А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

Мариво

Удачливый крестьянин


 

Здесь выложена электронная книга Удачливый крестьянин автора по имени Мариво. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Мариво - Удачливый крестьянин.

Размер архива с книгой Удачливый крестьянин равняется 275.97 KB

Удачливый крестьянин - Мариво => скачать бесплатную электронную книгу



OCR Busya
«Мариво «Удачливый крестьянин», серия «Литературные памятники»»: Наука; Москва; 1970
Аннотация
В книгу вошел роман Мариво «Удачливый крестьянин» (1734). В нем Мариво воссоздает широкую картину городской жизни своего времени. Это исключительно «парижский» роман. В нем перед читателем разворачивается целый калейдоскоп лиц, характеров, типов – слуги, горничные, швейцары, ливрейные лакеи, мелкие торговцы, стряпчие, нотариусы, полицейские, государственные чиновники, домовладельцы, трактирщики, актеры, и актрисы, армейские офицеры, откупщики, светские щеголи, знатные дамы; все они теснятся пестрой толпой в людской, на улице, в приемной министра, в театральном фойе, в великосветских гостиных. В центре романа – один персонаж, одна человеческая судьба: провинциал Жакоб, в юности попавший в Париж, поразивший его своей огромностью и великолепием.
В качестве приложения книга содержит анонимное продолжение «Удачливого крестьянина».
Мариво
Удачливый крестьянин, или Мемуары г-на ***
Часть первая
В заголовке этих записок я прямо объявляю о своем происхождении; я и прежде никогда его не скрывал, если меня спрашивали, и, могу сказать, господь неизменно вознаграждал меня за прямоту; я не замечал, чтобы кто-нибудь обошелся со мной непочтительно или отказал в уважении, узнав, что я из крестьян. А все же немало я встречал глупцов, которые не признают иных заслуг, кроме знатного имени или высокого звания. Не раз доводилось мне слышать, как они с пренебрежением говорили о людях, куда более почтенных, чем сами они, – лишь потому, что те не дворяне; правда, эти терпящие напрасную обиду люди, при всех своих достоинствах, имели слабость краснеть за свое низкое происхождение, скрывать его и придумывать себе благородных предков, дабы приукрасить истину и избежать презрения света.
Подобные уловки почти никогда не удаются; тщетны все старания утаить, из какого вы сословия – рано или поздно обман выходит наружу; вас непременно выдаст какая-нибудь неожиданная случайность, которую не то что предотвратить, но и предвидеть невозможно. Нет! Насколько мне известно, в этих делах тщеславие к добру не приводит.
А вообще заблуждаются те, кто думает, будто низкое происхождение может уронить нас во мнении других; только не надо скрывать его, не надо его стыдиться. Человеческая злоба в подобных случаях отступает: она бы и хотела нас унизить, но мы сами взяли на себя этот труд, сами принизили себя – ей больше нечего сказать.
Люди поневоле придерживаются добрых правил. Себе наперекор они воздают должное тем, кто не теряется перед их необоснованным презрением; прямота отрезвляет их, в мужественной откровенности они чувствуют душевное благородство, которое заставляет их умолкнуть. Умная гордость побеждает глупое чванство.
Но довольно разговоров. Кто последует моему совету, в этом не раскается.
Обычай велит помещать в начале книги небольшое предисловие. Оно перед вами. А теперь вернемся к моей истории.
Рассказ мой будет не бесполезен для любознательных читателей. Это одна из причин, побудивших меня взяться за перо; есть и вторая: желание самому немного развлечься.
Живу я в деревне, на покое; досуг благоприятствует размышлениям над пережитым. Постараюсь описать свою жизнь, как умею. Каждый говорит на свой лад, ибо каждый чувствует по-своему.
Среди событий, о которых пойдет речь, попадутся прелюбопытные: ради них пусть простят мне мой слог; смею заверить, что пишу чистую правду. История моя – не простая выдумка, в чем вы не замедлите убедиться.
Об имени своем я умолчу: оно ничего вам не скажет, а я, назвав себя, был бы стеснен в свободе повествования.
Кое-кто, вероятно, угадает автора, но люди эти неболтливы и не употребят во зло свою догадливость. Итак, начнем.
Родился я в Шампани, в деревне и, скажу мимоходом, началом своего благополучия обязан нашему славному вину.
Отец мой арендовал землю у владельца имения, человека весьма богатого, которому не хватало только громкого имени, чтобы быть дворянином.
Он (я говорю о хозяине) нажил состояние коммерцией, а затем породнился со знатными семьями, удачно женив двух своих сыновей, из коих одного определил в судейские, а другого – в офицеры.
