На асфальте одна за другой затормозили две машины. К нам бежали люди в стальных масках. Пожарники! У пятерых в руках были шланги с брандспойтами, остальные с баграми и с топорами.
Что, что делать?
— Мы ничего не знаем. Мы прохожие, — скороговоркой сказал я и концом штангенциркуля проткнул огненный шар. Лопнул он почти бесшумно. Углубление с жидким светом я сразу же прикрыл ядронитовым мешочком и тихо сказал:
— Тащите баллон в подвал. Ориентируйтесь по лампочке на парикмахерской, она левее двери.
— Не паниковать! — раздался в темноте зычный голос. — Мы не ослепли. Пропал огонь. Достать фонари.
По двору забегали рассеянные световые зайчики. Пожарники не знали, куда бежать и что гасить. Увидев меня, они перекинули шланги через плечо и подошли.
— Что тут горело? — спросил главный.
— Не знаю. Удивляюсь сам. Столько было огня и жару и вдруг ничего не стало.
— Ложная тревога исключается… Мы сами видели огонь до последнего момента. Нужно узнать, что горело. Вы не откажетесь нам помочь?
— С удовольствием, — ответил я.
Дисциплинированные пожарники искали на совесть, заглянули куда надо и не надо, залезли на крышу дома и до смерти перепугали соседей. Дядя Коша выскочил в ночном белье и столкнулся с главным. Вид сверкающей каски подействовал на него устрашающе, он попятился, толкнул плечом дверь и, оказавшись в комнате, захлопнул ее перед носом главного.
— Проверьте, не горит ли что у вас?
— У нас прохладно. Мы не горим, — отозвалась каким-то мужским голосом тетя Шаша.
— Мы тоже не горим, — позевывая и прикрывая ладошкой рот, вышел Квинт. — А что горит?
— Если б я знал, я бы уже руководил тушением.
— Нашел! — ворвался в коридор пожарник.
Громыхая подкованными ботинками, все выскочили за ним и подбежали к обуглившемуся забору. Главный осветил фонарем доски, потрогал их рукой и задумался. Потом сделал заключение:
— Забор не горел, но под воздействием высокой температуры тлел. И в то же время он мокрый. Выводы? Выводов нет. Э… Так и доложим. Шланги свернуть! Па-а машинам!
Ясно, что после случившегося мы не могли выдувать кабину в городе. Не строить же специальный маскировочный ангар!
И тут я вспомнил, что за нашим двором, на пустыре, есть яма. Мы по привычке говорили — яма, а это был целый котлован около пяти метров глубиной и диаметром метров одиннадцать. Если соорудить над ним съемно-разборную крышу, то получится подобие подземного ангара. Этим мы и занялись. У меня с давних пор хранились три связки прокатанных дюралевых угольников. Из них сделали рамы. Тоник достал для их обтяжки рулон латунной фольги. Я не стал допытываться, где и как он ее раздобыл: по его словам — самым честным образом.
Изготовив съемную крышу, мы опять приступили к выдуванию, на этот раз в скафандрах: без них мы бы просто испеклись заживо. Кабину сделали удачно. К рассвету шар остыл и стал совершенно невидим.
Крышу мы разобрали и утащили в подвал. Шар тоже в яме оставлять нельзя. Вчера вокруг нее ходили два человека с рулеткой и что-то измеряли. А один даже спустился вниз. Значит, днем туда могли нагрянуть рабочие. Метрах в ста от ямы в укромном месте, заваленном мусором, мы вбили в землю по самые торцы четыре кола. В днище шара прожгли резаком мельчайшие отверстия и, пропустив через них накануне сделанные нити из ядронита, привязали ими шар к кольям, надеясь в следующие две ночи завершить отделку кабины.
Но разве от ребятни укроешься? Сыну наших соседей вздумалось поиграть в мячик, и однажды тот ударился о кабину, а так как она невидима, ребенку показалось забавным, что мячик отскакивает от ничего. Он и давай кидать. Я хотел послать Тоника, чтобы он отвлек мальчика от этой игры, но не успел. Странным поведением мяча заинтересовались двое прохожих. Один из них поймал мяч и с силой бросил его. Встретив преграду, мяч упруго отскочил в сторону. Мальчик побежал за ним. Прохожие остолбенели. В довершение ко всему, у проходившей мимо женщины резким порывом ветра сорвало с головы шляпку и понесло на шар. Женщина кинулась за ней и с разбега налетела на нашу кабину. Бедная! Представляю, что она испытывала.
Двое прохожих, наблюдавших за мячом, увидев, как она внезапно остановилась и, запрокинув голову, заголосила, поспешили к ней на помощь. Через секунду они сами потирали ушибленные места. Их поведение, а также неподвижно висящая в воздухе шляпка — она лежала на верхушке шара — привлекли внимание других прохожих и скоро вокруг кабины собралась толпа. Одни били по ней кулаками, тростями, другие гладили, щелкали, скребли. Какой-то тип ожесточенно стучал разводным ключом.
Толпа все увеличивалась. Мы поняли, что надо срочно принимать какие-то меры и попытались пробраться к кабине. Тщетно! Народ прибывал. Мало кто представлял, что именно произошло. Всех охватило любопытство. Задние ряды напирали. Тех, кто находился у самого шара, основательно помяли. Слышались стоны, причитания. От забора остались щепки.
Признаюсь, я растерялся. Всклокоченный, красный, в растерзанном пиджаке, ко мне пробирался Квинт. Что-то крикнул и исчез.
Я отыскал глазами Тоника и начал пробиваться к нему. И тут раздался знакомый душераздирающий скрежет. Это вернулся Квинт. Шлифуя бракованную фотонитовую втулку фотонитовым порошком, он стал расчищать дорогу к кабине.
— Заткни уши! — рявкнул я обезумевшему Тонику.
Вокруг Квинта образовалось пустое пространство. Он быстро добрался до кабины и резаком незаметно перерезал ленточки ядронита. Скрежет прекратился. Конвульсивно подергиваясь, Тоник простонал:
— Бр-р… Адский звук!
Я улыбнулся.
— Ничего. Это не страшно. Разрядка небольшая.
Так как на шар давили со всех сторон, он сразу взмыл вверх. Так выскальзывает из пальцев свежая рыбка. Освобожденное место в момент заполнилось народом. Не знаю, досталась ли шляпка хозяйке. Скорее всего ее затоптали.
Шар попал в воздушный поток и навсегда умчался в верхние слои атмосферы. Опасности для воздушного сообщения он не представлял, ибо был легче пылинки.
Люди окончательно сбились с толку, шарили по воздуху руками, палками, сумками, кто чем мог. Но постепенно волнение улеглось, и толпа мало-помалу рассеялась. Лишь несколько особенно любопытных торчали до самого вечера.
Через трое суток мы выдули другую кабину, но на этот раз закрепили ее на крыше: по крайней мере были уверены, что никто на нее не натолкнется, разве что воробей. Потом сделали входной люк и перегородку, делившую шар на два неравных отсека. Один — жилой, другой — для хранения продуктов, инструментов, иразеров, материалов и разной аппаратуры. Одновременно перегородка будет служить нам полом.
Одну ночь для испытания мы проспали в готовой кабине. Удобно, хотя и не очень комфортабельно.
Утром, возвращаясь домой, я случайно услышал несколько фраз из какой-то радиопередачи. Меня особенно заинтересовало слово «клопомуха». Но репродуктор был установлен довольно далеко — в сквере за парикмахерской и, как я ни напрягал слух, больше ничего не услышал. Квинт с Тоником, рассуждая о преимуществах твердого света перед обыкновенным, пошли умываться, а я свернул в чуланчик и вытащил из-под скамеечки старый, дедовский динамик. Обтерев его сухой тряпкой, включил вилку в сеть. В эфире была легкая музыка. Вытираясь одним полотенцем, вернулись Квинт с Тоником: они уже успели подружиться.
