыре!
– Пан инженер, боюсь, как бы…
– Делайте, как вам велено!
Машинист пожал плечами и передвинул все четыре контакта. Гудение насосов стало напряженным; переходя на самые высокие ноты по невидимой параболической кривой, оно сделалось похожим на тоненькое вибрирующее комариное пение, – чувствовалось, что насосы работают как бы через силу. Килярчик не спускал глаз со стрелки водомера. Она застыла на одной цифре. Под низким темным сводом камеры переливается печальный плач насосов. Килярчик положил ладонь на блестящий лакированный кожух двигателя и почувствовал, как напряженно он дрожит. Вода шумела в толстых трубах, которые причудливо переплетались на стенах и сводах камеры. Отсюда трубы выходили в квершлаг, тянулись к стволу и уже там по скользкой бетонированной стене взбирались на поверхность.
Время от времени пронзительно звонил телефон и кто-нибудь сверху требовал, чтобы Килярчик доложил обстановку. Что там внизу? Насосы работают? Вода прибывает или убывает? Вначале Килярчик отвечал обстоятельно, не спрашивая, кто с ним разговаривает. В конце концов это ему надоело.
– Послушайте, оставьте меня в покое. Если нужна будет ваша помощь, я сам позвоню!.. Все!..
Телефон смолк, только камера продолжала стонать от вибрирующих звуков. Вибрация была едва заметной, но пронизывала все тело. Килярчику казалось, будто он ощущает ее кончиками пальцев, как едва уловимые покалывания. Он сел на лавку, принялся размышлять, каковы шансы на победу. Стрелка водомера едва заметно опускается. Значит, насосы «проглатывают» воду. Однако уровень ее снижается очень незначительно. Долго ли вода будет идти из промоины в «заколдованном» квершлаге? Вот вопрос. Инженер предполагал, что вода прорвалась из старых выработок шахты «Готтессеген». Больше ей взяться неоткуда. В Валбжихе и окрестностях нет ни рек, ни ручейков. Иными словами, со временем подземный водоем должен иссякнуть. Дело сводится лишь к одному: сколько в нем воды? Долго ли будет она заливать «Викторию»? Если насосы подведут, седьмому горизонту грозит затопление. А возможно, и пятому. А может, и всей шахте? Вода может заполнить все выработки, галереи, штреки, и тогда «Виктория» будет обречена на долгое бездействие и работы по ее осушению обойдутся дорого. Килярчик понимал, что спасение шахты зависит от него одного. Не исключено также – в его мозгу возникла робкая инженерная гипотеза, – что выработки «Готтессеген», после того как из них уйдет вода, обрушатся. То, что они обрушатся, не вызывает сомнения, размышлял инженер. Вот если бы они обрушились так, что перекрыли бы приток воды, тогда проблема решилась бы сама собой. Но кто знает, что там сейчас творится?
Килярчик решил выйти и взглянуть, что происходит в квершлаге. Однако выйти он уже не успел: в камеру внезапно ворвался приглушенный, но с каждой секундой усиливавшийся гул, постепенно переходивший в грохот. Инженер выглянул из камеры и остолбенел. У его ног вдоль квершлага стремительно несся черный поток – в слепой ярости вода дыбилась, кидалась, пенилась, тащила стойки, доски, била ими в стены, переворачивала их и снова тащила с оглушительным ревом…
Килярчик понял: либо водоотводный штрек оказался слишком тесным, либо он забит камнями, деревянными стойками и всяким мусором. Поэтому вода и прорвалась в квершлаг. Инженер ступил в воду, и она схватила его за ноги, пытаясь свалить и увлечь за собой. В последнее мгновение инженер успел уцепиться за стойку, но упущенная им лампа унеслась прочь в стремительном потоке. С трудом передвигая йоги, Килярчик вернулся в камеру. Пол в ней был выше уровня почвы в квершлаге. Инженер стоял на пороге камеры и слушал. В это странное мгновение ему вдруг стало понятно, почему шахтеры так панически боятся воды. Оглушительный рев разъяренной воды, непроглядная темнота, низкие давящие своды, слепая, страшная стихия, охваченная жаждой уничтожения, шум, грохот, вой, хаос – все это обрушилось на инженера и начало крушить его волю. Килярчика охватил страх – бессмысленный, бесконечно глупый страх.
