Клим недоверчиво покосился на меня.
– Причем уплатила за месяц вперед, – продолжал я. – Так что гони триста долларов и забирай Анну к себе.
Клим покачал головой.
– Она что, сумасшедшая?
– Ей надоел комфорт, она сыта им по горло. Уютными гостиничными номерами ее не удивишь. А вот на крыше под зарослями винограда и черешни… Притормози, я тут сойду.
Мы съехали на обочину.
– Я тебе вот что хочу сказать. – Он барабанил пальцами по рулевому колесу и хитро смотрел на меня. – Ты проворонишь девушку. В итоге ни себе, ни другим.
– Это исключено… Подай, пожалуйста, рюкзак.
– Кирилл, ты, как всегда, излишне самоуверен. Мне тебя жалко. Возьми свой дурацкий рюкзак и ползи на гору – это занятие как раз для тебя, потому что не требует больших умственных затрат.
Он даже не пытался сдержать в себе злость. Нормальный мужик, а из-за бабы стал сам не свой. Я разве мешаю ему ухаживать за Анной?
– Пока ты хлопал ушами, ее уже приласкал какой-то тип, – добавил он.
Если бы Анна была обычной приезжей, каких сотни в поселке, то на это замечание можно было никак не реагировать. Я насторожился, и Клим с удовольствием заметил это.
– Что? Слопал? На «Вольво», между прочим, каталась.
– На какой еще «Вольво»?
– На темно-синей. Ладно, чао! Думай, Кирилл, и принимай решительные меры, пока не поздно.
Он ударил ногой по акселератору, машина взревела, отравляя заповедную экологию, и скрылась за уступом скалы. Я смотрел на сизое облачко, оставшееся от машины, и зачем-то подтягивал и ослаблял лямки рюкзака. На Анну это совсем не похоже, думал я. Вряд ли она начала здесь флиртовать, позволяя незнакомому мужчине катать себя на автомобиле. Но и Клим, похоже, не врет. Не нравится мне все это.
Я старался не думать о ней, но не так-то просто было совладать с самим собой. Уже пробравшись через реликтовые заросли к палаточному городку, я все еще нес на лице выражение рассеянности и озабоченности, и Князев, радиоинженер из Питера, с которым я был знаком уже без малого четыре года, пожав мне руку, вопросительно вскинул брови. Мне нечего было ему ответить, и я спросил первое, что взбрело мне в голову:
– А где Григорий?
Князев, всегда отличающийся стойким немногословием, молча кивнул на стену. Я задрал голову и не сразу разглядел на огромной высоте подвешенный на крючьях гамак с человеком. Напарник Князева по скалолазанию, его бессменный партнер, водитель городского автобуса Гриша, очевидно, провел ночь на стене, приковав себя страховочными крючьями.
Князев тронул меня за плечо и протянул мне бинокль. Я сел между палаткой и мерно гудящим примусом и стал рассматривать стену. Гриша, кажется, уже не спал, ворочался с боку на бок, а потом я разглядел, что он снимает петли гамака с карабинов и сворачивает его. Белая сетка, свернутая в рулон, вдруг полетела вниз, и я от неожиданности вздрогнул, а где-то в животе у меня образовалась холодная пустота. Я досчитал до двенадцати, пока гамак не шлепнулся на камень.
Князев закрыл мне весь обзор, встав передо мной и протягивая пластмассовую чашку с кофе. Зашипела, запищала портативная радиостанция у него на поясе. Он прижал ее к щеке:
– Да.
«Шчч-щщщ-чиуу-шшш», – ответила радиостанция.
– Хорошо, – сказал Князев, почесал короткую бородку, посмотрел на меня и кивнул на стену. Я уже научился понимать его без слов.
– Да, сейчас пойдем, – ответил я. – Хочешь первым?
С Князевым я уже несколько раз ходил в одной связке. Тактика восхождения у него была своеобразной: он поднимался на скалы не прямо «в лоб», а широкими зигзагами, что требовало большого количества веревки, зато он всегда был спокоен, не поторапливал, не учил и не давал советов, что мне очень нравилось в нем.
Пока я готовил страховочную обвязку, мимоходом подумал о том, что в нашем поселке ни темно-синей, ни какой-либо другой «Вольво» ни у кого нет, а это значит, что Анну «приласкал», как выразился Клим, чужой. Тот факт, что Анна проехалась с кем-то на авто, сам по себе ни о чем не говорил. Но вероятность того, что какой-то крутой мужик зарулил к нам в поселок с целью познакомиться с девушкой, нашел ее на крыше под пленкой от дождя и повез кататься, показалась ничтожной. Видимо, она встречалась со знакомым, и, думаю, эта встреча носила деловой характер.
