И она права. Но открыть ей всю правду я не смею. Пока. Хотя Эрисса-старшая и говорила, что мы будем… Но я слишком много размышляю, а времени остается совсем мало…
Он наклонился над ней. В небе кричала чайка. Солнце блестело на ее крыльях.
14
— Да, твои друзья живут неплохо, — сказал Диор. — Они шлют тебе свои приветы.
Рейд старался не показать своей неприязни. Они сидели вдвоем во внешнем помещении храма, куда американец увел афинянина после того, как тот долго беседовал с Лидрой. Диор продолжал невозмутимо улыбаться, откинувшись на спинку каменной скамьи.
— Чем они занимаются? — спросил Рейд.
— Ульдин объезжает лошадей и готовит всадников для своей кавалерии. Дело у него идет медленно. В том числе и потому, что у него только одно седло, и он никак не может найти кожевника, чтобы изготовить другие. Олег… он строит корабль, так и ты, я слыхал. Очень интересно было бы взглянуть.
— Боюсь, что тебя не пустят, — ответил Рейд. — Это государственная тайна.
На самом-то деле нет, надо будет связаться с губернатором и добиться запрета. Зачем давать врагу ценную информацию? А Тезей враг. И он уничтожит солнечный мир Эриссы, если только история не будет изменена.
Сохранятся ли в прежнем виде легенды и находки археологов три-четыре тысячи лет спустя, если минойский Крит просуществует чуть дольше? Ненамного — хотя бы на одну жизнь одной девушки? Почему бы не попросить об этом богов?
— Зачем ты здесь? — спросил он. — Да еще с такой командой?
Он слышал, что это не простые моряки, а воины из царского окружения: держатся особняком и не вступают в разговоры с атлантами.
— Ну, что до этого, — тянул Диор, — то где ты найдешь нормального моряка, чтобы согласился выйти в море зимой? Слишком опасно, — как бы в подтверждение его слов завыл ветер и забарабанил дождь по стене. — Олег говорит, что может построить корабль, что будет плавать круглый год, а мы пока и своими обходимся…
— Ты так и не сказал, что привело тебя сюда.
— Прости, друг, не могу. Привез тайное послание. Да мы с тобой не раз еще увидимся. Послушай-ка. Твой оракул повелел Афинам и Кноссу объединиться. Прекрасно. Но как? На каких условиях? Зачем Миносу возвышать своих данников? На зависть другим царствам? И многое другое. Все это нужно обсудить: государственные дела творятся втайне. А поскольку Ариадна друг Тезея, разве не следовало поговорить с ней в первую очередь? Ведь их тянет друг к другу, — Диор заржал. — Она еще не настолько стара, чтобы ее не тянуло к мужчине, — продолжал он. — Кстати, я слышал, что ты завел себе славную подружку?
Рейд одернул его:
— Эрисса танцует с быками.
— То же имя, что у твоей любовницы в Афинах. Похоже, в этом что-то кроется. Кстати, о ней ты меня не спросил.
«Неужели я боюсь?», — подумал Рейд и спросил:
— Ну и как она?
— У нее тоже все в порядке. Сначала тосковала, а потом — помнишь Пенелеоса? — Диор толкнул его локтем и подмигнул. — Вот он ее и утешает. Но тебе ведь все равно?
— Да, — тихо ответил Рейд.
— Эрисса-старшая прошла через множество рук. Девушку Эриссу он обязан уберечь.
— Нет, — сказала Лидра. — Я не собираюсь беседовать с тобой о моих переговорах с Тезеем. Нагло с твоей стороны об этом спрашивать.
— Его следует опасаться, — возразил рейд.
— Она глядела на него с высоты своего трона. За ее спиной вершил свой суд Гриффин — Судья Мертвых.
— Откуда ты знаешь?
— От своего оракула.
— Почему же тогда оракул приказал заключить союз? Или ты солгал?
Лампы мерцали в холодном зале. Они были одни, если не считать теней на стенах. Но за дверью ожидали стражники. Они без оружия: его запрещено носить на священном острове. Однако четверо сильных воинов живо скрутят Дункана Рейда.
— Преступников на Крите отправляют в каменоломни, — сказала Лидра. — Долго там не живут. Да и не хотят жить.