Он судорожно вцепился во фрамугу и почувствовал, что дрожит, и волосы под шахтерским шлемом встают дыбом, сердце замирает, глаза вылезают из орбит. Еще секунда – и он прыгнет в воду и бросится к клети. Только бы спастись!..
– Идиот! – крикнул он, обращаясь к самому себе, и словно бы очнулся. Страх с множеством вытаращенных глаз съежился, присмирел. Килярчик вытер на лбу испарину. Пот был холодный. Сердце колотилось.
– Что это? – прерывающимся голосом спросил машинист. Его рыбьи глаза были широко раскрыты, засаленная кепчонка съехала набекрень, козырек ее торчал кверху. Машинист выглядел так комично, что инженер прыснул со смеху.
– Ничего особенного! – сказал он, продолжая смеяться. – Вода прорвалась в квершлаг.
– Потонем мы…
– Гром вас разрази, да как вы можете такое болтать! – накинулся на него Килярчик. Но он понимал: страх обуял машиниста. Если его не успокоить, он бросится к подъемнику.
Машинист тем временем успокаивался – на него подействовал смех Килярчика.
– Чего вы смеетесь, пан инженер? – с укором спросил машинист.
– Над вами смеюсь! Поправьте кепку…
Нескольких слов оказалось достаточно. Машинист пришел в себя, несмотря на устрашающий рев воды, который врывался в дверь камеры и заглушал гул работавших насосов. Машинист вдруг почувствовал себя, словно потерпевший кораблекрушение на острове, окруженном волнами бурного моря. Ему ничто не угрожает – сюда непременно придут люди и спасут его… Как хорошо, что инженер способен смеяться в такую страшную минуту. Как хорошо…
Зазвонил телефон. Директор просил доложить, как дела внизу. Что происходит? Ничего не происходит. Насосы работают на сто два, пан директор. Вода очень медленно, но убывает, а сейчас она несется по квершлагу и низвергается в подствольник глубиной в двадцать метров. Когда она наполнит его, то перестанет реветь… Как насосы? Насосы работают отлично, пан директор. Нужна ли помощь? Пока нет. Нужно бы отправить наверх машиниста, но сейчас это не удастся: вода в квершлаге собьет с ног. Не позволит носа высунуть из камеры. Придется подождать, пока она не заполнит зумпф до краев.
1 2 3 4
При этой мысли инженер улыбнулся. У него была страсть все исправлять, например, он с удовольствием копался в отслужившем срок двигателе старенькой «шкоды», который никому не удавалось вернуть к жизни, а у него это получалось. Он мог часами доискиваться, почему вышел из строя электрический насос, пока не обнаруживал причину. Он умел найти в часах ослабевший винтик, поджать его – и часы снова начинали тикать.
«Может, мне удастся поджать ослабевший винтик в голове Олеся Клуско из-под Люблина…» – размышлял инженер, испытывая такое же чувство, с каким брался за ремонт сломавшейся машины.
Наконец он добрался до шахтного двора «Лешека» и с удовлетворением убедился, что здесь все в порядке. Скарбнику Гроссмана не удастся затопить «Викторию». Любопытно, обрадовался ли бы Гроссман победе Скарбника? Может, как немец старой закалки… Э, глупости! Ведь он шахтер и наверняка был бы огорчен и ругался бы по-своему: «Es soll der Kuckuck holen».
Итак, на шахтном дворе все готово: навалом лежит влажная глина, высятся штабеля досок, рассчитанных по ширине проходки, и вязанки соломы. Солома пахнет спелым хлебом и солнцем.
Ну и пусть пахнет! Это сейчас не важно. Килярчик велел припасти эти материалы на случай, если прорвется вода и придется возводить дамбу в «заколдованном» квершлаге. Ответвляясь от главного квершлага, соединявшего «Викторию» с «Лешеком», оншел с севера на юг, а затем поворачивал на юго-восток. От места ответвления до ствола «Лешек» было всего несколько десятков метров.
