Единственного лица, которое она с какой-то отчаянной жаждой пыталась отыскать, видно не было.
– Не хватает еще Эрбийона, – наконец сказал Мори. – Ты с ним знакома, Элен, это тот молодой стажер, которого я к тебе посылал.
Она кивнула головой, не в состоянии произнести ни слова. Если бы Эрбийон был здесь, все бы показалось ей таким простым, таким естественным. Без него она почувствовала себя опустошенной, покинутой, ко всему безразличной.
Следующая фраза привлекла ее внимание.
– Ста… да он же был с нами! – воскликнул Нарбонн. – Вот его еще наполовину полный стакан портвейна.
– Он слинял! – изумленно сказал «доктор». Марбо сказал ему тихо:
– Он побоялся, что его задержат, и смылся, чтобы пообедать с Памелой.
«Доктор» улыбнулся, кивнул головой и поспешил одному за другим сообщить эту новость.
– Ладно, давайте садиться за столы, – предложил Мори.
Стычка Эрбийона с жандармом стала основной темой в начале разговора. Марбо изложил ее во всех деталях.
– Он правда дернул «фоккера» за усы? – воскликнул очарованный Нарбонн. – За огромные усы! Это неслыханно, не правда ли, мадам?
– Я с вами согласна, – ответила Элен Мори, попытавшись улыбнуться.
Обед продолжался, шумный, веселый для всех, кроме молодой женщины, которую офицеры думали, что развлекают рассказами об игре, возлияниях и смерти, и для Клода, ощущавшего эту дисгармонию и свое бессилие ее исправить.
«Сюда бы сейчас Тели», – с грустью подумал он.
Итак, пока его товарищи хвастались его смелой выходкой и завидовали ей, Эрбийон, укрывшись в своей комнате с поблекшими от времени обоями, неподвижно лежал на кровати, даже не подумав снять с нее пуховик. Его тело, полуобернутое мягкой, плотной и горячей материей, мысли, бегавшие в порочном круге, – все его угнетало, навязчиво преследовало, разрушало.
Однако точно так же, как он был не в состоянии ни на йоту изменить положение своего словно окаменевшего тела, он не мог вырваться из переплетения образов, узкого до безумия и ограниченного двумя неотступно преследующими его именами.
Элен… Дениза…
Дениза… Элен…
Одни и те же слоги истязали его сознание, и черты, страшно знакомые, страшно дорогие, непрестанно искажались, исчезали и вновь возникали у него перед глазами. Это был весь его мир.
Он вышел из него лишь в тот момент, когда Матье толкнул дверь и на пороге комнаты, не дожидаясь разрешения, появилась Дениза.
Эрбийон тут же почувствовал чудесное облегчение. Перед этой реальной женщиной, видя ее чувственное выражение и телесную плоть, другая, двойственная, невыносимая, парализовавшая его гипнотическим ужасом, исчезла. Однако как только Эрбийон вскочил с кровати и жестом отослал ординарца, он в полной мере оценил, что значит для него, для его отношений с Мори, со всей эскадрильей присутствие любовницы у него, в то время как перед его домом проходят товарищи, а контора, где Клод выполнял обязанности командира, находится на соседней улице, и когда правила дисциплины, военного приказа, войны, наконец, окружают его со всех сторон.
Не поцеловав Денизу и даже к ней не приблизившись, он очень глухим голосом спросил:
– Зачем ты сюда пришла?
Она настолько опешила от его тона, его упрека, его страха, что осталась стоять, прижавшись спиной к двери. И, отделенная от своего любовника всей длиной комнаты, сначала захотела его успокоить.
– Никто не видел, как я вошла, Жан, клянусь тебе, – пробормотала она. – А твой адрес я узнала случайно, не спрашивая его, от одного из твоих товарищей. Я не смогла устоять… не смогла больше ждать.
– Зачем ты приехала в Баи? – спросил стажер с ожесточенным упорством.
Молодая женщина секунду постояла молча. Эрбийон, хотя и смотрел на нее пристально, не заметил, что ее лицо искажается, становится резче. Он продолжал размышлять вслух.
– Я надеялся, – воскликнул он, – получить небольшую передышку… сориентироваться… разобраться… Без службы и вылетов это было бы легче сделать. Да и Клод бы успокоился.
Почти не разжимая губ, Дениза ответила:
– Ты что, думаешь, что я ради него приехала?! Или ради тебя?! Я приехала, потому что мне это было необходимо. Ты свел меня с ума своим молчанием. Ни единого словечка с тех пор, как ты в последний раз уехал! А от Клода я знала, что ты жив. Мне необходимо было тебя увидеть, узнать, что ты хочешь, что думаешь и что чувствуешь ко мне.
