Он уже изнемог от одиночества.
Покончив с дойкой, он выгнал животных во двор, чтобы те могли хоть немного размяться. Вода в баке покрылась корочкой льда, но Джамбо разбила ее своим хоботом, после чего к баку потянулись и остальные животные. Днем ему нужно было сходить со слонихой к пожарному водоему, чтобы та принесла сюда пару канистр с водой. Толстая кожа Джамбо местами поросла длинным волосом, что было для Брока, ничего не знавшего о слонах, полной неожиданностью.
Он направился к стогу, стоявшему за изгородью, предназначавшейся специально для овец. Он боялся, что овцы в один прекрасный день порвут проволочную изгородь, и поэтому выстроил здесь настоящий дощатый забор. Однако овцы к этому времени уже и не думали бежать от него. Строительство забора было воспринято ими как очередной каприз их бога… Брок покачал головой, подумав о том, что сейчас может твориться в узких головах овечек.
Даже до сдвига каждая овца обладала своим характером. Всего их было сорок, и Брок прекрасно знал повадки каждой. Резкая, сообразительная Джорджина, как всегда, гоняла робкую Психею, толстая старая Мария-Антуанетта меланхолично жевала, стоя на месте, Джозефина носилась кругами по снегу, старый круторогий баран Наполеон являл собой воплощенное высокомерие… Как он мог поднять на них руку?
И все-таки иного выхода не было. Он, Джо и Ву-Ву, к сожалению, не могли питаться сеном; грубо смолотой муки, яблок и овощей им тоже было мало. Джимми и Мехитабель тоже не отказались бы от мясного бульона. У них разом появились бы и мясо, и жир, и шкура. Оставалось понять, кто же должен стать его жертвой.
Ему не очень-то нравилась Джорджина, но убить ее он не мог, – она была породистой овцой, без которой он не представлял будущего стада. Резвушка Джозефина, ласковая Мария, кокетка Марджи, скромница Джерри и отважная Элинор – кого из своих друзей он должен был съесть первым?
«Лучше бы ты заткнулся, – сказал он самому себе. – Ты ведь все обдумал заранее».
Он подозвал к себе Джо и открыл ворота загона. Овцы, закончив трапезу, направились к сараю, в котором они проводили зиму, то и дело с любопытством поглядывая на Брока.
– Джо, пригони сюда Психею, – сказал он.
Собака молнией понеслась исполнять приказание. Из курятника вышла Мехитабель. В руке она сжимала нож.
Джо подтолкнул Психею в направлении ворот, и она удивленно уставилась на него, совершенно не понимая, чего от нее хотят. Пес залаял и несильно куснул ее за ляжку. Психея изумилась еще больше и покорно направилась к выходу из загона. Подойдя к стоявшему возле ворот Броку, она остановилась.
– Идем, моя хорошая, – сказал он. – Сюда.
Он закрыл ворота и запер их на замок. Джо тем временем погнал Психею за курятник, где ее не смогли бы увидеть другие овцы.
Свиньи всегда понимали, к чему их готовят хозяева, и поэтому те даже и не пытались скрывать этого, закалывая свиней на глазах У их братьев и сестер. Овцы же ни о чем не подозревали. Исчезновение из стада нескольких овечек не вызвало бы у них ни малейшего беспокойства. Если человек и дальше хотел питаться мясом животных, ему следовало бы создать в их среде некий культ, в котором главную роль играли бы жертвоприношения…
От этой мысли Брока передернуло. Роль Молоха ему в любом случае не нравилась. Человек и без того создание насквозь греховное.
– Иди сюда, Психея, – сказал он.
Она остановилась, молча глядя на него. Брок снял перчатки, и она стала лизать ему руки своим теплым мягким язычком. Брок почесал у нее за ушами, и она тихонько заблеяла.
Внезапно он понял всю трагичность участи животных. Интеллект был чужд им так же, как и прежде. Человек обладает такими орудиями, как руки и речь, которые были неразрывно связаны с деятельностью его разума, – он сам, в известном смысле, был его порождением. Внезапно обрушившееся на него знание не смогло раздавить его, ибо интеллект по самой своей природе свободен от ограниченности.