Килярчик вошел в новый, более узкий квершлаг, где была временная крепь. По донесению маркшейдера, бригада прошла уже триста метров. Килярчик улыбнулся, поскольку бригадой их трудно было назвать – всего три человека. Один – реэмигрант из Франции, Пьер Остень, который то и дело ругается по-французски – Tonnerre de Dieu, что в его устах звучит как «тонеррдеди»; второй – немец Охман, время от времени вставлявший в разговор свое Kreuzhimmeldonnerwetter, и худой цыган, готовый в трудную минуту ввернуть крепкое словцо…
Килярчик застал их за работой. Дело у них спорилось. Двухметровый бур с металлическим скрежетом уже почти по рукоять вошел в монолит. Инженер подождал, пока они закончат.
– Ну, что? Идет вода? – спросил он, когда машина остановилась, и внезапная тишина, словно черное покрывало опустилось на глаза.
Вопрос был излишним. Инженер и сам видел, что вода капает сверху, как накануне, как неделю, как месяц назад, а из двухметрового отверстия в монолите вытекает тонюсенькая мутная струйка воды. Ничего страшного. Воды – что кот наплакал!.. Значит, все в порядке!
Килярчик посветил, осмотрел монолит, постучал по нему и кто знает, уже в который раз повторил, что сначала следует сверлить двухметровый контрольный шпур и если вода не появится, только тогда сверлить три-четыре шпура под заряды и взрывать. Главное – держать ухо востро.
– Глядите в оба! – сказал он им на прощание. – А если хлынет вода, бегите к стволу «Лешек». А оттуда звоните наверх, в дирекцию и на шахтный двор «Виктории», машинисту при насосах. А потом уже – наверх!..
Килярчик поднялся через ствол «Лешек». В раздевалке умылся, залез в ванну и с наслаждением погрузился в теплую воду. Затем, переодевшись, отправился в контору и начал писать рапорт. И вот тогда-то все началось!..
Зазвонил телефон – настойчиво, резко. Килярчик схватил трубку. В ней послышался далекий гул, похожий на шум вихря в лесу. Это вода с ревом несется но проходке!..
– Алло! Инженер Килярчик слушает! Что случилось?
– Месье инженер! Тонеррдеди, вода!.. Говорит Остень! Вода хлынула!..
– Откуда вы говорите?
– С шахтного двора «Лешека»!
– Где люди?
– Охман со мной, а цыган удрал. Поднимается по лестнице в стволе «Лешек»!
– Позвоните на шахтный двор «Виктории», машинисту у насосов. Пусть будет наготове!
– Я уже позвонил!
– Тогда поднимайтесь!
– Kreuzhimmeldonnerwetter! – послышалось в трубке приглушенное восклицание Охмана.
Телефоны теперь звонили не умолкая. Килярчик отдавал приказания машинисту на пятом горизонте, у слепого ствола. Пусть немедленно известит руководство бригады на седьмом горизонте. Ни слова о воде, всех немедленно отправить к клети и поднимать наверх. Только без паники! Самое главное – без паники!..
Сбежались вызванные по тревоге всполошенные инженеры – и старые, и эти вновь испеченные, готовые разом «выложить» все свои ученые премудрости. Прибежал также запыхавшийся перепуганный директор. И все друг у друга спрашивают: «Что делать? Что делать?» Идиоты! Что делать? В штаны делать! Спокойно, гром вас разрази!.. Ага, снова звонят! В трубке какой-то истошный крик.
– Что случилось? С пятого горизонта? Машинист? Что случилось!
– Докладываю, что пускаю второй насос. Вода прибывает. Пусть ко мне кто-нибудь спустится… – клокотал в трубке перепуганный голос машиниста.