— Я не… Госпожа моя… Я просил принять меня до отъезда Диора, потому что подозреваю его и его хозяина…
— На каком основании? Эгей бунтовал, но теперь это выживший из ума старик. Тезей убил своих двоюродных братьев, воспитанных на Крите, но теперь это покорный наследник престола. И станет покорным царем.
— Я слышал, что они, ахейцы, говорят…
— О да. Они ворчат, злятся, кое-что устраивает заговоры, но что с того? Тезей справится с ними, потому что надеется заслужить в Талассократии достойное место для себя и своего царства, — Лидра направила палец на рейда. — Ты хочешь посеять раздор, чужеземец? Кому ты служишь?
— Он подумал, что придется сказать ей всю правду, как бы это ни было опасно. Но выбора нет.
— Госпожа моя, — медленно начал он. — Я никогда не лгал тебе, но не говорил всего, что знаю. Помни, что меня тут никто не знает. Мне нужно было разобраться во всем, узнать, что к чему. Поверишь ли ты моему рассказу? Этого я до сих пор не знаю. Выслушаешь ли ты меня?
Она кивнула.
— Мой пророческий дар оттого, — сказал он, — что я пришел из будущего.
— Откуда? — она наморщила лоб. Язык кефту не включал в себя такое понятие.
Но суть она уловила быстрее, чем он ожидал. Она сделала охранительный знак и поцеловала талисман, но была на удивление спокойна. Должно быть, ей, живущей в мире мифов и загадок, это представлялось еще одним чудом.
— Да, — прошептала она. — Это многое объясняет. Значит, Кносс действительно падет? Талассократия станет легендой? — она обернулась и стала рассматривать изображение Судьи. — Ну что ж, — сказала она наконец.
— Все в мире преходяще.
Рейд продолжил свой рассказ. Он умолчал лишь о том, что существуют две Эриссы: боялся за девушку. Лучше сделать несколько; неясных намеков о времени, из которого явилась эрисса-старшая. Такое имя здесь не редкость, да у Лидры и так есть над чем поразмыслить. Умолчал он и о том, что, по легенде, она, предавшая Миноса, была предана сама. Это могло смертельно оскорбить ее.
— Ты говоришь, — ровным голосом сказала она, — что боги отдадут предпочтение Тезею, и он разрушит морскую империю?
— Не так, госпожа моя. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что через несколько месяцев вулкан уничтожит Атлантиду, Крит будет завоеван и в легендах станут рассказывать о Тезее, который победил в Кноссе чудовище. Но легенда не может быть верна во всем — я даже знаю, что она во многом неверна. Афинских юношей и девушек не убивают — наоборот, обращаются с ними хорошо. Лабиринт — не обиталище Минотавра, а главный дворец вашего царя, Дом Двойной Секиры. Я мог бы долго говорить, но пойми мою мысль: почему бы талассократии не пережить гибель острова — может быть, на много поколений?
— Если святая святых будет разрушена вышней волей, значит, боги гневаются на народ Миноса, — спокойно сказала Лидра.
— Конечно, народ перепугается, — согласился Рейд. — Но, госпожа моя, клянусь, что причина тут естественная, как… как камень, упавший на голову.
— Но разве и камень падает не по воле богов?
«Перестань спорить, — сказал себе Рейд, — она видит мир совсем по-другому». — И продолжил:
— Мы не знаем, что суждено Криту. Астерион желает, чтобы его народ сражался до конца. Эвакуация населения — вот наш способ борьбы.
Лидра молчала; она казалась высеченной из того же мрамора, что и ее трон.
— Жители материка могут воспользоваться возможностью захватить ваши города, — говорил рейд. — Мы должны помешать этому. Но все — и легенда, и то, что я видел и слышал здесь, — заставляет меня сомневаться в Тезее, — он помолчал. — Потому я и спрашивал, госпожа моя, что за послание он тебе отправил.
Лидра сохраняла неподвижность, и Рейд подумал, не случилось ли с ней чего, но она сказала:
— Я поклялась хранить тайну. Ариадна не может нарушить клятву. Но ты и сам мог бы догадаться, что он… заинтересован в более тесных контактах с Лабиринтом и надеется на мою помощь.
— Диор говорил мне, госпожа. На этом и нужно сыграть. Затяни переговоры и задержи его, пока не минует кризис.
— Лидра выслушала тебя, Дункан. Но решать будет Ариадна. Я не скоро приму тебя вновь.