Все прочие твари постоянно находились в состоянии гармонии, ведомые по жизни инстинктами, в ритме того большого мира, в котором они жили; они были разумны ровно настолько, насколько это требовалось им для выживания. Они были немы, но не ведали этого, они не терзались одиночеством, ничего не ждали, ни к чему не стремились. И вот теперь они внезапно оказались ввергнутыми в эту неведомую им прежде стихию, для жизни в которой они просто не были предназначены. Они понимали, что с ними что-то не так, но, как и прежде, не имели в своем распоряжении ничего, кроме инстинктов.
От этих мыслей Броку стало не по себе. Он тяжело вздохнул и, бросившись на ничего не подозревавшую овечку, сбил ее с ног, перевернул на спину и прижал ее голову к земле, подставив нежную шейку под удар обезьяны. За миг до того, как ее глаза померкли, она посмотрела на него взглядом, исполненным немой мольбы и ужаса.
– Разберитесь… – Брок с трудом поднялся с колен. – Разберитесь с ней сами, Мехитабель. Пусть Ву-Ву тебе поможет. У меня есть другая работа.
Он медленно побрел прочь, несказанно удивив своим поведением Джо и Мехитабель. Они никак не могли взять в толк, и чего это их хозяин плачет?
Глава 14
Когда пророк появился в деревне, Юань Као был занят работой. Стояла зима, повсюду, насколько хватал глаз, земля была покрыта снегом, однако весна была уже не за горами, а это означало, что скоро нужно было приступать к распашке земли. К этому времени быки все как один разбежались, таскать плуги теперь могли разве что женщины и дети. Юань Као думал над тем, как облегчить их труд. Он был занят разборкой трактора, оставшегося им в наследство от коммунистов, когда над деревней разнеслась весть о том, что со стороны поля к ним приближается незнакомец.
Юань Као вздохнул и решил оставить работу на потом. Спотыкаясь, он направился в угол темной кузни, накинул на плечи синий ватник и взял ружье с несколькими оставшимися патронами. Ружье это уже давно служило ему верой и правдой, он прихватил его с собой, когда в армии случился мятеж и все солдаты поспешили разойтись по домам. Одно время от бандитов и коммунистов буквально проходу не было. Привычка относиться к незнакомым людям с недоверием была сильна и по сей день. Людей со стороны они видели редко, в последний раз это был человек, прилетевший к ним на сверкающем аэроплане только для того, чтобы сказать, что к власти в стране пришло новое правительство, которое сделает всех людей свободными. После этого человек улетел туда, где заседало это самое правительство, а они так и остались в своей деревне, продолжая жить так же, как и прежде.
Соседи, дрожа от холода, стояли на улице. Одни были вооружены ружьями, другие – ножами и вилами, третьи – дубьем. Над ними клубилось облачко белесого пара. Еще дальше, возле своих домов, стояли женщины, дети и старики, готовые в любую минуту скрыться за дверью.
Юань Као бросил взгляд на приближающегося незнакомца.
– Он один, – хмыкнул он, – и оружия при себе у него нет.
– Он едет верхом на осле и ведет за собой другого осла, видишь? – сказал один из соседей.
Это было действительно странно. Кто мог управиться с животными после великого скачка? Юань Као стало не по себе.
Незнакомец, подъехавший уже совсем близко, оказался стариком. Он заулыбался, и крестьяне один за другим стали опускать свои ружья. Еще более странным обстоятельством было то, что он был одет по-летнему легко. Подъехав поближе, старик поздоровался. Толпа молчала, но глаза ее говорили красноречивее всяких слов.
– Меня зовут Ю Ши, – сказал старик. – Я принес вам весть, дарующую надежду.
– Добро пожаловать, уважаемый, – учтиво поклонившись гостю, сказал Юань Као. – Можете чувствовать себя здесь как дома. Пойдемте побыстрее в тепло – я представляю, как вы измерзлись.
– Ничего подобного, – ответил старик, улыбнувшись. – Это тоже связано с моей вестью. Человеку не нужна теплая одежда – он не боится холода. Человек, облаченный в знание, не мерзнет.
Он слез с осла и продолжил:
– Таких, как я, много. Наш учитель послал нас в мир, чтобы мы смогли одарить этим знанием и вас. Мы очень надеемся на то, что кто-то из вас тоже станет пророком.
