Ею будет дочь несчастной Югао из главы «Вечерний лик», четвертой в повести. Имя ее Тамакадзура. После смерти матери служанка увозит ее на Кюсю и там воспитывает. Об этом и напишет Нагико-Тень, а Мурасаки пусть продолжает писать как о главной – о Мурасаки-но уэ.
– Ах, вот как было! – Тамэтоки хлопнул ладонью по столу.
А было так. Татибана Тамэёси вскоре после того, как уехал в Хидзэн, был вызван обратно в столицу по неотложному служебному делу. В его отсутствие Нагико упорно преследовал один грубый деревенский самурай, однако ей не пришлось спасаться бегством от этого мужлана, как Тамакадзура в «Повести». Она попросту успела умереть от повальной хвори. Рассказ этот ужаснул Мурасаки, а Нагико-Тень снова горько досадовала о своей внезапной кончине. Впрочем, они переговаривались совершенно по-детски. «Значит, ты будешь Тамакадзура?» – «Но ведь я не буду мешать Мурасаки-но уэ, правда». Одна говорила: то-то и то-то, другая отвечала: так-то и так-то. Одна слушала, другая писала. Рука Мурасаки самозабвенно скользила кистью по бумаге и все же не поспевала, а Тень – даром что тень! – сердилась з нетерпении. Сколько было таких ночей!
Рожденная в их совместном труде полная значительности главная тема уходила все дальше, к новым главам, и – возвращалась назад, меняя облик начальных, вплоть до самой первой главы, прекрасной и печальной «Фрейлины Киирибуцо»… Мурасаки Сикибу не хотелось, чтобы возникли слухи, будто ссыльный Гэндзи напоминает пусть даже не Корэтика. а кого-либо из живущих или некогда живших людей. Но не зря прозвали ее Ходячим сводом японской истории. Почтительнейше, даже дважды упомянув в главе «Фрейлина Кирицубо» священное имя императора Уда, Мурасаки решительно соотнесла образ государя, отца Гэндзи, с именем Дайго – сына Уда, то есть словно бы отодвинула время действия повести на шесть царствований назад. Но это еще не все. Она придумала открыть ее уж совершенно невинным зачином: «При каком государе, не – Вот почему даже мужчины, приверженные китайской учености, которые в руки не брали „Повесть о Гэндзи“, почитали ее чем-то вроде официальной истории.
Ход рассуждений Мурасаки был таков: кто носил фамилию Минамото? Потомки принца крови, не предназначенного царствовать. Уже во втором, в третьем поколениях они впадали в безвестье, теряли права, словом, претерпевали все невзгоды обыкновенных людей в этом мире, полном горечи и непостоянства. В мире, где вольготно живется лишь только одной из ветвей рода Фудзивара, только одной! Так не попытаться ли представить себе, что некий принц из семьи Минамото, то есть Гэндзи, оттесняет от власти кого-нибудь из могущественных Фудзивара, что его сын становится государем, а описание его царствования соотнести с годами правления Дайго, Судзаку и Мураками – великих государей. Само собой понятно, что она сделает это с должным тактом, избегая слишком явного отпечатка подлинных событий истории. Ей казалось, что она пишет от имени всех обиженных судьбою люде.:.
Не забывали они и о том, как важна сюжетная выдумка. В главе «Юная Мурасаки» толкователь сна говорит не только о блестящем будущем Гэндзи, но и о том, что он совершит немало опрометчивых поступков. Вдобавок они вставляют в первую главу решающее для всей повести предсказание ученого корейца-физиогнома: Гэндзи не суждено быть государем, хотя и достигнет он вершин могущества. Это предложила Нагико-Тень, и Мурасаки приняла ее мысль.
…………………………………………………………
Писательницы все более склонялись к мысли, что не будут особенно баловать своего героя. Они привели главной женой в его дворец хрупкую знатнейшую Сан-но мия. Вначале ока становится причиною горьких слез Мурасаки-но уэ, а затем невольно заставляет и мужа испытать унизительную муку.