И отец и сыновья жили роскошно, именовали себя по названиям своих поместий; настоящее же свое имя, надо думать, и сами позабыли.
Происхождение их было как бы погребено под огромными богатствами. О нем помнили, но не говорили. Женитьба сыновей на благородных девицах окончательно всех ослепила; обоих приняли в круг семейств, составлявших цвет двора и общества. Людское высокомерие, в сущности, не так уж щепетильно в подобных вопросах – оно словно само сознает вздорность своих предрассудков.
Так обстояли дела у наших господ, когда я появился на свет. Отец мои арендовал у них ферму, которая ничем, кроме виноградников, не могла похвастать, зато вино там производилось в изрядном количестве и было лучшим во всей округе. Мой старший брат отвозил бочки барину в Париж – а надобно вам знать, что нас у отца было трое: два мальчика и девочка, я был самым младшим.
В одну из таких поездок брат приметил молодую вдову-трактирщицу, женщину с деньгами; она его не отвергла, и он женился, вложив в общее хозяйство все свое состояние, то есть ровным счетом ничего.
В дальнейшем его детям было до крайности нужно, чтобы я признал их своими племянниками: брат мой (он живет сейчас со мной) держал трактир лет десять, но разорился из-за мотовства своей женушки.
Сыновьям его я помог, вывел их в люди и хорошо устроил, а они платят мне за это черной неблагодарностью: дело в том, что однажды я упрекнул их в чванстве. Сами посудите: они отказались от родительского имени и более не знаются со своим отцом, которого раньше время от времени все же навещали.
Скажу о них, с вашего позволения, еще несколько слов.
Я заметил их тщеславие, когда они в последний раз приезжали повидать отца. В разговоре они назвали его «милостивый государь». Старик обернулся, подумав, что в комнату вошел посторонний, к коему относились эти слова.
– Нет, нет, – сказал я, – никого нет, братец, это они к тебе так обращаются.
– Ко мне? – удивился он. – Это еще почему? Или вы меня не узнали? Не отец я вам, что ли?
– Отец-то отец, – сказал я, – но называть тебя так они стесняются.
– Разве стыдно называться отцом своих детей? – возразил он. – Что это еще за новости?
– Видишь ли, обращение «отец» слишком грубое, простецкое. Только простолюдины выражаются столь неблагородно, а у таких хороших господ, как твои сыновья, не полагается употреблять низкие слова, обозначающие простое природное родство; они тебе не какая-нибудь деревенщина, и вместо «отец» говорят «милостивый государь» – так оно благороднее выходит.
Племянники мои покраснели, услышав, как я их отчитываю за самомнение, а родитель их крепко рассердился, и не по-господски, а по-мужицки, как полагается отцу и притом трактирщику.
Но оставим моих племянничков, – они отвлекли меня в сторону от повествования; впрочем, это даже к лучшему – пусть читатель с самого начала привыкнет к отступлениям; я, правда, и сам не знаю, буду ли часто к ним прибегать; может быть да, а может быть нет. Не могу ручаться, да и зачем себя связывать? Я рассказываю свою жизнь; а если сюда примешается что-нибудь постороннее, значит, так само собой вышло, я ничего не придумывал нарочно.
Итак, мой старший брат возил господам вино с фермы, которую арендовал наш отец.
Но после женитьбы брат обосновался в Париже, и пришлось мне взять на себя его обязанность отвозить вино в город.
Мне было тогда лет восемнадцать-девятнадцать; многие находили, что я красивый парень, насколько может быть красив простой крестьянин с обветренным и загорелым от солнца лицом. А в общем я действительно был недурен собой; особенно если прибавить к этому открытый и живой взгляд, говорящий, и не без основания, о природном уме.
Так вот, вскоре после женитьбы брата, нагрузив бочками телегу, явился я в Париж, мужик мужиком.
Этот огромный город привел меня в восторг; я не столько удивлялся, сколько восхищался. Как говорится, я увидел свет, и свет пришелся мне по вкусу.
В господском доме меня ждал самый радушный прием. Я сразу полюбился всей челяди и смело судил и рядил обо всем, что попадалось мне на глаза; в рассуждениях моих им нравилась деревенская смекалка, и они без конца спрашивали, что я думаю о том и о сем.
В первые пять-шесть дней после моего приезда в доме только и было разговоров, что о Жакобе. Наконец, сама барыня пожелала взглянуть на меня – так много она наслушалась обо мне от служанок.
