Благодарим коллектив завода за досрочную отгрузку.
Секретарь Запорожского обкома КП(б)У Л.БРЕЖНЕВ
Директор завода «Запорожсталь» А. КУЗЬМИН».
На последнем, предпусковом собрании актива, о котором уже говорил, возник вопрос о «мелких работах». Руководители многих участков с гордостью докладывали о завершении самых крупных по объему работ, а оставшиеся, вроде бы незначительные, сбрасывали со счета. Но до окончания этих «незначительных» работ о вводе предприятия в действие не могло быть и речи. Следовало обеспечить подлинный порядок на стройке, настоящую плановую дисциплину, и вот что было сказано по этому поводу:
«Тов. Кузьмин: Сумма мелких работ бывает иной раз важнее большого объема. А ведь у нас сроки всех работ на исходе.
Тов. Брежнев: Хорошо, что вы подняли этот вопрос. Надо бы жестче сказать: строители должны еще предоставить заводу три недели для опробования механизмов. Я 10 мая вылетаю на Политбюро с докладом о ходе строительства, и мне ваше заявление очень важно…»
Хотел бы подчеркнуть: ни у строителей, ни у обкома, ни у меня лично даже мысли не возникло, что мы можем сорвать намеченные сроки, просить о переносе ввода, ставить вопрос о «корректировке» планового задания. План – главный инструмент реализации экономической политики партии. Его можно и надо обсуждать на стадии разработки. Но когда план утвержден и принял силу закона нашего государства, остается одна обязанность – его выполнять, причем выполнять только в срок, с наименьшими издержками и наилучшими показателями.
Разумеется, стройку такого масштаба мы не могли бы поднять без самой активной и действенной помощи ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР. С нас спрашивали строго, но и помогали, если требовалось, оперативно. Достаточно сказать, что бывали дни, когда на стройплощадке одновременно собирались пять министров, приехавших из Москвы. «Запорожстали» должны были помочь и помогали министерства автомобильной и авиационной промышленности, министерства вооружения, транспортного машиностроения, угольной промышленности, нефтяной.
Чаще других приезжали министр строительства предприятий тяжелой индустрии СССР П. А. Юдин и министр черной металлургии СССР И. Ф. Тевосян. С Иваном Федоровичем мы познакомились на фронте, в дни освобождения промышленных центров Юга. Он тогда еще говорил о возрождении домен, мартенов, прокатных цехов. Теперь, приезжая к нам, Иван Федорович неизменно участвовал в утренних обходах и решал на месте возникающие проблемы. Это был крупный руководитель, авторитетный, знающий дело.
Дни бежали, время становилось все более напряженным, работали люди и днем и ночью, а в целом это время вспоминается мне как ясное и радостное. Прибыл в Запорожье первый маршрут криворожской руды – это было торжество. Домну поставили на сушку – радость. Началось опробование воздуходувных агрегатов ТЭЦ, поползли по наклонному мосту первые скипы с шихтой – опять это были события, исполненные для каждого участника стройки особого значения.
Из Москвы приехала государственная комиссия, ее Возглавлял известный металлург, вице-президент Академии наук СССР Иван Павлович Бардин, знакомый мне еще по Днепродзержинску. Обычно сдержанный в формулировках, он записал в акте приемки первой очереди завода «Запорожсталь»: «Строители и монтажники произвели здесь такие крупные работы, которые не имеют себе равных ни по объему, ни по решению технических задач».
Наконец пришел долгожданный, знаменательный день. В последний раз проверили, все ли в готовности, и отдан был приказ: «Задуть домну!» Газовщик повернул шибер горячего дутья, обер-мастер побежал с зажженным факелом к чугунной летке, печь загудела, и в этот самый момент на главном корпусе ТЭЦ во всю мощь заревел гудок, возвещая второе рождение «Запорожстали». Услышав его, в городе все высыпали на улицу, незнакомые люди обнимались, плакали от радости. А днем позже, 30 июня 1947 года, был выдан такой дорогой для всех нас запорожский чугун.