Меж тем Мурасаки вовсе не хотела отказываться от одной своей задушевной мысли. Для нее история жизней Хикару Гэндзи и Мурасаки-но уэ – это еще и повесть о том, как сын, лишившийся матери в раннем детстве, берет себе жену, чрезвычайно похожую на мать. Она хотела таким образом утешить дух своей родной матери, лица которой она не помнила.
В главе. «Фрейлина Кирицубо» совсем еще юный Гэндзи говорит о том, как бы он хотел восстановить дом, где жила его покойная бабка и Кирицубо, его покойная мать, чтобы с домом этим никакой другой не мог сравниться. «О если бы в нем жили все, кого я люблю!» Разумеется, Гэндзи хотел бы жить во дворце Нидзёин вместе с Фудзицубо, которая будто срисована с его матери. Но эта дама стала принцессой Кагаяку Хи-но мия: ее полюбил его отец, и именно за это изумительное сходство она для него – катасиро, священная замена покойной Кирицубо. И Гэндзи обречен вырвать из родной почвы и пересадить в свой сад полевой цветок – Юную Мурасаки, ибо она очень похожа на тетку свою Фудзицубо, а следовательно, на его покойную мать… Так… Ну и довольно, пожалуй…
– Значит, ты…
Он явно хочет продолжить:…всегда рядом была, – но уже не нуждается в ответе.
Он еще хочет расспросить о том, как шла работа дальше – после того как Блистательный Гэндзи «сокрылся в облаках», о последних десяти главах и еще о многом. То, что она рассказала, такая малость в сравнении с их огромным трудом…
Но его торопливые вопросы остаются без ответа.
Он становится настойчивей, но Кагa Сёнагон, точь-в-точь как некогда Такако, только смеется тихонько и вдруг: кажется, она откидывается назад, опускается ниже по стене и выпрямляется. И во мраке гардеробной ясно, отчетливо раздается голос Мурасаки Сикибу:
О тех, кого уже yет,
Доколе с такой тоскою
Будешь ты вспоминать?
Или век их горестно краткий –
Завтра не твой удел?
К стене мгновенно подходит еще одна женская тень и, густея, садится рядом с первой. Чтобы вечно отвечать на все недоуменные вопросы отца.
Летняя ночь еще только начиналась.
1 2 3 4
– Ах, вот как было! – Тамэтоки хлопнул ладонью по столу.
А было так. Татибана Тамэёси вскоре после того, как уехал в Хидзэн, был вызван обратно в столицу по неотложному служебному делу. В его отсутствие Нагико упорно преследовал один грубый деревенский самурай, однако ей не пришлось спасаться бегством от этого мужлана, как Тамакадзура в «Повести». Она попросту успела умереть от повальной хвори. Рассказ этот ужаснул Мурасаки, а Нагико-Тень снова горько досадовала о своей внезапной кончине. Впрочем, они переговаривались совершенно по-детски. «Значит, ты будешь Тамакадзура?» – «Но ведь я не буду мешать Мурасаки-но уэ, правда». Одна говорила: то-то и то-то, другая отвечала: так-то и так-то. Одна слушала, другая писала. Рука Мурасаки самозабвенно скользила кистью по бумаге и все же не поспевала, а Тень – даром что тень! – сердилась з нетерпении. Сколько было таких ночей!
Рожденная в их совместном труде полная значительности главная тема уходила все дальше, к новым главам, и – возвращалась назад, меняя облик начальных, вплоть до самой первой главы, прекрасной и печальной «Фрейлины Киирибуцо»… Мурасаки Сикибу не хотелось, чтобы возникли слухи, будто ссыльный Гэндзи напоминает пусть даже не Корэтика. а кого-либо из живущих или некогда живших людей. Но не зря прозвали ее Ходячим сводом японской истории. Почтительнейше, даже дважды упомянув в главе «Фрейлина Кирицубо» священное имя императора Уда, Мурасаки решительно соотнесла образ государя, отца Гэндзи, с именем Дайго – сына Уда, то есть словно бы отодвинула время действия повести на шесть царствований назад. Но это еще не все. Она придумала открыть ее уж совершенно невинным зачином: «При каком государе, не – Вот почему даже мужчины, приверженные китайской учености, которые в руки не брали „Повесть о Гэндзи“, почитали ее чем-то вроде официальной истории.