Дениза подошла к Эрбийону, который, казалось, ничего не слышал – настолько неподвижным было его лицо.
Он на самом деле едва ли понял смысл сказанных Денизой слов. Однако яснее смысла в него проник четкий, быстрый и дико отчеканенный ритм. Не поддающуюся контролю волю, отличающуюся от воли страсти, упрямую требовательность, ненасытную и жестокую в своей бескомпромиссности, – вот что Эрбийон отчетливо уловил за ее словами. Он почувствовал, что пропал.
До этого момента в развитии драмы он принимал во внимание только Мори и себя. Дениза представлялась ему пассивным персонажем, роковой случайностью, неразумной плотью. Внезапно она появилась, решительная, строгая, необузданная и в достижении своего желания не имеющая никаких тормозов.
Она ворвалась в ход событий, а вместе с ней – слепая, страшная сила, нацеленная на обладание и несущая катастрофу. Игра больше уже не ограничивалась товарищами по экипажу. Вдруг оказалось, что женщина намеревается направить ее в свое русло, и, несмотря на неопытность, Эрбийон смутно предугадал, что вместе с ней заявило о себе безжалостное и примитивное божество, которое она называла любовью.
Дениза взяла лицо Эрбийона в свои ладони и, лаская его, завораживая, взмолилась жалобно, пылко, глядя на него влажными, блестящими глазами:
– Скажи, что я для тебя еще существую, Жан… что ты меня еще немножко любишь.
– Да разве же я знаю, разве я еще могу что-то знать?… Я больше не знаю, ненавижу ли я тебя, ненавижу ли я Мори. О! Все же в одном – в том, что самому себе я отвратителен, я точно уверен.
Его лицо, его голос исказились до такой муки, что на мгновение Дениза забыла о своем собственном страдании и о своей неумолимой жажде любви. Она мягко спросила:
– Но зачем ты так себя изводишь? Ты же все принял… Это было так просто. Вспомни нашу последнюю ночь… Когда ты уже знал.
– Замолчи, ради всего святого, – простонал Эрбийон. – Именно это я и не могу простить нам обоим. До той ночи было всего лишь отвратительное совпадение, но потом… О! Потом! От этого можно потерять рассудок!.. Вместе летать, вместе сражаться, вместе выпивать, вместе быть награжденными! Как ты хотела, чтобы я тебе писал? И о чем? Ты только что увидела остальных, как они плечом к плечу ели, смеялись – их, каким я уже никогда не буду, гордых, чистых, не предававших свой экипаж! Теперь-то ты понимаешь?
– Что я больше ничего для тебя не значу, да, это я понимаю, – ответила Дениза, моментально вернувшаяся к своему запалу, к своим принципам. – Если любишь, разве имеют значение какие-то доводы? Лично я ни о чем не думаю… Клод, моя репутация, элементарные приличия… Я бы все разрушила ради слова любви! Экипаж… да, это очень красиво, очень благородно… Но разве моя любовь не красива, не благородна? Если ты так любишь Клода, то почему тогда вернулся ко мне в ту ночь?… О! Дай мне договорить… Да, в ту ночь, когда мы полнее, чем когда бы то ни было, принадлежали друг другу.
Эрбийон почувствовал, что у него нет больше ни сил, ни точки опоры. На все, что бы он ни сказал, Дениза, глухая и ожесточившаяся, возразила бы напоминанием о той ночи, ночи поражения для него, победы – для нее.
Раз он однажды уступил, она полагала, что он должен был уступать бесконечно. А он об этой безумной и постыдной ночи даже слышать не мог. Тогда он и сам убого воспользовался оружием молодой женщины.
– Замолчи, – взмолился он, – замолчи, если ты меня любишь…
– Если я тебя люблю! – воскликнула она, пораженная, как и хотел Эрбийон, – да ты посмотри в мои глаза, прикоснись к моим плечам.
– Я тебе запрещаю, – приказал он. – Я запрещаю тебе подходить. Я слишком много думал о тебе, о твоем теле.
Вспомнив о том, что пробуждало в нем желание, он неизбежно оживил его в своем воображении. Его глаза слегка затуманились. В глазах Денизы мелькнуло выражение горделивой радости. Она почувствовала, что он вновь принадлежал ей.
Их лица вот-вот должны были слиться в поцелуе. Из-за двери послышался голос Марбо.
– Открой мне, стажер, – крикнул толстяк лейтенант.
Дениза пошатнулась, – так резко Эрбийон от нее отскочил.