Помню во всех подробностях этот день. Печь ровно гудела, говорить приходилось с усилием, но это был гул, привычный для каждого металлурга, да и меня он радовал, потому что в глубине души я все еще чувствовал себя металлургом. Кислородный резак прожег летку, и показался тонкий ручеек расплавленного до белизны металла. Рассыпая по пути звезды, ручей набирал силу и стал чугунной жидкой рекой. Рябь бежала по этой реке, а мы все шли следом, смотрели, как в первый раз наполняется ковш. Помню, мы с Бардиным долго жали друг другу руки, перецеловали всех горновых.
Тут же во дворе завода состоялся митинг, на который собралось более шестнадцати тысяч человек. Я поздравил строителей, монтажников, металлургов с выдающейся производственной победой и призвал их не сбавлять темпов – завершить годовой план и сдать в эксплуатацию прокатные цехи к большому юбилею страны, тридцатилетию Великого Октября.
Да, это было более тридцати лет назад… В конце июля на слябинге мы прокатали первые слитки, 30 августа правительственная комиссия приняла цех горячей прокатки, а 28 сентября состоялся у нас главный, «пусковой» митинг – в цехе холодной листоотделки. Прямо перед трибуной стоял украшенный цветам и паровоз, за ним – платформы с готовой продукцией, которую мы отправляли Московскому автозаводу. На одной из платформ укреплен был плакат: «Принимай, Родина, запорожский стальной лист!»
Запорожцы сдержали слово, и страна по заслугам оцепила их подвиг. Двадцать тысяч участников стройки получили медаль «За восстановление предприятий черной металлургии Юга». Были опубликованы Указы Президиума Верховного Совета СССР о награждении передовых коллективов. Трест Запорожстрой и завод «Запорожсталь» были удостоены высшей награды Родины – ордена Ленина. Орден Ленина получили многие рабочие, инженеры, командиры производства, партийные работники. Среди них были и те, кто назван в этих записках, – И. А. Румянцев, М. П. Чудан, А. В. Шегал, М. И. Недужко, В. Э. Дымщиц, А. Н. Кузьмин. Значилась в списке и моя фамилия. Это была очень дорогая награда – мой первый орден Ленина.
В ноябре 1947 года в Запорожье начал работу поднятый из руин коксохимический завод – доменщики имели теперь надежные тылы. Но на этом торжестве присутствовать уже не пришлось: решением Центрального Комитета ВКП(б) я был направлен в Днепропетровскую область.
Уезжал из Запорожья с сознанием выполненного долга. Вот какой обмен репликами произошел на XIX пленуме Запорожского обкома КП(б)У – последнем, в котором принимал здесь участие. Вначале говорились всякие добрые слова о моей работе, которых не буду здесь приводить, а потом поднялся с места секретарь обкома Петр Савельевич Резник, ведавший вопросами сельского хозяйства.
Глаза у него были хитро сощурены. Приведу все так, как записано было в стенограмме:
«Тов. Резник: Ну что ж, будем соревноваться теперь с тов. Брежневым. А наша область, между прочим, на подъеме, фундамент заложен неплохой. Во-первых, мы засеяли вместо 500 тысяч в этом году 600 тысяч гектаров. Озимые находятся в самом хорошем состоянии. Дальше, мы зябь подняли, государственный план сдали, сейчас сдаем дополнительный. Тов. Брежневу придется в Днепропетровске создавать такое же напряжение, какое он создал в Запорожье, и могу заверить, что туговато ему придется. (Смех в зале.)
Тов. Брежнев: Надо учесть, в Днепропетровской области сильные большевики.
Тов. Резник: Но учтите, что и запущенность сейчас сильная! (Смех.)
Тов. Брежнев: Спасибо, товарищи! Что же касается соревнования, то оно будет носить здоровый, большевистский характер…»
7
Итак, новое место работы…
Конечно, все эти годы я не терял связи с краем, где родился и вырос. Работая в Запорожье, при всякой оказии навещал мать, родных, бывал на своем заводе, ездил по делам в соседний областной центр, где, естественно, заходил в обком, встречался с прежними товарищами по работе. И вот теперь я снова дома, и уже надолго. Избран первым секретарем областного комитета партии. И с прежними своими товарищами мы уже не только вспоминаем минувшее время, мы говорим о том, что будем делать завтра.
Днепропетровщина славилась до войны своей металлургией, десятками железорудных и марганцевых шахт, богатыми урожаями пшеницы и кукурузы, высокой продуктивностью животноводства. Это была одна из крупнейших на Украине сельскохозяйственных и промышленных областей, и, хотя я неплохо изучил ее в довоенные годы, теперь мне нужно было заново и притом быстро войти в курс дела, разобраться в трудностях, понять ближайшие задачи, наметить перспективы.
