«Эксмо»
«Я бриллианты меряю горстями»: Эксмо; Москва; 2007
ISBN 978-5-699-24325-9
Аннотация
У вас угнали автомобиль? Идите в милицию. А если вы по натуре экстремал, любитель риска и скоростей, то загляните в ближайшую автомастерскую. Возможно, ваш автомобиль там. Но о том, какой головокружительный путь проделывает угнанный автомобиль и сколько агрессивных мерзких типов сопровождают его по криминальному пути, лучше узнать из этой книги. Так будет лучше для ваших нервов. Да и для вашей жизни тоже…
Ранее выходила под названием «Железная маска».
Андрей Дышев
Я бриллианты меряю горстями
Глава 1
– Наверное, «Мерседес» угнали, – сказал Влас, включая поворотник и притормаживая у поста ГАИ.
– Или у инспекторов получку задержали, – предположила Дина. – Это уже в четвертый раз?
– В двадцать четвертый! – буркнул Влас и потянулся к заднему сиденью, на котором лежала кожаная папка с документами. – Никакие нервы не выдержат!
Дина смотрела, как Влас начинает неудержимо трясти головой снизу вверх, словно он пытался без помощи рук закинуть наверх челку. «ГАИ тут ни при чем, – подумала девушка. – Тебе лечиться надо. Пока молодой – головой трясешь. А потом весь вибрировать начнешь как массажер, ни рюмку взять, ни в носу поковырять…»
Она опустила на глаза темные очки с маленькими круглыми линзами. Очки были замечательные – ни бликов, ни искажений. Глаза просто выползали из орбит от удовольствия смотреть на мир. Дорогая вещица, и все-таки в Берлине, на рынке Вилденплатц, очки обошлись почти вдвое дешевле, чем если бы она купила их в переходе на «Пушке».
Дина посмотрела на голубую «стекляшку» ГАИ. Влас так и не научился вести себя соответственно марке автомобиля, за рулем которого находился. Эх, ей бы родиться мужчиной, она бы продемонстрировала манеры хорошего тона! Ну кто так выходит из «шестисотого»! Плечи опустил, семенит к инспектору на полусогнутых, головой трясет. Это мастер автомобильного спорта, призер чемпионата России девяносто второго года, изрядно покалеченный и едва не ушедший на тот свет в последней своей гонке!
Она нажала на кнопку, вмонтированную в подлокотник. Спинка кресла стала плавно опускаться. Анатомическое сиденье точно подстроилось под рельеф тела Дины. Девушка полулежа искоса смотрела в окно. Инспектор проверял документы, внимательно вчитывался в купчую, в паспорт технического состояния, дважды обошел вокруг машины, попросил открыть багажник. Эти процедуры повторялись со строгим постоянством на всем протяжении пути от Бреста. Сначала просмотр документов, затем прогулка вокруг автомобиля и на десерт – проверка на угон.
– Надо проверить на угон, – сказал инспектор.
Пультом дистанционного управления Дина включила магнитолу и прикрыла глаза. Она хотела казаться себе человеком с железными нервами, умеющим владеть собой в самые напряженные мгновения. От Смоленска до Вязьмы они неслись со скоростью двести километров в час. Казалось, машина продолжала стоять на месте, лишь мягко покачивалась на рессорах, а мимо них, по обе стороны от дороги, со страшной скоростью проносился белый забор из березовых стволов. Попутные машины с коротким свистом отскакивали назад. Встречные проносились мимо, как снаряды. Несколько насекомых, попав в лобовое стекло, превратились в мутные пятна. Влас попытался снять их стеклоомывателем, но ветер был столь велик, что даже тугие струи, выходящие из опрыскивателя с силой в несколько атмосфер, превращались в веер брызг и доставали лишь до нижней кромки стекла.
Она доверяла Власу, когда он был за рулем, на все сто. Как всякий водитель, пребывающий в роли пассажира, она внимательно следила за дорогой, невольно читая дорожные знаки, но в мгновения опасных обгонов и крутых маневров не вздрагивала, не хваталась руками за панель и не дергала ногой, отыскивая несуществующую педаль тормоза, полностью доверяя Власу. Но на этом ее доверие к нему исчерпывалось. Бог за рулем, Влас вне машины становился маленьким, затравленным человечком, на генетическом уровне боящимся гаишников и милиции. Перед человеком в форме он вел себя столь унизительно, что Дина надевала очки и закрывала глаза, чтобы не видеть его сутулых плеч и дергающейся головы. «В последний раз еду с ним!» – в который раз клялась она.
