– Отгулы кое-какие накопились, мотанул к родне в гости.
– Куда? – спросил Солдатов.
– Во Львов.
– Точно не были?
– Можно соседей спросить, они подтвердят. – Тихий улыбнулся. – Хотя постойте, по-моему, билет сохранился. – Он вышел с Солдатовым в переднюю, пошарил по карманам и радостно воскликнул: – Есть! Надо же! Хорошо, что не выбросил, – и протянул смятый железнодорожный билет.
Солдатов внимательно осмотрел его, проверил число и сказал, чтобы билет записали в протокол.
– Надеюсь, теперь вопрос исчерпан? – спросил Тихий.
– Да нет!.. Уж коли начали обыск, надо его и закончить.
– Ведь ничего не найдете…
– Я знаю, – согласился Солдатов.
– А зачем же…
– Привычная добросовестность, – он пожал плечами.
– Ну-ну, – сказал Тихий и взглянул на часы. Солдатов поднялся и подошел к Петухову.
– Заканчиваете? – спросил Солдатов. – Да.
По тому, как им было сказано это короткое слово, Солдатов понял, что ничего не обнаружено.
– Посмотрим на кухне, и все. – Солдатов опять перехватил быстрый взгляд Тихого на часы – его интересовало время. Неужели кого-то ждет?
– Делайте что хотите. Сейчас здесь не я хозяин. – Тихий развел руками и, заложив их за спину, прислонился к серванту.
Чтобы разрядить напряженную обстановку, Солдатов подошел к подоконнику.
– А этим, – он показал на разбросанный инструмент, – в свободное от работы время увлекаетесь?
– Ai – Тихий махнул рукой, – все никак не уберу. Племянник гостил у меня, вот и оставил хлам.
Солдатов ковырнул железки и пошел на кухню, но тут же повернулся и вновь подошел к подоконнику. Взял в руки кусачки, потом напильник. Покрутил дощечку с размазанным на ней пластилином.
– Сколько племяннику лет? – спросил Солдатов.
– Какому племяннику? – не сразу понял Тихий. – А! Да лет двенадцать. В пятом классе учится. Приезжал на каникулы.
– А где живет племянник? – Солдатов, явно заинтересовавшись, стал рассматривать маленькие никелированные тисочки.
– Во Львове! – с вызовом ответил Тихий. – Вот у них я и был несколько дней назад.
– Не забываете, значит, родню, – проговорил Солдатов и опять взял в руки дощечку с налипшим голубым пластилином.
– Родных забывать грешно, – ответил Тихий.
– Петухов, – позвал Солдатов. – Вот, возьми дощечку. Занеси в протокол, и вообще – по всем статьям, и напильник тоже, со всеми подробностями… Про цвет пластилина не забудь. Я на кухне видел целлофановые пакетики, – продолжал Солдатов, – возьмите один и упакуйте эту дощечку, чтобы не запылилась.
В дверь позвонили.
– Я открою, – быстро сказал Солдатов. Откинув щеколду, он распахнул дверь и широко улыбнулся гостю. На площадке стоял Белкин. – Входите, Белкин.
– Я, кажется, не туда попал.
– Что вы! – засмеялся Солдатов. – Вы попали как раз туда, куда надо. Проходите… Нет-нет, хозяина вы еще успеете поприветствовать, вы еще встретитесь с ним. А пока вот сюда, на кухню. Петухов, закрой, пожалуйста, дверь и посмотри, чтоб нам не мешали.
– Я не понимаю вас! Это произвол! Я буду жаловаться…
– Белкин, остановитесь, – строго сказал Солдатов. – Для начала ответьте мне на несколько вопросов. Зачем вы сюда пришли?
– Мы… понимаете… Дело в том, что я как зубной э-э… протезист не могу формально относиться к своему профессиональному долгу… Да! Я когда-то вставлял Алексею Петровичу зубы и вот хотел поинтересоваться, как он себя чувствует. Понимаете…
– Прекрасно. За свою жизнь вы вставили зубы, наверное, не одной сотне человек… Вы их всех обходите?
– Разумеется, нет. Но у него был очень сложный мост.
– Не надо шутить в такое неподходящее время. Алексей Петрович подозревается в совершении серьезного преступления. У нас есть доказательства.
– Это все так неожиданно, я не предполагал, что Алексей Петрович…
– Вы не знали, что он дважды судим? Не верю. Солдатов видел, что единственное чувство, которое сейчас руководило всем существом Белкина, был страх.
– Что вас с ним связывало?
– Поверьте – нас ничего не связывало. Действительно, он как-то принес мне, кажется, три, хотя нет, два колечка и предложил… И я… Он был в стесненном положении. Я чисто по-человечески выручил его.