– Мне необходимо увидеться с ним хотя бы на секунду, – шепнул стажер, – а то он может что-нибудь заподозрить. Спрячься вот тут.
Дениза юркнула в кладовку, переделанную Эрбийоном в туалет.
– Я думал, что ты у Памелы, – заходя, сказал Марбо, – но она тебя не видела. Тогда я испугался, как бы ты не заболел. Все в порядке?
– Да, старина, разумеется.
– Почему же тогда ты смылся с обеда?
– Похмелье от вчерашнего вечера никак не проходило.
Марбо присел на кровать, зажег сигарету.
– По поводу вчерашнего, – все замнут. Мори мне пообещал. Он оказался отличным парнем, этот Мори. Мы и впрямь недооценили его сначала. Один только ты сумел разглядеть. Какая прекрасная из вас команда!
Эрбийон провел по лбу чуть дрожащей рукой. Он думал о присутствии своей любовницы, жены Мори, за тоненькой перегородкой.
– Послушай, Марбо, – сказал он, – у меня так болит голова, что прямо виски раскалываются.
– Ясно. Ухожу. До вечера.
– Может быть.
– Встряхнись. Лучший способ.
Внезапно Марбо остановился. Его блестящие и живые глазки только что заметили на подоконнике пару женских перчаток.
– Ты гляди, – воскликнул он, – так это и есть твоя головная боль?! Ты снимаешь их всех, вижу, вижу! Ладно… ладно… Ухожу. Только одно слово.
Его круглое и жизнерадостное лицо стало необычайно серьезным, тем временем он продолжал:
– Есть одна, которую трогать нельзя: жену Мори. Это было бы грязно по отношению к нему, к эскадрилье.
Стажер так побледнел, что Марбо с глубоким уважением взял его за плечи.
– Прошу прощения, старина, – сказал он. – Это я просто так сболтнул. Я ведь тебя знаю. Ты не способен на подобную низость. Счастливо, старина.
Когда Дениза смогла выйти, Эрбийон крикнул ей с каким-то ужасом в голосе:
– Уходи, умоляю тебя. Ты слышала? Если бы он тебя здесь застал, не знаю, что бы я сделал.
– Когда я тебя увижу? – медленно спросила молодая женщина.
– Позже. Дай мне время подумать… Баи – это село. Завтра я тебе скажу.
На лбу Денизы, таком нежном, вновь появилось выражение непреклонного упрямства.
– Я не могу ждать до завтра. Я хочу тебя видеть. Пусть в каком-нибудь общественном месте.
– Невозможно. Здесь есть только заведение Памелы.
– Сегодня вечером я буду у нее. Я уговорю Клода.
Она ушла, не поцеловав его, интуитивно поняв, что он ей будет повиноваться только в том случае, если не ощутит прямо сейчас на своей коже прикосновения предательства.
Эрбийон появился в кабаре довольно рано. Тем не менее зал был уже полон народа, и стажер с первой же секунды на очень видном месте заметил Мори с женой, в окружении «доктора», Марбо и Нарбонна. Он ограничился тем, что издалека их поприветствовал и позвал Памелу, которая, повернув голову ко входу, казалось, ждала лишь его одного. Она грубо бросила трех офицеров артиллерии и, послушная, сияющая, подошла к Эрбийону.
– Выпейте со мной чего-нибудь, – сказал стажер.
Он почувствовал себя необычайно спокойно. Зрелище, которого он больше всего опасался – Мори рядом с Денизой, – произвело на него эффект, противоположный тому, которого он ожидал, заранее дрожа от страха. Подобно всем ужасам, нарисованным воображением, его ужас рассеивался при столкновении с породившей его причиной в реальности. Он видел Мори с его худым лицом, хилыми плечами, седеющими волосами и Денизу, ее свежую кожу, ее девичье выражение лица. Он узнавал их обоих, как будто ему принадлежащих благодаря довольно определенным отношениям, существующим между ними, вероятно жестоким, но жестокость эта была приемлемой, человеческой.
Все стало для него возможным, простым, когда за несколько секунд он в этом сам себя убедил.
Приглушенным, властным голосом он сказал Памеле:
– Прошу вас оказать мне огромную услугу. На завтрашний вечер мне необходимо надежное место для свидания.
Певица спросила, почти не разжимая своих пухлых губ:
– Любовного?
Эрбийон кивнул головой.
– Ты просишь об этом меня… – сказала Памела, разом перейдя на «ты», чего до сих пор она делать не осмеливалась, как будто бы отречение, к которому ее вынуждал Эрбийон, давало ей право на фамильярность. – Это для той крошки, что сейчас сидит с твоими товарищами? – спросила она.