– И чему же вы учите? – спросил Юань Као.
– Правильному использованию сил разума, – ответил Ю Ши. – Мой наставник был ученым в Фуаньчжоу. Когда произошел великий скачок, он понял, что все это связано с внутренним человеком, и стал искать средства, позволяющие наилучшим образом использовать эти силы… Мы находимся в самом начале пути, но нам уже есть что сказать всему человечеству.
– Да, уважаемый, нам теперь думается лучше, чем прежде, это любой может подтвердить, – закивал головой Юань Као.
– И все-таки, я надеюсь, мои слова не покажутся вам совсем уж пустыми. Подумайте о том, как часто телесные скорби побеждаются разумом и волей. Человек может выжить даже там, где сдохнут самые сильные и выносливые звери. Так было раньше. Подумайте же, на что мы можем быть способны теперь!
– Да, – сказал Юань Као с поклоном, – мы видим, что ты уже властвуешь над холодом.
– Такие морозы, как сегодняшний, не страшны человеку, который знает, как должна двигаться его кровь. Это пустяк. – Ю Ши пожал плечами. – Возвысившийся разум способен творить с телом многое. Я могу показать вам, как останавливать кровотечение и снимать боль. Но есть множество вещей, которые заинтересуют вас не меньше: знание языка животных и способ установить с ними дружеские отношения; умение вспоминать все, когда-либо слышанное и виденное; искоренение всех чувств и желаний, признанных разумом негодными; умение говорить с другими, не прибегая к помощи слов; постоянное видение реальности такой, какая она есть, без ухода в бесплодные фантазии…
– Уважаемый, но стоим ли мы того, чтобы возобладать всеми этими сокровищами, о которых ты нам поведал? – пробормотал Юань Као. – Нижайше просим тебя отобедать с нами и оставаться здесь столько, сколько будет угодно твоей душе.
Это был великий день в истории деревни. Юань Као не сомневался, что скоро новое учение преобразит весь мир. Как ему хотелось увидеть, каким он, мир, станет лет через десять!
За иллюминаторами во мраке первозданной ночи сверкали миллионы холодных звезд. Огромный Орион, Млечный Путь, застывший светлою рекой, – все ледяное и безмолвное.
Космос походил на бескрайний океан, по которому плыл их крошечный кораблик. Земное солнце давно скрылось в безбрежности небес, остались только ночь, безмолвие и невыразимая краса звезд. Глядя на них, Питер Коринф чувствовал всю разобщенность звездных миров, отделенных друг от друга чудовищными расстояниями. Это заставляло замирать его сердце. Миры, один другого великолепнее, следовали за мирами, но каждый из них был ничтожен по сравнению с тем, что его окружало…
«Может быть, так ты сможешь прийти к Богу…»
Да, наверное, так оно и есть… По крайней мере, за собственные пределы он уже вышел.
Коринф отошел от иллюминатора, с радостью вернувшись в замкнутую ограниченность кабины звездолета. Льюис следил за показаниями приборов, сжимая в зубах потухшую сигару. Глядя на его лицо, можно было подумать, что ничего особенного с ними не происходит, но Коринф точно знал, что холодное дыхание космоса коснулось и его сердца.
Биолог время от времени едва заметно кивал головой. (Работает, как часы. Пси-генератор, иллюминаторы, искусственная система гравитации, вентиляция, сервомеханизмы – кораблик, что надо, – ничего не скажешь.)
Коринф сел в кресло, откинувшись на его спинку и обхватив руками колено. Бросок к звездам был настоящим триумфом человечества и, возможно, величайшим событием в его истории. Человек теперь имел куда больше шансов выжить, он уже не был столь зависим от своей маленькой планеты. Впрочем, сказать, что Коринф торжествовал, было бы преувеличением – событие было слишком масштабным, для того чтобы сейчас его возможно было как-то оценивать.
Конечно же, Коринф всегда понимал, что пространство бесконечно, но это знание было в нем мертвым, бесцветным, условным – десять в такой-то степени и только… Теперь это знание обратилось в часть его самого. Он стал жить в нем и уже никогда не мог обратиться в того человека, которым был прежде.