– Купили их у него? Понятно. А сейчас пришли купить другие вещи?
– Что вы? Ни в коем случае! Я же сказал…
– Сколько у вас при себе денег? Отвечайте! Это очень важный вопрос.
– Вы намерены меня обыскать?
– Да, такое право у нас есть.
– Две тысячи, – послушно произнес Белкин.
– Золото вы должны были здесь взять?
– Нет, мы должны были пойти в одно место…
– Куда?
– Не знаю. Алексей Петрович не сказал мне куда, – замялся Белкин. – Теперь, после того, как ответил на все ваши вопросы, я могу уйти из этого дома? – спросил он осипшим голосом.
– Нет. Вы поедете с нами.
– О боже! – простонал Белкин и, опустившись на стул, начал раскачиваться из стороны в сторону. Но вскоре пришел в себя и зло посмотрел на Солдатова. – Это несправедливо, непорядочно! Это вы из-за моих жалоб так поступаете со мной!
– Стыдно, Белкин! При чем здесь жалобы? В ответах на них я же не просил вас скупать краденое…
Обыск закончился. Жестянников – он же Тихий – надел короткий бежевый плащ, отключил электропробки, постоял в дверях комнаты и, решительно повернувшись, захлопнул дверь квартиры.
В кабинет он вошел спокойно, уверенно, однако вид был поскучневшим. Огляделся, словно запоминая обстановку.
– Устраивайтесь, – сказал Солдатов, кивком указывая на стул. – Садитесь, пожалуйста.
– Спасибо, что-то у вас вид такой болезненный? Нездоровится?
– Не выспался. Встал рано.
– Работка! Калечите себя…
– Обойдется. Зато еще одно дело с мертвой точки сдвинули.
– Крупное?
– Интересно! А как вы его оцениваете? Крупное оно или мелкое?
– Что вы имеете в виду?..
– Да кражу на Строительной.
– Не слышал о такой. Неужто раскрыли? – благодушно спросил Жестянников.
– Точно. Раскрыли. Осталось несколько неясностей, но с вашей помощью, надеюсь, и они отпадут.
– Как говорится, всегда пожалуйста, – не меняя выражения лица, отозвался Жестянников.
– Ну тогда все в порядке, – в тон ответил ему Солдатов. – Однако должен вас огорчить, Алексей Петрович. Все идет к тому, что преступник, уж извините, что огорчаю, – вы!
Тихий помолчал, пристально посмотрел на Солдатова. Его золотые зубы уже больше не сверкали, а сам он стал не тем уверенным человеком, каким вошел в кабинет несколько минут назад.
– Так можно и дров наломать. Поспешность… – он сделал паузу, – зная вас, трудно допустить, что вы говорите голословно… – Тихий не сводил с него взгляда.
– И правильно делаете! Допускать этого не надо. Доказательства есть, Алексей Петрович, – вздохнул Солдатов, словно бы сочувствующе. – И пластилин у вас изъяли. Тот самый…
– Какой тот самый? – быстро спросил Тихий. – Ну, изъяли вы пластилин, а дальше? Могли бы изъять столовый сервиз, гвозди, птичий помет с подоконника, извините…
– Птичьего помета не искали, – улыбнулся Солдатов. – А вот пластилин голубой нашли и в протоколе его расписали со всеми подробностями.
– Ну и кино! Хочу предостеречь… уберечь от большой юридической ошибки. – Лицо его выражало озабоченность и сожаление.
– Спасибо, Алексей Петрович. Спасибо за трогательную заботу о нас. И самое главное – искреннюю…
– Нет, я на полном серьезе.
– Я с вами тоже на полном серьезе, – довольно сурово осадил его Солдатов. – В долгу оставаться не привык, поэтому прошу, не делайте своей юридической ошибки. Точнее, просчета.
Тихий помолчал и спросил с напускным безразличием:
– Что вы имеете в виду?
– Советую вам признаваться. Чистосердечно.
– Странный совет. В чем признаваться?
– Вы сами прекрасно знаете в чем. В краже на Строительной.
Тихий насмешливо посмотрел на Солдатова.
– Вы меня не убедили, товарищ начальник. – Глубокие складки на щеках стали еще резче. – Я вовсе не уверен в такой необходимости, тем более что на Строительной никогда ничего не совершал. – Тихий приложил ладони к сердцу и изобразил на лице полную покорность.
– А я и не утверждаю, что лично сами совершали. Вы соучаствовали…
– Мура все это, несерьезный разговор. Где доказательства? – его голос был тверд и настойчив.
– Вот что, Жестянников. Уговаривать вас я не буду. Вы опытный человек. Не ребенок. Законы и порядки не хуже нас знаете. Обыск просто так вот не делается.