Князев воспользовался двумя веревками, которые Гриша закрепил на стене и сбросил концы вниз. Он поднимался при помощи зажима, который скользил по веревке только вверх, – удобно, как по ступеням. Я ждал, когда он поднимется на достаточную высоту и забьет первый крюк, который будет страховать меня.
Князев свистнул сверху и кивнул головой. Я даже не заметил, как он забил крюк и навесил на него мою веревку. Я ухватился руками за ствол карликовой сосны, которая каким-то чудом выросла на голых камнях, отыскал ногой уступ и сделал первый шаг к вершине. Теперь на стене одновременно работали три человека.
…Это была наша последняя встреча с Валери. Она не умоляла меня пощадить ее, не клялась в вечной любви – все это, наверное, не вызвало бы во мне никаких сентиментальных чувств. Я привязал к карнизному крюку веревку, связал петлю и, подергав, проверил на прочность – точно так же, как и здесь, на Соколе, проверил надежность страховки. Тогда меня поразила ее выдержка. Она смотрела на меня глазами, полными любви, и говорила о дочери, нашей с ней дочери, родившейся на вилле отца. Я обезумел от непреодолимого желания немедленно увидеть девочку и, едва не выломав дверь, побежал к выходу. Анна, дожидавшаяся меня в холле, ничего не поняла из моего путаного объяснения и побежала за мной следом, тщетно пытаясь предупредить меня об опасности. Когда мы сели в машину, со второго этажа коттеджа, где, помимо других, находилась и комната Валери, громыхнул выстрел. Пуля со смещенным центром тяжести разворотила мне спину и едва не задела сердце. Анна сумела довезти меня, еще живого, до небольшого боливийского поселка, откуда санитарным вертолетом меня доставили в ла-пасский госпиталь. Я потерял сознание сразу же, как получил ранение, и до сих пор не понимал, как удалось Анне прорваться через многочисленные посты охраны. Впрочем, она сама не могла толком объяснить это, утверждая, что на нашем пути не оказалось ни одного вооруженного человека.
Неизвестно мне до сих пор, кто стрелял – Валери или же кто-то из ее телохранителей, и в равной мере я могу предположить оба варианта: Валери умеет обращаться с оружием не хуже стрелка-профессионала…
Князев снова свистнул, на этот раз уже снизу. Увлекшись воспоминаниями, я не заметил, как взобрался выше его. Он постучал пальцем по голове, затем по стене, что означало: включи мозги и забей крюк. Он был прав, стоило позаботиться о своей безопасности.
Несколькими сильными ударами, до «малинового» звона, я вогнал стальной «лепесток» в тонкую щель, навесил карабин, пропустил через него веревку и завинтил муфту. Солнце жарило уже изо всех сил, и я на весу стащил с себя майку, бросил ее вниз, наблюдая, как она, судорожно трепеща короткими рукавами, будто пыталась взлететь, падала на можжевеловый куст, похожий на зеленого ежа. Стало немного легче: влажное от пота тело обласкал прохладный морской ветерок. Я поднял голову и посмотрел на Гришу. Из-под его кроссовок сыпался щебень. Прижавшись всем телом к скале, он медленно поднимался к козырьку. Князев страховал его, выбирая веревку.
Несколько минут я мог отдохнуть. Упершись ногами в стену, я покачивался из стороны в сторону, поглядывая туда и сюда. По серой витиеватой ленте новосветского шоссе скользил красный рейсовый автобус. Казалось, он едва движется, хотя я прекрасно знал, что водила лихачит, вписываясь в крутые повороты на большой скорости, и пассажиры визжат от страха и восторга. Ниже дороги, среди россыпи камней, многие из которых были размером с дачный домик, можно было разглядеть розовые черточки и запятые – уже заняли позиции любители «дикого» пляжа. Дальше, за Новым Светом, в теплой дымке темнел мыс Капчик, напоминающий дельфина или кита, выброшенного на мелководье, за ним Царский пляж с изумрудной бухтой, где вода удивительной чистоты и где мы с Климом как-то двумя подводными ружьями за час набили дюжину молодых камбал, увенчанная каменными столбами-сфинксами гора Караул-Оба, ярко-желтая в солнечных лучах, будто покрытая, как церковный купол, сусальным золотом, треугольный мыс Ай-Фока с отвесными и рыхлыми стенами и вечным камнепадом и дальше до самой Алушты – кажущиеся голубыми и призрачными в теплом воздухе горы и скалы, обрамляющие маленькие бухты и заливы.
Снизу до меня долетел пронзительный вой. Я опустил голову, глядя между ног на шоссе. На обгон автобуса стремительно шла легковая машина. Не притормаживая, она входила в виражи, свистела шинами и, не переставая, подавала сигнал. Автобус тем не менее скорости не снижал, продолжая занимать середину полосы. Я не слишком хорошо разбираюсь в марках автомашин, потому как своего авто у меня никогда не было и вряд ли когда будет, но «Вольво» я распознал сразу. Темно-синяя «Вольво», кажущаяся с высоты лакированной моделью, выполненной в мелких деталях. Я открыл рот, наблюдая за гонкой. Сверху что-то прокричал Гриша, но я не мог оторвать взгляда от шоссе. На очередном повороте автобус прижался левым бортом к белому оградительному бордюру, и в это мгновение «Вольво» пошла на обгон, срезая поворот по встречной полосе, легко взлетела на подъем, завизжала шинами об асфальт и, победно сигналя, помчалась впереди автобуса. Я провожал машину до тех пор, пока у самого Нового Света она не нырнула вниз.
– Ты что, уснул? – орал Гриша.
Только теперь я поднял голову. Флегматичный Князев лузгал семечки и сочувствующе смотрел на меня. Пришла моя очередь идти вверх, а Князева и Гриши – страховать. Я машинально ухватился руками за крохотный выступ, повис на одних пальцах, все еще прокручивая в голове только что увиденную картину. Гриша продолжал орать сверху, кажется, он давал мне какие-то советы, но я думал о своем. Жаль, что нельзя было рассмотреть водителя «Вольво». Куда он поехал? В Новом Свете дорога заканчивается, оттуда никуда не уедешь, кроме как назад, в Судак.
Я еще раз убедился в истинности правила: альпинизм не терпит совмещений. Или – или. Нога неожиданно сорвалась с опоры, я почувствовал в животе пустоту, в ушах засвистел ветер, и я, расставив в стороны руки, полетел вниз. Уже через секунду веревка натянулась, меня как следует тряхнуло, и полет прекратился.
Я снова поднял голову вверх. На меня смотрели две пары глаз.
– Все в порядке, до земли не дотянул! – идиотски счастливым голосом сказал я.
Князев сплюнул и зевнул. Гриша, будучи человеком излишне эмоциональным, обложил меня матом. Следующую четверть часа я целиком посвятил себя альпинизму и довольно ловко поднялся на один уровень с Гришей. Коренастый, смуглый, покрытый на груди и плечах черными волосками, обвязанный веревками, он напоминал паука, и это сравнение, неожиданно пришедшее мне в голову, вызвало у меня приступ хохота. Гриша нахмурился, догадываясь, что стал объектом моего веселья, и смотрел на меня исподлобья, пока я содрогался, ударяясь коленями о стену, и вытирал со щек слезы.
В обратную сторону «Вольво» не проехала. Вся пятикилометровая трасса между поселком и Новым Светом была у меня перед глазами, и пропустить машину я не мог.
К полудню мы поднялись на вершину, посидели на ржавой геодезической треноге, любуясь открывшейся панорамой. К голубой поверхности моря приклеились белые треугольники яхт. При большом желании можно было разглядеть прогулочные катамараны и моторные лодки, которые, подобно кометам, оставляли за собой конусовидный след. Странно, но даже на такой высоте мы отчетливо слышали рокот моторов, мерный шум прибоя и даже визг детей на пляже. Гриша, вытирая коричневую лысину платком, начал что-то бормотать о ледяном шампанском и стал готовиться к спуску. Он пропустил веревку через витиеватую стальную «улитку», встал к обрыву спиной, крикнул: «Бляха муха!» – и, отталкиваясь ногами от стены, заскользил вниз. Князев посмотрел на меня из-под полуприкрытых век и слегка склонил голову, как бы одобряя мое желание последовать за Гришей, хотя я не слишком торопился покинуть вершину.
Спускаться с Сокола на веревке, регулируя скорость скольжения, одно удовольствие. В отличие от Гриши, который семенил по стене, я делал огромные прыжки, сильно отталкиваясь обеими ногами и пролетая по десять-пятнадцать метров. Конечно, при таком способе я не был застрахован от удара о какой-нибудь выступ, но ни с чем не сравнимое ощущение полета стоило того, чтобы немного рискнуть.
Глава 3
Больше всего на свете я не люблю мух и ранние телефонные звонки. Крылатые насекомые выводят меня из себя по причине своей наглости и неуязвимости, а ранние звонки обычно прерывают мой сон в самый сладкий момент.
