– Я, право, не пойму, что в этом удивительного.
– Ну где уж тебе понять! Я понимаю, потому что узнаю все из донесений. Поверь мне, все самое важное проходит через мои руки. При дворе Мамуна нет дивана, который бы так сосредоточил в себе все нити заговоров и козней, как это случилось в диване переписки.
– Ты отошел от своей мысли! – Якуба раздражала хвастливость Хусейна. – Ты хотел сказать другое, Хусейн.
– А ты не прерывай меня, – рассердился молодой чиновник. – Уж если хочешь послушать новости, так слушай! Началось с того, что посол Махмуда Газневидского пришел к хорезмшаху Мамуну и предложил ему прочесть хутбу в честь правителя Газны и халифа. Он настаивал, чтобы это было сделано в придворцовой мечети, в присутствии всей знати Гурганджа. Он уверял хорезмшаха, что султан Махмуд ничего не знает об этом и он предлагает сделать это от себя, чтобы тем самым доказать и дружбу и преданность Мамуна Газне. Но ведь и хорезмшах имеет лазутчиков. И вот они донесли Мамуну, что вовсе не посол настаивает на этой хутбе, а что это козни коварного вазира из Газны. Нашлись люди, которые присутствовали при разговоре вазира с султаном. И слышали, как вазир советовал Махмуду таким образом испытать верность хорезмшаха Мамуна. Узнав это, Мамун не стал торопиться с ответом. Но посол из Газны не унимался и, должно быть, угрожал. И вот на днях…
Хусейн, склонившись над ухом Якуба, зашептал что-то невнятное, озираясь по сторонам и страшась, как бы прохожий не услышал недозволенное слово. Они были на тихой улочке, и ни один прохожий не мешал их беседе.
– И вот на днях, – шептал Хусейн, – хорезмшах Мамун созвал всю хорезмийскую знать, всех своих военачальников и стал спрашивать у них совета. И что же ты думаешь? Все, как один, вскочили и, обнажив свое оружие, стали угрожать Мамуну смертью. Никогда еще стены дворца не слышали таких воплей и таких угроз. «Ты что же, – говорил ему один из старых недимов, – ты соглашаешься выполнить требование своего родственника Махмуда и с легкостью забираешься под его башмак!»
– Отчего же? – удивился Якуб.
– Оказывается, что хутба, прочитанная при всей знати в дворцовой мечети, означала бы признание власти Газневида… Ты понял, Якуб, что это означает? Это означает… Не могу этого сказать… Ну, словом, все равно, что отдать Хорезм в руки султана Махмуда. Но ты не подумай, Якуб, этого еще не произошло. И молчи, не вздумай кому-либо сказать…
Якуб с восхищением выслушал новости. Этот безусый молодой человек с горящими глазами, должно быть, был значительным лицом в диване переписки, если ему было известно все это.
– И ты говоришь, что они стали угрожать Мамуну смертью? – переспросил Якуб.
Закатив глаза, Хусейн с важным видом повторил слова безвестного мудреца: «Суть этого мира – печали и заботы, а лучшая часть жизни без омрачения невозможна».
– Эти слова мудреца как нельзя более кстати, – заметил Якуб, – но я жажду узнать, чем же кончилось все это. Не мучь меня, Хусейн!
– А дальше произошло самое удивительное. Я своими глазами видел письмо султана Махмуда Газневидского хорезмшаху Мамуну. Я запомнил каждое слово, но боюсь здесь говорить тебе. Пойдем вон к тем тутовникам. Пойми, это тайна, которую никто не знает, кроме меня и вазира.
– Пойдем, – поспешил Якуб, – я не могу больше ждать. Мне кажется, что у меня все волосы дыбом встали.