Для бывалых инженеров и штейгеров не было секретом, что горняки в шахте больше всего боятся воды. В огонь пойдут, в воду – ни за что!.. Вода в шахте наводит ужас. Поэтому главное, чтобы в бригаде на седьмом горизонте не началась паника. Насосы в резерве есть, два уже работают, значит, шахтерам ничто не угрожает. Но если они поддадутся панике и всем скопом ринутся к клети, то переломают себе ноги, руки… Среди них есть, конечно, опытные, солидные штейгеры и технические надзиратели. Вода идет не по квершлагу, а по параллельному штреку, предназначенному для ее стока, обходит насосную камеру и стекает в зумпф главного ствола. Оттуда ее откачивают насосы.
Снова телефонный звонок с шахтного двора, в трубке – отчаянный вопль машиниста:
– Пан инженер! Вода прибывает, черт ее дери…
Включаю третий насос! Спускайтесь кто-нибудь ко мне, не то я убегу!
Ага! Значит, страх усиливается, парализует волю машиниста. Волосы у него на голове становятся дыбом.
– Оставайтесь возле насосов! Я спускаюсь! Если вода будет прибывать, включайте четвертый насос!
Килярчик выбежал из кабинета, в который набились инженеры и штейгеры, они все говорили разом, и каждый старался дать какой-нибудь дельный совет. Похоже, они все потеряли голову. Возле шахтного ствола Килярчик встретил технического надзирателя Гавранека.
– Послушайте, Гавранек! Я спускаюсь вниз, к насосам. Найдите четырех слесарей… Нет! Двух электротехников и двух слесарей! С инструментом и запасными частями к насосам. Пусть ждут моего звонка… На случай неполадок…
Килярчик уже вскочил в клеть и сделал знак машинисту. Прозвучал сигнал, и клеть с шумом полетела вниз, на пятый горизонт.
В клети Килярчик взял себя в руки, успокоился. И когда вышел из нее на шахтном дворе, то даже удивился: от его недавнего замешательства не осталось и следа – ведь, по сути дела, ничего особенного не произошло. Просто в камере работают три насоса. На шахтном дворе уже толпятся люди. Они поднимаются с седьмого горизонта по слепому стволу, преодолевают несколько десятков метров по главному штреку, попадают в квершлаг и не спеша проходят десятка полтора метров, отделяющие их от подъемника. Шахтеры разговаривают, перебрасываются шутками, подтрунивают друг над другом. Значит, не знают, что вода прорвалась. Это хорошо.
Килярчик проследил за тем, как наверх поднялась вся бригада. Он не подгонял людей, не хотел вызывать подозрения, что в шахте происходит что-то неладное. Когда кто-то спросил его, почему они покидают шахту раньше положенного времени, он ответил, что приехала очередная комиссия и требует, чтобы бригада поднялась на поверхность.
– А может, вода? – недоверчиво спросил какой-то чумазый шахтер.
– Какая там вода! Нет никакой воды! – проговорил Килярчик, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно и даже безразлично.
Действительно, никакой воды нет. Правда, в зумпфе, под клетями, она шумит, как в дьявольской мельнице, но она всегда так шумит. Особенно когда долго идет дождь.
– Льет еще наверху? – спросил другой шахтер.
– Как из ведра. Зонтики захватили? – пошутил Килярчик.
Время от времени инженер входил в насосную камеру и поглядывал на насосы и водомер. Насосы работали исправно, однако стрелка водомера постепенно поднималась.
– Ну что, пускать четвертый насос? – спросил машинист с рыбьими глазами. После прихода Килярчика он успокоился.
– Еще есть время… Подождем! Я иду на шахтный двор. Если что случится, бегите за мной…
Подъем всей бригады занял полчаса. Только наверху шахтеры узнали, что прорвалась вода и они благополучно избежали опасности. Последними поднимались два штейгера. Килярчик подошел к клети, готовой взлететь наверх.
– Поздравляю, – сказал он. – Бы отлично справились с этим делом!
– Пришлось пойти на обман, чтобы не напугать людей. Но все обошлось, правда?
– Обошлось. Все поднялись?
– Все! Я сам проверял на шахтном дворе седьмого горизонта.
– Ну, так щенсць боже!