Это была дама, проводившая жизнь в удовольствиях большого света; она ездила на все театральные представления, ужинала в гостях, ложилась спать в четыре часа утра, вставала в час пополудни, принимала в своем будуаре вздыхателей, получала любовные письма и разбрасывала их где попало, так что всякий мог их прочесть; впрочем, никто особенно не любопытствовал; служанки считали, что так оно и должно быть, муж всем этим ничуть не смущался. Можно было подумать, что иначе и не следует вести себя замужней женщине. У себя дома госпожа вовсе не слыла ветреницей; и это правильно, ведь она дурила не умышленно и совсем не замечала своей ветрености. Женщина не может считаться кокеткой, пока сама не знает этого за собой, пока, ведя даже самую безалаберную жизнь, находит ее благопристойной и общепринятой.
Такова была наша барыня; она вела этот образ жизни так же непринужденно и просто, как все мы пьем и едим. Словом, это была самая милая и откровенная распущенность. Я сказал «распущенность» и не оговорился, ибо, при всей искренности и непосредственности этой дамы, иначе ее поведение не назовешь.
А в остальном я не видывал женщины более приветливой; манеры у нее были под стать лицу – мягкие и приятные.
Она была добра, великодушна; с людьми не чинилась, с прислугой не важничала, подобострастия и реверансов не любила, наилучшей вежливостью считала прямоту. Словом, простая была барыня. Каждый согрешивший мог смело рассчитывать на ее доброту и не опасаться строгого взыскания; она мирилась с плохо выполненной работой, лишь бы избавить себя от труда делать выговор. Всем сердцем любя добродетель, с пороком не враждовала, не осуждала никого, в том числе и тех, кто судит ближнего своего. Всякий удостаивался у нее похвалы и признания, ненавидела она только бесчестие; пожалуй, я не знавал никого, кто бы так не терпел низости, как наша барыня. Она была другом любому человеку и снисходительно прощала все слабости.
– Здравствуй, дитя мое, – сказала она, когда я подошел, – ну, как тебе понравился Париж?
Затем, обернувшись к служанкам, она добавила:
– Право, для деревенского парня он совсем недурен.
– Помилуй бог, сударыня, я у нас в деревне самый корявый, – отвечал я.
– Так, так, – заметила она, – ты хорош собой и к тому же совсем не глуп. Мой тебе совет – оставайся в Париже. Из тебя выйдет толк.
– Дай бог, сударыня, – ответил я, – ум-то у меня есть, да вот денег нет, так оно и выходит неладно.
– Ты прав, – рассмеялась она, – но этой беде можно помочь; оставайся у нас, я приставлю тебя к своему племяннику, который скоро приедет из провинции поступать в коллеж; будешь ему прислуживать.
– Награди вас господь, сударыня, – отвечал я, – скажите только, твердо ли ваше намерение, тогда я напишу отцу; глядя на вашего племянника, я и сам стану ученым; вот увидите, когда-нибудь прочту вам наизусть целую мессу. А что! Все в жизни от случая; иной и сам не знает, как его угораздило стать викарием или епископом.
Речи мои понравились барыне; ее веселость еще больше воодушевила меня, и я ничуть не стеснялся болтать глупости, лишь бы выходило побойчей; при всей своей деревенской тупости я уже понимал, что глупые речи не поставят в укор человеку, который вовсе не обязан быть умным, зато всегда похвалят за бойкость в разговоре, даже если он несет околесицу.
– Какой занятный малый, – сказала барыня, – я позабочусь о тебе; а вы, – обратилась она к своим горничным, – берегитесь! Сегодня вас забавляет его простодушие, вас смешат его мужицкие манеры, но дайте срок, этот деревенский парнишка станет опасен для женщин; предупреждаю вас!
– О нет, сударыня, – возразил я, – зачем ждать: я не стану опасен, я уже стал! Такие красивые барышни – лучшая школа для мужчины; никакая деревня не устоит; достаточно на них взглянуть, и сразу чувствуешь, что ты прирожденный парижанин.
– Как! – воскликнула она. – Ты уже научился отпускать комплименты! Которая же тебе больше нравится? (Горничных было три.) Жавотта у нас красивая блондинка, – добавила она.
– А мадемуазель Женевьева – красивая брюнетка, – подхватил я, не долго думая.
При этих словах Женевьева слегка покраснела – то была краска польщенного тщеславия – и постаралась скрыть удовольствие улыбкой, которая говорила «спасибо» и в то же время должна была означать: «Я улыбаюсь только потому, что его неуклюжие любезности смешны».
Ясно одно: удар попал в цель. Как покажет дальнейшее, мой клинок нанес ее сердцу тайную рану, что я не преминул отметить про себя; я понимал, что мои слова не могли ей не понравиться, и с того же часа стал наблюдать за ней, чтобы убедиться в правильности моих предположений.