Не удивившись ее догадке, Эрбийон ответил:
– Да, для нее… Никто, кроме вас, не может мне помочь. Мои друзья ни о чем не должны догадаться.
Памела по очереди посмотрела на Мори, Денизу и стажера. Глубокое понимание и огромная жалость украсили ее лицо.
– Договорились, малыш, – мягко сказала она. – Приходи сюда завтра, но не забудь, что мой дом к шести часам должен быть свободен. Из-за вчерашней истории с полуночи сегодняшнего дня по вечерам я посажена под домашний арест.
Как раз в этот момент Мори встал. Он не мог больше выносить напряжения, сковавшего лицо его жены. Он направился к Эрбийону. Тогда Памела поднялась со своего места и, словно следуя случайным изгибам пустого пространства между столиками, вплотную подошла к Денизе, сделала вид, что поправляет пряжку на туфле и шепнула:
– Завтра он будет ждать вас здесь, в половине пятого.
Мори вернулся вместе со стажером и сказал:
– Эрбийон должен был извиниться перед Памелой. По его вине на кабаре наложен арест.
Затем, обратившись к жене, спросил:
– Ты узнаешь Эрбийона, Элен?
– Ну как же, разумеется.
Молодая женщина ответила с исключительной непринужденностью.
– Вам нравится в Баи, мадам? – спросил Эрбийон.
Между ними завязался легкий, банальный разговор, к которому Мори прислушивался, прислушивался всеми фибрами своей души. Он не заметил в нем никакого излома, ни единого промаха. Ему в очередной раз стало стыдно за себя самого.
Глава VIII
На следующий день после обеда Мори вернулся в контору эскадрильи, а Элен поднялась на этаж выше, чтобы отдохнуть. Жара в начале июля была невыносимой.
Как обычно, тщательно проверив счета, смету и рацион продовольствия, Мори приступил к составлению скучного ежедневного рапорта. Он уже дошел до середины, когда дневальный доставил ему срочный пакет и депешу, которую только что привез мотоциклист из авиационного участка. Клод открыл послания, пробежал их глазами, перечел и принялся разглядывать тоненькие листочки бумаги, не видя их, словно желая разглядеть за ними все то неизвестное, что они предвещали. Затем приказал дневальному:
– Возьмите мою машину и доставьте сюда всех офицеров. Как можно скорее. Загляните в квартиры, в кафе. Они нужны мне все и немедленно.
Мори предпринял огромное усилие, чтобы прогнать новые картины и мысли, внезапно им овладевшие. Рапорт более чем когда бы то ни было необходимо было закончить.
Один за другим пилоты и наблюдатели входили в контору. Некоторые, отдыхавшие после обеда, одевшись в спешке, заканчивали застегивать куртки и пояса. На лицах других отражались следы игры и алкоголя. По мере того как они заходили, Мори кратко их приветствовал и продолжал писать.
– Я буду говорить со всеми, – сказал он первому.
Наконец, не хватало одного только Эрбийона. Клод, закончив свою работу, поднял голову, но его по-прежнему не было. Дневальный, которого о нем спросили, ответил, что нигде стажера не нашел. Даже Памела утверждала, что ничего о нем не знает.
– Тем хуже, – заявил Мори. – Вы передайте ему, Марбо. Я больше не могу ждать, и сегодня вечером меня не будет. Я поеду за капитаном на вокзал.
– Тели уже возвращается? – спросил Марбо.
– Да, вот его телеграмма. Должно быть, он справился в министерстве и почувствовал запах пороха.
Клод сделал неуловимую паузу, но ему ее оказалось достаточно, чтобы угадать мысли своих товарищей. Еще неосознанно, но они уже понимали, о чем объявит им Мори. Поэтому самым ровным, самым спокойным голосом он продолжил:
– Отдых закончен. Завтра мы покидаем Баи и возвращаемся в Шато-Пьерри. Немцы собираются форсировать Марну, они попытаются предпринять последнюю отчаянную попытку.
– Ну что ж, повоюем! – тяжело сказал Марбо, выражая мысль всех присутствующих.
– В этом меня убедило, скорее, возвращение Тели, чем пакет от командования сектора, – сказал Мори.
Мужчинам, собравшимся в конторе эскадрильи, к опасности было не привыкать. Тем не менее они старались не смотреть друг на друга. Каждый боялся увидеть на лицах товарищей печать смерти, ибо каждый из них по привычке и по молодости считал, что его самого-то судьба убережет.