Движимый силами, недоступными обычным ракетам, корабль преодолевал все эйнштейновские пределы скорости. Впрочем, понятие «скорость» в его случае теряло всяческий смысл, скорее здесь нужно было говорить о некоем взаимодействии корабля и массы всей Вселенной. Изменение его положения в пространстве описывалось формулами совершенно нового раздела математики, специально разработанного применительно к этому случаю. Корабль генерировал собственное псевдогравитационное поле, «горючим» ему служила масса – любая масса, расщеплявшаяся в энергию, что давало выход что-то около девяти, умноженного на десять в двадцатой эрг на грамм. Иллюминаторы на деле были экранами, автоматически компенсировавшими как эффект Доплера, так и аберрации, что позволяло пилотам видеть то, что в любом ином случае оставалось бы невидимым. Половина оборудования корабля была создана специально для того, чтобы кормить, поить и защищать самый драгоценный из его грузов – людей.
Несмотря на то что создатели звездолета прорабатывали его конструкцию в деталях, он не производил впечатления чего-то законченного. Спеша за несколько месяцев завершить то, к чему человечество шло тысячелетия, создатели корабля решили не обременять себя установкой дополнительных компьютеров и роботов, которые могли бы обеспечить автоматическое управление полетом. Пилоты, с их новым мощным интеллектом, вполне справлялись с возникавшими в ходе полета задачами; так, им ничего не стоило решить уравнение в частных производных – и притом, высокого порядка – с той же скоростью, с какой его решали компьютеры последних моделей. Новому человечеству Нужен был свой фронтир, потому-то земные инженеры так спешили с завершением строительства звездолета. Следующий корабль должен был стать уже совсем другим, при этом решающую роль в его разработке должен был сыграть опыт, полученный во время первого полета.
– Космическое излучение существенно не меняется, – сказал Льюис. Ряд инструментов корабля был установлен над его обшивкой, за пределами защитного силового поля. (Стало быть, теория звездообразования может оказаться несостоятельной.)
Коринф кивнул. Пространство на протяжении всего времени полета было буквально пронизано потоками заряженных частиц, летевших неведомо откуда и неведомо куда. Существовали ли у этих потоков определенные источники, или же они были одной из составных частей космоса, наподобие звезд и туманностей? Как профессионал, Коринф не мог не интересоваться этой проблемой.
– На мой взгляд, – отозвался он, – даже непродолжительные полеты, за время которых мы способны исследовать крайне незначительную область пространства, покажут полную несостоятельность нынешних астрофизических теорий. (Нам придется приступить к созданию совершенно новой космологии.)
– Точно так же, как и биологии, – перебил его Льюис. (После того, что произошло со всеми нами, я неоднократно задумывался о природе жизни, и сейчас я близок к признанию возможности существования ее форм, основанных не на углероде, но на чем-то ином.) – Впрочем, поживем – увидим. Какие замечательные слова: «поживем – увидим». Даже на освоение Солнечной системы должны были уйти десятилетия. «Шейла» – сентиментальный Коринф назвал корабль именем своей жены – во время пробного полета успела побывать на Луне. Настоящее же ее путешествие началось с полета к Венере, во время которого они спустились в ее атмосферу и сделали облет планеты, после чего курс был взят на Марс, где была совершена краткая остановка; там Льюис, к собственному восторгу, обнаружил своеобразную флору, чудом приспособившуюся к суровым местным условиям. После этого корабль покинул пределы Солнечной системы, и на все это у них ушла всего неделя! Затем они должны были оставить позади созвездие Геркулеса, с тем чтобы достигнуть края ингибирующего поля и собрать о нем новые данные; потом следовал перелет к альфе Центавра с целью проверки, имеется ли у ближайшей соседки Солнца планетная система. Домой они должны были вернуться уже через месяц!
«Когда мы вернемся, зима уже будет на исходе…»
Когда они улетали, в Северном полушарии Земли все еще стояла зима. То памятное утро было холодным и темным. Низкие облака, проплывавшие по небу цвета стали, походили на рваные дымы. Громада Брукхейвена, занесенная снегом, еле виднелась в утренней мгле, город и вовсе скрылся из виду.
Провожавших было немного. Чета Мандельбаумов в старой поношенной одежде, худощавый, прямой, как палка, Россман, ближайшие друзья, коллеги из лабораторий и мастерских.
