А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Хоуторн стиснул руки и сверхчеловеческим усилием, напрягая каждую мышцу, заставил себя сесть.
Сквозь облако табачного дыма Дикстра сказал:
— Известно вам строение этой планеты? Ее масса только-только перевалила за точку Игрек…
Даже и тут Мак-Клелан не стерпел:
— Нет, мне неизвестно. Что за точка такая?
Но это сорвалось у него непроизвольно и осталось без ответа. Дикстра смотрел на Джевонса; тот кивнул. И геофизик торопливо стал объяснять:
— Так вот, когда кривая «масса — давление» вдруг падает, это показатель неоднозначный. В центре планеты с такой массой, как у Венеры, может существовать троякое давление. Одно, какое сейчас налицо, соответствует малому ядру сравнительно невысокой плотности при мантии большего объема, состоящей из горных пород. Но возможен ведь и случай более высокого давления, когда у планеты большое переродившееся ядро, а соответственно больше общая плотность и меньше радиус. С другой стороны, в точке Игрек возможен и случай еще более низкого давления в центре. Тогда мы получаем планету без настоящего ядра, состоящую, наподобие Марса, из перемежающихся слоев горных пород и магмы. Так вот, это двусмысленное состояние неустойчиво. Существующее сейчас небольшое ядро может перейти в иную фазу. Это положение неприменимо ни к Земле — ее масса слишком велика, ни к Марсу, у которого масса недостаточна. Но у Венеры она очень близка к критической точке. Если нижний слой мантии спадет, ядро станет больше, общий радиус планеты — меньше, а высвобождаемая энергия проявит себя в сотрясениях и, в последнем счете, — в разогреве.
Дикстра чуть помолчал, будто хотел, чтобы следующие слова его прозвучали еще весомей.
— С другой стороны, если уже разрушенные атомы нынешнего малого ядра возвратить к уровню более высокой энергии, к поверхности двинутся волны разрушительных колебаний, произойдет взрыв поистине астрономических масштабов, и, когда все снова успокоится, Венера станет больше, чем теперь, но менее плотной — планетой без ядра!
— Постой, приятель! — сказал Мак-Клелан. — Так что же, по-твоему, этот чертов мячик того и гляди взорвется у нас под ногами?
— Нет, нет, — сказал Дикстра спокойнее. — При теперешней температуре масса Венеры несколько выше критической. Ее ядро сейчас во вполне устойчивом состоянии, и на этот счет можно не волноваться еще миллиард лет. Притом если температура и возрастет настолько, чтобы вызвать расширение, оно не будет таким бурным, как полагал Рэмси, потому что масса Венеры все-таки больше установленной им для точки Игрек. Взрыв не выбросит значительного количества материи в пространство. Но разумеется, он поднимет на поверхность океана материки.
— Ого! — Джевонс вскочил. (Хоуторн словно проваливался в гнетущий кошмар. За стенами усиливался ветер, океан кипел: шторм надвигался ближе.)
— Так, значит, по-вашему… радиус планеты увеличивается, резче обозначаются неровности коры…
— И на поверхность выносятся более легкие горные породы, — докончил Дикстра и кивнул. — Вот, все это у меня рассчитано. Я даже могу предсказать, какова примерно получится площадь суши — почти равная земной. Вновь поднятые из океана горные породы станут в огромном количестве поглощать двуокись углерода, образуя углекислые соли. И в то же время для фотосинтеза можно все засеять специально выведенными видами земной растительности — вроде хлореллы и прочего, чем мы сейчас поддерживаем воздух на межпланетных кораблях.
Все это буйно пойдет в рост, высвобождая кислород, и довольно скоро будет достигнуто необходимое соотношение. Я вам покажу, что состав атмосферы можно установить точно такой, как сейчас на Земле. Кислород образует слой озона, он преградит доступ ультрафиолетовым лучам, — сейчас, конечно, уровень облучения убийственный. И в конце концов — еще одна Земля! Разумеется, более теплая, с более мягким климатом — для человека нигде не будет чересчур жарко, — все еще окутанная облаками, потому что ближе к солнцу, но все равно: Вторая Земля!
Хоуторн встряхнулся, пытаясь собраться с силами, — ему казалось, он выжат, как лимон. И подумал тупо: один веский практический вывод против — и все это кончится, и тогда можно будет проснуться.
— Постой-ка, — сказал он каким-то чужим голосом. — Это блестящая мысль, но все процессы, о которых ты говоришь… ну, в общем, материки, наверно, можно поднять за сколько-то часов или дней, но изменить атмосферу — на это уйдут миллионы лет. Слишком долго, чтобы люди могли этим воспользоваться.