– Придется лишиться нескольких перышек, – сказал «доктор».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
– Не хватает еще Эрбийона, – наконец сказал Мори. – Ты с ним знакома, Элен, это тот молодой стажер, которого я к тебе посылал.
Она кивнула головой, не в состоянии произнести ни слова. Если бы Эрбийон был здесь, все бы показалось ей таким простым, таким естественным. Без него она почувствовала себя опустошенной, покинутой, ко всему безразличной.
Следующая фраза привлекла ее внимание.
– Ста… да он же был с нами! – воскликнул Нарбонн. – Вот его еще наполовину полный стакан портвейна.
– Он слинял! – изумленно сказал «доктор». Марбо сказал ему тихо:
– Он побоялся, что его задержат, и смылся, чтобы пообедать с Памелой.
«Доктор» улыбнулся, кивнул головой и поспешил одному за другим сообщить эту новость.
– Ладно, давайте садиться за столы, – предложил Мори.
Стычка Эрбийона с жандармом стала основной темой в начале разговора. Марбо изложил ее во всех деталях.
– Он правда дернул «фоккера» за усы? – воскликнул очарованный Нарбонн. – За огромные усы! Это неслыханно, не правда ли, мадам?
– Я с вами согласна, – ответила Элен Мори, попытавшись улыбнуться.
Обед продолжался, шумный, веселый для всех, кроме молодой женщины, которую офицеры думали, что развлекают рассказами об игре, возлияниях и смерти, и для Клода, ощущавшего эту дисгармонию и свое бессилие ее исправить.
«Сюда бы сейчас Тели», – с грустью подумал он.
Итак, пока его товарищи хвастались его смелой выходкой и завидовали ей, Эрбийон, укрывшись в своей комнате с поблекшими от времени обоями, неподвижно лежал на кровати, даже не подумав снять с нее пуховик. Его тело, полуобернутое мягкой, плотной и горячей материей, мысли, бегавшие в порочном круге, – все его угнетало, навязчиво преследовало, разрушало.
Однако точно так же, как он был не в состоянии ни на йоту изменить положение своего словно окаменевшего тела, он не мог вырваться из переплетения образов, узкого до безумия и ограниченного двумя неотступно преследующими его именами.
Элен… Дениза…
Дениза… Элен…
Одни и те же слоги истязали его сознание, и черты, страшно знакомые, страшно дорогие, непрестанно искажались, исчезали и вновь возникали у него перед глазами. Это был весь его мир.
Он вышел из него лишь в тот момент, когда Матье толкнул дверь и на пороге комнаты, не дожидаясь разрешения, появилась Дениза.
Эрбийон тут же почувствовал чудесное облегчение. Перед этой реальной женщиной, видя ее чувственное выражение и телесную плоть, другая, двойственная, невыносимая, парализовавшая его гипнотическим ужасом, исчезла. Однако как только Эрбийон вскочил с кровати и жестом отослал ординарца, он в полной мере оценил, что значит для него, для его отношений с Мори, со всей эскадрильей присутствие любовницы у него, в то время как перед его домом проходят товарищи, а контора, где Клод выполнял обязанности командира, находится на соседней улице, и когда правила дисциплины, военного приказа, войны, наконец, окружают его со всех сторон.
Не поцеловав Денизу и даже к ней не приблизившись, он очень глухим голосом спросил:
– Зачем ты сюда пришла?
Она настолько опешила от его тона, его упрека, его страха, что осталась стоять, прижавшись спиной к двери. И, отделенная от своего любовника всей длиной комнаты, сначала захотела его успокоить.
– Никто не видел, как я вошла, Жан, клянусь тебе, – пробормотала она. – А твой адрес я узнала случайно, не спрашивая его, от одного из твоих товарищей. Я не смогла устоять… не смогла больше ждать.
– Зачем ты приехала в Баи? – спросил стажер с ожесточенным упорством.
Молодая женщина секунду постояла молча. Эрбийон, хотя и смотрел на нее пристально, не заметил, что ее лицо искажается, становится резче. Он продолжал размышлять вслух.
– Я надеялся, – воскликнул он, – получить небольшую передышку… сориентироваться… разобраться… Без службы и вылетов это было бы легче сделать. Да и Клод бы успокоился.
Почти не разжимая губ, Дениза ответила:
– Ты что, думаешь, что я ради него приехала?! Или ради тебя?! Я приехала, потому что мне это было необходимо. Ты свел меня с ума своим молчанием. Ни единого словечка с тех пор, как ты в последний раз уехал! А от Клода я знала, что ты жив. Мне необходимо было тебя увидеть, узнать, что ты хочешь, что думаешь и что чувствуешь ко мне.