Хельга была одета в роскошную шубу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Покончив с дойкой, он выгнал животных во двор, чтобы те могли хоть немного размяться. Вода в баке покрылась корочкой льда, но Джамбо разбила ее своим хоботом, после чего к баку потянулись и остальные животные. Днем ему нужно было сходить со слонихой к пожарному водоему, чтобы та принесла сюда пару канистр с водой. Толстая кожа Джамбо местами поросла длинным волосом, что было для Брока, ничего не знавшего о слонах, полной неожиданностью.
Он направился к стогу, стоявшему за изгородью, предназначавшейся специально для овец. Он боялся, что овцы в один прекрасный день порвут проволочную изгородь, и поэтому выстроил здесь настоящий дощатый забор. Однако овцы к этому времени уже и не думали бежать от него. Строительство забора было воспринято ими как очередной каприз их бога… Брок покачал головой, подумав о том, что сейчас может твориться в узких головах овечек.
Даже до сдвига каждая овца обладала своим характером. Всего их было сорок, и Брок прекрасно знал повадки каждой. Резкая, сообразительная Джорджина, как всегда, гоняла робкую Психею, толстая старая Мария-Антуанетта меланхолично жевала, стоя на месте, Джозефина носилась кругами по снегу, старый круторогий баран Наполеон являл собой воплощенное высокомерие… Как он мог поднять на них руку?
И все-таки иного выхода не было. Он, Джо и Ву-Ву, к сожалению, не могли питаться сеном; грубо смолотой муки, яблок и овощей им тоже было мало. Джимми и Мехитабель тоже не отказались бы от мясного бульона. У них разом появились бы и мясо, и жир, и шкура. Оставалось понять, кто же должен стать его жертвой.
Ему не очень-то нравилась Джорджина, но убить ее он не мог, – она была породистой овцой, без которой он не представлял будущего стада. Резвушка Джозефина, ласковая Мария, кокетка Марджи, скромница Джерри и отважная Элинор – кого из своих друзей он должен был съесть первым?
«Лучше бы ты заткнулся, – сказал он самому себе. – Ты ведь все обдумал заранее».
Он подозвал к себе Джо и открыл ворота загона. Овцы, закончив трапезу, направились к сараю, в котором они проводили зиму, то и дело с любопытством поглядывая на Брока.
– Джо, пригони сюда Психею, – сказал он.
Собака молнией понеслась исполнять приказание. Из курятника вышла Мехитабель. В руке она сжимала нож.
Джо подтолкнул Психею в направлении ворот, и она удивленно уставилась на него, совершенно не понимая, чего от нее хотят. Пес залаял и несильно куснул ее за ляжку. Психея изумилась еще больше и покорно направилась к выходу из загона. Подойдя к стоявшему возле ворот Броку, она остановилась.
– Идем, моя хорошая, – сказал он. – Сюда.
Он закрыл ворота и запер их на замок. Джо тем временем погнал Психею за курятник, где ее не смогли бы увидеть другие овцы.
Свиньи всегда понимали, к чему их готовят хозяева, и поэтому те даже и не пытались скрывать этого, закалывая свиней на глазах У их братьев и сестер. Овцы же ни о чем не подозревали. Исчезновение из стада нескольких овечек не вызвало бы у них ни малейшего беспокойства. Если человек и дальше хотел питаться мясом животных, ему следовало бы создать в их среде некий культ, в котором главную роль играли бы жертвоприношения…
От этой мысли Брока передернуло. Роль Молоха ему в любом случае не нравилась. Человек и без того создание насквозь греховное.
– Иди сюда, Психея, – сказал он.
Она остановилась, молча глядя на него. Брок снял перчатки, и она стала лизать ему руки своим теплым мягким язычком. Брок почесал у нее за ушами, и она тихонько заблеяла.
Внезапно он понял всю трагичность участи животных. Интеллект был чужд им так же, как и прежде. Человек обладает такими орудиями, как руки и речь, которые были неразрывно связаны с деятельностью его разума, – он сам, в известном смысле, был его порождением. Внезапно обрушившееся на него знание не смогло раздавить его, ибо интеллект по самой своей природе свободен от ограниченности.
