Ах, вы прикасаетесь к плохо зажившей ране. Продолжайте, пожалуйста! Впрочем, нет, лучше говорите о настоящем. Мне нет надобности вызывать это прошлое. Вы с большой опасностью и риском проникли в этот город с похвальной целью спасти интересующего вас французского офицера, конечно потому, что ему покровительствует ваш муж, и потому, что он – жених Алисы, которую вы воспитали. Говорите о майоре Анрио и дайте мне забыть о нашем несчастном ребенке, которого мы с женой не перестаем оплакивать.– Говорить об Анрио значит говорить о вашем прошлом! – сказала Екатерина с ударением, заставившим Нейпперга содрогнуться. – Как вы думаете, граф, что случилось с ребенком, который находился в Версале на попечении тетушки Гош и которого я должна была привезти к вам в Джемапп?– Увы, этот ребенок умер! Мне сказали об этом маркиз де Лавелин и один преданный слуга барона Левендаля. Ребенок был погребен под развалинами замка, разрушенного бомбардировкой и взрывами.– Ребенок был спасен из-под этих развалин!– Что вы говорите? Это невозможно! Но скажите, на чем основывается это предположение, к сожалению, слишком невероятное?– Ребенок остался в живых, вырос и в настоящее время это сильный, храбрый, красивый молодой человек, достойный любви.Нейпперг, охваченный непреодолимым волнением, смертельно бледный, пробормотал:– Я боюсь угадать…– Вы начинаете понимать. Ваш ребенок, граф, был воспитан Лефевром и мной и стал прекрасным французским офицером. Граф Нейпперг, неужели вы допустите, чтобы пруссаки расстреляли вашего сына?Нейпперг, пораженный, упал в кресло, закрывая лицо руками и бормоча:– О, это ужасно! Это дитя, так долго оплакиваемое, оставшееся в живых, спасенное каким-то чудом, предано мной же самим ужасному военному суду!– Надо спасти его!– О да, я спасу его. Но как? Как найти средство? – оживился Нейпперг.– Подумаем вместе. Но надо спешить! На какое время назначена казнь?– Завтра на восходе солнца.– Предложите губернатору обмен. Лефевр отдаст за Анрио все, что от него потребуют – десять, двадцать, тридцать офицеров… пятьдесят солдат, если нужно! У нас много пленных! – с гордостью прибавила Екатерина.– Все равно откажут!– Но что же делать?– Я придумал! – сказал вдруг Нейпперг. – Я сейчас же пойду к губернатору и потребую выдачи мне Анрио как австрийского подданного. Под защитой австрийского флага он будет неприкосновенен. Я буду держать его здесь, в плену, пока его новая национальность не будет оформлена.– Как же вы можете считать Анрио австрийским подданным?– Разве он не мой сын? Он должен принадлежать к национальности своего отца, это общее правило. Но вам необходимо немедленно удалиться, иначе я не отвечаю за вашу безопасность!Екатерина не ответила ни слова, не решаясь высказать возражение, которое остановило бы графа в его намерении. Она не могла больше оставаться в городе – это могло повредить, быть может, Анрио.– Ступайте, – сказала она решительно, – и да поможет вам Бог вернуть нам Анрио.Снабженная пропуском от австрийского консульства, Екатерина вышла из города вместе с верным ла Виолеттом, не возбуждая никаких подозрений. Она вернулась в лагерь, удрученная мыслью о том, что Анрио станет австрийским солдатом.– Согласится ли он на это? – спросила она, рассказывая мужу все, что произошло при свидании с Нейппергом.Лефевр задумался на минуту, затем порывисто воскликнул:– Ну, что ж! Тем хуже! Пусть инженеры делают, что хотят, пусть жалуются императору, если им угодно, а я скомандую приступ! – И он вышел из палатки, сказав Екатерине: – Успокойся, нашего Анрио не расстреляют! У меня есть Удино со своими солдатами, я пойду во главе их и, клянусь всем святым, сегодня же вечером я возьму Данциг! XV В то время как Лефевр готовился к штурму, граф Нейпперг спешил во дворец, где помещалась главная квартира маршала Калькрейта. Он по секрету объяснил маршалу тайную связь, существующую между ним и майором Анрио, выросшим в рядах французской армии, но оставшимся по рождению подданным австрийского императора, и потребовал, чтобы пленник тотчас же был выдан ему.