Пять часов утра! Я даже застонал от обиды, зарылся головой под подушку, но телефонный звонок достал меня и там. Можете хоть удавиться на телефонном проводе, но трубку не возьму, подумал я, продолжая лежать с закрытыми глазами. Прошла минута, мои нервы уже гудели, как ЛЭП, а телефон все надрывался, и казалось, что звон, как тонкое сверло, буравит мне череп.
Второй минуты я не вынес и, опрокидывая на ходу стулья, кинулся к телефону, схватил трубку и, едва ли не заглатывая микрофон, прохрипел:
– Ну вот я, вот я! Слушаю очень и очень внимательно!
Треск, шорох, дыхание.
– Пожалуйста, еще раз! – сквозь зубы процедил я. – Если вы нечаянно проглотили свой язык, тогда можете что-нибудь промычать или прохрюкать, я постараюсь понять.
Эта Анна, подумал я, ужасно неприятная девушка. Дура, змея, хитрая и мстительная бестия.
Я мысленно обозвал ее непечатными словами.
– Все? Поговорили? Вы счастливы теперь? Блеск остроумия, нечего сказать…
Мне показалось, что в трубке раздался звук, напоминающий скрип двери, и тотчас побежали короткие гудки.
Я швырнул трубку на аппарат, но вместо того, чтобы упасть на диван и попытаться уснуть, стал быстро натягивать на себя джинсы. Дура-змея-хитрая бестия больше полугода, пока я в поисках Валери шатался по сельве, работала в паре с Альфредом Шраером, одним из туристов нашей группы, оказавшимся впоследствии шавкой, состоявшей на службе у наркомафии. Если верить Анне, никто из охранки Августино даже не заподозрил, что она всего лишь мастерски шпионит, чтобы в нужный момент спасти меня. Если даже латиноамериканские гринперос , преуспевающие в наркобизнесе и контрабанде золота, не раскусили ее, то можно представить, сколько лицемерия, фальши, игры и коварства заложено в душе этой миловидной девы, живущей на крыше моей дачи.
Майку я уже натянул на ходу и в домашних тапочках выскочил из квартиры. В такой ранний час на улицах не бывает ни машин, ни отдыхающих, и я, сняв тапочки, побежал босиком по прохладному асфальту. По Приморской до поворота, затем вниз, мимо санатория Министерства внутренних дел, пансионата железнодорожников и, не добегая до реликтового леса, налево, в сторону моря, к Портовой башне Генуэзской крепости.
Калитка оказалась запертой на шпингалет, я громко клацнул им, как автоматным затвором, но был уверен, что никого не разбужу этим звуком: мужчина с сыном вчера съехали.
Я поднялся по деревянной лестнице на крышу лишь для очистки совести. Естественно, Анны там не было. На раскладушке лежало скомканное одеяло и примятая подушка с золотой нитью ее волоса, скрученной спиралью. На стопке кирпичей маленькое зеркальце, расческа, пухлая косметичка, пачка сигарет и банка с торчащими из нее увядшими цветами. Под раскладушкой зеленая сумка, резиновые тапочки. Я поднял голову и сквозь пленку увидел развешанные для просушки купальник и, пардон, некоторые детали женского туалета.
Я вздохнул, мне стало стыдно за этот невольный обыск, и, опасаясь, что Анна вот-вот нагрянет, я быстро спустился во дворик и сел за стол.
Ближайший телефон-автомат – на территории санатория. Следующий – на набережной, у пивбара, но он уже год как не работает. Анна, даже если будет возвращаться очень медленно, уже должна причаливать к калитке. Я еще не знал, что скажу ей, но разговор у нас, по всей видимости, будет не очень приятным. Ей нужна моя помощь. Что именно она хочет?
Я прикидывал варианты, но мой мозг не мог придумать ничего более или менее правдоподобного. Это связано с сельвой? А кто из нас первым заговорил о ней? Кажется, это сделала Анна, она спросила: «Тебе не хочется вспоминать о том, что было в сельве?»
Значит, она намерена просить не о каком-то пустячном одолжении, вроде: «Поухаживай за моей подругой» или «Когда ко мне снова подкатит тот тип на «Вольво», сделай вид, что ты мой муж». Она хочет, чтобы я снова ухватился за нити, концы которых до сих пор не обрублены, и потянул на себя жуткий клубок, в котором сплетены наркотики, бесчисленные убийства, моя дочь и мои чувства к Валери.
1 2 3 4 5 6 7 8