Разруха и здесь была страшная. В Днепропетровске гитлеровцы взорвали и сожгли сто семьдесят заводов, шестьсот пятьдесят семь крупных жилых домов, двадцать восемь больниц. Сняли и вывезли в Германию шестьдесят восемь километров трамвайного пути и более ста километров медного контактного провода. Разрушили театр оперы и балета, художественный музей, университет, почти все школы и все институты, вокзалы и железнодорожные мосты. Великолепный Дворец металлургов фашисты превратили в конюшню: светлые залы были разгорожены стойлами, наборный паркет завален конским навозом.
Пытались фашисты наладить производство металла в этом краю. Прилетели представители фирм «Штальверке – Брауншвейг», «Фош», «Ферайнигте – Алюминиумверке», «Юнкерс». Они хотели восстановить Запорожский алюминиевый завод, «Днепроспецсталь», «Запорожсталь», но диверсии подпольщиков и сопротивление наших рабочих все их замыслы провалили. Правда, в Днепропетровске оккупанты одно производство все же наладили: после многократных и неудачных попыток пустить мартены в домны они открыли на металлургическом заводе имени Петровского… мармеладную фабрику…
Помню как сейчас радостный день освобождения родных для меня мест – Днепропетровска и Днепродзержинска. Наш штаб находился на Таманском полуострове. Расквартированы мы были на территории бывшего животноводческого совхоза. Хозяйственные постройки совхоза стали для нас своего рода палатками. Ночью 25 октября 1943 года прибежал ко мне генерал Зарелуа, разбудил:
– Радость-то какая – Днепропетровск освободили! Наши войска штурмом овладели и Днепропетровском и Днепродзержинском! Москва салютует!
К тому времени мы уже привыкли к победным салютам, но этот был для меня особенным.
Будучи еще на фронте, я постоянно интересовался, как шли дела на Днепропетровщине после изгнания оккупантов. Уже на третий день, 28 октября 1943 года, рабочие-петровцы ввели в строй одну из турбин ТЭЦ и дали городу электричество, а летом 1944 года пустили в эксплуатацию первую мартеновскую печь. На родной Дзержинке меня тронул до слез скромный памятник в сквере у проходной. На постаменте лежал слиток стали. Только и всего. Надпись гласила:
«Первый слиток, отлитый 21 ноября 1943 года на мартеновской печи № 5 на 26-й день после изгнания немецких оккупантов из гор. Днепродзержинска. Плавка № 5-1. Сталевары Ф. И. Маклес и Г. А. Панкратенко».
Мне рассказали о том, что Франц Иосифович Маклес и Гордей Антипович Панкратенко не только сварили эту первую сталь, они сами разобрали стенки и свод разрушенной печи, извлекли спекшийся козел, сами восстанавливали мартен. Оба были уже стариками, оба участвовали и в гражданской войне, оба были артиллеристами на бронепоезде, который склепан был на нашем заводе в далеком 1919 году. И оба олицетворяли трудящихся людей, о которых Владимир Ильич Ленин сказал в том же 1919 году:
«Первая производительная сила всего человечества есть рабочий, трудящийся. Если он выживет, мы все спасем и восстановим».
После Великой Отечественной войны мысль эта подтвердилась необычайно ярко. И в этой связи хотелось бы высказать одно соображение. В мире идет противоборство двух социальных систем. Оно началось при жизни Ленина, оно продолжается сегодня, и неизбежны сравнения – кто сколько выплавил стали, добыл нефти, произвел электричества, хлеба, хлопка. К этим подсчетам прибегаем мы, ведут их и наши идеологические противники. Вынужденные признать, что во многих отношениях Советский Союз догнал, например, США, а по ряду важнейших экономических показателей и далеко обогнал, они, однако, все время выпячивают те показатели экономики, в которых крупнейшая капиталистическая держава пока еще не уступила первенства.