Все прочие твари постоянно находились в состоянии гармонии, ведомые по жизни инстинктами, в ритме того большого мира, в котором они жили; они были разумны ровно настолько, насколько это требовалось им для выживания. Они были немы, но не ведали этого, они не терзались одиночеством, ничего не ждали, ни к чему не стремились. И вот теперь они внезапно оказались ввергнутыми в эту неведомую им прежде стихию, для жизни в которой они просто не были предназначены. Они понимали, что с ними что-то не так, но, как и прежде, не имели в своем распоряжении ничего, кроме инстинктов.
От этих мыслей Броку стало не по себе. Он тяжело вздохнул и, бросившись на ничего не подозревавшую овечку, сбил ее с ног, перевернул на спину и прижал ее голову к земле, подставив нежную шейку под удар обезьяны. За миг до того, как ее глаза померкли, она посмотрела на него взглядом, исполненным немой мольбы и ужаса.
– Разберитесь… – Брок с трудом поднялся с колен. – Разберитесь с ней сами, Мехитабель. Пусть Ву-Ву тебе поможет. У меня есть другая работа.
Он медленно побрел прочь, несказанно удивив своим поведением Джо и Мехитабель. Они никак не могли взять в толк, и чего это их хозяин плачет?
Глава 14
Когда пророк появился в деревне, Юань Као был занят работой. Стояла зима, повсюду, насколько хватал глаз, земля была покрыта снегом, однако весна была уже не за горами, а это означало, что скоро нужно было приступать к распашке земли. К этому времени быки все как один разбежались, таскать плуги теперь могли разве что женщины и дети. Юань Као думал над тем, как облегчить их труд. Он был занят разборкой трактора, оставшегося им в наследство от коммунистов, когда над деревней разнеслась весть о том, что со стороны поля к ним приближается незнакомец.
Юань Као вздохнул и решил оставить работу на потом. Спотыкаясь, он направился в угол темной кузни, накинул на плечи синий ватник и взял ружье с несколькими оставшимися патронами. Ружье это уже давно служило ему верой и правдой, он прихватил его с собой, когда в армии случился мятеж и все солдаты поспешили разойтись по домам. Одно время от бандитов и коммунистов буквально проходу не было. Привычка относиться к незнакомым людям с недоверием была сильна и по сей день. Людей со стороны они видели редко, в последний раз это был человек, прилетевший к ним на сверкающем аэроплане только для того, чтобы сказать, что к власти в стране пришло новое правительство, которое сделает всех людей свободными. После этого человек улетел туда, где заседало это самое правительство, а они так и остались в своей деревне, продолжая жить так же, как и прежде.
Соседи, дрожа от холода, стояли на улице. Одни были вооружены ружьями, другие – ножами и вилами, третьи – дубьем. Над ними клубилось облачко белесого пара. Еще дальше, возле своих домов, стояли женщины, дети и старики, готовые в любую минуту скрыться за дверью.
Юань Као бросил взгляд на приближающегося незнакомца.
– Он один, – хмыкнул он, – и оружия при себе у него нет.
– Он едет верхом на осле и ведет за собой другого осла, видишь? – сказал один из соседей.
Это было действительно странно. Кто мог управиться с животными после великого скачка? Юань Као стало не по себе.
Незнакомец, подъехавший уже совсем близко, оказался стариком. Он заулыбался, и крестьяне один за другим стали опускать свои ружья. Еще более странным обстоятельством было то, что он был одет по-летнему легко. Подъехав поближе, старик поздоровался. Толпа молчала, но глаза ее говорили красноречивее всяких слов.
– Меня зовут Ю Ши, – сказал старик. – Я принес вам весть, дарующую надежду.
– Добро пожаловать, уважаемый, – учтиво поклонившись гостю, сказал Юань Као. – Можете чувствовать себя здесь как дома. Пойдемте побыстрее в тепло – я представляю, как вы измерзлись.
– Ничего подобного, – ответил старик, улыбнувшись. – Это тоже связано с моей вестью. Человеку не нужна теплая одежда – он не боится холода. Человек, облаченный в знание, не мерзнет.
Он слез с осла и продолжил:
– Таких, как я, много. Наш учитель послал нас в мир, чтобы мы смогли одарить этим знанием и вас. Мы очень надеемся на то, что кто-то из вас тоже станет пророком.
– И чему же вы учите? – спросил Юань Као.