Вдруг плечи Лидры опустились. Она провела рукой по глазам и прошептала:
— Нелегко быть Ариадной. Я думала… Я верила, что быть жрицей — высшее счастье, а верховная жрица живет в вечном сиянии Астериона. А на деле — бесконечные обряды, одни и те же склоки и интриги, да старухи, которые живут бесконечно, а девушки приходят и уходят, чтобы стать невестами…
Она выпрямилась.
— Довольно. Можешь идти. Ни слова о нашей беседе.
На следующий день они снова побывали в своей бухте.
— Искупаемся, — предложила Эрисса, разделась и очутилась в воде раньше, чем он успел что-нибудь ответить. Волосы ее колыхались на поверхности воды, тело белело в глубине. — Ты боишься холода?
«К черту», — подумал он и присоединился к ней. Вода и в самом деле оказалась холодной. Он стал энергично двигаться, чтобы согреться. Эрисса нырнула, ухватила его за ногу и потянула под воду. Все кончилось смехом и веселой возней.
Когда они вышли на берег, ветер снова бросил их в дрожь.
— О, я знаю как согреться, — сказала Эрисса и оказалась в его объятиях. Они легли на плащ. Она улыбнулась: — А у тебя, оказывается, есть более сильное средство!
— Я… я ничего не могу с собой поделать. О боги, как ты прекрасна!
Она сказала серьезно и доверчиво:
— Ты можешь взять меня, когда захочешь, Дункан.
Он подумал: «Мне сорок лет, а ей семнадцать. Я американец, а она критянка. Я из атомного века, а она из бронзового. Я женат, у меня дети, а она девственница. Я старый дурак, а она — весна, небывалая и неповторимая…».
— Тебе это принесет вред? — кое-как выговорил он.
— А что может быть лучше? — она прижалась к нему.
— Нет, серьезно, ведь у тебя будут неприятности?
— Ну… я посвящена лишь наполовину, пока я здесь как танцовщица… Но мне все равно.
— Зато мне не все равно. Оденься-ка.
«Нам нужно выжить, — подумал он. — Выжить и убедиться, что ее страна уцелела. В таком случае — останусь ли я здесь? А если не удастся — смогу ли взять ее с собой?».
Одевшись, она прижалась к его плечу. Тонкие пальцы перебирали его бороду.
— Ты всегда задумчив, всегда печален, — сказала она.
— Потому что я знаю будущее, — сказал он, боясь произнести лишнее, — и это знание причиняет мне боль.
— Бедный мой любимый бог! Ведь ты бог, не отрицай. Неужели все несчастья ты обречен пережить дважды? А счастье? Посмотри — небо синее, трава зеленая, песок прогрет солнцем, под рукой кувшин, полный вина… Нет, я сама подам его тебе, я хочу, чтобы ты обнимал меня, положи руку вот сюда…
По мере того, как шла работа, приходилось идти на многочисленные уступки — частью из-за кефтских суеверий, частью из-за несовершенства здешних ремесел. Рейд обнаружил, что в гидродинамике он смыслит не так уж много. Результат получился хуже, чем он ожидал, — корабль был не так удобен, а главное — не так анахроничен, как это требовалось.
Однако и то, что вышло, было значительным достижением: судно примерно 80 футов длиной, со стройным корпусом. Посередине шла приподнятая палуба, под ней — скамьи для гребцов. Нос-таран, сделанный из массивного бревна и окованный бронзой, выступал над ватерлинией. Руль такой, как положено. По мачте на корме и на носу. По настоянию Сарпедона, вполне резонному, мачты сделали короткими и съемными — из-за низких бортов, небольшого количества балласта и для устойчивости при столкновении кораблей. Рейд сумел сэкономить на парусине, применив гафели. Впрочем, минойская ткань быстро вытягивалась, впитывала влагу и не могла соперничать с настоящей парусиной или дакроном.
Команда на удивление быстро научилась управляться с новыми снастями, в пробные рейсы выходили почти ежедневно. Команду составили три десятка молодых парней — веселых, добродушных, открытых всем новому, стремящихся быстрее овладеть морским делом. Рейд-конструктор сделал свое дело и обычно оставался на берегу с Эриссой. Время летело для них незаметно. А один из его моряков, стройных красавец из хорошей семьи, который не сводил глаз с Эриссы, звался Дагоном.