– Если не встали, то встанут дыбом! Есть чему удивиться. Но я не стану читать тебе все подряд. Оно слишком длинное, это письмо. Да и к чему лишние слова! Он писал: «Известно, на каких условиях был между нами заключен договор и союз и насколько хорезмшах обязан нам. В этом вопросе о хутбе хорезмшах оказал повиновение нашей воле, зная, чем для него может кончиться это дело. Но его люди не позволили. Я не употребляю выражения „гвардия и подданные“, так как тех нельзя назвать „гвардией“ и „подданными“, которые в состоянии говорить правителю: „Делай это!“, „Не делай того!..“ В этом видны слабость и бессилие власти. Так оно и есть! На этих людей я разгневался. Долгое время пробыл я здесь, в Балхе, и собрал сто тысяч всадников и пехотинцев и пятьсот слонов для этого дела. Надо наказать мятежников, оказывающих сопротивление воле правителя. Надо наставить их на истинный путь. В то же время мы разбудим хорезмшаха, нашего брата и зятя, и покажем ему, как надо управлять государством. Слабый правитель не годится для дела…»
Вот теперь Якуб почувствовал, что у него волосы поднялись дыбом. А Хусейн, видя, как взволнован его приятель, торопился рассказать все, что ему было известно. Оказалось, что Махмуд предупредил, что может вернуться в Газну из Балха лишь при условии, если хорезмшах прочтет хутбу в честь его, Махмуда Газневидского, или пришлет достойные его, султана, подарки и деньги, которые потом будут тайно отосланы обратно хорезмшаху, так как он, Махмуд, настолько богат, что в них не нуждается. И еще он предлагал Мамуну выслать в Газну знатных вельмож с просьбой о милости, чтобы люди Махмуда видели степень покорности Хорезма и его правителя.
Хусейн с волнением потирал руки. Не спуская глаз с Якуба, он повторял страшные слова:
– Очень шатко могущество Хорезма! Хорезму угрожает Махмуд!

«ДВЕРЬ БЕДСТВИЙ ШИРОКА!»
Тревожные дни наступили в Гургандже. Беспокойно было на душе устода. Якуб не мог не видеть этого. Но в то же время он не мог не удивляться тому, с каким упорством Абу-Райхан занимается своими опытами, не щадя себя и не думая об усталости.
Как-то Якубу пришло в голову сравнить день Абу-Райхана с днем любого труженика. Тогда он многому удивился. Он отлично помнил, что отец его, примечательный своим трудолюбием, всегда жарким полднем прерывал свои занятия и возвращался домой, чтобы полежать часок-другой. Он был из тех купцов, кто не тратил времени понапрасну. Но Якуб не помнил случая, чтобы он провел на базаре подряд все часы с рассвета до полуночи. А вот Абу-Райхан изо дня в день занимался своими книгами с рассвета до полуночи. Этого не делал ни один ремесленник, ни один пахарь и ни один чиновник дивана.
«Он всех превзошел в своем усердии, – писал отцу Якуб. – Его неутомимость и нетерпение познать загадочное просто удивительны. Я ничтожен рядом с ним, – признавался Якуб. – Мне никогда не достичь того, чего достиг мой устод. Его богатство досталось ему очень тяжким трудом. И мне кажется, что я не способен на такое».
Якубу казалось, что он ничтожен рядом с устодом. Это естественно. Чем больше он узнавал, тем больше он понимал, как велики, как обширны и необъятны познания ученого-хорезмийца. Якуба очень тревожил вопрос: кто же сотворил мир? Книги, прочитанные им, не отвечали на этот вопрос. По совету Абу-Райхана, Якуб внимательно читал труды знаменитого тюркского ученого ал-Фараби. Тот как будто признавал бога, но в то же время говорил о вечности материи и о том, что невозможно было сотворить мир в несколько дней. Где же истина? И не потому ли так поносили великого философа служители мусульманской веры?
Размышляя над этим, Якуб все же обратился к устоду и был рад, когда узнал у него, что бог есть и он превыше всего, но существует естественная сила, которая присуща самой природе, и благодаря этой силе в природе происходят всякие изменения.
Устод говорил, что одни вещи превращаются в другие и все живущее изменяется и развивается. А в этом он видел великую силу природы.
Занимаясь различными опытами, наблюдая за звездами, интересуясь переменами погоды и объясняя их очень разумно и необычно, Абу-Райхан нередко говорил Якубу, что сама материя творит и управляет всем тем, что происходит в природе.
– Ты приглядись, – советовал он ученику, – и увидишь, что материя сама связывает и изменяет форму вещей. Значит, материя есть творец.
– Из чего же состоит окружающий нас мир? – спрашивал Якуб.
И устод отвечал:
– Мир состоит из пяти элементов: пустоты (пространства), ветра (воздуха), огня, воды и земли. Материя в пространстве соединяется или разъединяется, и на наших глазах материя превращается в какие-то вещи, а потом эти вещи уничтожаются. И так постоянно и неизменно все меняется вокруг нас.
– А как же ученые, философы? Они говорят, что мир состоит из воображения, из мысли… Может ли быть, что мир состоит из чего-то духовного? – снова спрашивал Якуб.
– А разве ты не убедился, юноша, в том, что мир существует вне зависимости от ощущения и мышления? Мыслящее существо, человек, живое существо, которое способно чувствовать, появилось не сразу, а в результате долгого процесса в природе. Быть может, в давние времена небо было таким же, как сейчас. Так же всходило солнце, а ночью светили звезды, и все это происходило на каких-то землях, где еще не было человека. Но ведь солнце светило? И ночь спускалась на какую-то часть земли, где ни одно живое существо не видело ее. И волны морские бились о берег пустынный. Пока не было на нем человека, волны все так же бились. А человек пришел и ощутил прохладу морской волны и соленый вкус воды. Человек может познать мир, если он будет изучать закономерности в природе, будет приглядываться к ним и постарается постичь их закон.
– Но мир так обширен и загадочен! Можно ли раскрыть его тайны? И как можем мы узнать, отчего происходит так много непонятных явлений на земле? Можем ли мы узнать это, устод?
– Вся беда в том, что многие явления, вполне доступные нашему пониманию, иные люди считают загадочными. Это мешает нам понять истину. Вот, к примеру, разве не все видят, что солнце влияет на климатические условия, на смену времен года, дня и ночи? Но, вместо того чтобы внимательно присмотреться к тому, что происходит вокруг нас, иные предпочитают видеть в этом тайну и неразрешимую загадку.
– А как же понять слова моего мудариса? Он много раз говорил, что аллах настолько всемогущ и так всесилен, что если захочет пойти навстречу молящимся, то может изменить естественный ход вещей. Я помню, мударис говорил, будто можно заколдовать скорпиона так, что он совсем перестанет жалить.
– Пойми, юноша, что это ложь. Пора бы тебе уже понять, что никакие мольбы и заклинания не могут повлиять на естественный порядок явлений в природе. Нет такой молитвы, которая могла бы изменить облик скорпиона. Животные и растения живут благодаря земле, солнцу, воздуху и воде. А возможности, необходимые для поддержания жизни животных, ограниченны. Но наряду с этим, а отчасти и благодаря этому у животных и растений есть постоянное стремление размножаться и бороться за свое существование.
Эти разговоры с великим устодом помогли Якубу совсем по-новому понять и прочитанные им книги. Юноше было очень интересно услышать из уст ученого всякие любопытные примеры, подтверждающие мысль о том, что в мире растений и животных идет борьба за жизнь. Устод говорил, что если дать возможность какому-нибудь растению беспрепятственно размножаться, то оно может вытеснить все и покрыть всю землю. Этому мешают другие растения, также стремящиеся жить и размножаться.
– Природа как садовод, который дает возможность расти на дереве наиболее жизнеспособным и здоровым ветвям, отрезая больные и негодные.
Так перед Якубом подымалось покрывало таинственности, которым богословы и мударисы пытались прикрыть непонятное. Теперь уже сын Мухаммада понимал, как велико значение науки в познании окружающего мира и как много вреда приносят невежество с суеверием, которыми пытаются объяснить непонятное. Теперь Якуб реже обращался к всемогущему аллаху и все больше доверял научным открытиям своего устода.
* * *
Прошло шесть лет с того дня, когда Якуб впервые перешагнул порог дома Абу-Райхана в Гургандже. Юноша возмужал и повзрослел. Теперь он уже был настоящим помощником, умудренным опытом. За это время Якуб только дважды посетил свой дом в Бухаре, и, если бы устод предложил ему лишний раз съездить в родной город, он вряд ли согласился бы. Чем старше он становился, тем больше ценил каждый день, проведенный рядом с Абу-Райханом.
Якуб по-прежнему часто писал отцу и матери, но теперь разлука с близкими стала уже привычкой. Мухаммад отлично видел, как много получил сын от великого устода, и бывалый купец, умеющий отлично все взвесить и измерить, достойно оценил сокровища, приобретенные Якубом. Мысленно он уже видел Якуба при дворе багдадского халифа.
