Глава двадцать четвертая
Эдварда Тюлейна починили, то есть буквально сложили заново, почистили, отполировали, одели в элегантный костюм и посадили на высокую полку, чтобы он был на виду у покупателей. С этой полки вся мастерская кукольника была как на ладони: и лавка, и рабочий стол Люциуса Кларка, и окна, за которыми остался внешний мир, и дверь, через которую входили-выходили покупатели. С этой полки Эдвард однажды увидел Брайса. Мальчик открыл дверь и остановился на пороге. В его левой руке ярким серебром сияла губная гармошка – её освещало лившееся сквозь окна солнце.– Юноша, – строго сказал Люциус, – напоминаю, что мы с вами заключили сделку.– А что, мне и посмотреть на него нельзя? – Брайс вытер нос тыльной стороной ладони, и от этого знакомого жеста сердце Эдварда захлестнуло волной любви и утраты. – Я просто хочу на него посмотреть.Люциус Кларк вздохнул.
– Посмотри, – сказал он. – А потом уходи и больше не возвращайся. Ещё не хватало, чтобы ты тут околачивался каждое утро и скорбел о том, что потерял.– Хорошо, сэр, – сказал Брайс.Люциус снова вздохнул. Он встал со своего рабочего места, подошёл к полке, где сидел Эдвард, снял его и издали показал Брайсу.– Привет, Бубенчик, – сказал Брайс. – Хорошо выглядишь. А последний раз, когда я тебя видел, ты выглядел ужасно, у тебя голова была вся разбита и…– Он снова как новенький, – сказал Люциус. – Я же тебе обещал.Брайс кивнул. И вытер рукой под носом.– А подержать можно? – спросил он.– Нет, – ответил Люциус. Брайс снова кивнул.– Скажи ему «до свидания», – сказал кукольник. – Я его починил. Спас. Ты должен сказать ему «до свидания».«Не уходи, – мысленно просил Эдвард. – Я не выдержу, если ты уйдёшь».– Тебе пора, – сказал Люциус Кларк.– Да, сэр, – сказал Брайс. Но по-прежнему стоял неподвижно, глядя на Эдварда.– Иди же, – сказал Люциус Кларк. – Уходи! «Ну, пожалуйста, – просил Эдвард. – Не уходи». Брайс повернулся. И вышел из лавки кукольника.Дверь закрылась. Звякнул колокольчик.И Эдвард остался один. Глава двадцать пятая
Нy, объективно он, разумеется, был не один. В мастерской Люциуса Кларка было полным-полно кукол: куклы-дамы и куклы-пупсы, куклы, чьи глаза открывались и закрывались, и куклы с нарисованными глазами, а ещё куклы-королевы и куклы в матросских костюмчиках.Эдвард никогда не любил кукол. Противные, самодовольные, всё время щебечут ни о чём и к тому же ужасные гордячки.Он ещё больше укрепился в этом мнении благодаря соседке по полке – фарфоровой кукле с зелёными стеклянными глазами, красными губками и тёмно-каштановыми волосами. На ней было зелёное атласное платье до колен.– А кто ты такой? – спросила она высоким, писклявым голоском, когда Эдварда посадили рядом с ней на полку.– Я кролик, – ответил Эдвард.Кукла пискляво хихикнула.– Ну, тогда ты попал не по адресу, – сказала она. – Здесь продают кукол, а не кроликов.Эдвард промолчал.– Убирайся прочь, – не унималась соседка.– Я бы с радостью, – сказал Эдвард, – но совершенно очевидно, что сам я отсюда не слезу.После долгого молчания кукла произнесла:– Надеюсь, ты не рассчитываешь, что тебя кто-нибудь купит?И снова Эдвард промолчал.– Люди приходят сюда за куклами, а не за кроликами. И им нужны либо пупсики, либо элегантные куклы вроде меня, в красивых платьях и чтобы у них открывались и закрывались глаза.– Мне вовсе не нужно, чтобы меня купили, – сказал Эдвард.Кукла ахнула.