– Правильному использованию сил разума, – ответил Ю Ши. – Мой наставник был ученым в Фуаньчжоу. Когда произошел великий скачок, он понял, что все это связано с внутренним человеком, и стал искать средства, позволяющие наилучшим образом использовать эти силы… Мы находимся в самом начале пути, но нам уже есть что сказать всему человечеству.
– Да, уважаемый, нам теперь думается лучше, чем прежде, это любой может подтвердить, – закивал головой Юань Као.
– И все-таки, я надеюсь, мои слова не покажутся вам совсем уж пустыми. Подумайте о том, как часто телесные скорби побеждаются разумом и волей. Человек может выжить даже там, где сдохнут самые сильные и выносливые звери. Так было раньше. Подумайте же, на что мы можем быть способны теперь!
– Да, – сказал Юань Као с поклоном, – мы видим, что ты уже властвуешь над холодом.
– Такие морозы, как сегодняшний, не страшны человеку, который знает, как должна двигаться его кровь. Это пустяк. – Ю Ши пожал плечами. – Возвысившийся разум способен творить с телом многое. Я могу показать вам, как останавливать кровотечение и снимать боль. Но есть множество вещей, которые заинтересуют вас не меньше: знание языка животных и способ установить с ними дружеские отношения; умение вспоминать все, когда-либо слышанное и виденное; искоренение всех чувств и желаний, признанных разумом негодными; умение говорить с другими, не прибегая к помощи слов; постоянное видение реальности такой, какая она есть, без ухода в бесплодные фантазии…
– Уважаемый, но стоим ли мы того, чтобы возобладать всеми этими сокровищами, о которых ты нам поведал? – пробормотал Юань Као. – Нижайше просим тебя отобедать с нами и оставаться здесь столько, сколько будет угодно твоей душе.
Это был великий день в истории деревни. Юань Као не сомневался, что скоро новое учение преобразит весь мир. Как ему хотелось увидеть, каким он, мир, станет лет через десять!
За иллюминаторами во мраке первозданной ночи сверкали миллионы холодных звезд. Огромный Орион, Млечный Путь, застывший светлою рекой, – все ледяное и безмолвное.
Космос походил на бескрайний океан, по которому плыл их крошечный кораблик. Земное солнце давно скрылось в безбрежности небес, остались только ночь, безмолвие и невыразимая краса звезд. Глядя на них, Питер Коринф чувствовал всю разобщенность звездных миров, отделенных друг от друга чудовищными расстояниями. Это заставляло замирать его сердце. Миры, один другого великолепнее, следовали за мирами, но каждый из них был ничтожен по сравнению с тем, что его окружало…
«Может быть, так ты сможешь прийти к Богу…»
Да, наверное, так оно и есть… По крайней мере, за собственные пределы он уже вышел.
Коринф отошел от иллюминатора, с радостью вернувшись в замкнутую ограниченность кабины звездолета. Льюис следил за показаниями приборов, сжимая в зубах потухшую сигару. Глядя на его лицо, можно было подумать, что ничего особенного с ними не происходит, но Коринф точно знал, что холодное дыхание космоса коснулось и его сердца.
Биолог время от времени едва заметно кивал головой. (Работает, как часы. Пси-генератор, иллюминаторы, искусственная система гравитации, вентиляция, сервомеханизмы – кораблик, что надо, – ничего не скажешь.)
Коринф сел в кресло, откинувшись на его спинку и обхватив руками колено. Бросок к звездам был настоящим триумфом человечества и, возможно, величайшим событием в его истории. Человек теперь имел куда больше шансов выжить, он уже не был столь зависим от своей маленькой планеты. Впрочем, сказать, что Коринф торжествовал, было бы преувеличением – событие было слишком масштабным, для того чтобы сейчас его возможно было как-то оценивать.
Конечно же, Коринф всегда понимал, что пространство бесконечно, но это знание было в нем мертвым, бесцветным, условным – десять в такой-то степени и только… Теперь это знание обратилось в часть его самого. Он стал жить в нем и уже никогда не мог обратиться в того человека, которым был прежде.