Инспектор и Влас вышли из «стекляшки». Влас не скрывал своего счастья, и от его широкой улыбки, которой позавидовал бы Буратино, Дину передернуло.
– Счастливого пути! – сказал инспектор, прикладывая ладонь к козырьку.
Дина поняла его по губам. Влас, скованно и неестественно двигаясь, открыл дверь, сел за руль и вставил ключ в гнездо. До тех пор, пока машина не тронулась, Дина смотрела на внимательные темные глаза гаишника с цепким взглядом и думала о том, что он обязательно запомнит Власа по его огромному рту и дергающейся голове. Значит, находиться рядом с Власом – все равно что плавать рядом с тонущим. Рано или поздно он потащит за собой в глубину любого, кто попадется ему под руку.
* * *
Макс был похож на хирурга. Только не хватало резиновых перчаток и марлевой повязки на лице. Высокий лоб, переходящий в залысину, не по годам обширную, был покрыт крупными каплями пота и в скудном свете аварийного фонарика отливал полированной бронзой.
– Что тебе рассказать о женщинах, юноша? – говорил Макс, низко склонившись над двигателем и ковыряя длинным жалом отвертки в его недрах. – Это вранье, что мы больше всего ценим тех, за которых пришлось бороться. Такие создают слишком много проблем. Звонит мне как-то в дверь соседка. Волосы распущены, халат такой… в общем, я так и не понял, зачем она его вообще надела. Можешь думать обо мне что хочешь, говорит…
Приврать Макс любил. Но если и был лжецом, то не воинствующим. То есть он никогда не спорил и не убеждал. К своему собеседнику относился просто: хочешь – верь, хочешь – нет. Вытащив из кармана голубую пачку «Блэнда» и не найдя в ней сигареты, он разочарованно вздохнул и бросил ее под ноги.
– Ключ на четырнадцать подай, пожалуйста! – попросил он, вновь склонившись над капотом.
Осталось всего ничего – затянуть последние гайки и насадить шланги на патрубки. Финишная прямая. Макс любил собственноручно заканчивать многодневный и сложный ремонт и своего помощника Геру к финальной работе не допускал. Крепко побитую «девятку» в мастерскую притащили на буксире неделю назад. Она была похожа на гофрированный шланг для пылесоса. В какой-то фирме был банкет, и один из сотрудников в разгар веселья сел за руль и стал кружиться по двору. На пятом или шестом витке «девятка» сошла с орбиты и впечаталась в бетонную стену.
– Завтра у моей кошки день рождения, – сказал Гера. – Три года. Поляну накрывать?
Макс любил своего помощника за то, что его жизнь всегда была наполнена событиями. Он вообще любил жизнерадостных людей, праздники, юбилеи, торжества, шум за столом, когда никто никого не слушает и все говорят одновременно, любил дым сигарет, засохшие салаты, шпроты из банки, порезанную на дольки луковицу и немолодых разведенных женщин, работающих в сфере торговли. Гера знал об этих слабостях Макса и при любом удобном случае старался найти повод угодить ему. Наверное, в нем сидело непреходящее чувство благодарности к Максу за то, что полгода назад он уговорил хозяина взять Геру на работу в мастерскую.
– Посмотрим, – уклончиво ответил Макс, морща лоб и невольно представляя уже разложенную снедь и приветливые лица продавщиц.
Он бережно опустил капот и надавил на него ладонью. Клацнул замок. Макс поднял голову и посмотрел на Геру. Его рыжие волосы налипли на вспотевший лоб. Маленькие глазки, обрамленные белесыми ресницами, были невыразительны. Макс их стеснялся и при любом удобном случае надевал непроницаемо-черные очки.
– Черт с тобой, – с напускным равнодушием сказал он, отворачиваясь от Геры. – Накрывай поляну… Только не раньше шести. Когда спадет жара, тогда и начнем.
* * *
Назарова стояла посреди комнаты, заставленной то ли бесформенными истуканами, то ли кривляющимися привидениями, то ли сырыми скульптурами, закрытыми мешковиной. Отставив руку, она держала зажженную сигарету, словно это был фимиам и ей хотелось, чтобы комната пропиталась сладковатым запахом дорогого табака. Пепел под собственной тяжестью падал на ламинированный паркет. Назарова обошла зачехленное кресло. Сощурившись, она склонила голову набок. Кресло напоминало ей палатку из туристского лагеря в Карпатах, куда в юности она ездила каждое лето. Маленький брезентовый домик с остроугольной провисшей крышей, где вход зашнуровывался веревкой, как ботинок. Внутри было тесно, но уютно. На холодном и бугристом полу ночью умещалось пять-шесть девчонок. Было страшно и весело. Мальчишки из соседних палаток всю ночь пугали – скребли ногтями по крыше и гладили все теплое, что округло выпирало из брезентовых стен.