– В жизни бывает.
– Не тот случай. И ситуация не та. Вы давно знакомы с Городецким?
– Кто это? Впервые слышу.
– Ваш друг из Ростова, – спокойно, пожалуй даже безразлично, сказал Солдатов. Он заметил, что в глазах у Тихого металась растерянность.
– Друзей много, такого не знаю, – ответил Тихий. – Душно тут у вас.
– Попейте водички. – Солдатов встал и приоткрыл рамы окна. – Не давайте поспешных ответов, Жестянников, пройдет день-два, и вы поймете свою ошибку. Вы были в начале месяца и на этой неделе в Ростове?
– Нет. Я был только во Львове.
– Неправда, Жестянников. Были…
– Докажите! Все ходите вокруг да около. Если есть козырь – кладите его на стол.
– Чего доказывать. Вы сами уже все давно доказали. В Ростовском аэропорту изъяли корешки к билетам на вас и на Городецкого. На одни и те же рейсы сюда, к нам в город. И еще – вы же с ним по одному делу проходили…
Тихий слушал напряженно. – Я встретился с Городецким случайно.
– Так были вы в Ростове?
– Был.
– У Городецкого изъяли вещи.
– Даже не знаю, что вам сказать, – ответил Тихий. Он положил беспокойные руки на колени. – Вы задаете загадку за загадкой, – с тоской в голосе проговорил он.
– Алексей Петрович! Решайтесь. Несолидно вы себя ведете. То нет, то да. И чтоб вы уже не сомневались, не задавали лишних вопросов, скажу: Городецкий дал показания подробные, весьма убедительные. На вас очень обижается…
– А чего ему обижаться? – недоверчиво спросил Тихий. – Я ему не задолжал.
– Идею-то на кражу вы подали.
– А Белкин? Что он говорит?
– Белкин не запирался ни минуты!
– Могу себе представить… – пробормотал Тихий. – Трус, только о своей шкуре и беспокоится.
– Не такой уж и трус. Он очень помог следствию. Суд, я думаю, учтет его чистосердечное раскаяние. Кстати, кое-какие колечки из тех, которые вы на Строительной взяли, у него дома остались. Уже поехали за ними…
– Не может быть! – искренне удивился Тихий. – Он хотел их сразу же на зубы пустить.
– Такие вещи не пускают. Поверьте уж…
Солдатов посмотрел на сгорбившуюся спину Тихого, на его сразу постаревшее лицо. Тихий медленно поднял голову и, закрыв глаза, сказал:
– Заарканили, значит. Ладно… Берите протокол, заполняйте… Сдаюсь. – Он шутливо поднял руки.
Солдатов глядел на него устало.
– Только вот что! Идея кражи не моя. Надеюсь, вы поймете ситуацию. Прошу не испортить жизнь другому человеку. Он не виноват.
– Кто? – Солдатов смотрел на него с удивлением.
– Калугин Юрка. Из нашего дома.
– Погодите, а он-то при чем здесь? – спросил Солдатов. И тут же почувствовал свою ошибку. Этим вопросом дал понять, что знает по делу не все. Но Тихий не углядел промашки и поспешно добавил:
– Жалко пацана в дело впутывать.
– Говорите… В чем его вина?
– Я не буду отвечать. Сказал же – пацана жалко. – Он явно переборщил этой фразой. Солдатов понял – в благородство играет.
– Как хотите…
– Хорошо, – сказал Тихий. – Отвечу, – и подался вперед. – Только чувствую, что морока с этим получится, – он явно тянул.
– Ничего, разберемся.
– В общем так. Дней десять назад выхожу я из дома, вижу, Юрка у «Жигулей» шурует. Подошел, спрашиваю: «В чем дело?» А у него с перепугу истерика началась. Запер я машину ключом и положил его к себе в карман. Потом повел парня к себе. Он мне рассказал, что решил нашкодить ухажеру матери – угнать и разбить машину.
– Выходит, преступление предотвратили? Похвально. Потом что было?
– Потом я оттиск с ключа от квартиры сделал. Он в связке был. Подумал, вдруг пригодится? – Тихий освоился, вошел в роль и продолжал деловито: – Кража кражей, но можно сказать, что я компенсировал потерпевшему убытки. Машину его спас. Зачтется это? – он с нетерпением ожидал ответа.
– Не понимаю я вас, Жестянников. То о Юрке беспокоитесь, то подсовываете его в качестве преступника, – осуждающе сказал Солдатов. – С вашим-то опытом.
– Но ведь было же так! Вы же просили говорить правду. Я и говорю. А что машину спас – запишите. Это мне пригодится.
– Запишем. Что было потом?
– О ключе Городецкому позвонил. Я сам на кражу идти не хотел, не помышлял даже.