Движимый силами, недоступными обычным ракетам, корабль преодолевал все эйнштейновские пределы скорости. Впрочем, понятие «скорость» в его случае теряло всяческий смысл, скорее здесь нужно было говорить о некоем взаимодействии корабля и массы всей Вселенной. Изменение его положения в пространстве описывалось формулами совершенно нового раздела математики, специально разработанного применительно к этому случаю. Корабль генерировал собственное псевдогравитационное поле, «горючим» ему служила масса – любая масса, расщеплявшаяся в энергию, что давало выход что-то около девяти, умноженного на десять в двадцатой эрг на грамм. Иллюминаторы на деле были экранами, автоматически компенсировавшими как эффект Доплера, так и аберрации, что позволяло пилотам видеть то, что в любом ином случае оставалось бы невидимым. Половина оборудования корабля была создана специально для того, чтобы кормить, поить и защищать самый драгоценный из его грузов – людей.
Несмотря на то что создатели звездолета прорабатывали его конструкцию в деталях, он не производил впечатления чего-то законченного. Спеша за несколько месяцев завершить то, к чему человечество шло тысячелетия, создатели корабля решили не обременять себя установкой дополнительных компьютеров и роботов, которые могли бы обеспечить автоматическое управление полетом. Пилоты, с их новым мощным интеллектом, вполне справлялись с возникавшими в ходе полета задачами; так, им ничего не стоило решить уравнение в частных производных – и притом, высокого порядка – с той же скоростью, с какой его решали компьютеры последних моделей. Новому человечеству Нужен был свой фронтир, потому-то земные инженеры так спешили с завершением строительства звездолета. Следующий корабль должен был стать уже совсем другим, при этом решающую роль в его разработке должен был сыграть опыт, полученный во время первого полета.
– Космическое излучение существенно не меняется, – сказал Льюис. Ряд инструментов корабля был установлен над его обшивкой, за пределами защитного силового поля. (Стало быть, теория звездообразования может оказаться несостоятельной.)
Коринф кивнул. Пространство на протяжении всего времени полета было буквально пронизано потоками заряженных частиц, летевших неведомо откуда и неведомо куда. Существовали ли у этих потоков определенные источники, или же они были одной из составных частей космоса, наподобие звезд и туманностей? Как профессионал, Коринф не мог не интересоваться этой проблемой.
– На мой взгляд, – отозвался он, – даже непродолжительные полеты, за время которых мы способны исследовать крайне незначительную область пространства, покажут полную несостоятельность нынешних астрофизических теорий. (Нам придется приступить к созданию совершенно новой космологии.)
– Точно так же, как и биологии, – перебил его Льюис. (После того, что произошло со всеми нами, я неоднократно задумывался о природе жизни, и сейчас я близок к признанию возможности существования ее форм, основанных не на углероде, но на чем-то ином.) – Впрочем, поживем – увидим. Какие замечательные слова: «поживем – увидим». Даже на освоение Солнечной системы должны были уйти десятилетия. «Шейла» – сентиментальный Коринф назвал корабль именем своей жены – во время пробного полета успела побывать на Луне. Настоящее же ее путешествие началось с полета к Венере, во время которого они спустились в ее атмосферу и сделали облет планеты, после чего курс был взят на Марс, где была совершена краткая остановка; там Льюис, к собственному восторгу, обнаружил своеобразную флору, чудом приспособившуюся к суровым местным условиям. После этого корабль покинул пределы Солнечной системы, и на все это у них ушла всего неделя! Затем они должны были оставить позади созвездие Геркулеса, с тем чтобы достигнуть края ингибирующего поля и собрать о нем новые данные; потом следовал перелет к альфе Центавра с целью проверки, имеется ли у ближайшей соседки Солнца планетная система. Домой они должны были вернуться уже через месяц!
«Когда мы вернемся, зима уже будет на исходе…»
Когда они улетали, в Северном полушарии Земли все еще стояла зима. То памятное утро было холодным и темным. Низкие облака, проплывавшие по небу цвета стали, походили на рваные дымы. Громада Брукхейвена, занесенная снегом, еле виднелась в утренней мгле, город и вовсе скрылся из виду.
Провожавших было немного. Чета Мандельбаумов в старой поношенной одежде, худощавый, прямой, как палка, Россман, ближайшие друзья, коллеги из лабораторий и мастерских.
Хельга была одета в роскошную шубу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20