Эрисса поднялась на борт вместе с Рейдом, чтобы участвовать в последнем испытании. После того, как испробуют таран, судно будет официально признано. Губернатор выделил для этого старый, не подлежащий ремонту корабль. Вести его вызвались честолюбивые юноши и скептически настроенные морские волки. Следом шлю лодки — подбирать тех, кто окажется в воде.
День был солнечный, густой черный столб, который возвышался над вулканом уже постоянно, склонялся на ветру. Вверху летели журавли, предвестники весны — направлялись из Египта домой, на север. Новый корабль чуть покачивался. На боках его были красные и синие полосы, на парусах изображения дельфинов. Шумело море, скрипели доски, ветер пел в снастях.
Эрисса, стоявшая вместе с Рейдом на верхней палубе, схватила его за руку. Волосы ее растрепало ветром.
— Гляди! — радостно закричала она, когда их корабль поравнялся с судном соперников, которые шли на веслах, так как не могли использовать боковой ветер.
— Хватит юлить, покажите, на что вы годитесь! — крикнул капитан другого корабля.
— Надо начинать, — сказал Рейд Сарпедону. — Мы убедились, что взять на абордаж они нас не смогут.
Оба были взволнованы. На скамьях гребцов тоже поднялся шум. Остановившись, корабль опустил паруса и пошел на веслах. Корабль-мишень тоже маневрировал: моряки знали, чего можно ожидать при столкновении. Корпус будет сокрушен заодно с ребрами зазевавшихся гребцов.
Рейд прошел на корму к рулевому.
— Ты все запомнил? — спросил он. — Целься в середину, но не прямо, а под углом. Иначе мы зацепимся за него. А нужно ударить и отойти.
— Как бык, боднувший медведя, — вставила Эрисса.
— Да не будет это для тебя дурным предзнаменованием, сестра, — отозвался рулевой.
— Боги не допустят, — крикнул снизу сидевший на весле Дагон. Рейд видел, как прекрасно сложен этот юноша. Ну что ж, сам он тоже в хорошей форме. И Эрисса держит за руку его.
Корабль быстро набирал скорость. Неожиданно цель оказалась совсем рядом. Как и полагалось, соперники старались избежать столкновения. Но оснастка и устройство нового корабля были столь совершенны, что уйти от него на веслах было невозможно.
Люди Рейда часто отрабатывали этот маневр на сети, укрепленной на жердях. Весла с внутренней стороны взлетели вверх, с другой — продолжали работать. Удар был более бесшумным и мягким, чем ожидалось. Отход прошел негладко — сказалось отсутствие практики, но когда отошли, галера-мишень опрокинулась кверху килем. Ненагруженная, она не могла затонуть, но волны быстро разобьют ее на куски.
Победители радостно кричали. Побежденным было не до того: они вплавь добирались до лодок. Рейд и Сарпедон внимательно осмотрели свое детище.
— Никаких повреждений нет, — объявил мастер. — Этот корабль может в одиночку потопить целый флот! — он обнял американца. — О боги, ты сам не знаешь, что ты сотворил!
Эрисса была тут же. «Да, ты бог!» — воскликнула она. Не смея поцеловать его на людях, она склонилась и обняла колени Дункана.
Атлантида снова готовилась к празднику — на этот раз великому. Воскресал Астерион, чтобы оживить Вселенную.
Сначала ему полагалось умереть и быть оплаканным. За сорок дней до весеннего равноденствия кефту покрывали жертвенники материей, запечатывали пещеры и источники, носили по улицам свои священные символы — в перевернутом виде и в трауре, разрывали на себе одежду, истязали себя и молили Диктинну о милосердии. В течение следующих тридцати дней большинство жителей воздерживались от мяса, вина и плотской близости. В каждом доме день и ночь горели светильники, чтобы возлюбленное божество могло найти дорогу назад.
Но дела шли своим чередом. Снова начинала оживляться морская торговля. Весьма набожный народ, кефту все же не в состоянии были предаваться печали дольше, чем на несколько часов. А последние десять из сорока дней были уже праздничными. Бог еще не поднялся из царства смерти, чтобы соединиться со своей Невестой (которая одновременно приходилась ему Матерью и Бабкой), но люди уже чувствовали его приближение и заранее ликовали.