– Ты не хочешь, чтобы тебя купили? – изумлённо повторила она. – Не хочешь, чтобы у тебя была маленькая хозяйка, которая тебя любит?Сара-Рут! Абилин! Их имена пронеслись в голове Эдварда, как ноты какой-то печальной, но сладкой музыки.– Меня уже любили, – ответил Эдвард. – Меня любила девочка, которую звали Абилин. Меня любили рыбак и его жена, меня любили бродяга и его собака. Меня любил мальчик, который играл на губной гармошке, и девочка, которая умерла. Не говори со мной о любви, – сказал он. – Я знаю, что такое любовь.После этой пылкой речи соседка Эдварда наконец заткнулась и молчала довольно долго. Но она не преминула оставить за собой последнее слово.– И всё-таки, – сказала она, – я считаю, что тебя никто не купит.Больше они друг с другом не разговаривали. Через две недели какая-то старушка приобрела зеленоглазую куклу для своей внучки.– Да, да, вон ту, – сказала старушка Люциусу Кларку. – Вон ту, в зелёном платье. Она очень хорошенькая.– Разумеется, – сказал Люциус. – Прелестная кукла. И он снял её с полки.«Что ж, прощай, скатертью дорога», – подумал Эдвард.Место рядом с ним некоторое время пустовало. Шли дни. Дверь в магазин-мастерскую то открывалась, то закрывалась, впуская то ранний утренний, то поздний закатный свет, и каждый раз сердца кукол вздрагивали. Каждая думала, что на этот раз дверь широко распахнулась, впуская того самого человека, который пришёл именно за ней.Один Эдвард ничего и никого не ждал. Он даже гордился тем, что он никого не ждёт, ни на что не надеется и сердце не ёкает у него в груди. Он гордился тем, что его сердце молчит, бесстрастное, закрытое для всех.«Я покончил с надеждами», – думал Эдвард Тюлейн.Но однажды в сумерках, перед тем как закрыть магазин, Люциус Кларк посадил рядом с Эдвардом новую куклу. Глава двадцать шестая
– Нy, вот вы и на месте, миледи. Знакомьтесь, это ваш сосед-кролик, игрушечный кролик, – сказал кукольных дел мастер и ушёл, выключив в помещении все светильники.В полумраке Эдвард смог рассмотреть голову куклы, которая, как и его собственная, была, видимо, когда-то разбита, а потом склеена вновь. Всё лицо куклы было испещрено трещинами. На ней был детский чепчик.– Здравствуйте, – сказала она высоким слабым голоском. – Очень рада с вами познакомиться.– Привет, – сказал Эдвард.– Вы здесь давно? – спросила она.– Уже много месяцев, – сказал Эдвард. – Но мне всё равно. Для меня что одно место, что другое – всё едино.– А для меня нет, – сказала кукла. – Я прожила уже сто лет. И за это время я побывала в разных местах: и в райских, и в совершенно ужасных. Через какое-то время начинаешь понимать, что каждое место интересно по-своему. И на новом месте ты сама становишься совсем другой куклой. Совершенно другой.– Вам сто лет? – не поверил Эдвард.– Да, я очень старая. Кукольник это подтвердил. Пока он меня чинил, он сказал, что мне по меньшей мере сто лет. По меньшей мере. А на самом деле, может быть, и больше.Эдвард припомнил всё, что произошло с ним за его куда более короткую жизнь. Сколько же всего случилось с ним за это время! А если жить па земле целых сто лет? Что ещё может со мпой стрястись? Старая кукла промолвила:– Интересно, кто придёт за мной на этот раз? Ведь кто-то обязательно придёт. Всегда кто-то приходит. Кто же будет на этот раз?– А мне всё равно, – отозвался Эдвард. – Пусть даже никто не придёт. Всё равно…– Ужасно! – воскликнула старая кукла. – Как можно жить с подобными мыслями? В такой жизни нет никакого смысла. Внутри должно жить ожидание, предвкушение. Надо жить надеждой, купаться в ней. И думать о том, кто полюбит тебя и кого ты полюбишь в ответ.– Я покончил с любовью, – отрезал Эдвард. – Я с этим делом покончил. Это слишком больно.– Ну вот ещё! – возмутилась старая кукла. – Где же твоя отвага?– Да где-то затерялась, – ответил Эдвард.– Ты меня разочаровал, – сказала кукла. – Ты разочаровал меня до глубины души. Если у тебя нет намерения любить и быть любимым, тогда в путешествии под названием «жизнь» нет никакого смысла. Тогда почему тебе не соскочить прямо сейчас с этой полки и не разбиться на миллион кусочков? Как ты говоришь – «покончить с этим». Просто покончить с этим раз и навсегда.– Я бы спрыгнул, если б мог, – сказал Эдвард.– Тебя подтолкнуть? – спросила старая кукла.– Да нет, спасибо, – ответил Эдвард. – Да ты и не можешь, – пробормотал он себе под нос.– Что-что? – переспросила кукла.– Ничего, – буркнул Эдвард.Темнота в кукольном магазине совсем сгустилась.Старая кукла и Эдвард сидели на своей полке, уставившись в кромешную тьму.– Ты меня разочаровал, – повторила старая кукла.Её слова напомнили Эдварду о Пелегрине, о бородавочниках и принцессах, об умении слушать и умении любить, о заклятиях и проклятиях. А что, если и правда кто-то в мире ждёт именно меня и хочет меня полюбить? Тот, кого и я смогу полюбить? Неужели это возможно?
Эдвард почувствовал, что сердце его ёкнуло.«Нет, – сказал он своему сердцу. – Это невозможно. Невозможно».Утром пришёл Люциус Кларк.– Доброе утро, мои драгоценные, – поздоровался он с куклами. – Доброе утро, мои хорошенькие.Он раскрыл ставни на окнах. Потом включил свет над своим рабочим столом и, подойдя к двери, перевернул табличку с «закрыто» на «открыто».Первой покупательницей была маленькая девочка. Она пришла с папой.– Вы ищете что-то конкретное? Особенное? – спросил Люциус Кларк.– Да, – ответила девочка. – Я ищу себе подругу. Папа посадил её себе на плечи, и они стали медленно обходить магазин.Девочка пристально изучала каждую куклу. Она заглянула Эдварду прямо в глаза.– Ну что, Натали, какую берём? – спросил папа. – Ты решила?– Да, решила, – кивнула девочка. – Я хочу вот ту куклу, в чепчике.– Ах, вот какая кукла тебе понравилась, – сказал Люциус Кларк. – Она очень старая. Антикварная.– Но я ей нужна, – твёрдо сказала Натали.Сидя рядом с Эдвардом, старая кукла с облегчением вздохнула. Она даже вроде бы немножечко подтянулась, расправила плечи. Люциус подошёл к полке, снял куклу и вручил Натали. Когда они выходили, девочкин папа распахнул дверь перед дочкой и её новой подругой, в мастерскую проник ранний утренний свет, и Эдвард отчётливо услышал голос старой куклы – так ясно, будто она по-прежнему сидела на полке рядом с ним: «Раскрой своё сердце, – мягко сказала она. – Кто-то придёт. За тобой кто-то придёт, обязательно. Но сначала ты должен раскрыть своё сердце».Дверь захлопнулась. И солнечный свет исчез.«За тобой кто-то придёт».У Эдварда снова ёкнуло сердце. Он вспомнил, впервые за долгое время, о доме на Египетской улице, вспомнил Абилин, вспомнил, как она заводила ему часы, как наклонялась над ним, как клала ему часы на левую коленку и говорила: «Жди, я скоро вернусь».«Нет-нет, – сказал он себе. – В это нельзя верить. Не позволяй себе в это верить».Но было слишком поздно.«За тобой кто-то придёт», – стучало у него в голове. Сердце фарфорового кролика снова начало раскрываться. Глава двадцать седьмая
Одно время года сменяло другое. За осенью наступала зима, потом весна, потом и лето. Дверь открывалась, и в мастерскую Люциуса Кларка попадали капли дождя, залетали палые листья или лился молодой весенний свет – свет надежды, окаймлённый бледно-зелёным узором листвы. Приходили и уходили покупатели: бабушки, коллекционеры кукол, маленькие девочки с мамами.А Эдвард Тюлейн всё ждал.Год проходил за годом, одна весна сменяла другую. Эдвард Тюлейн ждал.Он снова и снова повторял слова старой куклы, пока они не угнездились в его голове окончательно и не стали повторяться сами собой: кто-то придёт, за тобой кто-то придёт. И старая кукла оказалась права. За ним действительно пришли.Дело было весной. Шёл дождь. В магазине Люциу-са Кларка в стеклянной банке расцвела веточка кизила.Пришла маленькая девочка лет, наверное, пяти, и, пока её мама пыталась закрыть синий зонт, девочка стала бродить по магазину, останавливаясь и внимательно глядя на каждую куклу. Постоит-постоит, а потом отойдёт.Дойдя до Эдварда, она замерла и стояла, как ему показалось, очень-очень долго. Она смотрела на него, а он на неё.«Кто-то придёт, – сказал себе Эдвард. – За мной кто-то придёт».Девочка улыбнулась, а потом встала на цыпочки и достала Эдварда с полки. И начала баюкать. Она держала его так же нежно и так же отчаянно, как когда-то Сара-Рут.«Я это помню, – с грустью подумал Эдвард. – Так уже было».– Мадам, – сказал Люциус Кларк, – пожалуйста, последите за своей дочерью. Она сняла с полки очень хрупкую, очень ценную и очень дорогую куклу.– Мегги, – окликнула девочку женщина, оторвавшись от зонтика, который никак не закрывался. – Что ты взяла?– Кролика, – сказала Мегги. – Что?– Кролика, – повторила Мегги. – Я хочу кролика.– Разве ты не помнишь, мы сегодня не собираемся ничего покупать. Мы зашли просто посмотреть, – сказала женщина.– Мадам, – сказал Люциус Кларк, – пожалуйста, взгляните на эту игрушку. Не пожалеете.Женщина подошла поближе, встала рядом с Мегги. И посмотрела на Эдварда.У кролика закружилась голова.На миг ему показалось, что голова его снова расколота или что он просто спит и ему снится сон.– Мама, посмотри, – сказала Мегги, – посмотри на него.– Смотрю, – сказала женщина.И уронила зонтик. И схватилась рукой за грудь. И тут Эдвард увидел, что на груди у неё висит не кулон, не амулет, а часы. Карманные часы.Его часы.– Эдвард? – произнесла Абилин.«Да, это я», – сказал Эдвард.– Эдвард, – снова повторила она, на этот раз совершенно уверенно.«Да, – сказал Эдвард, – да, да, да! Это я!» Эпилог
Однажды жил на свете фарфоровый кролик, которого любила маленькая девочка. Этот кролик отправился в путешествие по океану и упал за борт, но его спас рыбак. Он был погребён в куче мусора, но его отрыла собака. Он долго странствовал с бродягами и совсем недолго простоял чучелом в огороде.Однажды жил на свете кролик, который любил маленькую девочку и видел, как она умерла.Этот кролик танцевал на улицах Мемфиса. Повар разбил ему голову, а кукольных дел мастер её склеил.И кролик поклялся, что больше никогда не совершит этой ошибки – никогда не будет никого любить.Однажды жил на свете кролик, который танцевал в весеннем саду вместе с дочкой той девочки, которая любила его в самом начале его жизни. Танцуя, девочка кружила кролика по лужайке. Иногда они кружились так быстро, что даже казалось, будто у них есть крылья и они летят.Однажды жил на свете кролик, который в один прекрасный день вернулся домой.
1 2 3 4 5 6
Эдварда Тюлейна починили, то есть буквально сложили заново, почистили, отполировали, одели в элегантный костюм и посадили на высокую полку, чтобы он был на виду у покупателей. С этой полки вся мастерская кукольника была как на ладони: и лавка, и рабочий стол Люциуса Кларка, и окна, за которыми остался внешний мир, и дверь, через которую входили-выходили покупатели. С этой полки Эдвард однажды увидел Брайса. Мальчик открыл дверь и остановился на пороге. В его левой руке ярким серебром сияла губная гармошка – её освещало лившееся сквозь окна солнце.– Юноша, – строго сказал Люциус, – напоминаю, что мы с вами заключили сделку.– А что, мне и посмотреть на него нельзя? – Брайс вытер нос тыльной стороной ладони, и от этого знакомого жеста сердце Эдварда захлестнуло волной любви и утраты. – Я просто хочу на него посмотреть.Люциус Кларк вздохнул.
– Посмотри, – сказал он. – А потом уходи и больше не возвращайся. Ещё не хватало, чтобы ты тут околачивался каждое утро и скорбел о том, что потерял.– Хорошо, сэр, – сказал Брайс.Люциус снова вздохнул. Он встал со своего рабочего места, подошёл к полке, где сидел Эдвард, снял его и издали показал Брайсу.– Привет, Бубенчик, – сказал Брайс. – Хорошо выглядишь. А последний раз, когда я тебя видел, ты выглядел ужасно, у тебя голова была вся разбита и…– Он снова как новенький, – сказал Люциус. – Я же тебе обещал.Брайс кивнул. И вытер рукой под носом.– А подержать можно? – спросил он.– Нет, – ответил Люциус. Брайс снова кивнул.– Скажи ему «до свидания», – сказал кукольник. – Я его починил. Спас. Ты должен сказать ему «до свидания».«Не уходи, – мысленно просил Эдвард. – Я не выдержу, если ты уйдёшь».– Тебе пора, – сказал Люциус Кларк.– Да, сэр, – сказал Брайс. Но по-прежнему стоял неподвижно, глядя на Эдварда.– Иди же, – сказал Люциус Кларк. – Уходи! «Ну, пожалуйста, – просил Эдвард. – Не уходи». Брайс повернулся. И вышел из лавки кукольника.Дверь закрылась. Звякнул колокольчик.И Эдвард остался один. Глава двадцать пятая
Нy, объективно он, разумеется, был не один. В мастерской Люциуса Кларка было полным-полно кукол: куклы-дамы и куклы-пупсы, куклы, чьи глаза открывались и закрывались, и куклы с нарисованными глазами, а ещё куклы-королевы и куклы в матросских костюмчиках.Эдвард никогда не любил кукол. Противные, самодовольные, всё время щебечут ни о чём и к тому же ужасные гордячки.Он ещё больше укрепился в этом мнении благодаря соседке по полке – фарфоровой кукле с зелёными стеклянными глазами, красными губками и тёмно-каштановыми волосами. На ней было зелёное атласное платье до колен.– А кто ты такой? – спросила она высоким, писклявым голоском, когда Эдварда посадили рядом с ней на полку.– Я кролик, – ответил Эдвард.Кукла пискляво хихикнула.– Ну, тогда ты попал не по адресу, – сказала она. – Здесь продают кукол, а не кроликов.Эдвард промолчал.– Убирайся прочь, – не унималась соседка.– Я бы с радостью, – сказал Эдвард, – но совершенно очевидно, что сам я отсюда не слезу.После долгого молчания кукла произнесла:– Надеюсь, ты не рассчитываешь, что тебя кто-нибудь купит?И снова Эдвард промолчал.– Люди приходят сюда за куклами, а не за кроликами. И им нужны либо пупсики, либо элегантные куклы вроде меня, в красивых платьях и чтобы у них открывались и закрывались глаза.– Мне вовсе не нужно, чтобы меня купили, – сказал Эдвард.Кукла ахнула.– Ты не хочешь, чтобы тебя купили? – изумлённо повторила она. – Не хочешь, чтобы у тебя была маленькая хозяйка, которая тебя любит?Сара-Рут! Абилин! Их имена пронеслись в голове Эдварда, как ноты какой-то печальной, но сладкой музыки.– Меня уже любили, – ответил Эдвард. – Меня любила девочка, которую звали Абилин. Меня любили рыбак и его жена, меня любили бродяга и его собака. Меня любил мальчик, который играл на губной гармошке, и девочка, которая умерла. Не говори со мной о любви, – сказал он. – Я знаю, что такое любовь.После этой пылкой речи соседка Эдварда наконец заткнулась и молчала довольно долго. Но она не преминула оставить за собой последнее слово.– И всё-таки, – сказала она, – я считаю, что тебя никто не купит.Больше они друг с другом не разговаривали. Через две недели какая-то старушка приобрела зеленоглазую куклу для своей внучки.– Да, да, вон ту, – сказала старушка Люциусу Кларку. – Вон ту, в зелёном платье. Она очень хорошенькая.– Разумеется, – сказал Люциус. – Прелестная кукла. И он снял её с полки.«Что ж, прощай, скатертью дорога», – подумал Эдвард.Место рядом с ним некоторое время пустовало. Шли дни. Дверь в магазин-мастерскую то открывалась, то закрывалась, впуская то ранний утренний, то поздний закатный свет, и каждый раз сердца кукол вздрагивали. Каждая думала, что на этот раз дверь широко распахнулась, впуская того самого человека, который пришёл именно за ней.Один Эдвард ничего и никого не ждал. Он даже гордился тем, что он никого не ждёт, ни на что не надеется и сердце не ёкает у него в груди. Он гордился тем, что его сердце молчит, бесстрастное, закрытое для всех.«Я покончил с надеждами», – думал Эдвард Тюлейн.Но однажды в сумерках, перед тем как закрыть магазин, Люциус Кларк посадил рядом с Эдвардом новую куклу. Глава двадцать шестая
– Нy, вот вы и на месте, миледи. Знакомьтесь, это ваш сосед-кролик, игрушечный кролик, – сказал кукольных дел мастер и ушёл, выключив в помещении все светильники.В полумраке Эдвард смог рассмотреть голову куклы, которая, как и его собственная, была, видимо, когда-то разбита, а потом склеена вновь. Всё лицо куклы было испещрено трещинами. На ней был детский чепчик.– Здравствуйте, – сказала она высоким слабым голоском. – Очень рада с вами познакомиться.– Привет, – сказал Эдвард.– Вы здесь давно? – спросила она.– Уже много месяцев, – сказал Эдвард. – Но мне всё равно. Для меня что одно место, что другое – всё едино.– А для меня нет, – сказала кукла. – Я прожила уже сто лет. И за это время я побывала в разных местах: и в райских, и в совершенно ужасных. Через какое-то время начинаешь понимать, что каждое место интересно по-своему. И на новом месте ты сама становишься совсем другой куклой. Совершенно другой.– Вам сто лет? – не поверил Эдвард.– Да, я очень старая. Кукольник это подтвердил. Пока он меня чинил, он сказал, что мне по меньшей мере сто лет. По меньшей мере. А на самом деле, может быть, и больше.Эдвард припомнил всё, что произошло с ним за его куда более короткую жизнь. Сколько же всего случилось с ним за это время! А если жить па земле целых сто лет? Что ещё может со мпой стрястись? Старая кукла промолвила:– Интересно, кто придёт за мной на этот раз? Ведь кто-то обязательно придёт. Всегда кто-то приходит. Кто же будет на этот раз?– А мне всё равно, – отозвался Эдвард. – Пусть даже никто не придёт. Всё равно…– Ужасно! – воскликнула старая кукла. – Как можно жить с подобными мыслями? В такой жизни нет никакого смысла. Внутри должно жить ожидание, предвкушение. Надо жить надеждой, купаться в ней. И думать о том, кто полюбит тебя и кого ты полюбишь в ответ.– Я покончил с любовью, – отрезал Эдвард. – Я с этим делом покончил. Это слишком больно.– Ну вот ещё! – возмутилась старая кукла. – Где же твоя отвага?– Да где-то затерялась, – ответил Эдвард.– Ты меня разочаровал, – сказала кукла. – Ты разочаровал меня до глубины души. Если у тебя нет намерения любить и быть любимым, тогда в путешествии под названием «жизнь» нет никакого смысла. Тогда почему тебе не соскочить прямо сейчас с этой полки и не разбиться на миллион кусочков? Как ты говоришь – «покончить с этим». Просто покончить с этим раз и навсегда.– Я бы спрыгнул, если б мог, – сказал Эдвард.– Тебя подтолкнуть? – спросила старая кукла.– Да нет, спасибо, – ответил Эдвард. – Да ты и не можешь, – пробормотал он себе под нос.– Что-что? – переспросила кукла.– Ничего, – буркнул Эдвард.Темнота в кукольном магазине совсем сгустилась.Старая кукла и Эдвард сидели на своей полке, уставившись в кромешную тьму.– Ты меня разочаровал, – повторила старая кукла.Её слова напомнили Эдварду о Пелегрине, о бородавочниках и принцессах, об умении слушать и умении любить, о заклятиях и проклятиях. А что, если и правда кто-то в мире ждёт именно меня и хочет меня полюбить? Тот, кого и я смогу полюбить? Неужели это возможно?
Эдвард почувствовал, что сердце его ёкнуло.«Нет, – сказал он своему сердцу. – Это невозможно. Невозможно».Утром пришёл Люциус Кларк.– Доброе утро, мои драгоценные, – поздоровался он с куклами. – Доброе утро, мои хорошенькие.Он раскрыл ставни на окнах. Потом включил свет над своим рабочим столом и, подойдя к двери, перевернул табличку с «закрыто» на «открыто».Первой покупательницей была маленькая девочка. Она пришла с папой.– Вы ищете что-то конкретное? Особенное? – спросил Люциус Кларк.– Да, – ответила девочка. – Я ищу себе подругу. Папа посадил её себе на плечи, и они стали медленно обходить магазин.Девочка пристально изучала каждую куклу. Она заглянула Эдварду прямо в глаза.– Ну что, Натали, какую берём? – спросил папа. – Ты решила?– Да, решила, – кивнула девочка. – Я хочу вот ту куклу, в чепчике.– Ах, вот какая кукла тебе понравилась, – сказал Люциус Кларк. – Она очень старая. Антикварная.– Но я ей нужна, – твёрдо сказала Натали.Сидя рядом с Эдвардом, старая кукла с облегчением вздохнула. Она даже вроде бы немножечко подтянулась, расправила плечи. Люциус подошёл к полке, снял куклу и вручил Натали. Когда они выходили, девочкин папа распахнул дверь перед дочкой и её новой подругой, в мастерскую проник ранний утренний свет, и Эдвард отчётливо услышал голос старой куклы – так ясно, будто она по-прежнему сидела на полке рядом с ним: «Раскрой своё сердце, – мягко сказала она. – Кто-то придёт. За тобой кто-то придёт, обязательно. Но сначала ты должен раскрыть своё сердце».Дверь захлопнулась. И солнечный свет исчез.«За тобой кто-то придёт».У Эдварда снова ёкнуло сердце. Он вспомнил, впервые за долгое время, о доме на Египетской улице, вспомнил Абилин, вспомнил, как она заводила ему часы, как наклонялась над ним, как клала ему часы на левую коленку и говорила: «Жди, я скоро вернусь».«Нет-нет, – сказал он себе. – В это нельзя верить. Не позволяй себе в это верить».Но было слишком поздно.«За тобой кто-то придёт», – стучало у него в голове. Сердце фарфорового кролика снова начало раскрываться. Глава двадцать седьмая