– О ключе? – переспросил Солдатов. – Вы его по оттиску сделали, что ли?
– Не то чтоб сам… Белкин помог.
– Белкин?
– Ну да… Ключ сложный оказался. Я по этому делу не специалист. Отдал оттиск Белкину. У него и пилочки всякие, и станочек. Правда, я сказал тогда, что ключ свой потерял от квартиры.
– Ну, да! Конечно! – расхохотался Солдатов. – Перед тем как потерять, слепок с него сделали… Чего темнить-то по мелочам, Алексей Петрович? И Белкин поверил?
– Поверил. А может, вид сделал, что поверил, – поморщился опять Тихий. – Наверное, ему так спокойнее было.
– Квартиру на Строительной с Городецким брали?
– Один он там был.
Солдатов еще два часа говорил с Тихим. Говорил потому, что почувствовал необычную роль мальчишки во всей этой истории. Тихий рассказал все.
ГЛАВА 16
Как всегда, накануне 1 сентября в этом большом дворе было шумно. Ребята, вернувшись из пионерских лагерей, пригородных дач, экскурсий, радостно встретились друг с другом после двухмесячной разлуки, обменивались впечатлениями, рассказывали забавные истории. И, конечно, хвастались: кто бронзовым загаром, кто коллекцией камешков, найденных на берегу моря. Юре Калугину похвастаться было нечем. Он никуда не уезжал. Конечно, можно было бы и в пионерский лагерь, но, по совести говоря, особенно не хотелось: на душе было неспокойно. В начале лета он впервые почувствовал себя не просто мальчишкой, сыном, а хозяином дома. Это было в тот вечер, когда в их квартире появился чужой, незнакомый мужчина, и он ощутил чувство ревности и чувство тревоги. Ощутил потому, что как-то уж очень уверенно держал себя незнакомец, будто бы вошел в собственный, а не в его, Юрин, дом.
Существовал у него с матерью свой ритуал: после ужина телевизор включал сам Юра. Установился он в их маленькой семье несколько лет назад, когда мать, думая, что телевизор мешает готовить уроки, решила его продать. Было это в самый разгар хоккейного сезона. Юра тогда ужасно возмутился и заключил с матерью джентльменский договор: он полностью заканчивает домашние задания и сам включает телевизор. Так и пошло.
Давно уже закончились те хоккейные игры, начинался новый учебный год, а договор по-прежнему остался в силе: сделав уроки, он включал телевизор и смотрел полюбившиеся ему передачи.
Мать понимала, что это не просто механическое движение руки его сына, и относилась к заведенному распорядку с уважением: ведь установившееся правило свидетельствовало о самодисциплине Юры, его воле и выдержке.
В тот вечер он вернулся домой после экскурсии на подшефный завод, открыл своим ключом дверь и поразился: телевизор работал! «Неужели мать включила, – подумал он, – что это с ней?» Быстро вошел в комнату. У телевизора сидят двое: мать и он – незнакомый мужчина. Сидят и смеются. Весело смеются. И Юру словно ударило: он включил! Гость! Включил как хозяин. С той минуты Юра невзлюбил его. Понимал, что несправедливо, потому что Боровик, он узнал его фамилию, был к нему внимателен, даже ласков. Дарил ему книги, пластинки, один раз билеты на международный футбольный матч. Но поделать Юра с собой уже ничего не мог. Ему казалось, что в родной квартире он отошел на второй план. Боровик остался для него человеком неприятным, чужим. Он не включал больше телевизор. Но однажды Юра увидел из коридора, как Боровик приподнялся с кресла, чтобы пододвинуть к себе пепельницу, и мимолетно, будто бы невзначай, коснулся рукой щеки матери и чуть задержал руку, и уже потом протянул ее дальше за пепельницей…
И Юру опять будто бы ударило… Как запросто он обращается с матерью! С этой минуты он возненавидел его и больше не убеждал себя, что это несправедливо.
Об этом он и думал сейчас, сидя на лавочке в окружении веселых, возбужденных встречей ребят. Вдруг все замолчали, Юра удивленно поднял голову и увидел, что по двору юной принцессой идет Наташа. Она была тоже загоревшая, какая-то особенно легкая, изящная. Юра восхищенно замер. Наташа нравилась ему. Ребята молчали несколько секунд, потом, когда она скрылась в подъезде, кто-то рассмеялся: ну прямо как кинозвезда.
– Говорят, у нее роман с каким-то летчиком был, – сказал Славка, самый старший – десятиклассник.
– А тебе откуда известно? – набросились на него.
– Да уж известно, – таинственно улыбнулся он.
– Конечно, вертела хвостом, – затараторил Толька по прозвищу Носатик. Ребята повернулись к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
– Куда? – спросил Солдатов.
– Во Львов.
– Точно не были?
– Можно соседей спросить, они подтвердят. – Тихий улыбнулся. – Хотя постойте, по-моему, билет сохранился. – Он вышел с Солдатовым в переднюю, пошарил по карманам и радостно воскликнул: – Есть! Надо же! Хорошо, что не выбросил, – и протянул смятый железнодорожный билет.
Солдатов внимательно осмотрел его, проверил число и сказал, чтобы билет записали в протокол.
– Надеюсь, теперь вопрос исчерпан? – спросил Тихий.
– Да нет!.. Уж коли начали обыск, надо его и закончить.
– Ведь ничего не найдете…
– Я знаю, – согласился Солдатов.
– А зачем же…
– Привычная добросовестность, – он пожал плечами.
– Ну-ну, – сказал Тихий и взглянул на часы. Солдатов поднялся и подошел к Петухову.
– Заканчиваете? – спросил Солдатов. – Да.
По тому, как им было сказано это короткое слово, Солдатов понял, что ничего не обнаружено.
– Посмотрим на кухне, и все. – Солдатов опять перехватил быстрый взгляд Тихого на часы – его интересовало время. Неужели кого-то ждет?
– Делайте что хотите. Сейчас здесь не я хозяин. – Тихий развел руками и, заложив их за спину, прислонился к серванту.
Чтобы разрядить напряженную обстановку, Солдатов подошел к подоконнику.
– А этим, – он показал на разбросанный инструмент, – в свободное от работы время увлекаетесь?
– Ai – Тихий махнул рукой, – все никак не уберу. Племянник гостил у меня, вот и оставил хлам.
Солдатов ковырнул железки и пошел на кухню, но тут же повернулся и вновь подошел к подоконнику. Взял в руки кусачки, потом напильник. Покрутил дощечку с размазанным на ней пластилином.
– Сколько племяннику лет? – спросил Солдатов.
– Какому племяннику? – не сразу понял Тихий. – А! Да лет двенадцать. В пятом классе учится. Приезжал на каникулы.
– А где живет племянник? – Солдатов, явно заинтересовавшись, стал рассматривать маленькие никелированные тисочки.
– Во Львове! – с вызовом ответил Тихий. – Вот у них я и был несколько дней назад.
– Не забываете, значит, родню, – проговорил Солдатов и опять взял в руки дощечку с налипшим голубым пластилином.
– Родных забывать грешно, – ответил Тихий.
– Петухов, – позвал Солдатов. – Вот, возьми дощечку. Занеси в протокол, и вообще – по всем статьям, и напильник тоже, со всеми подробностями… Про цвет пластилина не забудь. Я на кухне видел целлофановые пакетики, – продолжал Солдатов, – возьмите один и упакуйте эту дощечку, чтобы не запылилась.
В дверь позвонили.
– Я открою, – быстро сказал Солдатов. Откинув щеколду, он распахнул дверь и широко улыбнулся гостю. На площадке стоял Белкин. – Входите, Белкин.
– Я, кажется, не туда попал.
– Что вы! – засмеялся Солдатов. – Вы попали как раз туда, куда надо. Проходите… Нет-нет, хозяина вы еще успеете поприветствовать, вы еще встретитесь с ним. А пока вот сюда, на кухню. Петухов, закрой, пожалуйста, дверь и посмотри, чтоб нам не мешали.
– Я не понимаю вас! Это произвол! Я буду жаловаться…
– Белкин, остановитесь, – строго сказал Солдатов. – Для начала ответьте мне на несколько вопросов. Зачем вы сюда пришли?
– Мы… понимаете… Дело в том, что я как зубной э-э… протезист не могу формально относиться к своему профессиональному долгу… Да! Я когда-то вставлял Алексею Петровичу зубы и вот хотел поинтересоваться, как он себя чувствует. Понимаете…
– Прекрасно. За свою жизнь вы вставили зубы, наверное, не одной сотне человек… Вы их всех обходите?
– Разумеется, нет. Но у него был очень сложный мост.
– Не надо шутить в такое неподходящее время. Алексей Петрович подозревается в совершении серьезного преступления. У нас есть доказательства.
– Это все так неожиданно, я не предполагал, что Алексей Петрович…
– Вы не знали, что он дважды судим? Не верю. Солдатов видел, что единственное чувство, которое сейчас руководило всем существом Белкина, был страх.
– Что вас с ним связывало?
– Поверьте – нас ничего не связывало. Действительно, он как-то принес мне, кажется, три, хотя нет, два колечка и предложил… И я… Он был в стесненном положении. Я чисто по-человечески выручил его.
– Купили их у него? Понятно. А сейчас пришли купить другие вещи?
– Что вы? Ни в коем случае! Я же сказал…
– Сколько у вас при себе денег? Отвечайте! Это очень важный вопрос.
– Вы намерены меня обыскать?
– Да, такое право у нас есть.
– Две тысячи, – послушно произнес Белкин.
– Золото вы должны были здесь взять?
– Нет, мы должны были пойти в одно место…
– Куда?
– Не знаю. Алексей Петрович не сказал мне куда, – замялся Белкин. – Теперь, после того, как ответил на все ваши вопросы, я могу уйти из этого дома? – спросил он осипшим голосом.
– Нет. Вы поедете с нами.
– О боже! – простонал Белкин и, опустившись на стул, начал раскачиваться из стороны в сторону. Но вскоре пришел в себя и зло посмотрел на Солдатова. – Это несправедливо, непорядочно! Это вы из-за моих жалоб так поступаете со мной!
– Стыдно, Белкин! При чем здесь жалобы? В ответах на них я же не просил вас скупать краденое…
Обыск закончился. Жестянников – он же Тихий – надел короткий бежевый плащ, отключил электропробки, постоял в дверях комнаты и, решительно повернувшись, захлопнул дверь квартиры.
В кабинет он вошел спокойно, уверенно, однако вид был поскучневшим. Огляделся, словно запоминая обстановку.
– Устраивайтесь, – сказал Солдатов, кивком указывая на стул. – Садитесь, пожалуйста.
– Спасибо, что-то у вас вид такой болезненный? Нездоровится?
– Не выспался. Встал рано.
– Работка! Калечите себя…
– Обойдется. Зато еще одно дело с мертвой точки сдвинули.
– Крупное?
– Интересно! А как вы его оцениваете? Крупное оно или мелкое?
– Что вы имеете в виду?..
– Да кражу на Строительной.
– Не слышал о такой. Неужто раскрыли? – благодушно спросил Жестянников.
– Точно. Раскрыли. Осталось несколько неясностей, но с вашей помощью, надеюсь, и они отпадут.
– Как говорится, всегда пожалуйста, – не меняя выражения лица, отозвался Жестянников.
– Ну тогда все в порядке, – в тон ответил ему Солдатов. – Однако должен вас огорчить, Алексей Петрович. Все идет к тому, что преступник, уж извините, что огорчаю, – вы!
Тихий помолчал, пристально посмотрел на Солдатова. Его золотые зубы уже больше не сверкали, а сам он стал не тем уверенным человеком, каким вошел в кабинет несколько минут назад.
– Так можно и дров наломать. Поспешность… – он сделал паузу, – зная вас, трудно допустить, что вы говорите голословно… – Тихий не сводил с него взгляда.
– И правильно делаете! Допускать этого не надо. Доказательства есть, Алексей Петрович, – вздохнул Солдатов, словно бы сочувствующе. – И пластилин у вас изъяли. Тот самый…
– Какой тот самый? – быстро спросил Тихий. – Ну, изъяли вы пластилин, а дальше? Могли бы изъять столовый сервиз, гвозди, птичий помет с подоконника, извините…
– Птичьего помета не искали, – улыбнулся Солдатов. – А вот пластилин голубой нашли и в протоколе его расписали со всеми подробностями.
– Ну и кино! Хочу предостеречь… уберечь от большой юридической ошибки. – Лицо его выражало озабоченность и сожаление.
– Спасибо, Алексей Петрович. Спасибо за трогательную заботу о нас. И самое главное – искреннюю…
– Нет, я на полном серьезе.
– Я с вами тоже на полном серьезе, – довольно сурово осадил его Солдатов. – В долгу оставаться не привык, поэтому прошу, не делайте своей юридической ошибки. Точнее, просчета.
Тихий помолчал и спросил с напускным безразличием:
– Что вы имеете в виду?
– Советую вам признаваться. Чистосердечно.
– Странный совет. В чем признаваться?
– Вы сами прекрасно знаете в чем. В краже на Строительной.
Тихий насмешливо посмотрел на Солдатова.
– Вы меня не убедили, товарищ начальник. – Глубокие складки на щеках стали еще резче. – Я вовсе не уверен в такой необходимости, тем более что на Строительной никогда ничего не совершал. – Тихий приложил ладони к сердцу и изобразил на лице полную покорность.
– А я и не утверждаю, что лично сами совершали. Вы соучаствовали…
– Мура все это, несерьезный разговор. Где доказательства? – его голос был тверд и настойчив.
– Вот что, Жестянников. Уговаривать вас я не буду. Вы опытный человек. Не ребенок. Законы и порядки не хуже нас знаете. Обыск просто так вот не делается.
– В жизни бывает.
– Не тот случай. И ситуация не та. Вы давно знакомы с Городецким?
– Кто это? Впервые слышу.
– Ваш друг из Ростова, – спокойно, пожалуй даже безразлично, сказал Солдатов. Он заметил, что в глазах у Тихого металась растерянность.
– Друзей много, такого не знаю, – ответил Тихий. – Душно тут у вас.
– Попейте водички. – Солдатов встал и приоткрыл рамы окна. – Не давайте поспешных ответов, Жестянников, пройдет день-два, и вы поймете свою ошибку. Вы были в начале месяца и на этой неделе в Ростове?
– Нет. Я был только во Львове.
– Неправда, Жестянников. Были…
– Докажите! Все ходите вокруг да около. Если есть козырь – кладите его на стол.
– Чего доказывать. Вы сами уже все давно доказали. В Ростовском аэропорту изъяли корешки к билетам на вас и на Городецкого. На одни и те же рейсы сюда, к нам в город. И еще – вы же с ним по одному делу проходили…
Тихий слушал напряженно. – Я встретился с Городецким случайно.
– Так были вы в Ростове?
– Был.
– У Городецкого изъяли вещи.
– Даже не знаю, что вам сказать, – ответил Тихий. Он положил беспокойные руки на колени. – Вы задаете загадку за загадкой, – с тоской в голосе проговорил он.
– Алексей Петрович! Решайтесь. Несолидно вы себя ведете. То нет, то да. И чтоб вы уже не сомневались, не задавали лишних вопросов, скажу: Городецкий дал показания подробные, весьма убедительные. На вас очень обижается…
– А чего ему обижаться? – недоверчиво спросил Тихий. – Я ему не задолжал.
– Идею-то на кражу вы подали.
– А Белкин? Что он говорит?
– Белкин не запирался ни минуты!
– Могу себе представить… – пробормотал Тихий. – Трус, только о своей шкуре и беспокоится.
– Не такой уж и трус. Он очень помог следствию. Суд, я думаю, учтет его чистосердечное раскаяние. Кстати, кое-какие колечки из тех, которые вы на Строительной взяли, у него дома остались. Уже поехали за ними…
– Не может быть! – искренне удивился Тихий. – Он хотел их сразу же на зубы пустить.
– Такие вещи не пускают. Поверьте уж…
Солдатов посмотрел на сгорбившуюся спину Тихого, на его сразу постаревшее лицо. Тихий медленно поднял голову и, закрыв глаза, сказал:
– Заарканили, значит. Ладно… Берите протокол, заполняйте… Сдаюсь. – Он шутливо поднял руки.
Солдатов глядел на него устало.
– Только вот что! Идея кражи не моя. Надеюсь, вы поймете ситуацию. Прошу не испортить жизнь другому человеку. Он не виноват.
– Кто? – Солдатов смотрел на него с удивлением.
– Калугин Юрка. Из нашего дома.
– Погодите, а он-то при чем здесь? – спросил Солдатов. И тут же почувствовал свою ошибку. Этим вопросом дал понять, что знает по делу не все. Но Тихий не углядел промашки и поспешно добавил:
– Жалко пацана в дело впутывать.
– Говорите… В чем его вина?
– Я не буду отвечать. Сказал же – пацана жалко. – Он явно переборщил этой фразой. Солдатов понял – в благородство играет.
– Как хотите…
– Хорошо, – сказал Тихий. – Отвечу, – и подался вперед. – Только чувствую, что морока с этим получится, – он явно тянул.
– Ничего, разберемся.
– В общем так. Дней десять назад выхожу я из дома, вижу, Юрка у «Жигулей» шурует. Подошел, спрашиваю: «В чем дело?» А у него с перепугу истерика началась. Запер я машину ключом и положил его к себе в карман. Потом повел парня к себе. Он мне рассказал, что решил нашкодить ухажеру матери – угнать и разбить машину.
– Выходит, преступление предотвратили? Похвально. Потом что было?
– Потом я оттиск с ключа от квартиры сделал. Он в связке был. Подумал, вдруг пригодится? – Тихий освоился, вошел в роль и продолжал деловито: – Кража кражей, но можно сказать, что я компенсировал потерпевшему убытки. Машину его спас. Зачтется это? – он с нетерпением ожидал ответа.
– Не понимаю я вас, Жестянников. То о Юрке беспокоитесь, то подсовываете его в качестве преступника, – осуждающе сказал Солдатов. – С вашим-то опытом.
– Но ведь было же так! Вы же просили говорить правду. Я и говорю. А что машину спас – запишите. Это мне пригодится.
– Запишем. Что было потом?
– О ключе Городецкому позвонил. Я сам на кражу идти не хотел, не помышлял даже.