Там же, в лагере, она встретила своего будущего мужа. Он был не таким, как остальные парни, – не скреб ногтями палатку и не гладил округлости. Он рассказывал ей о своем отце-академике и маленькой, затерявшейся где-то в Пиренеях стране Андорре, куда ездил в минувшее лето вместе с отцом.
Она влюбилась в него, как идиотка. Ее восхищало в нем все то, что отличало от глупых и похотливых пацанов: его холодная сдержанность, подчеркнутое безразличие к женщинам, его интеллект, остроумие и тонкий вкус потомственного интеллигента.
Они спали в разных постелях. Он ложился поздно и вставал рано. Он делал карьеру, а Назарова плугом шла перед ним, взрыхляя почву. Она слышала, как его знакомые нашептывали друг другу грязные сплетни, но они лишь рождали в ее душе всплеск гордости: он не такой, как все, он выше всех, он чище всех. Назарову не обижало его нескрываемое отвращение к ее белью, которое она вывешивала на балконе для просушки, к груше для спринцевания, которая хранилась в шкафчике в ванной, к ночной рубашке, к ночным кремам, ко всему тому, что в его понимании было так или иначе связано с плотскими пороками. В дни, когда она покупала прокладки, он уходил из дома и ночевал у друзей, а она легко терпела его непохожесть как проявление детской неосведомленности, чистоты помыслов и монашеской святости.
Она ухаживала за его престарелым отцом, она тащила на себе все бремя домашнего хозяйства, когда он учился в аспирантуре, когда защищал кандидатскую, потом докторскую, когда месяцами пропадал в загранкомандировках. Она, не ведая ни усталости, ни отдыха, вила их семейное гнездо, наполняя его светлым ожиданием тихого счастья.
А потом ей исполнилось тридцать пять, и дорога светлой надежды и ожидания вдруг закончилась темным и сырым тупиком. Она вдруг поняла, что все прошедшие годы у нее не было ни семьи, ни мужчины; у нее нет детей и уже вряд ли когда будут. «Господи! – думала Назарова, посмотрев вокруг себя другими глазами. – Где я была раньше?» Жизнь вне семейного гнездышка оказалась прекрасной, но уходила стремительно, как песок из песочных часов. И она схватилась за нее, как за дефицитный товар, выстояв очередь в полтора десятка лет.
«У меня есть мужчина», – сказала она как-то мужу и вся напряглась в ожидании истерики, слез, упреков. Но муж улыбнулся и ответил: «У меня тоже».
Он взял от жизни все и потому мог улыбаться без напряжения. «Давай обойдемся без громкого и скандального развода, – попросил он. – Мне нужно еще полгода. Я куплю тебе квартиру в центре Москвы, мебель и машину».
Он выполнил свое обещание с той легкостью, с какой богатый человек дает подаяние нищему. Он улыбался, говорил комплименты и прекрасно выглядел. «Что это? Зачем это? – думала Назарова, глядя на пустые стены комнаты, на зачехленную мебель и свое отражение в большом инкрустированном трюмо. – Он украл у меня молодые годы – самое дорогое, что вообще может быть у женщины. Он их сожрал и переварил. И пятнадцать лет прожил за мой счет».
* * *
Воркун не ожидал, что воришки сработают так быстро. Только вчера утром он сообщил им марку, номер, цвет машины и возможные места ее парковки, как уже сегодня в обед ему позвонили на мобильный:
– Гоним товар. Принимай у себя.
К этому времени он успел отъехать от мастерской километров на десять, уже миновал Костино, откуда по трассе до дома рукой подать, но пришлось разворачиваться и мчаться назад. Чем ближе он подъезжал к мастерской, где ему предстояло принять ворованную машину, тем сильнее дрожали его руки, и казалось, в животе рассасываются внутренности, образуя полое пространство. Он давил на газ и мысленно, как молитву, повторял слова алиби, будто уже сидел напротив следователя и давал показания: «Машину пригнали для замены масла и масляного фильтра. Когда я попросил хозяина представить мне регистрационное свидетельство, он сказал, что забыл его дома. Машину я поставил в ремонтный цех над смотровой ямой. Никаких следов взлома замков я не обнаружил, как и других признаков, указывающих на то, что машина угнана».