Одно время года сменяло другое. За осенью наступала зима, потом весна, потом и лето. Дверь открывалась, и в мастерскую Люциуса Кларка попадали капли дождя, залетали палые листья или лился молодой весенний свет – свет надежды, окаймлённый бледно-зелёным узором листвы. Приходили и уходили покупатели: бабушки, коллекционеры кукол, маленькие девочки с мамами.А Эдвард Тюлейн всё ждал.Год проходил за годом, одна весна сменяла другую. Эдвард Тюлейн ждал.Он снова и снова повторял слова старой куклы, пока они не угнездились в его голове окончательно и не стали повторяться сами собой: кто-то придёт, за тобой кто-то придёт. И старая кукла оказалась права. За ним действительно пришли.Дело было весной. Шёл дождь. В магазине Люциу-са Кларка в стеклянной банке расцвела веточка кизила.Пришла маленькая девочка лет, наверное, пяти, и, пока её мама пыталась закрыть синий зонт, девочка стала бродить по магазину, останавливаясь и внимательно глядя на каждую куклу. Постоит-постоит, а потом отойдёт.Дойдя до Эдварда, она замерла и стояла, как ему показалось, очень-очень долго. Она смотрела на него, а он на неё.«Кто-то придёт, – сказал себе Эдвард. – За мной кто-то придёт».Девочка улыбнулась, а потом встала на цыпочки и достала Эдварда с полки. И начала баюкать. Она держала его так же нежно и так же отчаянно, как когда-то Сара-Рут.«Я это помню, – с грустью подумал Эдвард. – Так уже было».– Мадам, – сказал Люциус Кларк, – пожалуйста, последите за своей дочерью. Она сняла с полки очень хрупкую, очень ценную и очень дорогую куклу.– Мегги, – окликнула девочку женщина, оторвавшись от зонтика, который никак не закрывался. – Что ты взяла?– Кролика, – сказала Мегги. – Что?– Кролика, – повторила Мегги. – Я хочу кролика.– Разве ты не помнишь, мы сегодня не собираемся ничего покупать. Мы зашли просто посмотреть, – сказала женщина.– Мадам, – сказал Люциус Кларк, – пожалуйста, взгляните на эту игрушку. Не пожалеете.Женщина подошла поближе, встала рядом с Мегги. И посмотрела на Эдварда.У кролика закружилась голова.На миг ему показалось, что голова его снова расколота или что он просто спит и ему снится сон.– Мама, посмотри, – сказала Мегги, – посмотри на него.– Смотрю, – сказала женщина.И уронила зонтик. И схватилась рукой за грудь. И тут Эдвард увидел, что на груди у неё висит не кулон, не амулет, а часы. Карманные часы.Его часы.– Эдвард? – произнесла Абилин.«Да, это я», – сказал Эдвард.– Эдвард, – снова повторила она, на этот раз совершенно уверенно.«Да, – сказал Эдвард, – да, да, да! Это я!» Эпилог
Однажды жил на свете фарфоровый кролик, которого любила маленькая девочка. Этот кролик отправился в путешествие по океану и упал за борт, но его спас рыбак. Он был погребён в куче мусора, но его отрыла собака. Он долго странствовал с бродягами и совсем недолго простоял чучелом в огороде.Однажды жил на свете кролик, который любил маленькую девочку и видел, как она умерла.Этот кролик танцевал на улицах Мемфиса. Повар разбил ему голову, а кукольных дел мастер её склеил.И кролик поклялся, что больше никогда не совершит этой ошибки – никогда не будет никого любить.Однажды жил на свете кролик, который танцевал в весеннем саду вместе с дочкой той девочки, которая любила его в самом начале его жизни. Танцуя, девочка кружила кролика по лужайке. Иногда они кружились так быстро, что даже казалось, будто у них есть крылья и они летят.Однажды жил на свете кролик, который в один прекрасный день вернулся домой.
1 2 3 4 5 6