— Ничуть не бывало, — возразил Дикстра. — В этом я тоже разобрался. Существуют катализаторы. Притом выращивать микроорганизмы в благоприятных условиях, когда у них нет никаких естественных врагов, проще простого. Я рассчитал: даже не изобретая ничего нового, пользуясь только той техникой, которая уже создана, мы за пятьдесят лет приведем Венеру в такой вид, чтоб человек мог преспокойно разгуливать по ней нагишом.
А если мы захотим вложить в это больше труда, денег, больше научно-исследовательской работы, это можно проделать еще быстрей. Ну, конечно, придется попотеть над плодородием почвы, удобрять, сажать, медленно и мучительно устанавливать экологию Но опять-таки лиха беда начало. Первые поселенцы устроят для себя на Венере оазисы площадью в несколько квадратных миль, а уж потом на досуге их можно расширять сколько душе угодно. Можно вывести специальные виды растений и возделывать даже первозданную пустыню.
В океане, понятно, жизнь будет развиваться куда быстрей и без помощи человека. Так что скоро венериане смогут заняться рыбной ловлей, разводить всякие водоросли и тюленей. Развитие планеты пойдет даже быстрей, чем будет расти ее население, я вам это докажу с цифрами в руках! Первопоселенцам есть на что надеяться — их внуки станут богачами!
Хоуторн выпрямился на стуле.
— Тут уже есть венериане, — пробормотал он.
Его никто не услышал.
— Обождите-ка, — вмешался Мак-Клелан. — Первым делом растолкуйте мне, как вы взорвете этот шарик?
— Да разве непонятно? — удивился Дикстра. — Возросшая температура ядра даст энергию, чтоб привести еще сколько-то тонн материи в более высокое квантовое состояние. Тем самым давление снизится достаточно, чтобы дать толчок всему остальному. Довольно было бы взорвать одну хорошую водородную бомбу в самой сердцевине планеты — и готово! К сожалению, туда не доберешься. Придется пробурить на дне океана несколько тысяч скважин и устроить во всех одновременно солидный ядерный взрыв. И это никакая не хитрость. Радиоактивных осадков выпадет ничтожно мало, а то, что попадет в атмосферу, за несколько лет рассеется. Атомных бомб у нас хватит. Честно говоря, их уже наготовлено куда больше, чем тут потребуется. И право же, куда лучше использовать их таким образом, чем копить и копить, чтобы потом уничтожить одним махом все человечество.
— А кто даст деньги? — неожиданно спросил Чентун.
— Любое правительство, у которого хватит ума заглянуть вперед, если уж правительства на Земле не сумеют для этого объединиться Да не все ли равно! Государства и политические режимы преходящи, нации вымирают, культуры исчезают бесследно. Но человечество должно выжить — вот что мне важно! Обойдется вся эта операция не так дорого, не дороже, чем стоит один военный спутник, а выгоды, даже выраженные в самых грубых приблизительных цифрах, огромны. Прикиньте, сколько тут можно добывать урана и других материалов, которые на Земле почти истощились?
Дикстра обернулся к прозрачной стене. Буря уже надвинулась на Станцию. Под кессонами дыбились волны, ярились, разбивались светящейся пеной. Мощные неотвратимые удары сотрясали сталь и бетон, словно некий исполин, играя каждым мускулом, поводил могучими плечами. На палубу шквал за шквалом обрушивался ливень. Непрестанные вспышки молний отражались на худом лице Дикстры; перекатывался гром.
— Новая планета, — прошептал он.
Хоуторн снова встал. Подался вперед, уперся кончиками пальцев в стол. Пальцы окоченели. Собственный голос опять казался ему чужим.
— Нет, — сказал он. — Это невозможно.
— А? — Дикстра обернулся, словно бы неохотно отрываясь от созерцания бури. — Что такое, Нат?
— Ты убьешь планету, на которой есть своя жизнь, — сказал Хоуторн.
— Ну… верно, — согласился Дикстра. — Да. Впрочем, вполне гуманно. Первая же взрывная волна уничтожит все живые организмы, они просто не успеют ничего почувствовать.
— Но это убийство! — крикнул Хоуторн.
— Да брось ты, — сказал Дикстра. — К чему излишняя чувствительность? Согласен, жаль погубить такую интересную форму жизни, но когда дети голодают и один народ за другим попадает во власть деспотизма…
Он пожал плечами и улыбнулся.
Джевонс все еще сидел, поглаживая худой рукой свою книгу, будто хотел пробудить к жизни друга, умершего пять веков назад. В лице его была тревога.
— Все это слишком внезапно, Вим, — сказал он. — Дайте нам время переварить вашу идею.
— О, времени хватит, впереди не год и не два! — Дикстра рассмеялся. — Пока еще мой доклад дойдет до Земли, пока его напечатают, обсудят, предадут широкой гласности, пока будут переругиваться и ломать копья… да потом еще снарядят солидные ученые экспедиции, и они проделают всю мою работу сызнова и станут цепляться по пустякам, и… не бойтесь, по меньшей мере десять лет ничего путного нельзя будет начать. А вот потом мы, вся Станция, с нашим опытом, будем совершенно необходимы для этого дела.
— Ух, ты! — сказал Мак-Клелан, легкомысленным тоном прикрывая волнение. — Четвертого июля будет мне праздник: вы подпалите эту планету, а я буду любоваться фейерверком.
— Не знаю… — Джевонс невидящим взглядом смотрел прямо перед собой.
— Тут еще вопрос — благоразумия, осторожности — назовите как угодно. Венера — такая, как она есть, — может нас многому научить. Столько нового, неизвестного… хватит на тысячу лет. А вдруг мы приобретем два-три континента, зато никогда не поймем секрета жизни или не найдем ключа к бессмертию (если к нему стоит стремиться) или к каким-то философским открытиям. — Не слишком ли дорогая цена за новые материки? Не знаю…
— Ну, тут можно спорить, — согласился Дикстра. — Так пусть спорит все человечество.
Джимми Чентун улыбнулся Хоуторну.
— По-моему, капитан прав. И я понимаю, вы как ученый и не можете думать иначе. Несправедливо отнимать у вас дело всей вашей жизни. Я, конечно, буду стоять за то, чтобы подождать, по крайней мере, сто лет.
— Пожалуй, это многовато, — возразил Дикстра. — Если не открыть какой-то предохранительный клапан, вполне возможно, что земная цивилизация, основанная на технике, столько не протянет.
— Вы ничего не понимаете! — выкрикнул Хоуторн.
Он стоял и смотрел им в глаза. Но свет падал на лицо Дикстры так, что глаза отсвечивали, точно бельма: не лицо, а череп со слепыми белыми пятнами вместо глаз. Хоуторну казалось — он обращается к глухим. Или к мертвецам.
— Вы ничего не понимаете! — повторил он. — Я хлопочу не о своей работе и не о науке, ничего похожего. Это же прямое, бессовестное убийство. Убить целый разумный народ! А если на Землю нагрянут какие-нибудь жители Юпитера и вздумают переделать нашу атмосферу на водородную? Как вам это понравится? Нет, мы просто чудовища, только чудовища могут задумать такое!
— Ох, увольте! — пробормотал Мак-Клелан. — Снова здорово. Лекция номер двадцать восемь бис. Я уж наслушался, пока летели сюда с Земли, мне все уши прожужжали.
— Извините, — заметил Чентун, — но это очень важный вопрос.
— С дельфоидами и в самом деле все это непросто, — согласился Джевонс. — Впрочем, мне кажется, ни один ученый никогда не высказывался против вивисекции даже в отношении наших ближайших родичей обезьян, если это делалось во имя человечества.
— Дельфоиды — не обезьяны! — побелевшими губами сказал Хоуторн. — Они больше люди, чем вы.
— Одну минуту, — вмешался Дикстра. Он оторвался от созерцания молний и подошел к Хоуторну. Радость победы в его лице померкла, оно стало серьезное, озабоченное. — Я понимаю, Нат, у тебя сложилось свое мнение на этот счет. Но в сущности, у тебя же нет доказательств…
— Нет, есть! — выдохнул Хоуторн. — Все-таки я их получил. Весь день я не знал, с чего начать, но теперь я вам скажу!
И меж раскатами грома он наконец нашел слова для того, что показал ему Оскар.
Постепенно даже ветер будто притих, и какое-то время слышался только говор дождя да ропот волн далеко внизу. Мак-Клелан опустил глаза и уставился на игральные кости, которые машинально вертел и вертел в пальцах. Чентун потирал подбородок и улыбался невесело. Зато Джевонс был теперь невозмутимо спокоен и решителен. Прочесть что-либо по лицу Дикстры было трудней, выражение его поминутно менялось. Наконец он принялся деловито раскуривать новую сигарету.
Молчание стало нестерпимым.
— Так как же? — надтреснутым голосом выговорил Хоуторн.
— Безусловно, это еще больше осложняет дело, — сказал Чентун.
— Это ничего не доказывает, — отрезал Дикстра. — Посмотрите, что строят за Земле пчелы да птицы-беседочницы.
— Э-э, Вим, ты поосторожней! — сказал Мак-Клелан. — Не вздумай уверять, что мы и сами просто зазнавшиеся муравьи.
— Вот именно, — сказал Хоуторн. — Завтра возьмем субмарину, к я вам это покажу, а может быть Оскар сам нас поведет. Прибавьте это открытие ко всем прежним намекам и догадкам — и, черт подери, попробуйте после этого отрицать, что дельфоиды разумны! Они мыслят не совсем так, как мы, но уж никак не хуже!
— И, вне всякого сомнения, могут нас многому научить, — сказал Чентун. — Вспомните, как много переняли друг от друга мой народ и ваш, а мы ведь все — один и тот же род человеческий.
Джевонс кивнул.
— Жаль, что вы не рассказали мне все это раньше, Нат. Тогда, конечно, не было бы этого спора.
— Ну, ладно, — вздохнул Мак-Клелан. — Придется мне четвертого июля запалить самые обыкновенные шутихи!
Косой дождь хлестал в стену. Еще вспыхивали иссиня-белые молнии, но гром уже откатывался дальше. Океан сверкал языками холодного пламени.
Хоуторн посмотрел на Дикстру. Голландец был весь как натянутая струна. И у Хоуторна, которого было чуть отпустило, тоже вновь напрягся каждый нерв.
— Итак, Вим? — сказал он.
— Да-да, конечно! — отозвался Дикстра. Он побледнел. Выронил изо рта сигарету и даже не заметил. — Не то чтобы ты меня окончательно убедил, но, наверное, это просто потому, что уж очень горько разочарование. Нет, риск совершить геноцид слишком велик, на это идти нельзя.
— Умница, — улыбнулся Джевонс.
Дикстра стукнул кулаком по ладони.
— Ну а мой доклад? Что мне с ним делать?
В его голосе прозвучала такая боль, что Хоуторн был потрясен, хоть и ждал этого вопроса.
Мак-Клелан спросил испуганно:
— Но ведь твое открытие хуже не стало?!
И тогда Чентун высказал вслух то, о чем с ужасом думал каждый:
— Боюсь, доклад посылать не придется, доктор Дикстра. Как это ни прискорбно, нашим сородичам нельзя доверить такие сведения.
Джевонс прикусил губу.
— Мне очень не хотелось бы так думать. Мы не истребим расчетливо и хладнокровно миллиард с лишком жизней ради… ради своего удобства.
— В прошлом мы не раз и не два поступали именно так, — угасшим голосом произнес Дикстра.
«Я прочитал достаточно книг по истории, Вим, и у меня на этот счет особое мнение, — подумал Хоуторн. И стал считать, загибая пальцы: — Троя, Иерихон, Карфаген, Иерусалим, альбигойцы, Бухенвальд. Хватит!» — подумал он, его замутило.
— Но ведь… — начал Джевонс. — Уж конечно, в наши дни…
— В лучшем случае соображения человечности удержат Землю лет на десять, на двадцать, — сказал Дикстра. — А потом она наверняка нанесет удар. Жестокость и озверение распространяются с такой быстротой, что и на двадцать лет надежды мало, но допустим. Ну а дальше? Сто лет, тысячу — сколько времени мы устоим, когда перед нами такой соблазн, а мы все больше задыхаемся в нищете? Едва ли мы сможем вечно бороться с таким искушением.
— Коли дойдет до выбора — завладеть Венерой или смотреть, как пропадает человечество, скажу по-честному, — тем хуже для Венеры, — заявил Мак-Клелан. — У меня жена и детишки.
— Тогда скажи спасибо, что мы до этого не доживем, выбирать придется нашим детям, — сказал Чентун.
Джевонс кивнул. Он словно разом постарел, теперь это был человек, чей путь близится к концу.
— Вам придется уничтожить доклад, Вим, — сказал он. — Совсем. И никто из нас никогда ни словом о нем не обмолвится.
Хоуторн готов был разреветься, но не мог. Какая-то преграда росла внутри, невидимая рука взяла за горло.
Дикстра медленно перевел дух.
— По счастью, я все время держал язык за зубами, — выговорил он. — Никому и полслова не сказал. Хоть бы только меня не уволили, еще решат — лодырь, столько месяцев там торчит, а толку ни на грош.
— Уж об этом я позабочусь, Вим, — промолвил Джевонс.
1 2 3 4 5 6