Как-то, навестив сына в Гургандже, Мухаммад спросил его, не пора ли вернуться в Бухару. Он сказал это потому, что, беседуя с сыном, пришел к выводу, что Якуб уже превзошел в своих знаниях самых образованных людей Бухары. Сын отказался. Но отец был полон благодарности устоду. В эту минуту у Мухаммада появилось желание одарить Бируни драгоценными камнями и золотом, но теперь купец уже знал, что нельзя просто протянуть ученому мешочек с золотом. Он хорошо помнил, каким гордым жестом Абу-Райхан отверг плату за исцеление сына. Теперь Мухаммад решил сделать по-другому. Вернувшись в Бухару, он прислал Якубу драгоценные камни, которые могли пригодиться для опытов и которые, как писал потом Якуб, очень порадовали устода и доставили ему удовольствие. Конечно, ему, Мухаммаду, очень хотелось бы поскорее увидеть сына в Бухаре, но уж если так случилось, что он связал свою судьбу с наукой, грешно было отказать ему в этом. В сущности, Мухаммад был всем доволен. Его лишь тревожило то обстоятельство, что Якуб, слишком углубленный в науку, и слышать не хотел о сватовстве. А каких богатых и красивых невест сватали ему купцы Бухары! Может быть, они так старались не только потому, что Якуб их прельщал своей ученостью, но и потому, что отлично знали, как богат Мухаммад. Он не уставал водить караваны и вел торговлю во многих городах мусульманского мира.
И вот на ясном небе Якуба сгустились черные тучи. Однажды Якуб получил горестное письмо из Бухары. Ему писал старый мударис, которого пригласил к себе Мухаммад. Отец Якуба тяжко заболел и был настолько беспомощен, что не смог сесть за письмо. Мухаммад продиктовал старику несколько строк о том, что тяжкий недуг сразил его в тот час, когда был готов к выходу из Бухары его большой караван с богатым грузом для Багдада. Мухаммад сообщал, что почти все его состояние в этом караване и если задержать выход каравана на неведомый срок, то все пойдет по ветру. В Бухаре эти товары будут проданы за бесценок. Пропадут деньги, уплаченные за верблюдов и погонщикам, все пойдет прахом.
«У нас черный день, сын мой, – писал Мухаммад. – Моя дрожащая рука не удержала калама. Я так слаб, что мударис едва слышит мой голос. В этот день я решаюсь просить тебя – оставь ненадолго свое благородное занятие и выполни мое поручение. Если тебе угодно будет пойти с моим караваном, я, сын мой, доверяю тебе свои богатства. Я надеюсь, твои знания и твое благородство помогут тебе в трудном деле. Не откажи, сын мой! Да благословит тебя аллах на доброе дело!»
Последние строки письма Якуб прочел сквозь слезы. Страх охватил его. А что, если Мухаммад не подымется?.. Нет, этого не может быть, отец всегда был здоровым и неутомимым. Он не страшился знойного солнца и не боялся холода. Почему же врачеватели Бухары не могут ему помочь? Как прискорбно, что искуснейший врачеватель ибн Сина покинул Бухару! Он здесь. Может быть, спросить у него доброго совета, не назовет ли он хорошего врачевателя из своих учеников… Он сейчас же поговорит с Абу-Райханом и тут же добудет верблюда, чтобы отправиться в Бухару. В караван-сарае он найдет спутников, примкнет к какому-нибудь каравану.
Абу-Райхан с большой сердечностью выслушал Якуба и посоветовал ему поговорить с ибн Синой. Конечно, Абу-Али знает, кто из его учеников заслуживает доверия.
– Если молодой врачеватель примется за дело с такой же серьезностью, как это делает ибн Сина, он вылечит твоего отца. А караван с товарами для Багдада должен быть доставлен вовремя, – сказал Абу-Райхан. – Ты должен поторопиться, юноша. Не откладывай, ступай в караван-сарай и договаривайся: с попутным караваном тебе будет безопасно.


* * *
Тревожно было на сердце у Якуба, когда он покидал Гургандж. Впервые он призадумался над своим будущим, с болью в сердце думал о бедной своей матери, которую трудно было представить себе одинокой, без заботливого внимания отца.
Прощаясь с Абу-Райханом, Якуб спросил ученого, может ли он сделать для него что-нибудь полезное в Багдаде. Ал-Бируни сказал, что будет очень рад, если Якубу удастся добыть какие-нибудь книги по астрономии и математике, написанные учеными Багдада и Дамаска. И еще он просил узнать, есть ли в Багдаде астрономическая обсерватория, где астрономы могут наблюдать за небесными светилами.
– Впрочем, – сказал устод, – ты сам, Якуб, отлично знаешь, что нам нужно для нашей работы. Я думаю, что годы, проведенные в Гургандже, оставили свой след. Они не пропали для тебя.
Никогда еще время не тянулось так долго, как в те дни, когда Якуб должен был пересечь пустыню по тропе, ведущей в Бухару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28