Воркун вытер со лба пот и еще ниже опустил боковое стекло. Заказчик на эту машину оказался щедрым. Воркун его в глаза не видел. Два дня назад он обнаружил у себя в кабинете объемный сверток с баксами и короткое письмо, отпечатанное на принтере: «AUDI-S6 PLUS, СЕДАН, КРАСНЫЙ ЦВЕТ, НОМЕРНОЙ ЗНАК В402ОС. ПАРКУЕТСЯ ПОСЛЕ 18.00 В БУДНИ У ЛЮБЕРЕЦКОГО АВТОРЫНКА, В ВЫХОДНЫЕ У КАЗИНО «БИЗОН», САУНЫ «ТРОПИК» И КОТТЕДЖНОГО ПОСЕЛКА «ГОРНЫЙ». СИГНАЛИЗАЦИЯ «BOSCH» ВНУТРЕННЕГО КОНТРОЛЯ». И ни слова о том, чтобы перебить номера или перекрасить кузов. Работы никакой! Десять тысяч долларов заказчик передал в качестве аванса, пообещав еще столько же, когда машина будет стоять в мастерской. Из этих десяти воришкам придется отдать четыре, как было оговорено с ними заранее. «Может быть, они согласятся на три, – подумал Воркун. – А еще лучше на две тысячи. Надо еще посмотреть, в каком состоянии замки дверей и багажника. Если сработали грубо, тогда сам бог велел заплатить меньше».
«А зачем я вернулся? – разговаривал с виртуальным следователем Воркун. – Затем, что забыл ключи от квартиры в своем кабинете и спохватился, когда доехал до Костина. А почему меня не смутило, что такую дорогую машину пригнали в скромную мастерскую, если в семи километрах, на окраине Зареченска, есть прекрасный комбинат «Трэк-сервис», где берут в ремонт любые иномарки? А потому что в дороге случается всякое, а задавать подобные вопросы клиентам – себе в убыток».
Он почти успокоился и стал думать о том, как распорядится деньгами. Конечно же, львиная доля уйдет на строительство дачного дома. Бригаде строителей с Украины Воркун платил мизер, но много денег должно было уйти на кирпич, кровельную черепицу, пластиковые окна и цемент. Завтра же утром на оптовом складе стройматериалов он загрузит всем этим добром три «КамАЗа» и погонит их на свой участок.
Не газуя, чтобы избежать лишнего шума, Воркун медленно подкатил к воротам мастерской, но на территорию не стал въезжать, а свернул на грунт и, приминая высокую траву, поехал под березы, в тень. «Лучше, чтобы мою машину никто случайно не увидел, – подумал Воркун. – Будто я тут вообще ни при чем».
Он видел себя со стороны умным и предусмотрительным человеком. За его плечами оставалась безупречная служба в армии, в штабе ракетных войск и артиллерии, где он занимал незаметную должность и незаметно дорос до полковника. Несмотря на свой внушительный рост, он умел казаться ниже своих начальников. Воркун незаметно, с отеческой справедливостью перекидывал свои обязанности на подчиненных и ловко подставлял их под взыскания, если отдел допускал ошибку. Находясь на служебном месте, он старался занимать как можно больше пространства, как можно чаще попадать на глаза начальству, как можно больше создавать шума; взбудоражив отдел бесполезной, но суетной работой, он тихо и незаметно исчезал на некоторое время, решая свои личные дела. Он дружил с прапорщиками, старшинами, с солдатами, с начальниками военных складов и автопарков, позволяя всем называть себя по имени. Поил их спиртом, кормил тушенкой, угощал сигаретами, слушал вместе с ними Высоцкого, а потом с их помощью воровал все, что можно было украсть у армии.
Воркун считал себя хитрым, предприимчивым и интеллектуально развитым человеком. Уволившись, он за месяц построил автомастерскую, создав в ней тот же порядок, какой царил в его армейском отделе.
Оставив машину в тени, Воркун пошел вдоль забора к воротам. В мастерской, несмотря на яркое солнце, горел свет, пробиваясь через узкие, как амбразуры, зарешеченные окна. «Надо отправить Макса домой, пока не приехали воришки», – подумал Воркун.
Он уже взялся за большую железную скобу, которая служила ручкой для тяжелой металлической двери, как ему в голову пришла другая идея. Он широко распахнул дверь и зашел в цех той стремительной походкой, с какой привык появляться перед подчиненными.
1 2 3 4 5