– Шенсць боже, пан инженер! – ответили штейгеры и дали сигнал к отправлению.
Килярчик неожиданно вспомнил про Олеся Клуско. Ведь парень остался в квершлаге. Не шляется ли он до сих пор где-нибудь там, черт его дери. Инженер позвонил контролеру, попросил проверить, на месте ли бирка и лампа Олеся Клуско. Ему ответил тонкий девичий голос, что все на месте и что Клуско поднялся наверх с первой же клетью.
Значит, все в порядке. В шахте теперь остались только двое: машинист и он, Килярчик.
Инженер вошел в насосную камеру, взглянул на водомер. Вода продолжала подниматься.
– Пускаем четвертый насос! – приказал он.
Машинист включил контакт – заработал четвертый насос. Вначале он издавал низкий, басовитый звук, потом тон его начал повышаться, переходя постепенно в серебристое, звенящее пение. Тонкое гудение четырех насосов сливалось в своеобразный скрипичный квартет – монотонный и усыпляющий. Если бы не сознание, что сейчас начинается единоборство с водой, можно было бы сесть на лавку и спокойно вздремнуть.
Час проходил за часом. Машинист и Килярчик стояли возле насосов и напряженно вслушивались в их работу. Время от времени они взглядывали на водомер. Чертова стрелка и не думала опускаться. Даже, напротив, показывала, что вода медленно, но прибывает.
– Обороты полные? – спросил Килярчик.
– Нет…
– Пустить на полные обороты!
– Все четыре?
– Все четыре!
– Пан инженер, боюсь, как бы…
– Делайте, как вам велено!
Машинист пожал плечами и передвинул все четыре контакта. Гудение насосов стало напряженным; переходя на самые высокие ноты по невидимой параболической кривой, оно сделалось похожим на тоненькое вибрирующее комариное пение, – чувствовалось, что насосы работают как бы через силу. Килярчик не спускал глаз со стрелки водомера. Она застыла на одной цифре. Под низким темным сводом камеры переливается печальный плач насосов. Килярчик положил ладонь на блестящий лакированный кожух двигателя и почувствовал, как напряженно он дрожит. Вода шумела в толстых трубах, которые причудливо переплетались на стенах и сводах камеры. Отсюда трубы выходили в квершлаг, тянулись к стволу и уже там по скользкой бетонированной стене взбирались на поверхность.
Время от времени пронзительно звонил телефон и кто-нибудь сверху требовал, чтобы Килярчик доложил обстановку. Что там внизу? Насосы работают? Вода прибывает или убывает? Вначале Килярчик отвечал обстоятельно, не спрашивая, кто с ним разговаривает. В конце концов это ему надоело.
– Послушайте, оставьте меня в покое. Если нужна будет ваша помощь, я сам позвоню!.. Все!..
Телефон смолк, только камера продолжала стонать от вибрирующих звуков. Вибрация была едва заметной, но пронизывала все тело. Килярчику казалось, будто он ощущает ее кончиками пальцев, как едва уловимые покалывания. Он сел на лавку, принялся размышлять, каковы шансы на победу. Стрелка водомера едва заметно опускается. Значит, насосы «проглатывают» воду. Однако уровень ее снижается очень незначительно. Долго ли вода будет идти из промоины в «заколдованном» квершлаге? Вот вопрос. Инженер предполагал, что вода прорвалась из старых выработок шахты «Готтессеген». Больше ей взяться неоткуда. В Валбжихе и окрестностях нет ни рек, ни ручейков. Иными словами, со временем подземный водоем должен иссякнуть. Дело сводится лишь к одному: сколько в нем воды? Долго ли будет она заливать «Викторию»? Если насосы подведут, седьмому горизонту грозит затопление. А возможно, и пятому. А может, и всей шахте? Вода может заполнить все выработки, галереи, штреки, и тогда «Виктория» будет обречена на долгое бездействие и работы по ее осушению обойдутся дорого. Килярчик понимал, что спасение шахты зависит от него одного. Не исключено также – в его мозгу возникла робкая инженерная гипотеза, – что выработки «Готтессеген», после того как из них уйдет вода, обрушатся. То, что они обрушатся, не вызывает сомнения, размышлял инженер. Вот если бы они обрушились так, что перекрыли бы приток воды, тогда проблема решилась бы сама собой. Но кто знает, что там сейчас творится?