При этом они старательно замалчивают, пытаются скрыть от своих читателей и слушателей те исторические условия, в которых были мы и были они. Между тем в этом, по их словам, «честном» соревновании одна сторона, отгороженная океаном от вражеских нашествий, наживалась на любой войне, а другая подвергалась непрерывным провокациям, несла тяжелейшее бремя войн и разрушений, вынуждена была начинать во многих областях едва ли не с нуля. Так было и в Запорожской области, и в Днепропетровской – это я видел своими глазами. Так было по всей стране: вторая мировая война уничтожила треть нашего национального богатства.
Невольно думаешь о том, что сделали бы мы, насколько дальше ушли бы вперед и в социальном, и в экономическом развитии, если бы нам не мешали, не ставили палки в колеса, не отрывали от мирного труда, не вынуждали бы гонкой вооружений тратить большие силы и средства на оборону страны. И какая же сила присуща советскому строю, народу нашему, если, невзирая на все помехи и преграды, мы добились высочайшего уровня экономики, науки, культуры, с какими пришли к шестидесятилетию Октября!
…Всего год и три месяца пришлось мне поработать в Запорожье, но в Днепропетровск я перешел уже с определенным опытом. Здесь также начал с поездок по заводам и колхозам, часто бывал на стройках, спускался в шахты, старался как можно больше общаться с людьми. Характер партийной работы многим известен, поэтому скажу о другом, о самом стиле этой работы. К тому времени трудовой опыт, война, общение с людьми, чтение и размышления уже определили, конечно, свой стиль работы и жизни. В принципе у всех наших руководителей стиль доложен быть один – ленинский, партийный, так оно, в общем, и есть. Но при этом у каждого могут быть свои особенности. При всей общности задач, круга обязанностей, меры ответственности первых секретарей обкомов черты характера человека на этой работе сказываются непременно.
В Днепропетровске мне пришлось сменить человека, которого знал еще до войны: П. А. Найденов был тогда председателем облисполкома. Фронтовик, активный, напористый руководитель, глубоко честный человек и мой хороший товарищ – помню о нем много хорошего. Однако были в его работе и недостатки, дела в области шли не блестяще, и кончилось все тем, что Центральный Комитет ВКП (б) поставил вопрос о смене руководства.
Мой жизненный опыт пригодился и здесь, в Днепропетровске. Помню первое знакомство с директорами крупнейших заводов. Шла уборочная, я спросил у Ф. Е. Ганзина, заведующего сельскохозяйственным отделом обкома: как у нас с транспортом? Ответ был тот, какого я ожидал: плохо. А городские машины? Он ответил, что разнарядка заводам – сколько какому отправить грузовиков – дана, но директора тянут, обманывают, а если и дают, то самые худшие.
В этом деле была порочная система: сверху – цифры, взятые с потолка, снизу – увертки людей, которым тоже надо выполнять свой заводской план. При этом и требующие, и отвечающие отлично знали, что если записано, к примеру, сорок машин, то ждут не больше двадцати, – это повторялось ежегодно. Я сел за телефон и попросил соединить меня с директором Никопольского трубного завода Н. А. Тихоновым. Поздоровался, представился, потом сказал:
– Обязательно, Николай Александрович, приеду к вам, но позже. А сейчас, пожалуйста, помогите – созрел отличный хлеб. Знаю, что вы хороший директор, знаю, что у вас хороший завод. Если сможете помочь уборке, будем очень благодарны. Только, прошу, лучших шоферов, исправные машины.
– Пятнадцать смогу выделить,– сказал он, подумав.
– Подумайте, посоветуйтесь с людьми. Жаль, если хлеб потеряем…
Примерно так же поговорил с другими директорами. Назначенного по разверстке числа грузовиков они на уборку не послали, но получили мы действительно хорошие машины и чуть ли не вдвое больше, чем в прежние годы. И этого можно было добиться всего лишь спокойным человеческим разговором.
К тому времени я уже основательно понял, что, даже расходясь с кем-то по принципиальному вопросу, по-человечески надо стараться работника не ущемить, не загнать в угол и не унизить. Можно сказать: «Ерунду порете!» – а можно, если человек говорит от души, сказать:
«Спасибо за совет, подумаем. А что, если попробовать так?..»
Я понял, что надо сдерживать эмоции, что на том посту, куда выдвинут партией, не имею права на необдуманное слово. Когда собирал людей на совещание, то действительно советовался с ними, давал каждому высказать мнение и не торопился со своим.