Наш разговор продолжался и неминуемо должен был коснуться третьей горничной; эта была уж не знаю какого цвета: ни беленькая, ни черненькая, с лицом совсем невыразительным, каких много и каких не замечаешь.
Я уже искал способа увильнуть от разговора, чтобы не высказывать свое мнение о ней, и имел, вероятно, весьма неловкий и смущенный вид, не особенно лестный для этой девушки, когда вошел один из барыниных обожателей, и мы все удалились.
Я был очень доволен тем, что остался в Париже. За несколько дней я совсем освоился с городской жизнью, и мне до смерти захотелось попытать счастья в столице.
Однако надо было сообщить об этом отцу, а писать я не умел; я сразу подумал о мадемуазель Женевьеве и без долгих раздумий отправился к ней с просьбой написать за меня письмо.
Она была одна в комнате и не только согласилась исполнить мою просьбу, но сделала это очень охотно.
То, что я продиктовал, показалось ей толковым и полным здравого смысла, она только кое-где поправляла мои выражения.
– Воспользуйся благоволением барыни, – сказала она мне под конец, – а я предсказываю тебе удачу.
– Мадемуазель, – ответил я, – если вы прибавите к этому еще и вашу дружбу, я не поменяюсь долей ни с одним счастливцем; я и так уж счастлив, потому что люблю вас.
– Вот как? Ты меня любишь? – воскликнула она. – А что ты под этим подразумеваешь, Жакоб?
– Что я подразумеваю? – сказал я. – Да то самое, что всякий честный парень, осмелюсь сказать, чувствует к такой миловидной девице, как вы; жаль, право, что я всего только простой крестьянин, а будь я, к примеру, королем, мы бы, черт подери, поглядели, кто из нас двоих стал бы королевой; понятно, что не я – стало быть, вы, мадемуазель; яснее не скажешь.
– Я тебе очень признательна за подобные чувства, – ответила она шутливым тоном, – будь ты королем, над этим стоило бы поразмыслить.
– Да провалиться мне на этом месте, мадемуазель, – возразил я, – мало ли на свете простых людей, а девушки их любят, хоть они и не короли! Нельзя ли и мне быть, как все?
– Право, – сказала она, – ты слишком торопишься! Кто это научил тебя объясняться в любви?
– Ха, спросите вашу красоту, – ответил я, – других учителей у меня не было. Что она подсказывает, то я и говорю.
В это время барыня позвала Женевьеву; она ушла, по всей видимости, очень довольная мной и на прощанье сказала:
– Знаешь, Жакоб, ты далеко пойдешь, а я от всей души желаю тебе счастья.
– Спасибо на добром слове, – ответил я ей, сняв шляпу и отвесив не столь ловкий, сколь старательный поклон, – вся моя надежда на вас, мадемуазель; не забывайте меня, положите начало моему счастью, а когда сможете, докончите, что начали.
Сказав это, я взял письмо и понес на почту. После разговора с Женевьевой я так воспрянул духом, что почувствовал себя и остроумнее и смелее, чем был раньше.
В довершение всех удовольствий в тот же день вечером домашний портной снял с меня мерку, чтобы сшить костюм; не могу описать, в какое веселое и игривое настроение привело меня сие маленькое событие. Этим знаком внимания я был обязан барыне.
Два дня спустя мне принесли платье, белье, шляпу и все остальные принадлежности туалета. Один из лакеев, питавший ко мне расположение, завил мне волосы, и без того довольно красивые. За несколько дней пребывания в Париже деревенский загар с меня почти совсем сошел, и в новом наряде Жакоб, ей-ей, стал кавалером хоть куда.
Я чувствовал, что выгляжу красавчиком, и сознание это озаряло мое лицо отблеском счастья. Первые же шаги сулили мне удачу и успех, и я не сомневался, что обещания эти сбудутся.

Удачливый крестьянин - Мариво => читать онлайн электронную книгу дальше


Было бы хорошо, чтобы книга Удачливый крестьянин автора Мариво дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Удачливый крестьянин у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Удачливый крестьянин своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Мариво - Удачливый крестьянин.
Если после завершения чтения книги Удачливый крестьянин вы захотите почитать и другие книги Мариво, тогда зайдите на страницу писателя Мариво - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Удачливый крестьянин, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Мариво, написавшего книгу Удачливый крестьянин, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Удачливый крестьянин; Мариво, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн