Он пробежал глазами свои записи.
ПЕДЕР X. ГРЁН. Родился 19.06.1910 в Согндале. Вступил в «Нашунал самлинг» 16.02.1942. Был весьма активным и жестоким членом НС, неоднократно с помощью угроз склонял земляков к вступлению в эту партию. Осуждал короля и превозносил «чистоту арийской расы». Безмерно радовался, когда пытали и казнили норвежских патриотов. По-видимому, сам подвергал пыткам участников норвежского Сопротивления, хотя суд и не нашел этому доказательств. В 1942 году он, вооруженный пистолетом, нес караул у ресторана «Немецкий дом». Участвовал в качестве проводника во многих облавах, в том числе в Эурдале. 5 июня 1948 года приговорен к шести месяцам тюремного заключения. Освобожден 20 августа 1948 года.
Примечание: Грён появился в Люнгсете в конце сороковых годов. В начале пятидесятых был батраком у нескольких крупных нацистов, в том числе у Арне Трёэна в Глёттене. Впоследствии работал у многих из осужденных за предательство, в том числе у владельцев гостиницы и лавки подержанных вещей. Часто ездил в Осло на так называемые секретные встречи, чем сам хвастался.
КАРЛ БИРК. Родился 29.11.1915. Уроженец Вестфолла. Художник по рекламе. Член НС с 1940 г. Отвечал за пропаганду сначала в люнгсетской группе НС, затем во всем фюльке. Проявил себя как исполнительный, рьяный нацист и дослужился до того, что был поставлен во главе подразделения. Приговорен к двум с половиной годам тюрьмы. Отбыл 164 дня.
Примечание: в 1941–1942 гг. Бирк арендовал усадьбу в Люнгсете, а после войны окончательно поселился там. Он единственный в городке художник и наводнил всю округу вывесками, напоминающими рунические надписи. Живет по соседству с владельцем лавки подержанных вещей.
ЛЕОНАРД ШЛЮТТЕР. Родился 30.06.1916. Уроженец Бускеруда, но впоследствии поселился в Нур-Трёнделаге, где держал аптеку. Член боевой группы НС и «Норвежского легиона». Казначей местной группы НС. Большой знаток нацистской теории, отличается сильными расовыми предрассудками. После войны был лишен права держать аптеку. Приговорен к шести месяцам тюрьмы.
Примечание: приехал в Люнгсет после войны, устроился работать провизором. Поддерживал приятельские отношения с Педером X. Грёном. Умер в начале 70-х годов.
АРМАНН ТИЛТЕ. Родился 29.11.1919. Вступил в члены НС 02.06.1935. Входил в состав 144-й войсковой разведгруппы. Чрезвычайно энергичный и опасный член НС. Подозревают, что он участвовал в ряде безжалостных расправ с норвежскими патриотами. До сих пор является убежденным сторонником германского шовинизма, не проявляет ни малейшего раскаяния. Приговорен к десяти годам принудительных работ, однако отбыл всего три года.
Примечание: по-видимому, Арманн Тилте – самая большая шишка в Люнгсете. За ним числится много прегрешений со времен войны. В начале 50-х гг. завел лавку подержанных вещей. Активно участвует в скаутском движении. В торговле проявляет недюжинную сметку и деловитость, имеет особый интерес к антиквариату и старине.
ИСАК КЛОТОВСКИ. Родился 23.07.1912. Уроженец Осло. Член НС с 01.03.1941, в составе СС с 1943 г. Доносил на коммунистов и евреев, способствуя их вывозу в Германию. Специалист по оружию. Считается большим знатоком нацистской теории. Приговорен к шести годам принудительных работ. Сколько отбыл – неизвестно.
Примечание: Клотовски приехал в Люнгсет в конце 50-х годов и с тех пор работает слесарем. Ведет очень замкнутый образ жизни, общаясь лишь с узким кругом лиц.
АДОЛЬФ ТОРСТЕНСЕН. Родился 08.12.1925. Уроженец Хедемарка. Вступил в «молодежную дружину» НС 10.12.1940 и в НС – 08.12.1943. Ревностный национал-социалист. Приговорен к шестимесячному тюремному заключению.
Примечание: Адольф Торстенсен появился в Люнгсете в начале 60-х гг. и приобрел отель «Люнгсет». В течение долгих лет владел этой гостиницей, которую, очевидно, не раз предоставлял для нацистских сборищ. Некоторое время у него работал в качестве портье Педер X. Грён. В 1975 году Торстенсен продал свой отель гостиничному концерну и с тех пор держит кафе.
НИЛЬС ГЕНРИ ХЕГГЕН. Родился 26.09.1920. Входил в состав «Норвежского легиона» и лыжного стрелкового батальона. 23.12.1941 отбыл в Германию для отправки на фронт и принимал участие в сражении под Ленинградом, где был ранен. На Хеггена оказали большое влияние взгляды, которых придерживались в семье, многие из его родственников были нацистами. Приговорен к трем годам и двум месяцам тюрьмы.
Примечание: Нильс Генри Хегген поселился в Люнгсете после войны. Сначала жил у крестьянина-нациста. Водил дружбу с местными фашистами, в особенности с Анре Трёэном. Нильс Генри Хегген – отец Симона Хеггена.
ОСУЛФ ЭРЛИНГСЕН. Родился 19.04.1912. Член НС с 01.04.1939. Активно занимался пропагандой. Осведомитель и предатель. Не слишком силен в идеологии. Приговорен к шести месяцам заключения.
Примечание: приехал в Люнгсет сразу после войны и заявил о себе как предприимчивый коммерсант. Является одним из самых крупных налогоплательщиков в Люнгсете, пользуется уважением.
Ермунн усмехнулся. Да, это тебе не фунт изюму. А у него еще имелся список лиц с профашистскими симпатиями, о которых он пока ничего не сумел выяснить или которым удалось избежать наказания. Этот список выглядел следующим образом:
Туркилл Варден, крестьянин, уроженец Осло. Аксель Одвьен, окружной врач, из Сёрланна. Юн Хаманг, часовщик, из Бергена.
Карл Нильсен, поденщик, место рождения неизвестно. Тур П. Колсов, владелец туристического бюро, из Сёрланна.
Трюгве Терскстад, промышленник, из Ругаланна.
Ермунн подозревал, что по крайней мере двое-трое из них сменили после войны фамилию, почему их следы и невозможно было отыскать.
Поезд неторопливо катился по долине. Сосны, покрывавшие отлогие горные склоны, стали сменяться смешанным лесом, затем березняком – явный признак того, что до города уже рукой подать. Но ветви берез в рощах были еще черные, листва появится лишь через несколько недель.
Это же страшно, думал Ермунн. Если ко всем фамилиям в его списке прибавить имена местных люнгсетских фашистов – крестьян и предпринимателей, проживших там всю жизнь, – получится нечто вроде мафии. Вместе взятые, эти люди представляли собой немалую силу. Каким влиянием они пользуются в городе? Насколько хорошо организованы? На эти вопросы он и горел желанием раздобыть ответы. Ради этих и еще двух вопросов Ермунн и предпринял свое, сугубо частное, расследование. Еще два вопроса были: существует ли какая-либо связь между агрессивно настроенными неофашистами сегодняшнего дня и организациями бывших нацистов и что послужило истинной причиной самоубийства Симона. Если бы Ермунну удалось это выяснить, он бы успокоился. Тогда пришел бы конец многолетним раздумьям.
Справедливости ради следует признать: многие из тех, кто во время войны вступил в Люнгсете в «Нашунал самлинг», сделали это по глупости, по невежеству, как это было и во многих других местах. Понеся наказание за свое прошлое, расквитавшись с ним, они сегодня были вполне добропорядочными гражданами и активно работали в других политических партиях. Само собой, эти люди Ермунна не волновали. Он не станет бередить старые зарубцевавшиеся раны. Нет, его интересовали лишь те, кто на первый взгляд держался в стороне от политики, те, кто темными зимними вечерами смахивал пыль с нацистской формы и щелкал каблуками перед зеркалом, те, кто чуть не каждый день получал посылки с пропагандистской литературой, а взамен выписывал чеки на неизвестные суммы. Его интересовали приспешники, черные рыцари, дойная корова ненасытных Блюхера, Хадланна и иже с ними.
Поезд подкатил к люнгсетскому вокзалу. Взяв чемодан и сумку, Ермунн вышел из вагона. Постоял с минуту на платформе, вдыхая свежий горный воздух. Раскланялся со знакомыми. Потом двинулся к стоянке такси, откуда на машине поехал в родную усадьбу.
Дома был семейный обед и приятная застольная беседа. Ермунн рассказывал о своем путешествии, о Мадейре, делился столичными новостями. Взамен его угощали местными сплетнями: кто со времени его последнего приезда женился или вышел замуж, кто собирается, а кому давно пора, да он не хочет. Кто умер и кто болеет. Так было каждый раз. Тут все друг друга знали, и Ермунн тоже знал почти всех. Новости были как радостные, так и печальные. Ермунну всегда было особенно грустно слышать об отошедших в мир иной давних знакомых, местных чудаках. Теперь ему сообщили, что после рождества отправился к праотцам старина Щепка. Да помогут ему небесные силы с его опротестованными векселями!
Беседа за обеденным столом повернула на более серьезные темы. Ермунн рассказал родным о цели своего приезда и о своем решении. Мать приняла его затею в штыки, но Ермунн успокоил ее тем, что будет вести работу втайне и постарается быть как можно осмотрительнее Они согласились на то, чтобы он пожил в гостинице, однако уговорили его непременно приходить домой есть.
Он уже собирался в гостиницу, когда отец принес толстое письмо. Письмо предназначалось ему, Ермунну Хаугарду, и было адресовано на Люнгсет. Его получили недели две тому назад. Ермунн вскрыл конверт. Оттуда выпали три номера газетенки бывших нацистов. И записка, в которой Ермунн прочел:
«Как нам стало известно, ты, большевистское отродье, задумал ворошить наше прошлое. Только попробуй! Ты у нас весь на виду, и мы тебе живо покажем, где раки зимуют, если ты станешь слишком усердствовать в своем грязном деле. Считай это нашим первым и последним предупреждением».
Письмо было без подписи, но внизу были нарисованы солнечный крест, свастика и особая руна, которую использовал в качестве эмблемы «Норск фронт». На конверте стоял штемпель Нутоддена.
Ермунн внимательно изучил текст. Судя по манере письма, которой стали обучать сравнительно недавно, писал это человек молодой, «…слишком усердствовать в своем грязном деле». Неплохая формулировочка, подумал Ермунн. Там, где он копался, грязи действительно хватало.
Вечером он долго лежал у себя в номере, погруженный в раздумья. Угроза. Значит, у Института истории оккупации Норвегии, как он и думал, обширная сеть связей. Он нисколько не сомневался в том, что угрозу спровоцировал телефонный звонок из бара «Локона», когда в институте записали его фамилию. Дело начинало пахнуть керосином. Зато они снова попались на его приманку. А приманок у него в запасе было еще много.
4. Черные вороны в воздухе
На другой день Ермунн рано был на ногах. Он принял душ и побрился. Долго стоял перед картиной, призванной служить украшением номера. Репродукция с Рембрандта, под названием «Похищение Ганимеда». На картине был изображен ребенок, которого, невзирая на его вопли и стенания, уносил в небо огромный черный орел. Ермунн припомнил, что оригинал как будто хранится в государственной картинной галерее в Дрездене. Репродукция вызывала массу ассоциаций, и Ермунн немножко пофантазировал на тему орлов, воронов и ворон, которые внезапно обрушиваются на свою беззащитную жертву. Да смилуется Зевс над несчастными созданиями!
Ермунн уже обдумал план действий на сегодня, и, если все пойдет, как он рассчитывает, до истечения дня у него будет ответ на один очень важный вопрос.
Он подсел к телефону. Попросил соединить себя с Мариусом Блюстадом, одним из бывших нацистов, который последние годы ходил без работы и стал запивать. Ермунн знал Блюстада с юных лет и был уверен, что тот ни на йоту не изменил своим прежним убеждениям. Скорее всего, в данный момент он являлся слабым звеном в цепи Тайного Братства.
– Блюстад, – ответил знакомый голос.
– Добрый день, это Ермунн Хаугард. Послушай, ты не очень занят сегодня во второй половине дня?
– Пожалуй, не очень. А в чем дело? – Голос звучал как-то неуверенно.
– Понимаешь, я… – Ермунн прокашлялся, – я тут немножко изучаю историю войны в наших краях. Подумал, что тебе найдется о чем рассказать.
На другом конце провода – ни звука. Наконец Блюстад с некоторой опаской произнес:
– Да нет, не думаю.
– А я уверен, что найдется, Мариус. Ты не мог бы забежать сегодня в Музейный парк, к пяти часам? Там тихо и спокойно, у нас будет возможность потолковать, а? – Ермунн старался говорить доверительным тоном.
– Ну ладно, это, пожалуй, можно. Ты сказал, в пять?
– Ровно в пять, – подхватил Ермунн.
Он откинулся на спинку кресла. С первым покончено. Теперь на очереди следующий. Эгил Варден. Друг детства, с которым они обменивались почтовыми марками. Тот самый, который несколько лет тому назад на праздновании рождества проболтался о своей связи с Карстееном.
Тот самый, который возглавлял местную группу хемверна.
Договориться с Эгилом о встрече в пять часов в парке оказалось совсем несложно. Ермунн сказал, что хочет вспомнить былые деньки. Оставался последний по счету.
В отличие от Эгила Трюгве Терскстад долго не соглашался прийти к пяти часам в парк. Ермунн и знаком-то с Терскстадом как следует не был, поскольку тот появился в Люнгсете сравнительно поздно, и Ермунн разговаривал с ним всего несколько раз. Терскстад никак не мог взять в толк, о чем это Ермунну хочется с ним побеседовать. Ермунн же отказывался что-либо объяснять по телефону и лишь утверждал, что дело у него очень важное. Терскстад, хотя и подозревая неладное, в конце концов согласился прийти.
Позавтракав в гостинице, Ермунн вышел на улицу. Ему нужен был магазин, в котором продавались бы небольшие, но хорошие магнитофоны. Это было нетрудно, так как электромагазинов в Люнгсете было достаточно. Ермунн нашел подходящий магнитофон. Портативный, прямо-таки крохотный, магнитофон делал неплохую запись даже с расстояния пять-шесть метров до микрофона. Стоил он дорого, но Ермунн все-таки купил его, а вместе с ним – кассету, которая звучала по сорок пять минут на каждой стороне. Теперь он был во всеоружии.
От нечего делать он послонялся в привокзальном поселке. Встретил каких-то знакомых, выпил с ними кофе. Он пришел к выводу, что в Люнгсете на самом деле живет в основном прекрасный народ. Большую часть жителей составляли люди милые и симпатичные – трудолюбивые крестьяне и лесорубы, рабочие мелких предприятий, учителя и служащие муниципалитета. С ними все было просто и ясно. Поражал этот немногочисленный, но явно влиятельный клан приезжих, относительно высокопоставленных фашистов в сочетании с собственными крупными нацистами. Интересно, размышлял Ермунн, волнует ли это кого-нибудь из люнгсетцев? Задумываются ли они об этом? Может, у него просто мания преследования – и ему в каждом укромном уголке мерещатся привидения и Всеобщий Заговор? Заслуживает ли внимания то, в чем он сейчас копается? «Ты у нас весь на виду, и мы тебе живо покажем, где раки зимуют, если ты станешь слишком усердствовать в своем грязном деле». Ведь это же угроза, самая настоящая угроза в анонимном письме. А грубая выходка Карстеена на Бюгдё? Нет, Ермунн был убежден, что унюхал заразу, наткнулся на рассадник этой заразы. Она шла от разлагающихся компостных куч и шибала в нос тем, кто брался за лопату и пытался выгрести их содержимое на свет божий. Полиция явно не хотела мараться. Даже зверское хаделаннское убийство не подвигло ее на то, чтобы решить простейшую задачку, чтобы, ухватившись за конец нити, начать разматывать клубок.
Ермунн зашел домой пообедать и, когда время стало подходить к половине пятого, двинулся в сторону Музейного парка. Он прекрасно ориентировался там: еще учась в университете, он с двумя товарищами на каникулах подрабатывал в парке, водя экскурсии и организуя танцевальные вечера. Музейный парк, расположенный неподалеку от люнгсетского центра, представлял собой исполненный очарования уголок: посередине стояло главное здание, в котором размещался кафетерий, а вокруг – старинные дома, кузни, скотные дворы и сараи на сваях. Каждый дом, живописно поставленный среди высоких сосен, имел свою историю.
Сейчас, ранней весной, от влажной земли поднимался довольно резкий, но приятный запах. Тропинки были покрыты толстым слоем коричневой хвои, нападавшей за зиму. Ермунн направился к главному зданию, которое в это время года, естественно, стояло на запоре. Кроме Ермунна, в парке не было ни души.
Он огляделся по сторонам. Теперь важно было организовать все наилучшим образом. Такой возможности, как сейчас, больше уже не представится.
В оказавшемся незапертым сарае он обнаружил скамейки и кресла. Летом их расставляли по всему парку. Взяв одну скамью и пару кресел, он поставил их у входа в кафетерий. Попробовал сам посидеть на скамейке и на креслах. Было ясно, что каждый, кто заглянет сейчас в парк, сядет именно здесь.
Времени было уже без четверти пять, нужно поторапливаться. Он вытащил из сумки магнитофон, поставил кассету, подсоединил микрофон. Магнитофон он пристроил под скамейкой, замаскировав его несколькими плоскими камнями. Затем он протянул микрофонный провод и скотчем прикрепил микрофон с обратной стороны скамейки, на спинку, как можно выше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
ПЕДЕР X. ГРЁН. Родился 19.06.1910 в Согндале. Вступил в «Нашунал самлинг» 16.02.1942. Был весьма активным и жестоким членом НС, неоднократно с помощью угроз склонял земляков к вступлению в эту партию. Осуждал короля и превозносил «чистоту арийской расы». Безмерно радовался, когда пытали и казнили норвежских патриотов. По-видимому, сам подвергал пыткам участников норвежского Сопротивления, хотя суд и не нашел этому доказательств. В 1942 году он, вооруженный пистолетом, нес караул у ресторана «Немецкий дом». Участвовал в качестве проводника во многих облавах, в том числе в Эурдале. 5 июня 1948 года приговорен к шести месяцам тюремного заключения. Освобожден 20 августа 1948 года.
Примечание: Грён появился в Люнгсете в конце сороковых годов. В начале пятидесятых был батраком у нескольких крупных нацистов, в том числе у Арне Трёэна в Глёттене. Впоследствии работал у многих из осужденных за предательство, в том числе у владельцев гостиницы и лавки подержанных вещей. Часто ездил в Осло на так называемые секретные встречи, чем сам хвастался.
КАРЛ БИРК. Родился 29.11.1915. Уроженец Вестфолла. Художник по рекламе. Член НС с 1940 г. Отвечал за пропаганду сначала в люнгсетской группе НС, затем во всем фюльке. Проявил себя как исполнительный, рьяный нацист и дослужился до того, что был поставлен во главе подразделения. Приговорен к двум с половиной годам тюрьмы. Отбыл 164 дня.
Примечание: в 1941–1942 гг. Бирк арендовал усадьбу в Люнгсете, а после войны окончательно поселился там. Он единственный в городке художник и наводнил всю округу вывесками, напоминающими рунические надписи. Живет по соседству с владельцем лавки подержанных вещей.
ЛЕОНАРД ШЛЮТТЕР. Родился 30.06.1916. Уроженец Бускеруда, но впоследствии поселился в Нур-Трёнделаге, где держал аптеку. Член боевой группы НС и «Норвежского легиона». Казначей местной группы НС. Большой знаток нацистской теории, отличается сильными расовыми предрассудками. После войны был лишен права держать аптеку. Приговорен к шести месяцам тюрьмы.
Примечание: приехал в Люнгсет после войны, устроился работать провизором. Поддерживал приятельские отношения с Педером X. Грёном. Умер в начале 70-х годов.
АРМАНН ТИЛТЕ. Родился 29.11.1919. Вступил в члены НС 02.06.1935. Входил в состав 144-й войсковой разведгруппы. Чрезвычайно энергичный и опасный член НС. Подозревают, что он участвовал в ряде безжалостных расправ с норвежскими патриотами. До сих пор является убежденным сторонником германского шовинизма, не проявляет ни малейшего раскаяния. Приговорен к десяти годам принудительных работ, однако отбыл всего три года.
Примечание: по-видимому, Арманн Тилте – самая большая шишка в Люнгсете. За ним числится много прегрешений со времен войны. В начале 50-х гг. завел лавку подержанных вещей. Активно участвует в скаутском движении. В торговле проявляет недюжинную сметку и деловитость, имеет особый интерес к антиквариату и старине.
ИСАК КЛОТОВСКИ. Родился 23.07.1912. Уроженец Осло. Член НС с 01.03.1941, в составе СС с 1943 г. Доносил на коммунистов и евреев, способствуя их вывозу в Германию. Специалист по оружию. Считается большим знатоком нацистской теории. Приговорен к шести годам принудительных работ. Сколько отбыл – неизвестно.
Примечание: Клотовски приехал в Люнгсет в конце 50-х годов и с тех пор работает слесарем. Ведет очень замкнутый образ жизни, общаясь лишь с узким кругом лиц.
АДОЛЬФ ТОРСТЕНСЕН. Родился 08.12.1925. Уроженец Хедемарка. Вступил в «молодежную дружину» НС 10.12.1940 и в НС – 08.12.1943. Ревностный национал-социалист. Приговорен к шестимесячному тюремному заключению.
Примечание: Адольф Торстенсен появился в Люнгсете в начале 60-х гг. и приобрел отель «Люнгсет». В течение долгих лет владел этой гостиницей, которую, очевидно, не раз предоставлял для нацистских сборищ. Некоторое время у него работал в качестве портье Педер X. Грён. В 1975 году Торстенсен продал свой отель гостиничному концерну и с тех пор держит кафе.
НИЛЬС ГЕНРИ ХЕГГЕН. Родился 26.09.1920. Входил в состав «Норвежского легиона» и лыжного стрелкового батальона. 23.12.1941 отбыл в Германию для отправки на фронт и принимал участие в сражении под Ленинградом, где был ранен. На Хеггена оказали большое влияние взгляды, которых придерживались в семье, многие из его родственников были нацистами. Приговорен к трем годам и двум месяцам тюрьмы.
Примечание: Нильс Генри Хегген поселился в Люнгсете после войны. Сначала жил у крестьянина-нациста. Водил дружбу с местными фашистами, в особенности с Анре Трёэном. Нильс Генри Хегген – отец Симона Хеггена.
ОСУЛФ ЭРЛИНГСЕН. Родился 19.04.1912. Член НС с 01.04.1939. Активно занимался пропагандой. Осведомитель и предатель. Не слишком силен в идеологии. Приговорен к шести месяцам заключения.
Примечание: приехал в Люнгсет сразу после войны и заявил о себе как предприимчивый коммерсант. Является одним из самых крупных налогоплательщиков в Люнгсете, пользуется уважением.
Ермунн усмехнулся. Да, это тебе не фунт изюму. А у него еще имелся список лиц с профашистскими симпатиями, о которых он пока ничего не сумел выяснить или которым удалось избежать наказания. Этот список выглядел следующим образом:
Туркилл Варден, крестьянин, уроженец Осло. Аксель Одвьен, окружной врач, из Сёрланна. Юн Хаманг, часовщик, из Бергена.
Карл Нильсен, поденщик, место рождения неизвестно. Тур П. Колсов, владелец туристического бюро, из Сёрланна.
Трюгве Терскстад, промышленник, из Ругаланна.
Ермунн подозревал, что по крайней мере двое-трое из них сменили после войны фамилию, почему их следы и невозможно было отыскать.
Поезд неторопливо катился по долине. Сосны, покрывавшие отлогие горные склоны, стали сменяться смешанным лесом, затем березняком – явный признак того, что до города уже рукой подать. Но ветви берез в рощах были еще черные, листва появится лишь через несколько недель.
Это же страшно, думал Ермунн. Если ко всем фамилиям в его списке прибавить имена местных люнгсетских фашистов – крестьян и предпринимателей, проживших там всю жизнь, – получится нечто вроде мафии. Вместе взятые, эти люди представляли собой немалую силу. Каким влиянием они пользуются в городе? Насколько хорошо организованы? На эти вопросы он и горел желанием раздобыть ответы. Ради этих и еще двух вопросов Ермунн и предпринял свое, сугубо частное, расследование. Еще два вопроса были: существует ли какая-либо связь между агрессивно настроенными неофашистами сегодняшнего дня и организациями бывших нацистов и что послужило истинной причиной самоубийства Симона. Если бы Ермунну удалось это выяснить, он бы успокоился. Тогда пришел бы конец многолетним раздумьям.
Справедливости ради следует признать: многие из тех, кто во время войны вступил в Люнгсете в «Нашунал самлинг», сделали это по глупости, по невежеству, как это было и во многих других местах. Понеся наказание за свое прошлое, расквитавшись с ним, они сегодня были вполне добропорядочными гражданами и активно работали в других политических партиях. Само собой, эти люди Ермунна не волновали. Он не станет бередить старые зарубцевавшиеся раны. Нет, его интересовали лишь те, кто на первый взгляд держался в стороне от политики, те, кто темными зимними вечерами смахивал пыль с нацистской формы и щелкал каблуками перед зеркалом, те, кто чуть не каждый день получал посылки с пропагандистской литературой, а взамен выписывал чеки на неизвестные суммы. Его интересовали приспешники, черные рыцари, дойная корова ненасытных Блюхера, Хадланна и иже с ними.
Поезд подкатил к люнгсетскому вокзалу. Взяв чемодан и сумку, Ермунн вышел из вагона. Постоял с минуту на платформе, вдыхая свежий горный воздух. Раскланялся со знакомыми. Потом двинулся к стоянке такси, откуда на машине поехал в родную усадьбу.
Дома был семейный обед и приятная застольная беседа. Ермунн рассказывал о своем путешествии, о Мадейре, делился столичными новостями. Взамен его угощали местными сплетнями: кто со времени его последнего приезда женился или вышел замуж, кто собирается, а кому давно пора, да он не хочет. Кто умер и кто болеет. Так было каждый раз. Тут все друг друга знали, и Ермунн тоже знал почти всех. Новости были как радостные, так и печальные. Ермунну всегда было особенно грустно слышать об отошедших в мир иной давних знакомых, местных чудаках. Теперь ему сообщили, что после рождества отправился к праотцам старина Щепка. Да помогут ему небесные силы с его опротестованными векселями!
Беседа за обеденным столом повернула на более серьезные темы. Ермунн рассказал родным о цели своего приезда и о своем решении. Мать приняла его затею в штыки, но Ермунн успокоил ее тем, что будет вести работу втайне и постарается быть как можно осмотрительнее Они согласились на то, чтобы он пожил в гостинице, однако уговорили его непременно приходить домой есть.
Он уже собирался в гостиницу, когда отец принес толстое письмо. Письмо предназначалось ему, Ермунну Хаугарду, и было адресовано на Люнгсет. Его получили недели две тому назад. Ермунн вскрыл конверт. Оттуда выпали три номера газетенки бывших нацистов. И записка, в которой Ермунн прочел:
«Как нам стало известно, ты, большевистское отродье, задумал ворошить наше прошлое. Только попробуй! Ты у нас весь на виду, и мы тебе живо покажем, где раки зимуют, если ты станешь слишком усердствовать в своем грязном деле. Считай это нашим первым и последним предупреждением».
Письмо было без подписи, но внизу были нарисованы солнечный крест, свастика и особая руна, которую использовал в качестве эмблемы «Норск фронт». На конверте стоял штемпель Нутоддена.
Ермунн внимательно изучил текст. Судя по манере письма, которой стали обучать сравнительно недавно, писал это человек молодой, «…слишком усердствовать в своем грязном деле». Неплохая формулировочка, подумал Ермунн. Там, где он копался, грязи действительно хватало.
Вечером он долго лежал у себя в номере, погруженный в раздумья. Угроза. Значит, у Института истории оккупации Норвегии, как он и думал, обширная сеть связей. Он нисколько не сомневался в том, что угрозу спровоцировал телефонный звонок из бара «Локона», когда в институте записали его фамилию. Дело начинало пахнуть керосином. Зато они снова попались на его приманку. А приманок у него в запасе было еще много.
4. Черные вороны в воздухе
На другой день Ермунн рано был на ногах. Он принял душ и побрился. Долго стоял перед картиной, призванной служить украшением номера. Репродукция с Рембрандта, под названием «Похищение Ганимеда». На картине был изображен ребенок, которого, невзирая на его вопли и стенания, уносил в небо огромный черный орел. Ермунн припомнил, что оригинал как будто хранится в государственной картинной галерее в Дрездене. Репродукция вызывала массу ассоциаций, и Ермунн немножко пофантазировал на тему орлов, воронов и ворон, которые внезапно обрушиваются на свою беззащитную жертву. Да смилуется Зевс над несчастными созданиями!
Ермунн уже обдумал план действий на сегодня, и, если все пойдет, как он рассчитывает, до истечения дня у него будет ответ на один очень важный вопрос.
Он подсел к телефону. Попросил соединить себя с Мариусом Блюстадом, одним из бывших нацистов, который последние годы ходил без работы и стал запивать. Ермунн знал Блюстада с юных лет и был уверен, что тот ни на йоту не изменил своим прежним убеждениям. Скорее всего, в данный момент он являлся слабым звеном в цепи Тайного Братства.
– Блюстад, – ответил знакомый голос.
– Добрый день, это Ермунн Хаугард. Послушай, ты не очень занят сегодня во второй половине дня?
– Пожалуй, не очень. А в чем дело? – Голос звучал как-то неуверенно.
– Понимаешь, я… – Ермунн прокашлялся, – я тут немножко изучаю историю войны в наших краях. Подумал, что тебе найдется о чем рассказать.
На другом конце провода – ни звука. Наконец Блюстад с некоторой опаской произнес:
– Да нет, не думаю.
– А я уверен, что найдется, Мариус. Ты не мог бы забежать сегодня в Музейный парк, к пяти часам? Там тихо и спокойно, у нас будет возможность потолковать, а? – Ермунн старался говорить доверительным тоном.
– Ну ладно, это, пожалуй, можно. Ты сказал, в пять?
– Ровно в пять, – подхватил Ермунн.
Он откинулся на спинку кресла. С первым покончено. Теперь на очереди следующий. Эгил Варден. Друг детства, с которым они обменивались почтовыми марками. Тот самый, который несколько лет тому назад на праздновании рождества проболтался о своей связи с Карстееном.
Тот самый, который возглавлял местную группу хемверна.
Договориться с Эгилом о встрече в пять часов в парке оказалось совсем несложно. Ермунн сказал, что хочет вспомнить былые деньки. Оставался последний по счету.
В отличие от Эгила Трюгве Терскстад долго не соглашался прийти к пяти часам в парк. Ермунн и знаком-то с Терскстадом как следует не был, поскольку тот появился в Люнгсете сравнительно поздно, и Ермунн разговаривал с ним всего несколько раз. Терскстад никак не мог взять в толк, о чем это Ермунну хочется с ним побеседовать. Ермунн же отказывался что-либо объяснять по телефону и лишь утверждал, что дело у него очень важное. Терскстад, хотя и подозревая неладное, в конце концов согласился прийти.
Позавтракав в гостинице, Ермунн вышел на улицу. Ему нужен был магазин, в котором продавались бы небольшие, но хорошие магнитофоны. Это было нетрудно, так как электромагазинов в Люнгсете было достаточно. Ермунн нашел подходящий магнитофон. Портативный, прямо-таки крохотный, магнитофон делал неплохую запись даже с расстояния пять-шесть метров до микрофона. Стоил он дорого, но Ермунн все-таки купил его, а вместе с ним – кассету, которая звучала по сорок пять минут на каждой стороне. Теперь он был во всеоружии.
От нечего делать он послонялся в привокзальном поселке. Встретил каких-то знакомых, выпил с ними кофе. Он пришел к выводу, что в Люнгсете на самом деле живет в основном прекрасный народ. Большую часть жителей составляли люди милые и симпатичные – трудолюбивые крестьяне и лесорубы, рабочие мелких предприятий, учителя и служащие муниципалитета. С ними все было просто и ясно. Поражал этот немногочисленный, но явно влиятельный клан приезжих, относительно высокопоставленных фашистов в сочетании с собственными крупными нацистами. Интересно, размышлял Ермунн, волнует ли это кого-нибудь из люнгсетцев? Задумываются ли они об этом? Может, у него просто мания преследования – и ему в каждом укромном уголке мерещатся привидения и Всеобщий Заговор? Заслуживает ли внимания то, в чем он сейчас копается? «Ты у нас весь на виду, и мы тебе живо покажем, где раки зимуют, если ты станешь слишком усердствовать в своем грязном деле». Ведь это же угроза, самая настоящая угроза в анонимном письме. А грубая выходка Карстеена на Бюгдё? Нет, Ермунн был убежден, что унюхал заразу, наткнулся на рассадник этой заразы. Она шла от разлагающихся компостных куч и шибала в нос тем, кто брался за лопату и пытался выгрести их содержимое на свет божий. Полиция явно не хотела мараться. Даже зверское хаделаннское убийство не подвигло ее на то, чтобы решить простейшую задачку, чтобы, ухватившись за конец нити, начать разматывать клубок.
Ермунн зашел домой пообедать и, когда время стало подходить к половине пятого, двинулся в сторону Музейного парка. Он прекрасно ориентировался там: еще учась в университете, он с двумя товарищами на каникулах подрабатывал в парке, водя экскурсии и организуя танцевальные вечера. Музейный парк, расположенный неподалеку от люнгсетского центра, представлял собой исполненный очарования уголок: посередине стояло главное здание, в котором размещался кафетерий, а вокруг – старинные дома, кузни, скотные дворы и сараи на сваях. Каждый дом, живописно поставленный среди высоких сосен, имел свою историю.
Сейчас, ранней весной, от влажной земли поднимался довольно резкий, но приятный запах. Тропинки были покрыты толстым слоем коричневой хвои, нападавшей за зиму. Ермунн направился к главному зданию, которое в это время года, естественно, стояло на запоре. Кроме Ермунна, в парке не было ни души.
Он огляделся по сторонам. Теперь важно было организовать все наилучшим образом. Такой возможности, как сейчас, больше уже не представится.
В оказавшемся незапертым сарае он обнаружил скамейки и кресла. Летом их расставляли по всему парку. Взяв одну скамью и пару кресел, он поставил их у входа в кафетерий. Попробовал сам посидеть на скамейке и на креслах. Было ясно, что каждый, кто заглянет сейчас в парк, сядет именно здесь.
Времени было уже без четверти пять, нужно поторапливаться. Он вытащил из сумки магнитофон, поставил кассету, подсоединил микрофон. Магнитофон он пристроил под скамейкой, замаскировав его несколькими плоскими камнями. Затем он протянул микрофонный провод и скотчем прикрепил микрофон с обратной стороны скамейки, на спинку, как можно выше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16