1 2 3 4 5 6 7 8
Секретарь Запорожского обкома КП(б)У Л.БРЕЖНЕВ
Директор завода «Запорожсталь» А. КУЗЬМИН».
На последнем, предпусковом собрании актива, о котором уже говорил, возник вопрос о «мелких работах». Руководители многих участков с гордостью докладывали о завершении самых крупных по объему работ, а оставшиеся, вроде бы незначительные, сбрасывали со счета. Но до окончания этих «незначительных» работ о вводе предприятия в действие не могло быть и речи. Следовало обеспечить подлинный порядок на стройке, настоящую плановую дисциплину, и вот что было сказано по этому поводу:
«Тов. Кузьмин: Сумма мелких работ бывает иной раз важнее большого объема. А ведь у нас сроки всех работ на исходе.
Тов. Брежнев: Хорошо, что вы подняли этот вопрос. Надо бы жестче сказать: строители должны еще предоставить заводу три недели для опробования механизмов. Я 10 мая вылетаю на Политбюро с докладом о ходе строительства, и мне ваше заявление очень важно…»
Хотел бы подчеркнуть: ни у строителей, ни у обкома, ни у меня лично даже мысли не возникло, что мы можем сорвать намеченные сроки, просить о переносе ввода, ставить вопрос о «корректировке» планового задания. План – главный инструмент реализации экономической политики партии. Его можно и надо обсуждать на стадии разработки. Но когда план утвержден и принял силу закона нашего государства, остается одна обязанность – его выполнять, причем выполнять только в срок, с наименьшими издержками и наилучшими показателями.
Разумеется, стройку такого масштаба мы не могли бы поднять без самой активной и действенной помощи ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР. С нас спрашивали строго, но и помогали, если требовалось, оперативно. Достаточно сказать, что бывали дни, когда на стройплощадке одновременно собирались пять министров, приехавших из Москвы. «Запорожстали» должны были помочь и помогали министерства автомобильной и авиационной промышленности, министерства вооружения, транспортного машиностроения, угольной промышленности, нефтяной.
Чаще других приезжали министр строительства предприятий тяжелой индустрии СССР П. А. Юдин и министр черной металлургии СССР И. Ф. Тевосян. С Иваном Федоровичем мы познакомились на фронте, в дни освобождения промышленных центров Юга. Он тогда еще говорил о возрождении домен, мартенов, прокатных цехов. Теперь, приезжая к нам, Иван Федорович неизменно участвовал в утренних обходах и решал на месте возникающие проблемы. Это был крупный руководитель, авторитетный, знающий дело.
Дни бежали, время становилось все более напряженным, работали люди и днем и ночью, а в целом это время вспоминается мне как ясное и радостное. Прибыл в Запорожье первый маршрут криворожской руды – это было торжество. Домну поставили на сушку – радость. Началось опробование воздуходувных агрегатов ТЭЦ, поползли по наклонному мосту первые скипы с шихтой – опять это были события, исполненные для каждого участника стройки особого значения.
Из Москвы приехала государственная комиссия, ее Возглавлял известный металлург, вице-президент Академии наук СССР Иван Павлович Бардин, знакомый мне еще по Днепродзержинску. Обычно сдержанный в формулировках, он записал в акте приемки первой очереди завода «Запорожсталь»: «Строители и монтажники произвели здесь такие крупные работы, которые не имеют себе равных ни по объему, ни по решению технических задач».
Наконец пришел долгожданный, знаменательный день. В последний раз проверили, все ли в готовности, и отдан был приказ: «Задуть домну!» Газовщик повернул шибер горячего дутья, обер-мастер побежал с зажженным факелом к чугунной летке, печь загудела, и в этот самый момент на главном корпусе ТЭЦ во всю мощь заревел гудок, возвещая второе рождение «Запорожстали». Услышав его, в городе все высыпали на улицу, незнакомые люди обнимались, плакали от радости. А днем позже, 30 июня 1947 года, был выдан такой дорогой для всех нас запорожский чугун.