Килярчик решил выйти и взглянуть, что происходит в квершлаге. Однако выйти он уже не успел: в камеру внезапно ворвался приглушенный, но с каждой секундой усиливавшийся гул, постепенно переходивший в грохот. Инженер выглянул из камеры и остолбенел. У его ног вдоль квершлага стремительно несся черный поток – в слепой ярости вода дыбилась, кидалась, пенилась, тащила стойки, доски, била ими в стены, переворачивала их и снова тащила с оглушительным ревом…
Килярчик понял: либо водоотводный штрек оказался слишком тесным, либо он забит камнями, деревянными стойками и всяким мусором. Поэтому вода и прорвалась в квершлаг. Инженер ступил в воду, и она схватила его за ноги, пытаясь свалить и увлечь за собой. В последнее мгновение инженер успел уцепиться за стойку, но упущенная им лампа унеслась прочь в стремительном потоке. С трудом передвигая йоги, Килярчик вернулся в камеру. Пол в ней был выше уровня почвы в квершлаге. Инженер стоял на пороге камеры и слушал. В это странное мгновение ему вдруг стало понятно, почему шахтеры так панически боятся воды. Оглушительный рев разъяренной воды, непроглядная темнота, низкие давящие своды, слепая, страшная стихия, охваченная жаждой уничтожения, шум, грохот, вой, хаос – все это обрушилось на инженера и начало крушить его волю. Килярчика охватил страх – бессмысленный, бесконечно глупый страх.
Он судорожно вцепился во фрамугу и почувствовал, что дрожит, и волосы под шахтерским шлемом встают дыбом, сердце замирает, глаза вылезают из орбит. Еще секунда – и он прыгнет в воду и бросится к клети. Только бы спастись!..
– Идиот! – крикнул он, обращаясь к самому себе, и словно бы очнулся. Страх с множеством вытаращенных глаз съежился, присмирел. Килярчик вытер на лбу испарину. Пот был холодный. Сердце колотилось.
– Что это? – прерывающимся голосом спросил машинист. Его рыбьи глаза были широко раскрыты, засаленная кепчонка съехала набекрень, козырек ее торчал кверху. Машинист выглядел так комично, что инженер прыснул со смеху.
– Ничего особенного! – сказал он, продолжая смеяться. – Вода прорвалась в квершлаг.
– Потонем мы…
– Гром вас разрази, да как вы можете такое болтать! – накинулся на него Килярчик. Но он понимал: страх обуял машиниста. Если его не успокоить, он бросится к подъемнику.
Машинист тем временем успокаивался – на него подействовал смех Килярчика.
– Чего вы смеетесь, пан инженер? – с укором спросил машинист.
– Над вами смеюсь! Поправьте кепку…
Нескольких слов оказалось достаточно. Машинист пришел в себя, несмотря на устрашающий рев воды, который врывался в дверь камеры и заглушал гул работавших насосов. Машинист вдруг почувствовал себя, словно потерпевший кораблекрушение на острове, окруженном волнами бурного моря. Ему ничто не угрожает – сюда непременно придут люди и спасут его… Как хорошо, что инженер способен смеяться в такую страшную минуту. Как хорошо…
Зазвонил телефон. Директор просил доложить, как дела внизу. Что происходит? Ничего не происходит. Насосы работают на сто два, пан директор. Вода очень медленно, но убывает, а сейчас она несется по квершлагу и низвергается в подствольник глубиной в двадцать метров. Когда она наполнит его, то перестанет реветь… Как насосы? Насосы работают отлично, пан директор. Нужна ли помощь? Пока нет. Нужно бы отправить наверх машиниста, но сейчас это не удастся: вода в квершлаге собьет с ног. Не позволит носа высунуть из камеры. Придется подождать, пока она не заполнит зумпф до краев.
1 2 3 4