Дениза подошла к Эрбийону, который, казалось, ничего не слышал – настолько неподвижным было его лицо.
Он на самом деле едва ли понял смысл сказанных Денизой слов. Однако яснее смысла в него проник четкий, быстрый и дико отчеканенный ритм. Не поддающуюся контролю волю, отличающуюся от воли страсти, упрямую требовательность, ненасытную и жестокую в своей бескомпромиссности, – вот что Эрбийон отчетливо уловил за ее словами. Он почувствовал, что пропал.
До этого момента в развитии драмы он принимал во внимание только Мори и себя. Дениза представлялась ему пассивным персонажем, роковой случайностью, неразумной плотью. Внезапно она появилась, решительная, строгая, необузданная и в достижении своего желания не имеющая никаких тормозов.
Она ворвалась в ход событий, а вместе с ней – слепая, страшная сила, нацеленная на обладание и несущая катастрофу. Игра больше уже не ограничивалась товарищами по экипажу. Вдруг оказалось, что женщина намеревается направить ее в свое русло, и, несмотря на неопытность, Эрбийон смутно предугадал, что вместе с ней заявило о себе безжалостное и примитивное божество, которое она называла любовью.
Дениза взяла лицо Эрбийона в свои ладони и, лаская его, завораживая, взмолилась жалобно, пылко, глядя на него влажными, блестящими глазами:
– Скажи, что я для тебя еще существую, Жан… что ты меня еще немножко любишь.
– Да разве же я знаю, разве я еще могу что-то знать?… Я больше не знаю, ненавижу ли я тебя, ненавижу ли я Мори. О! Все же в одном – в том, что самому себе я отвратителен, я точно уверен.
Его лицо, его голос исказились до такой муки, что на мгновение Дениза забыла о своем собственном страдании и о своей неумолимой жажде любви. Она мягко спросила:
– Но зачем ты так себя изводишь? Ты же все принял… Это было так просто. Вспомни нашу последнюю ночь… Когда ты уже знал.
– Замолчи, ради всего святого, – простонал Эрбийон. – Именно это я и не могу простить нам обоим. До той ночи было всего лишь отвратительное совпадение, но потом… О! Потом! От этого можно потерять рассудок!.. Вместе летать, вместе сражаться, вместе выпивать, вместе быть награжденными! Как ты хотела, чтобы я тебе писал? И о чем? Ты только что увидела остальных, как они плечом к плечу ели, смеялись – их, каким я уже никогда не буду, гордых, чистых, не предававших свой экипаж! Теперь-то ты понимаешь?
– Что я больше ничего для тебя не значу, да, это я понимаю, – ответила Дениза, моментально вернувшаяся к своему запалу, к своим принципам. – Если любишь, разве имеют значение какие-то доводы? Лично я ни о чем не думаю… Клод, моя репутация, элементарные приличия… Я бы все разрушила ради слова любви! Экипаж… да, это очень красиво, очень благородно… Но разве моя любовь не красива, не благородна? Если ты так любишь Клода, то почему тогда вернулся ко мне в ту ночь?… О! Дай мне договорить… Да, в ту ночь, когда мы полнее, чем когда бы то ни было, принадлежали друг другу.
Эрбийон почувствовал, что у него нет больше ни сил, ни точки опоры. На все, что бы он ни сказал, Дениза, глухая и ожесточившаяся, возразила бы напоминанием о той ночи, ночи поражения для него, победы – для нее.
Раз он однажды уступил, она полагала, что он должен был уступать бесконечно. А он об этой безумной и постыдной ночи даже слышать не мог. Тогда он и сам убого воспользовался оружием молодой женщины.
– Замолчи, – взмолился он, – замолчи, если ты меня любишь…
– Если я тебя люблю! – воскликнула она, пораженная, как и хотел Эрбийон, – да ты посмотри в мои глаза, прикоснись к моим плечам.
– Я тебе запрещаю, – приказал он. – Я запрещаю тебе подходить. Я слишком много думал о тебе, о твоем теле.
Вспомнив о том, что пробуждало в нем желание, он неизбежно оживил его в своем воображении. Его глаза слегка затуманились. В глазах Денизы мелькнуло выражение горделивой радости. Она почувствовала, что он вновь принадлежал ей.
Их лица вот-вот должны были слиться в поцелуе. Из-за двери послышался голос Марбо.
– Открой мне, стажер, – крикнул толстяк лейтенант.
Дениза пошатнулась, – так резко Эрбийон от нее отскочил.