Помню во всех подробностях этот день. Печь ровно гудела, говорить приходилось с усилием, но это был гул, привычный для каждого металлурга, да и меня он радовал, потому что в глубине души я все еще чувствовал себя металлургом. Кислородный резак прожег летку, и показался тонкий ручеек расплавленного до белизны металла. Рассыпая по пути звезды, ручей набирал силу и стал чугунной жидкой рекой. Рябь бежала по этой реке, а мы все шли следом, смотрели, как в первый раз наполняется ковш. Помню, мы с Бардиным долго жали друг другу руки, перецеловали всех горновых.
Тут же во дворе завода состоялся митинг, на который собралось более шестнадцати тысяч человек. Я поздравил строителей, монтажников, металлургов с выдающейся производственной победой и призвал их не сбавлять темпов – завершить годовой план и сдать в эксплуатацию прокатные цехи к большому юбилею страны, тридцатилетию Великого Октября.
Да, это было более тридцати лет назад… В конце июля на слябинге мы прокатали первые слитки, 30 августа правительственная комиссия приняла цех горячей прокатки, а 28 сентября состоялся у нас главный, «пусковой» митинг – в цехе холодной листоотделки. Прямо перед трибуной стоял украшенный цветам и паровоз, за ним – платформы с готовой продукцией, которую мы отправляли Московскому автозаводу. На одной из платформ укреплен был плакат: «Принимай, Родина, запорожский стальной лист!»
Запорожцы сдержали слово, и страна по заслугам оцепила их подвиг. Двадцать тысяч участников стройки получили медаль «За восстановление предприятий черной металлургии Юга». Были опубликованы Указы Президиума Верховного Совета СССР о награждении передовых коллективов. Трест Запорожстрой и завод «Запорожсталь» были удостоены высшей награды Родины – ордена Ленина. Орден Ленина получили многие рабочие, инженеры, командиры производства, партийные работники. Среди них были и те, кто назван в этих записках, – И. А. Румянцев, М. П. Чудан, А. В. Шегал, М. И. Недужко, В. Э. Дымщиц, А. Н. Кузьмин. Значилась в списке и моя фамилия. Это была очень дорогая награда – мой первый орден Ленина.
В ноябре 1947 года в Запорожье начал работу поднятый из руин коксохимический завод – доменщики имели теперь надежные тылы. Но на этом торжестве присутствовать уже не пришлось: решением Центрального Комитета ВКП(б) я был направлен в Днепропетровскую область.
Уезжал из Запорожья с сознанием выполненного долга. Вот какой обмен репликами произошел на XIX пленуме Запорожского обкома КП(б)У – последнем, в котором принимал здесь участие. Вначале говорились всякие добрые слова о моей работе, которых не буду здесь приводить, а потом поднялся с места секретарь обкома Петр Савельевич Резник, ведавший вопросами сельского хозяйства.
Глаза у него были хитро сощурены. Приведу все так, как записано было в стенограмме:
«Тов. Резник: Ну что ж, будем соревноваться теперь с тов. Брежневым. А наша область, между прочим, на подъеме, фундамент заложен неплохой. Во-первых, мы засеяли вместо 500 тысяч в этом году 600 тысяч гектаров. Озимые находятся в самом хорошем состоянии. Дальше, мы зябь подняли, государственный план сдали, сейчас сдаем дополнительный. Тов. Брежневу придется в Днепропетровске создавать такое же напряжение, какое он создал в Запорожье, и могу заверить, что туговато ему придется. (Смех в зале.)
Тов. Брежнев: Надо учесть, в Днепропетровской области сильные большевики.
Тов. Резник: Но учтите, что и запущенность сейчас сильная! (Смех.)
Тов. Брежнев: Спасибо, товарищи! Что же касается соревнования, то оно будет носить здоровый, большевистский характер…»
7
Итак, новое место работы…
Конечно, все эти годы я не терял связи с краем, где родился и вырос. Работая в Запорожье, при всякой оказии навещал мать, родных, бывал на своем заводе, ездил по делам в соседний областной центр, где, естественно, заходил в обком, встречался с прежними товарищами по работе. И вот теперь я снова дома, и уже надолго. Избран первым секретарем областного комитета партии. И с прежними своими товарищами мы уже не только вспоминаем минувшее время, мы говорим о том, что будем делать завтра.
Днепропетровщина славилась до войны своей металлургией, десятками железорудных и марганцевых шахт, богатыми урожаями пшеницы и кукурузы, высокой продуктивностью животноводства. Это была одна из крупнейших на Украине сельскохозяйственных и промышленных областей, и, хотя я неплохо изучил ее в довоенные годы, теперь мне нужно было заново и притом быстро войти в курс дела, разобраться в трудностях, понять ближайшие задачи, наметить перспективы.
