Там, за костром, толпа пришла в движение. Потом от нее отделился человек, упал, вскочил, снова упал и пополз. Десятки рук схватили его за одежду, удерживая. Но он продолжал ползти, волоча на себе других. На какую-то секунду ему удалось вырваться, и он достиг костра, выбрасывая из него полуобгоревшие книги. Чьи-то руки рванули его назад. Через несколько секунд толпа чуть отступила от костра. На асфальте осталась лежать неподвижная фигура.— Он уже умер, — сказал Афанасий. — Что же ты не показываешь свою коллекцию?— Я не могу.— Не можешь! — Афанасий встряхнул меня. — Не можешь! Начинай! Какая разница, сейчас или в другой раз. Начинай!И я вспомнил улыбку Андрея... Я заставил себя это сделать. Грустную, но живую, чистую, умную улыбку Андрея.Мне показалось, что лица людей, бросавших мысли, жизни, надежды и чувства в огонь, чуть просветлели. На мгновение сбился ритм движения их рук. Но нет... Улыбка отскакивала от них. Она была ненужной, чужой, мешающей, вредной. Они даже не замечали ее, увлеченные своим делом. А потом вдруг один из них поднял с земли автомат и, не целясь, дал короткую очередь. И улыбка умерла, издав чуть слышный стон.— Ты видел?! — крикнул мне Навагин.Я все видел. Убили улыбку!— Теперь ты понял, почему я ненавижу улыбку? Она делает человека сильным! Убей улыбку и тогда можешь делать с человеком все, что захочешь! Ха-ха! Смотри, что они сделают с твоими улыбками! Ты проиграл!Тысячи больших и маленьких радостей, чувств и мыслей мог бы я подарить им.— Ты вернешься отсюда. Вернешься опустошенным! И тебе уже никогда больше не захочется улыбаться! Ты возненавидишь улыбку, так же как и я! Смотри внимательно! Почувствуй свое бессилие...Убили улыбку. Убили выстрелом в упор!Я вспомнил Андрея. Его любовь, его ненависть, его музыку. И улыбки веером разлетелись по толпе.И я увидел, как их ловили, чтобы бросить на землю и топтать ногами. В них стреляли, давили руками, тащили к костру и с размаха бросали в огонь. Человеческие беззащитные улыбки. Я видел, как несколько улыбок все же появилось на лицах людей. Одни со страхом пытались сорвать их, срывали и отбрасывали куда-нибудь подальше, чтобы никто не успел увидеть. Другие, растерянные, не знали, что делать. Третьи старались спрятать их, но делали это робко и неуклюже. Замеченная на лице улыбка срывалась с человека теми, кто стоял рядом. Срывалась с кожей, с кровью, с криком разорванного рта.У меня не было больше улыбок Андрея.Нет, люди не могут так поступать, не могут не понять. И я отдал им улыбки Ольги, Любы, Светки, Толи Крутикова, Игоря. Улыбки встреченных мною когда-то прохожих. Улыбки знакомых. И еще бессмысленные, такие беззащитные улыбки моей маленькой Бекки.И все-таки я привел их в смятение. Я видел, как, пряча под пиджак книгу, исчез в толпе человек. Я видел, как многие поспешно расходятся, как в бешенстве топают ногами перепуганные насмерть мещане, слабые даже с оружием в руках.У меня осталась только одна улыбка. Улыбка Энн. Она была слишком горькая, чтобы отдать ее им. Но она была и слишком жаждущая жить. И я отдал им последнюю улыбку. Я заметил, как испуганно вскинула брови стоящая неподалеку девушка и спрятала что-то на груди. Я уверен, это была улыбка Энн.Они еще жгли книги, но толпа уже бросилась прочь от костра. И ни крики, и ни выстрелы не могли ее удержать.И тогда Афанасий указал на меня пальцем.Дальше я ничего не помню... 9 Я очнулся лежащим на полу лаборатории на чьих-то пиджаках.— Где Афанасий? — спросил я.— Какой Афанасий? — удивленно спросил Игорь. — Что там произошло?— Где Афанасий Навагин?— Успокойся. Успокойся. О каком Афанасии ты говоришь?— Афанасий, который слишком тщательно изучил свое «подшефное время». Где он? — Я вскочил на ноги.— У нас не было никакого Афанасия. Ты что-то перепутал.В лаборатории было очень много людей. Все они смотрели на меня чуть-чуть испуганно и непонимающе.— Афанасий ненавидел улыбку! Разве вы не помните?— Такого у нас не было.— Ну хорошо, об этом позже. Как я выбрался оттуда?— Тебя вытащил Андрей, — сказал Игорь. И такая боль почувствовалась в его словах! Светка плакала. Слезы... — Он умер. Его уже увезли.— Умер! — закричал я. — Почему?— Его убили выстрелом в спину, когда он спасал тебя. 10 Прошло несколько дней. Я стараюсь ни с кем не встречаться. Я понимаю, как трудно сейчас со мной людям...Дальнейшие эксперименты отложены на неопределенное время. Никто не помнит Афанасия Навагина. Его не было. Он не родился. Значит, все же где-то в прошлом что-то изменилось так, чтобы Афанасий не родился.Может быть, та девушка, что спрятала улыбку Энн, оттолкнула от себя какого-то предка Афанасия. Может быть, он, увидев эту улыбку, сам не посмел подойти к ней. Как бы то ни было, но Афанасий не родился.Значит, этот эксперимент сделал людей хоть чуть-чуть, но лучше.Ведь Афанасия нет.Но нет и Андрея.Неужели каждый раз, чтобы не было такого, как Афанасий, должна появляться могила такого человека, каким был Андрей?У меня больше нет улыбок. Я не могу улыбаться. Меня все понимают и стараются чем-нибудь помочь. Все, кроме Бекки. Ей я еще ничего не могу объяснить. Это ужасно — стоять над кроватью дочери и не иметь сил улыбнуться.В газете я прочел одну статью. Кто-то открыл закон «отталкивания улыбок». Такой закон открыл когда-то и Афанасий. Значит, он не один. Далеко не один. Их еще много.Ко мне приходят друзья. Я часто вижу Ольгу. Они улыбаются мне осторожными бодрыми улыбками, как тяжелобольному.Не бойтесь!Мне нужны улыбки. Детские и взрослые, несмышленые и глубокомысленные, радостные и горькие, счастливые и печальные. Мне нужны улыбки, идущие от самого сердца, из самых светлых уголков души.Люди, мне нужны ваши улыбки!Я снова вернусь к тому пылающему костру.Люди, мне нужны ваши улыбки...

1 2 3