– Мне необходимо увидеться с ним хотя бы на секунду, – шепнул стажер, – а то он может что-нибудь заподозрить. Спрячься вот тут.
Дениза юркнула в кладовку, переделанную Эрбийоном в туалет.
– Я думал, что ты у Памелы, – заходя, сказал Марбо, – но она тебя не видела. Тогда я испугался, как бы ты не заболел. Все в порядке?
– Да, старина, разумеется.
– Почему же тогда ты смылся с обеда?
– Похмелье от вчерашнего вечера никак не проходило.
Марбо присел на кровать, зажег сигарету.
– По поводу вчерашнего, – все замнут. Мори мне пообещал. Он оказался отличным парнем, этот Мори. Мы и впрямь недооценили его сначала. Один только ты сумел разглядеть. Какая прекрасная из вас команда!
Эрбийон провел по лбу чуть дрожащей рукой. Он думал о присутствии своей любовницы, жены Мори, за тоненькой перегородкой.
– Послушай, Марбо, – сказал он, – у меня так болит голова, что прямо виски раскалываются.
– Ясно. Ухожу. До вечера.
– Может быть.
– Встряхнись. Лучший способ.
Внезапно Марбо остановился. Его блестящие и живые глазки только что заметили на подоконнике пару женских перчаток.
– Ты гляди, – воскликнул он, – так это и есть твоя головная боль?! Ты снимаешь их всех, вижу, вижу! Ладно… ладно… Ухожу. Только одно слово.
Его круглое и жизнерадостное лицо стало необычайно серьезным, тем временем он продолжал:
– Есть одна, которую трогать нельзя: жену Мори. Это было бы грязно по отношению к нему, к эскадрилье.
Стажер так побледнел, что Марбо с глубоким уважением взял его за плечи.
– Прошу прощения, старина, – сказал он. – Это я просто так сболтнул. Я ведь тебя знаю. Ты не способен на подобную низость. Счастливо, старина.
Когда Дениза смогла выйти, Эрбийон крикнул ей с каким-то ужасом в голосе:
– Уходи, умоляю тебя. Ты слышала? Если бы он тебя здесь застал, не знаю, что бы я сделал.
– Когда я тебя увижу? – медленно спросила молодая женщина.
– Позже. Дай мне время подумать… Баи – это село. Завтра я тебе скажу.
На лбу Денизы, таком нежном, вновь появилось выражение непреклонного упрямства.
– Я не могу ждать до завтра. Я хочу тебя видеть. Пусть в каком-нибудь общественном месте.
– Невозможно. Здесь есть только заведение Памелы.
– Сегодня вечером я буду у нее. Я уговорю Клода.
Она ушла, не поцеловав его, интуитивно поняв, что он ей будет повиноваться только в том случае, если не ощутит прямо сейчас на своей коже прикосновения предательства.
Эрбийон появился в кабаре довольно рано. Тем не менее зал был уже полон народа, и стажер с первой же секунды на очень видном месте заметил Мори с женой, в окружении «доктора», Марбо и Нарбонна. Он ограничился тем, что издалека их поприветствовал и позвал Памелу, которая, повернув голову ко входу, казалось, ждала лишь его одного. Она грубо бросила трех офицеров артиллерии и, послушная, сияющая, подошла к Эрбийону.
– Выпейте со мной чего-нибудь, – сказал стажер.
Он почувствовал себя необычайно спокойно. Зрелище, которого он больше всего опасался – Мори рядом с Денизой, – произвело на него эффект, противоположный тому, которого он ожидал, заранее дрожа от страха. Подобно всем ужасам, нарисованным воображением, его ужас рассеивался при столкновении с породившей его причиной в реальности. Он видел Мори с его худым лицом, хилыми плечами, седеющими волосами и Денизу, ее свежую кожу, ее девичье выражение лица. Он узнавал их обоих, как будто ему принадлежащих благодаря довольно определенным отношениям, существующим между ними, вероятно жестоким, но жестокость эта была приемлемой, человеческой.
Все стало для него возможным, простым, когда за несколько секунд он в этом сам себя убедил.
Приглушенным, властным голосом он сказал Памеле:
– Прошу вас оказать мне огромную услугу. На завтрашний вечер мне необходимо надежное место для свидания.
Певица спросила, почти не разжимая своих пухлых губ:
– Любовного?
Эрбийон кивнул головой.
– Ты просишь об этом меня… – сказала Памела, разом перейдя на «ты», чего до сих пор она делать не осмеливалась, как будто бы отречение, к которому ее вынуждал Эрбийон, давало ей право на фамильярность. – Это для той крошки, что сейчас сидит с твоими товарищами? – спросила она.