Даже здесь, на священном острове, возбуждение росло. Скоро девушки поплывут в Кносс, будут там танцевать с быками и юношами, скоро, скоро. Эрисса ежедневно занималась со своими воспитанницами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Он наклонился над ней. В небе кричала чайка. Солнце блестело на ее крыльях.
14
— Да, твои друзья живут неплохо, — сказал Диор. — Они шлют тебе свои приветы.
Рейд старался не показать своей неприязни. Они сидели вдвоем во внешнем помещении храма, куда американец увел афинянина после того, как тот долго беседовал с Лидрой. Диор продолжал невозмутимо улыбаться, откинувшись на спинку каменной скамьи.
— Чем они занимаются? — спросил Рейд.
— Ульдин объезжает лошадей и готовит всадников для своей кавалерии. Дело у него идет медленно. В том числе и потому, что у него только одно седло, и он никак не может найти кожевника, чтобы изготовить другие. Олег… он строит корабль, так и ты, я слыхал. Очень интересно было бы взглянуть.
— Боюсь, что тебя не пустят, — ответил Рейд. — Это государственная тайна.
На самом-то деле нет, надо будет связаться с губернатором и добиться запрета. Зачем давать врагу ценную информацию? А Тезей враг. И он уничтожит солнечный мир Эриссы, если только история не будет изменена.
Сохранятся ли в прежнем виде легенды и находки археологов три-четыре тысячи лет спустя, если минойский Крит просуществует чуть дольше? Ненамного — хотя бы на одну жизнь одной девушки? Почему бы не попросить об этом богов?
— Зачем ты здесь? — спросил он. — Да еще с такой командой?
Он слышал, что это не простые моряки, а воины из царского окружения: держатся особняком и не вступают в разговоры с атлантами.
— Ну, что до этого, — тянул Диор, — то где ты найдешь нормального моряка, чтобы согласился выйти в море зимой? Слишком опасно, — как бы в подтверждение его слов завыл ветер и забарабанил дождь по стене. — Олег говорит, что может построить корабль, что будет плавать круглый год, а мы пока и своими обходимся…
— Ты так и не сказал, что привело тебя сюда.
— Прости, друг, не могу. Привез тайное послание. Да мы с тобой не раз еще увидимся. Послушай-ка. Твой оракул повелел Афинам и Кноссу объединиться. Прекрасно. Но как? На каких условиях? Зачем Миносу возвышать своих данников? На зависть другим царствам? И многое другое. Все это нужно обсудить: государственные дела творятся втайне. А поскольку Ариадна друг Тезея, разве не следовало поговорить с ней в первую очередь? Ведь их тянет друг к другу, — Диор заржал. — Она еще не настолько стара, чтобы ее не тянуло к мужчине, — продолжал он. — Кстати, я слышал, что ты завел себе славную подружку?
Рейд одернул его:
— Эрисса танцует с быками.
— То же имя, что у твоей любовницы в Афинах. Похоже, в этом что-то кроется. Кстати, о ней ты меня не спросил.
«Неужели я боюсь?», — подумал Рейд и спросил:
— Ну и как она?
— У нее тоже все в порядке. Сначала тосковала, а потом — помнишь Пенелеоса? — Диор толкнул его локтем и подмигнул. — Вот он ее и утешает. Но тебе ведь все равно?
— Да, — тихо ответил Рейд.
— Эрисса-старшая прошла через множество рук. Девушку Эриссу он обязан уберечь.
— Нет, — сказала Лидра. — Я не собираюсь беседовать с тобой о моих переговорах с Тезеем. Нагло с твоей стороны об этом спрашивать.
— Его следует опасаться, — возразил рейд.
— Она глядела на него с высоты своего трона. За ее спиной вершил свой суд Гриффин — Судья Мертвых.
— Откуда ты знаешь?
— От своего оракула.
— Почему же тогда оракул приказал заключить союз? Или ты солгал?
Лампы мерцали в холодном зале. Они были одни, если не считать теней на стенах. Но за дверью ожидали стражники. Они без оружия: его запрещено носить на священном острове. Однако четверо сильных воинов живо скрутят Дункана Рейда.
— Преступников на Крите отправляют в каменоломни, — сказала Лидра. — Долго там не живут. Да и не хотят жить.
— Я не… Госпожа моя… Я просил принять меня до отъезда Диора, потому что подозреваю его и его хозяина…
— На каком основании? Эгей бунтовал, но теперь это выживший из ума старик. Тезей убил своих двоюродных братьев, воспитанных на Крите, но теперь это покорный наследник престола. И станет покорным царем.