Разруха и здесь была страшная. В Днепропетровске гитлеровцы взорвали и сожгли сто семьдесят заводов, шестьсот пятьдесят семь крупных жилых домов, двадцать восемь больниц. Сняли и вывезли в Германию шестьдесят восемь километров трамвайного пути и более ста километров медного контактного провода. Разрушили театр оперы и балета, художественный музей, университет, почти все школы и все институты, вокзалы и железнодорожные мосты. Великолепный Дворец металлургов фашисты превратили в конюшню: светлые залы были разгорожены стойлами, наборный паркет завален конским навозом.
Пытались фашисты наладить производство металла в этом краю. Прилетели представители фирм «Штальверке – Брауншвейг», «Фош», «Ферайнигте – Алюминиумверке», «Юнкерс». Они хотели восстановить Запорожский алюминиевый завод, «Днепроспецсталь», «Запорожсталь», но диверсии подпольщиков и сопротивление наших рабочих все их замыслы провалили. Правда, в Днепропетровске оккупанты одно производство все же наладили: после многократных и неудачных попыток пустить мартены в домны они открыли на металлургическом заводе имени Петровского… мармеладную фабрику…
Помню как сейчас радостный день освобождения родных для меня мест – Днепропетровска и Днепродзержинска. Наш штаб находился на Таманском полуострове. Расквартированы мы были на территории бывшего животноводческого совхоза. Хозяйственные постройки совхоза стали для нас своего рода палатками. Ночью 25 октября 1943 года прибежал ко мне генерал Зарелуа, разбудил:
– Радость-то какая – Днепропетровск освободили! Наши войска штурмом овладели и Днепропетровском и Днепродзержинском! Москва салютует!
К тому времени мы уже привыкли к победным салютам, но этот был для меня особенным.
Будучи еще на фронте, я постоянно интересовался, как шли дела на Днепропетровщине после изгнания оккупантов. Уже на третий день, 28 октября 1943 года, рабочие-петровцы ввели в строй одну из турбин ТЭЦ и дали городу электричество, а летом 1944 года пустили в эксплуатацию первую мартеновскую печь. На родной Дзержинке меня тронул до слез скромный памятник в сквере у проходной. На постаменте лежал слиток стали. Только и всего. Надпись гласила:
«Первый слиток, отлитый 21 ноября 1943 года на мартеновской печи № 5 на 26-й день после изгнания немецких оккупантов из гор. Днепродзержинска. Плавка № 5-1. Сталевары Ф. И. Маклес и Г. А. Панкратенко».
Мне рассказали о том, что Франц Иосифович Маклес и Гордей Антипович Панкратенко не только сварили эту первую сталь, они сами разобрали стенки и свод разрушенной печи, извлекли спекшийся козел, сами восстанавливали мартен. Оба были уже стариками, оба участвовали и в гражданской войне, оба были артиллеристами на бронепоезде, который склепан был на нашем заводе в далеком 1919 году. И оба олицетворяли трудящихся людей, о которых Владимир Ильич Ленин сказал в том же 1919 году:
«Первая производительная сила всего человечества есть рабочий, трудящийся. Если он выживет, мы все спасем и восстановим».
После Великой Отечественной войны мысль эта подтвердилась необычайно ярко. И в этой связи хотелось бы высказать одно соображение. В мире идет противоборство двух социальных систем. Оно началось при жизни Ленина, оно продолжается сегодня, и неизбежны сравнения – кто сколько выплавил стали, добыл нефти, произвел электричества, хлеба, хлопка. К этим подсчетам прибегаем мы, ведут их и наши идеологические противники. Вынужденные признать, что во многих отношениях Советский Союз догнал, например, США, а по ряду важнейших экономических показателей и далеко обогнал, они, однако, все время выпячивают те показатели экономики, в которых крупнейшая капиталистическая держава пока еще не уступила первенства.