Не удивившись ее догадке, Эрбийон ответил:
– Да, для нее… Никто, кроме вас, не может мне помочь. Мои друзья ни о чем не должны догадаться.
Памела по очереди посмотрела на Мори, Денизу и стажера. Глубокое понимание и огромная жалость украсили ее лицо.
– Договорились, малыш, – мягко сказала она. – Приходи сюда завтра, но не забудь, что мой дом к шести часам должен быть свободен. Из-за вчерашней истории с полуночи сегодняшнего дня по вечерам я посажена под домашний арест.
Как раз в этот момент Мори встал. Он не мог больше выносить напряжения, сковавшего лицо его жены. Он направился к Эрбийону. Тогда Памела поднялась со своего места и, словно следуя случайным изгибам пустого пространства между столиками, вплотную подошла к Денизе, сделала вид, что поправляет пряжку на туфле и шепнула:
– Завтра он будет ждать вас здесь, в половине пятого.
Мори вернулся вместе со стажером и сказал:
– Эрбийон должен был извиниться перед Памелой. По его вине на кабаре наложен арест.
Затем, обратившись к жене, спросил:
– Ты узнаешь Эрбийона, Элен?
– Ну как же, разумеется.
Молодая женщина ответила с исключительной непринужденностью.
– Вам нравится в Баи, мадам? – спросил Эрбийон.
Между ними завязался легкий, банальный разговор, к которому Мори прислушивался, прислушивался всеми фибрами своей души. Он не заметил в нем никакого излома, ни единого промаха. Ему в очередной раз стало стыдно за себя самого.
Глава VIII
На следующий день после обеда Мори вернулся в контору эскадрильи, а Элен поднялась на этаж выше, чтобы отдохнуть. Жара в начале июля была невыносимой.
Как обычно, тщательно проверив счета, смету и рацион продовольствия, Мори приступил к составлению скучного ежедневного рапорта. Он уже дошел до середины, когда дневальный доставил ему срочный пакет и депешу, которую только что привез мотоциклист из авиационного участка. Клод открыл послания, пробежал их глазами, перечел и принялся разглядывать тоненькие листочки бумаги, не видя их, словно желая разглядеть за ними все то неизвестное, что они предвещали. Затем приказал дневальному:
– Возьмите мою машину и доставьте сюда всех офицеров. Как можно скорее. Загляните в квартиры, в кафе. Они нужны мне все и немедленно.
Мори предпринял огромное усилие, чтобы прогнать новые картины и мысли, внезапно им овладевшие. Рапорт более чем когда бы то ни было необходимо было закончить.
Один за другим пилоты и наблюдатели входили в контору. Некоторые, отдыхавшие после обеда, одевшись в спешке, заканчивали застегивать куртки и пояса. На лицах других отражались следы игры и алкоголя. По мере того как они заходили, Мори кратко их приветствовал и продолжал писать.
– Я буду говорить со всеми, – сказал он первому.
Наконец, не хватало одного только Эрбийона. Клод, закончив свою работу, поднял голову, но его по-прежнему не было. Дневальный, которого о нем спросили, ответил, что нигде стажера не нашел. Даже Памела утверждала, что ничего о нем не знает.
– Тем хуже, – заявил Мори. – Вы передайте ему, Марбо. Я больше не могу ждать, и сегодня вечером меня не будет. Я поеду за капитаном на вокзал.
– Тели уже возвращается? – спросил Марбо.
– Да, вот его телеграмма. Должно быть, он справился в министерстве и почувствовал запах пороха.
Клод сделал неуловимую паузу, но ему ее оказалось достаточно, чтобы угадать мысли своих товарищей. Еще неосознанно, но они уже понимали, о чем объявит им Мори. Поэтому самым ровным, самым спокойным голосом он продолжил:
– Отдых закончен. Завтра мы покидаем Баи и возвращаемся в Шато-Пьерри. Немцы собираются форсировать Марну, они попытаются предпринять последнюю отчаянную попытку.
– Ну что ж, повоюем! – тяжело сказал Марбо, выражая мысль всех присутствующих.
– В этом меня убедило, скорее, возвращение Тели, чем пакет от командования сектора, – сказал Мори.
Мужчинам, собравшимся в конторе эскадрильи, к опасности было не привыкать. Тем не менее они старались не смотреть друг на друга. Каждый боялся увидеть на лицах товарищей печать смерти, ибо каждый из них по привычке и по молодости считал, что его самого-то судьба убережет.
– Придется лишиться нескольких перышек, – сказал «доктор».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17