Россия и Пруссия тщательно поддерживали хорошие отношения с Австрией; хотя последняя и устранилась от коалиции, однако могла во всякий момент снова поднять оружие против Наполеона. Присутствие графа Нейпперга в Данциге имело важное дипломатическое значение. Его вмешательство могло спасти город от ужасов штурма, а дворец австрийского генерального консульства являлся нейтральной почвой, на которой должна была обсуждаться и подписываться капитуляция в случае, если бы французы взяли последние укрепления. Поэтому Калькрейт уступил доводам Нейпперга и отдал распоряжение о том, чтобы французский пленник был отведен под конвоем в австрийское консульство, где он и должен был находиться в полном распоряжении властей, которые тем временем должны были обсудить заявление консула.Встреча Анрио с Алисой была радостна и трогательна: оба, забыв об испытанных опасностях, предались радужным планам о будущем, надеждам на счастье. Они уже чувствовали себя вне всякой опасности и надеялись на то, что по окончании осады они женятся с разрешения маршала Лефевра и все, перенесенное в Данциге, будет представляться им в воспоминаниях только дурным сном.Граф Нейпперг, предоставив Анрио и Алисе некоторое время для радостных излияний, прислал затем просить Анрио зайти до ужина к нему в кабинет. Анрио отправился на этот зов в самом благодушном настроении, уверенный, что дело идет о том, чтобы дать ему пропуск и проводить его до французского лагеря.Нейпперг серьезно принялся расспрашивать молодого человека о его происхождении и о подробностях его детства. Анрио откровенно и просто рассказал ему о своих первых годах, проведенных в лагере. Это было настоящее дитя бивуаков. Он смутно помнил Версаль, где играл около лавочки зеленщицы Гош; его жизнь начиналась только среди отрядов добровольцев, Самбр-э-Мёз, где он стал сыном полка.Анрио с глубоким волнением рассказывал о первых впечатлениях своей жизни в качестве воспитанника бригады, припоминал свою юность, когда он просыпался от звуков барабана, воспитывался и закалялся среди утомительных переходов, атак и блестящих побед.Нейпперг осторожно спросил его о родителях. На это Анрио ответил, что никогда не знал их, что всю его семью составляли маршал Лефевр и его жена.Тогда консул сказал голосом, прерываемым волнением:– Но ваши настоящие родители существуют, мой молодой друг, и вы, может быть, очень скоро и очень близко увидите их.Анрио сделал движение, выражавшее удивление, но вместе с тем и равнодушие.– Извините меня, – твердо сказал он, – но как же мое сердце может рваться к родителям, которые покинули меня и никогда не заботились обо мне в детстве, которых я никогда не стремился увидеть и которые никогда не осведомлялись обо мне? Какие чувства любви и нежности могу я чувствовать к тем, кто никогда не обнаруживал их ко мне?– Нельзя так обвинять. Обстоятельства – быть может, более сильные, чем какая бы то ни было воля, – помешали вашим родителям заняться вами, дать вам узнать себя. Они считали вас умершим, и их сердца долго страдали от этой потери. Теперь их слезы будут осушены, радость зажжется в их глазах, которые так долго были затуманены горем. Анрио, разве вы не хотите обнять свою мать?Молодой человек находился в крайнем волнении. Имя матери, которое до сих пор он только из благодарности давал доброй жене Лефевра, он мог теперь дать той, которая носила его под сердцем?! Теперь он мог назвать своих родителей, перестав быть детищем случая, подобранным из милосердия, выращенным, воспитанным, ставшим человеком благодаря доброте солдата и маркитантки? В присутствии женщины, которая называла себя его матерью, он не мог оставаться равнодушным, каким был до сих пор в разговоре с консулом; его душа размягчалась от нового, неизвестного до сих пор, теплого чувства любви и благоговения, и он с невольной дрожью в голосе спросил:– Когда же я увижу мою мать?– Сейчас! – ответил обрадованный консул и, распахнув дверь в салон, где сидели Алиса и графиня, сказал жене: – Бланш, моя дорогая Бланш, обними своего сына!Он быстро рассказал ей то, что сообщила ему Екатерина Лефевр. Графиня бросилась к молодому человеку и прижала его к своей груди.После первых минут восторга и умиления Анрио спросил с внезапным смущением, обращаясь к Нейппергу, который ждал, взволнованный, с глазами, полными слез:– Значит… вы – мой отец?Вместо ответа Нейпперг раскрыл свои объятия. Анрио колебался одно мгновение, но затем, победив смущение, к которому примешивалось инстинктивное недоверие, обнял отца.– Наконец наш сын спасен! – сказала графиня. – Дорогая Алиса, я надеюсь, что теперь не встретится никаких препятствий к союзу, которого вы так желаете. Граф и я не помешаем вашим планам!Алиса с благодарностью взглянула на графиню и, чтобы скрыть свое смущение, бросилась к ней на шею со словами:– О, как вы добры!Нейпперг обратился к Анрио:– Мы оставим на минутку графиню и Алису; нам необходимо вместе отправиться к губернатору. Я хочу, мой дорогой сын, представить тебя официально маршалу Калькрейту и выяснить твое положение.– Я к вашим услугам, – с поклоном ответил Анрио.– Ты все еще в австрийском мундире, в котором так неосторожно пробрался в город. Это очень хорошо, так как с этих пор ты будешь иметь право носить его. Я позволяю себе прибавить к нему шнуры: это мундир капитана, а во французской армии ты командовал эскадроном. Я беру на себя сохранение за тобой твоего чина; император Австрии, мой августейший государь, без всякого сомнения утвердит мое решение, когда узнает, какие узы связывают нас. Пойдем, Анрио, маршал Калькрейт ждет твоего визита!Анрио, смертельно бледный, не двигался с места. Стиснув руки, с глазами, загоревшимися гневом, он ответил:– Что вы говорите? Я не понял вас. Сегодня я – тот же, кем был вчера, кем был несколько минут назад, а именно – французским офицером, всецело преданным Франции и императору Наполеону. И если я на несколько часов позволил надеть себе этот костюм, то теперь я срываю его с себя и снова делаюсь гусарским майором и ничем больше!С этими словами Анрио быстро расстегнул белый мундир, под которым оказалась куртка французского гусара.– Анрио, это безумие! – воскликнул Нейпперг. – Ты мой сын, следовательно, австрийский подданный. Я предлагаю тебе сохранить твой чин в армии моего государя. Ты быстро станешь возвышаться, твоя карьера обеспечена. Я предлагаю тебе очень выгодную комбинацию.– Вы предлагаете мне совершить подлость!– Анрио, думай о своих выражениях! Ты говоришь с отцом!Графиня приблизилась, пораженная этим спором.– Мой сын! Граф! Успокойтесь! – сказала она, становясь между ними. – Я понимаю негодование Анрио: оно естественно для солдата, проникнутого чувством чести. С юных лет он служил Франции и не может в один час переменить знамя. Дайте ему подумать! Ваш авторитет и насилие не могут и не должны заставлять его нарушать солдатскую верность.– Спасибо, матушка, за ваше доброе вмешательство, – сказал Анрио, – вы не захотите назвать своим сыном изменника и ренегата!– Анрио, дитя мое, не произноси этих ужасных слов!– Я француз и останусь французом, – твердо сказал молодой гусар.– Несчастный! Это смертный приговор для тебя! – произнес подавленный Нейпперг.– Я предпочитаю умереть, чем изменить своему знамени!– Я не требую от тебя измены, – сказал граф, – ты вошел в этот город в мундире офицера нейтральной державы, и я прошу сохранить этот нейтралитет. Ты мой сын, твое происхождение дает тебе право на защиту австрийской национальности. Будь благоразумен! Позволь мне действовать за тебя! Послушайся своей матери и меня. Ведь мы твои родители!– У меня нет другой матери, кроме Франции, и моя семья – мой полк! – воскликнул Анрио в каком-то экстазе. – Я совершил преступление, я вошел в этот город как шпион, и потому прошу, чтобы меня расстреляли как шпиона! По крайней мере тогда мои товарищи, которые не могут понять мое присутствие здесь, будут знать, что нашли меня в неприятельских рядах, переодетым, в качестве шпиона, а не дезертира!В этот момент со стороны укреплений донеслись глухие удары. Дом весь затрясся от близких артиллерийских залпов. Крики, стоны, дикие вопли перепуганной толпы сопровождали гул пушек и треск ружейных залпов. Затем наступило молчание. Слышно было, как беспорядочная толпа бежала по улице под окнами консульства. Залпы совершенно прекратились. Вдали послышался торжественный барабанный бой. Затем снова наступила тишина.– Что происходит на укреплениях? – спросила в волнении графиня.– Попытка штурма со стороны французов, которая, без сомнения, отбита, – холодно ответил Нейпперг. – Подумай, Анрио, если ты откажешься вступить в австрийскую армию, тебя сочтут опасным гостем, с которого сорвана маска, и с тобою поступят по всей строгости законов осадного положения. Подумай, пока еще не поздно!– Я подумал, – гордо ответил Анрио, – и вот мой ответ! – Он бросился к окну, широко распахнул его и крикнул так громко, что испугал жителей Данцига, беспорядочной толпой бежавших по улицам: – Да здравствует император Наполеон!– Ах, несчастный! Теперь ничто не может спасти его! – сказал Нейпперг, сжимая жену в объятиях и стараясь утешить ее.Но на этот более чем соблазнительный возглас знакомый голос ответил снаружи:– Да здравствует император! Это мы, майор, мы пришли вовремя, черт возьми! Вперед, друзья! Майор здесь! Идите сюда, я знаю дорогу! – И гигантский силуэт ла Виолетта с великолепным трехцветным султаном и тростью показался в окне с мохнатыми шапками семи или восьми гренадеров Удино. Ла Виолетт влез в окно со словами: – Это моя обычная дорога!Гренадеры, помогая друг другу, последовали за ним.В ту же минуту Анрио был окружен этими усатыми и бородатыми молодцами, которые прицелились в Нейпперга, снова ставшего спокойным и бесстрастным.– Ружья долой! – скомандовал ла Виолетт, протягивая свою тросточку. – Уважение к побежденным! Данциг сдался, мы не имеем права коснуться ни одного волоса его защитников – таков приказ маршала! О, майор, вы произвели чудеса! – прибавил ла Виолетт, отдавая Анрио честь. – Вы заставили нас идти на приступ двумя днями раньше, чем хотели собаки-инженеры. Теперь конец: маршал Калькрейт капитулировал, и город наш! Да здравствует император!Действительно, Данциг был сдан.Ожидаемые подкрепления пришли: маршал Мортье, Удино со своими гренадерами, маршал Ланн с пехотой из резерва – все присоединили свои силы к осаждавшей армии. Русские пытались произвести атаку с целью прогнать французов с песчаной равнины, по которой они с каждым днем подходили все ближе и ближе и все больше грозили городу. Если бы им удалось вытеснить Лефевра и отодвинуть назад передние линии осаждавших, защита города была бы непреодолима. Но Удино со своими гренадерами отбил русских и вынудил их запереться в форте Вейксельмюнде, откуда они не могли больше помогать пруссакам.Во время этой редкой борьбы, в которой лично участвовали три маршала Франции, русское ядро пролетело между Удино и Данном и едва не убило их обоих. Под Удино была убита лошадь, а у Ланна, для которого еще не наступил роковой момент, весь мундир был забрызган кровью и грязью.Среди сражения произошло неожиданное событие: Англия прислала свои корветы на помощь Данцигу. Главной целью их было доставить в город съестные и военные припасы. Один из этих корветов, «Неустрашимый», хотел, пользуясь северным ветром, подняться вверх по Висле. Но встреченный сильным артиллерийским огнем он не мог двинуться вперед и выбросился на мель, где и был захвачен в плен гренадерами со всем своим экипажем.Маршал Лефевр, будучи ободрен успехами и видя, что его силы увеличены подкреплениями Мортье и Ланна, решил сделать решительную попытку.Он радостно встретил вернувшуюся из города жену, так как ее похождения внушали ему немало беспокойства. Новости, принесенные ею относительно Анрио, не особенно понравились ему. Он с недоверием относился к прусской верности и сказал Екатерине, что сделал все приготовления к немедленному штурму.21 мая в шесть часов вечера по приказанию Лефевра четыре колонны, каждая в четыре тысячи человек, были введены в ров, которым французы завладели еще накануне. Эти отборные отряды, очутившись у подошвы вала, получили приказ молча ожидать сигнала, чтобы броситься на приступ.Вал был сильно защищен палисадами, крепко врытыми в землю и сопротивлявшимися даже ядрам, которые их ломали, но не могли пробить. Кроме того, на вершине вала были подвешены на веревках три громадных бревна, грозя раздавить осаждающих по первому желанию осажденных.Среди осаждавших тихо производились поиски смельчака, который мог бы пробраться осмотреть эти бревна и найти средство сделать их безопасными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14