При этом они старательно замалчивают, пытаются скрыть от своих читателей и слушателей те исторические условия, в которых были мы и были они. Между тем в этом, по их словам, «честном» соревновании одна сторона, отгороженная океаном от вражеских нашествий, наживалась на любой войне, а другая подвергалась непрерывным провокациям, несла тяжелейшее бремя войн и разрушений, вынуждена была начинать во многих областях едва ли не с нуля. Так было и в Запорожской области, и в Днепропетровской – это я видел своими глазами. Так было по всей стране: вторая мировая война уничтожила треть нашего национального богатства.
Невольно думаешь о том, что сделали бы мы, насколько дальше ушли бы вперед и в социальном, и в экономическом развитии, если бы нам не мешали, не ставили палки в колеса, не отрывали от мирного труда, не вынуждали бы гонкой вооружений тратить большие силы и средства на оборону страны. И какая же сила присуща советскому строю, народу нашему, если, невзирая на все помехи и преграды, мы добились высочайшего уровня экономики, науки, культуры, с какими пришли к шестидесятилетию Октября!
…Всего год и три месяца пришлось мне поработать в Запорожье, но в Днепропетровск я перешел уже с определенным опытом. Здесь также начал с поездок по заводам и колхозам, часто бывал на стройках, спускался в шахты, старался как можно больше общаться с людьми. Характер партийной работы многим известен, поэтому скажу о другом, о самом стиле этой работы. К тому времени трудовой опыт, война, общение с людьми, чтение и размышления уже определили, конечно, свой стиль работы и жизни. В принципе у всех наших руководителей стиль доложен быть один – ленинский, партийный, так оно, в общем, и есть. Но при этом у каждого могут быть свои особенности. При всей общности задач, круга обязанностей, меры ответственности первых секретарей обкомов черты характера человека на этой работе сказываются непременно.
В Днепропетровске мне пришлось сменить человека, которого знал еще до войны: П. А. Найденов был тогда председателем облисполкома. Фронтовик, активный, напористый руководитель, глубоко честный человек и мой хороший товарищ – помню о нем много хорошего. Однако были в его работе и недостатки, дела в области шли не блестяще, и кончилось все тем, что Центральный Комитет ВКП (б) поставил вопрос о смене руководства.
Мой жизненный опыт пригодился и здесь, в Днепропетровске. Помню первое знакомство с директорами крупнейших заводов. Шла уборочная, я спросил у Ф. Е. Ганзина, заведующего сельскохозяйственным отделом обкома: как у нас с транспортом? Ответ был тот, какого я ожидал: плохо. А городские машины? Он ответил, что разнарядка заводам – сколько какому отправить грузовиков – дана, но директора тянут, обманывают, а если и дают, то самые худшие.
В этом деле была порочная система: сверху – цифры, взятые с потолка, снизу – увертки людей, которым тоже надо выполнять свой заводской план. При этом и требующие, и отвечающие отлично знали, что если записано, к примеру, сорок машин, то ждут не больше двадцати, – это повторялось ежегодно. Я сел за телефон и попросил соединить меня с директором Никопольского трубного завода Н. А. Тихоновым. Поздоровался, представился, потом сказал:
– Обязательно, Николай Александрович, приеду к вам, но позже. А сейчас, пожалуйста, помогите – созрел отличный хлеб. Знаю, что вы хороший директор, знаю, что у вас хороший завод. Если сможете помочь уборке, будем очень благодарны. Только, прошу, лучших шоферов, исправные машины.
– Пятнадцать смогу выделить,– сказал он, подумав.
– Подумайте, посоветуйтесь с людьми. Жаль, если хлеб потеряем…
Примерно так же поговорил с другими директорами. Назначенного по разверстке числа грузовиков они на уборку не послали, но получили мы действительно хорошие машины и чуть ли не вдвое больше, чем в прежние годы. И этого можно было добиться всего лишь спокойным человеческим разговором.
К тому времени я уже основательно понял, что, даже расходясь с кем-то по принципиальному вопросу, по-человечески надо стараться работника не ущемить, не загнать в угол и не унизить. Можно сказать: «Ерунду порете!» – а можно, если человек говорит от души, сказать:
«Спасибо за совет, подумаем. А что, если попробовать так?..»
Я понял, что надо сдерживать эмоции, что на том посту, куда выдвинут партией, не имею права на необдуманное слово. Когда собирал людей на совещание, то действительно советовался с ними, давал каждому высказать мнение и не торопился со своим.
1 2 3 4 5 6 7 8