– О ключе? – переспросил Солдатов. – Вы его по оттиску сделали, что ли?
– Не то чтоб сам… Белкин помог.
– Белкин?
– Ну да… Ключ сложный оказался. Я по этому делу не специалист. Отдал оттиск Белкину. У него и пилочки всякие, и станочек. Правда, я сказал тогда, что ключ свой потерял от квартиры.
– Ну, да! Конечно! – расхохотался Солдатов. – Перед тем как потерять, слепок с него сделали… Чего темнить-то по мелочам, Алексей Петрович? И Белкин поверил?
– Поверил. А может, вид сделал, что поверил, – поморщился опять Тихий. – Наверное, ему так спокойнее было.
– Квартиру на Строительной с Городецким брали?
– Один он там был.
Солдатов еще два часа говорил с Тихим. Говорил потому, что почувствовал необычную роль мальчишки во всей этой истории. Тихий рассказал все.
ГЛАВА 16
Как всегда, накануне 1 сентября в этом большом дворе было шумно. Ребята, вернувшись из пионерских лагерей, пригородных дач, экскурсий, радостно встретились друг с другом после двухмесячной разлуки, обменивались впечатлениями, рассказывали забавные истории. И, конечно, хвастались: кто бронзовым загаром, кто коллекцией камешков, найденных на берегу моря. Юре Калугину похвастаться было нечем. Он никуда не уезжал. Конечно, можно было бы и в пионерский лагерь, но, по совести говоря, особенно не хотелось: на душе было неспокойно. В начале лета он впервые почувствовал себя не просто мальчишкой, сыном, а хозяином дома. Это было в тот вечер, когда в их квартире появился чужой, незнакомый мужчина, и он ощутил чувство ревности и чувство тревоги. Ощутил потому, что как-то уж очень уверенно держал себя незнакомец, будто бы вошел в собственный, а не в его, Юрин, дом.
Существовал у него с матерью свой ритуал: после ужина телевизор включал сам Юра. Установился он в их маленькой семье несколько лет назад, когда мать, думая, что телевизор мешает готовить уроки, решила его продать. Было это в самый разгар хоккейного сезона. Юра тогда ужасно возмутился и заключил с матерью джентльменский договор: он полностью заканчивает домашние задания и сам включает телевизор. Так и пошло.
Давно уже закончились те хоккейные игры, начинался новый учебный год, а договор по-прежнему остался в силе: сделав уроки, он включал телевизор и смотрел полюбившиеся ему передачи.
Мать понимала, что это не просто механическое движение руки его сына, и относилась к заведенному распорядку с уважением: ведь установившееся правило свидетельствовало о самодисциплине Юры, его воле и выдержке.
В тот вечер он вернулся домой после экскурсии на подшефный завод, открыл своим ключом дверь и поразился: телевизор работал! «Неужели мать включила, – подумал он, – что это с ней?» Быстро вошел в комнату. У телевизора сидят двое: мать и он – незнакомый мужчина. Сидят и смеются. Весело смеются. И Юру словно ударило: он включил! Гость! Включил как хозяин. С той минуты Юра невзлюбил его. Понимал, что несправедливо, потому что Боровик, он узнал его фамилию, был к нему внимателен, даже ласков. Дарил ему книги, пластинки, один раз билеты на международный футбольный матч. Но поделать Юра с собой уже ничего не мог. Ему казалось, что в родной квартире он отошел на второй план. Боровик остался для него человеком неприятным, чужим. Он не включал больше телевизор. Но однажды Юра увидел из коридора, как Боровик приподнялся с кресла, чтобы пододвинуть к себе пепельницу, и мимолетно, будто бы невзначай, коснулся рукой щеки матери и чуть задержал руку, и уже потом протянул ее дальше за пепельницей…
И Юру опять будто бы ударило… Как запросто он обращается с матерью! С этой минуты он возненавидел его и больше не убеждал себя, что это несправедливо.
Об этом он и думал сейчас, сидя на лавочке в окружении веселых, возбужденных встречей ребят. Вдруг все замолчали, Юра удивленно поднял голову и увидел, что по двору юной принцессой идет Наташа. Она была тоже загоревшая, какая-то особенно легкая, изящная. Юра восхищенно замер. Наташа нравилась ему. Ребята молчали несколько секунд, потом, когда она скрылась в подъезде, кто-то рассмеялся: ну прямо как кинозвезда.
– Говорят, у нее роман с каким-то летчиком был, – сказал Славка, самый старший – десятиклассник.
– А тебе откуда известно? – набросились на него.
– Да уж известно, – таинственно улыбнулся он.
– Конечно, вертела хвостом, – затараторил Толька по прозвищу Носатик. Ребята повернулись к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16