Ход рассуждений Мурасаки был таков: кто носил фамилию Минамото? Потомки принца крови, не предназначенного царствовать. Уже во втором, в третьем поколениях они впадали в безвестье, теряли права, словом, претерпевали все невзгоды обыкновенных людей в этом мире, полном горечи и непостоянства. В мире, где вольготно живется лишь только одной из ветвей рода Фудзивара, только одной! Так не попытаться ли представить себе, что некий принц из семьи Минамото, то есть Гэндзи, оттесняет от власти кого-нибудь из могущественных Фудзивара, что его сын становится государем, а описание его царствования соотнести с годами правления Дайго, Судзаку и Мураками – великих государей. Само собой понятно, что она сделает это с должным тактом, избегая слишком явного отпечатка подлинных событий истории. Ей казалось, что она пишет от имени всех обиженных судьбою люде.:.
Не забывали они и о том, как важна сюжетная выдумка. В главе «Юная Мурасаки» толкователь сна говорит не только о блестящем будущем Гэндзи, но и о том, что он совершит немало опрометчивых поступков. Вдобавок они вставляют в первую главу решающее для всей повести предсказание ученого корейца-физиогнома: Гэндзи не суждено быть государем, хотя и достигнет он вершин могущества. Это предложила Нагико-Тень, и Мурасаки приняла ее мысль.
…………………………………………………………
Писательницы все более склонялись к мысли, что не будут особенно баловать своего героя. Они привели главной женой в его дворец хрупкую знатнейшую Сан-но мия. Вначале ока становится причиною горьких слез Мурасаки-но уэ, а затем невольно заставляет и мужа испытать унизительную муку.
Меж тем Мурасаки вовсе не хотела отказываться от одной своей задушевной мысли. Для нее история жизней Хикару Гэндзи и Мурасаки-но уэ – это еще и повесть о том, как сын, лишившийся матери в раннем детстве, берет себе жену, чрезвычайно похожую на мать. Она хотела таким образом утешить дух своей родной матери, лица которой она не помнила.
В главе. «Фрейлина Кирицубо» совсем еще юный Гэндзи говорит о том, как бы он хотел восстановить дом, где жила его покойная бабка и Кирицубо, его покойная мать, чтобы с домом этим никакой другой не мог сравниться. «О если бы в нем жили все, кого я люблю!» Разумеется, Гэндзи хотел бы жить во дворце Нидзёин вместе с Фудзицубо, которая будто срисована с его матери. Но эта дама стала принцессой Кагаяку Хи-но мия: ее полюбил его отец, и именно за это изумительное сходство она для него – катасиро, священная замена покойной Кирицубо. И Гэндзи обречен вырвать из родной почвы и пересадить в свой сад полевой цветок – Юную Мурасаки, ибо она очень похожа на тетку свою Фудзицубо, а следовательно, на его покойную мать… Так… Ну и довольно, пожалуй…
– Значит, ты…
Он явно хочет продолжить:…всегда рядом была, – но уже не нуждается в ответе.
Он еще хочет расспросить о том, как шла работа дальше – после того как Блистательный Гэндзи «сокрылся в облаках», о последних десяти главах и еще о многом. То, что она рассказала, такая малость в сравнении с их огромным трудом…
Но его торопливые вопросы остаются без ответа.
Он становится настойчивей, но Кагa Сёнагон, точь-в-точь как некогда Такако, только смеется тихонько и вдруг: кажется, она откидывается назад, опускается ниже по стене и выпрямляется. И во мраке гардеробной ясно, отчетливо раздается голос Мурасаки Сикибу:
О тех, кого уже yет,
Доколе с такой тоскою
Будешь ты вспоминать?
Или век их горестно краткий –
Завтра не твой удел?
К стене мгновенно подходит еще одна женская тень и, густея, садится рядом с первой. Чтобы вечно отвечать на все недоуменные вопросы отца.
Летняя ночь еще только начиналась.
1 2 3 4