— Я слышал, что они, ахейцы, говорят…
— О да. Они ворчат, злятся, кое-что устраивает заговоры, но что с того? Тезей справится с ними, потому что надеется заслужить в Талассократии достойное место для себя и своего царства, — Лидра направила палец на рейда. — Ты хочешь посеять раздор, чужеземец? Кому ты служишь?
— Он подумал, что придется сказать ей всю правду, как бы это ни было опасно. Но выбора нет.
— Госпожа моя, — медленно начал он. — Я никогда не лгал тебе, но не говорил всего, что знаю. Помни, что меня тут никто не знает. Мне нужно было разобраться во всем, узнать, что к чему. Поверишь ли ты моему рассказу? Этого я до сих пор не знаю. Выслушаешь ли ты меня?
Она кивнула.
— Мой пророческий дар оттого, — сказал он, — что я пришел из будущего.
— Откуда? — она наморщила лоб. Язык кефту не включал в себя такое понятие.
Но суть она уловила быстрее, чем он ожидал. Она сделала охранительный знак и поцеловала талисман, но была на удивление спокойна. Должно быть, ей, живущей в мире мифов и загадок, это представлялось еще одним чудом.
— Да, — прошептала она. — Это многое объясняет. Значит, Кносс действительно падет? Талассократия станет легендой? — она обернулась и стала рассматривать изображение Судьи. — Ну что ж, — сказала она наконец.
— Все в мире преходяще.
Рейд продолжил свой рассказ. Он умолчал лишь о том, что существуют две Эриссы: боялся за девушку. Лучше сделать несколько; неясных намеков о времени, из которого явилась эрисса-старшая. Такое имя здесь не редкость, да у Лидры и так есть над чем поразмыслить. Умолчал он и о том, что, по легенде, она, предавшая Миноса, была предана сама. Это могло смертельно оскорбить ее.
— Ты говоришь, — ровным голосом сказала она, — что боги отдадут предпочтение Тезею, и он разрушит морскую империю?
— Не так, госпожа моя. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что через несколько месяцев вулкан уничтожит Атлантиду, Крит будет завоеван и в легендах станут рассказывать о Тезее, который победил в Кноссе чудовище. Но легенда не может быть верна во всем — я даже знаю, что она во многом неверна. Афинских юношей и девушек не убивают — наоборот, обращаются с ними хорошо. Лабиринт — не обиталище Минотавра, а главный дворец вашего царя, Дом Двойной Секиры. Я мог бы долго говорить, но пойми мою мысль: почему бы талассократии не пережить гибель острова — может быть, на много поколений?
— Если святая святых будет разрушена вышней волей, значит, боги гневаются на народ Миноса, — спокойно сказала Лидра.
— Конечно, народ перепугается, — согласился Рейд. — Но, госпожа моя, клянусь, что причина тут естественная, как… как камень, упавший на голову.
— Но разве и камень падает не по воле богов?
«Перестань спорить, — сказал себе Рейд, — она видит мир совсем по-другому». — И продолжил:
— Мы не знаем, что суждено Криту. Астерион желает, чтобы его народ сражался до конца. Эвакуация населения — вот наш способ борьбы.
Лидра молчала; она казалась высеченной из того же мрамора, что и ее трон.
— Жители материка могут воспользоваться возможностью захватить ваши города, — говорил рейд. — Мы должны помешать этому. Но все — и легенда, и то, что я видел и слышал здесь, — заставляет меня сомневаться в Тезее, — он помолчал. — Потому я и спрашивал, госпожа моя, что за послание он тебе отправил.
Лидра сохраняла неподвижность, и Рейд подумал, не случилось ли с ней чего, но она сказала:
— Я поклялась хранить тайну. Ариадна не может нарушить клятву. Но ты и сам мог бы догадаться, что он… заинтересован в более тесных контактах с Лабиринтом и надеется на мою помощь.
— Диор говорил мне, госпожа. На этом и нужно сыграть. Затяни переговоры и задержи его, пока не минует кризис.
— Лидра выслушала тебя, Дункан. Но решать будет Ариадна. Я не скоро приму тебя вновь.
Вдруг плечи Лидры опустились. Она провела рукой по глазам и прошептала:
— Нелегко быть Ариадной. Я думала… Я верила, что быть жрицей — высшее счастье, а верховная жрица живет в вечном сиянии Астериона. А на деле — бесконечные обряды, одни и те же склоки и интриги, да старухи, которые живут бесконечно, а девушки приходят и уходят, чтобы стать невестами…
Она выпрямилась.
— Довольно. Можешь идти. Ни слова о нашей беседе.
На следующий день они снова побывали в своей бухте.
— Искупаемся, — предложила Эрисса, разделась и очутилась в воде раньше, чем он успел что-нибудь ответить. Волосы ее колыхались на поверхности воды, тело белело в глубине. — Ты боишься холода?
«К черту», — подумал он и присоединился к ней. Вода и в самом деле оказалась холодной. Он стал энергично двигаться, чтобы согреться. Эрисса нырнула, ухватила его за ногу и потянула под воду. Все кончилось смехом и веселой возней.
Когда они вышли на берег, ветер снова бросил их в дрожь.
— О, я знаю как согреться, — сказала Эрисса и оказалась в его объятиях. Они легли на плащ. Она улыбнулась: — А у тебя, оказывается, есть более сильное средство!
— Я… я ничего не могу с собой поделать. О боги, как ты прекрасна!
Она сказала серьезно и доверчиво:
— Ты можешь взять меня, когда захочешь, Дункан.
Он подумал: «Мне сорок лет, а ей семнадцать. Я американец, а она критянка. Я из атомного века, а она из бронзового. Я женат, у меня дети, а она девственница. Я старый дурак, а она — весна, небывалая и неповторимая…».
— Тебе это принесет вред? — кое-как выговорил он.
— А что может быть лучше? — она прижалась к нему.
— Нет, серьезно, ведь у тебя будут неприятности?
— Ну… я посвящена лишь наполовину, пока я здесь как танцовщица… Но мне все равно.
— Зато мне не все равно. Оденься-ка.
«Нам нужно выжить, — подумал он. — Выжить и убедиться, что ее страна уцелела. В таком случае — останусь ли я здесь? А если не удастся — смогу ли взять ее с собой?».
Одевшись, она прижалась к его плечу. Тонкие пальцы перебирали его бороду.
— Ты всегда задумчив, всегда печален, — сказала она.
— Потому что я знаю будущее, — сказал он, боясь произнести лишнее, — и это знание причиняет мне боль.
— Бедный мой любимый бог! Ведь ты бог, не отрицай. Неужели все несчастья ты обречен пережить дважды? А счастье? Посмотри — небо синее, трава зеленая, песок прогрет солнцем, под рукой кувшин, полный вина… Нет, я сама подам его тебе, я хочу, чтобы ты обнимал меня, положи руку вот сюда…
По мере того, как шла работа, приходилось идти на многочисленные уступки — частью из-за кефтских суеверий, частью из-за несовершенства здешних ремесел. Рейд обнаружил, что в гидродинамике он смыслит не так уж много. Результат получился хуже, чем он ожидал, — корабль был не так удобен, а главное — не так анахроничен, как это требовалось.
Однако и то, что вышло, было значительным достижением: судно примерно 80 футов длиной, со стройным корпусом. Посередине шла приподнятая палуба, под ней — скамьи для гребцов. Нос-таран, сделанный из массивного бревна и окованный бронзой, выступал над ватерлинией. Руль такой, как положено. По мачте на корме и на носу. По настоянию Сарпедона, вполне резонному, мачты сделали короткими и съемными — из-за низких бортов, небольшого количества балласта и для устойчивости при столкновении кораблей. Рейд сумел сэкономить на парусине, применив гафели. Впрочем, минойская ткань быстро вытягивалась, впитывала влагу и не могла соперничать с настоящей парусиной или дакроном.
Команда на удивление быстро научилась управляться с новыми снастями, в пробные рейсы выходили почти ежедневно. Команду составили три десятка молодых парней — веселых, добродушных, открытых всем новому, стремящихся быстрее овладеть морским делом. Рейд-конструктор сделал свое дело и обычно оставался на берегу с Эриссой. Время летело для них незаметно. А один из его моряков, стройных красавец из хорошей семьи, который не сводил глаз с Эриссы, звался Дагоном.
Эрисса поднялась на борт вместе с Рейдом, чтобы участвовать в последнем испытании. После того, как испробуют таран, судно будет официально признано. Губернатор выделил для этого старый, не подлежащий ремонту корабль. Вести его вызвались честолюбивые юноши и скептически настроенные морские волки. Следом шлю лодки — подбирать тех, кто окажется в воде.
День был солнечный, густой черный столб, который возвышался над вулканом уже постоянно, склонялся на ветру. Вверху летели журавли, предвестники весны — направлялись из Египта домой, на север. Новый корабль чуть покачивался. На боках его были красные и синие полосы, на парусах изображения дельфинов. Шумело море, скрипели доски, ветер пел в снастях.
Эрисса, стоявшая вместе с Рейдом на верхней палубе, схватила его за руку. Волосы ее растрепало ветром.
— Гляди! — радостно закричала она, когда их корабль поравнялся с судном соперников, которые шли на веслах, так как не могли использовать боковой ветер.
— Хватит юлить, покажите, на что вы годитесь! — крикнул капитан другого корабля.
— Надо начинать, — сказал Рейд Сарпедону. — Мы убедились, что взять на абордаж они нас не смогут.
Оба были взволнованы. На скамьях гребцов тоже поднялся шум. Остановившись, корабль опустил паруса и пошел на веслах. Корабль-мишень тоже маневрировал: моряки знали, чего можно ожидать при столкновении. Корпус будет сокрушен заодно с ребрами зазевавшихся гребцов.
Рейд прошел на корму к рулевому.
— Ты все запомнил? — спросил он. — Целься в середину, но не прямо, а под углом. Иначе мы зацепимся за него. А нужно ударить и отойти.
— Как бык, боднувший медведя, — вставила Эрисса.
— Да не будет это для тебя дурным предзнаменованием, сестра, — отозвался рулевой.
— Боги не допустят, — крикнул снизу сидевший на весле Дагон. Рейд видел, как прекрасно сложен этот юноша. Ну что ж, сам он тоже в хорошей форме. И Эрисса держит за руку его.
Корабль быстро набирал скорость. Неожиданно цель оказалась совсем рядом. Как и полагалось, соперники старались избежать столкновения. Но оснастка и устройство нового корабля были столь совершенны, что уйти от него на веслах было невозможно.
Люди Рейда часто отрабатывали этот маневр на сети, укрепленной на жердях. Весла с внутренней стороны взлетели вверх, с другой — продолжали работать. Удар был более бесшумным и мягким, чем ожидалось. Отход прошел негладко — сказалось отсутствие практики, но когда отошли, галера-мишень опрокинулась кверху килем. Ненагруженная, она не могла затонуть, но волны быстро разобьют ее на куски.
Победители радостно кричали. Побежденным было не до того: они вплавь добирались до лодок. Рейд и Сарпедон внимательно осмотрели свое детище.
— Никаких повреждений нет, — объявил мастер. — Этот корабль может в одиночку потопить целый флот! — он обнял американца. — О боги, ты сам не знаешь, что ты сотворил!
Эрисса была тут же. «Да, ты бог!» — воскликнула она. Не смея поцеловать его на людях, она склонилась и обняла колени Дункана.
Атлантида снова готовилась к празднику — на этот раз великому. Воскресал Астерион, чтобы оживить Вселенную.
Сначала ему полагалось умереть и быть оплаканным. За сорок дней до весеннего равноденствия кефту покрывали жертвенники материей, запечатывали пещеры и источники, носили по улицам свои священные символы — в перевернутом виде и в трауре, разрывали на себе одежду, истязали себя и молили Диктинну о милосердии. В течение следующих тридцати дней большинство жителей воздерживались от мяса, вина и плотской близости. В каждом доме день и ночь горели светильники, чтобы возлюбленное божество могло найти дорогу назад.
Но дела шли своим чередом. Снова начинала оживляться морская торговля. Весьма набожный народ, кефту все же не в состоянии были предаваться печали дольше, чем на несколько часов. А последние десять из сорока дней были уже праздничными. Бог еще не поднялся из царства смерти, чтобы соединиться со своей Невестой (которая одновременно приходилась ему Матерью и Бабкой), но люди уже чувствовали его приближение и заранее ликовали.
Даже здесь, на священном острове, возбуждение росло. Скоро девушки поплывут в Кносс, будут там танцевать с быками и юношами, скоро, скоро. Эрисса ежедневно занималась со своими воспитанницами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19