— Уши мои слышат музыку, — сказал Квинт.
— Глаза мои видят радио, — подражая ему, сказал Тоник.
— Может, передадут что-нибудь интересное, — ответил я, но про услышанную «клопомуху» промолчал: мне могло спросонок и показаться.
После скучного музыкального антракта, когда мы уже поели и Квинт, согласно установленному графику, убирал со стола посуду, диктор объявил: «А сейчас, дорогие радиослушатели, повторяем сообщение о загадочных явлениях, имеющих место в нашем городе».
— Слушайте, — я кивнул на динамик. — Нас должно касаться.
"Второго июля сотни граждан столкнулись с чрезвычайно твердой таинственной пустотой. Находясь в центре большого количества людей, она представляла собой как бы стальной монолит, не позволяющий проникнуть внутрь себя. Шляпка, сорванная ветром с головы неизвестной гражданки, непонятным образом висела в воздухе над пустотой. При ударе о пустоту стальными предметами, она издавала неприятный звенящий звук, и по утверждению гражданина Примы, в тот момент, когда он потер ее крупнозернистой наждачной бумагой, раздался невыносимый скрежет. Скрежет подействовал на людей возбуждающе, они потеряли контроль над своим поведением и психикой. С прекращением скрежета исчезла и пустота. Освобожденное пространство было заполнено народом.
Несколькими днями раньше наши пожарники заметили зарево большого пожара в квартале №17. Однако по прибытии на место никаких признаков пожара они не обнаружили.
Не менее странный случай произошел на улице нашего города в прошлом году. Многие граждане видели, как на их глазах бегущий по тротуару мальчик пяти-шести лет за считанные секунды вырос до размеров взрослого человека. Бегущий рядом с ним мужчина, могущий пролить свет на происходящее, затерялся в толпе, собравшейся по случаю автомобильной катастрофы. И, наконец, дорогие радиослушатели, всемирно известная знаменитая Клопомуха. Не секрет, что письмо, адресованное всем людям Земли, было написано именно в нашем городе, причем написано задолго до того, как хватились, что клопов и мух нет. Всему перечисленному предшествовало таинственное и бесследное исчезновение из стен лаборатории на глазах сотрудников профессора Бейгера.
Все эти события указывают на то, что в НАШЕМ городе не все в порядке, что хозяевами являемся не мы. Есть предположения, что это проделки или шутки, а возможно даже попытка вступить с нами в контакт неких космических пришельцев. Можно допустить, что скрежет является средством общения между ними, как между нами разговорная речь. В ближайшее время из центра прибывает группа экспертов и специальная комиссия для расследования вышеуказанных явлений".
— Нас могут арестовать? — спросил Квинт.
— Мы не преступники. Единственное, что нам угрожает — это срыв полета, выяснения, объяснения. Поэтому нужно быть предельно осторожными. Особенно тебе, Квинт. У тебя документов и прописки нет. Ты вообще на планете не числишься.
— Значит, мной пренебрегают, как бесконечно малой величиной?
— Не говори глупостей. Без дела из дому не выходить, с соседями желательно не встречаться. Ты их спугнул тогда скрежетом. Как бы они не вспомнили об этом. Надо поторапливаться с работой. Почему же Ужжаз задерживается?
И только я это сказал, как в дверь постучали. Явился Ужжаз. С порога он деловито сказал:
— Я в вашем распоряжении.
— Чудесно! Я ждал вас. Будете жить у меня.
Ужжаз сразу приступил к расспросам:
— Над чем в последнее время работал Бейгер?
— Над передачей человека по радио.
— Понятно. Все то же. Я знаю об этом.
Я рассказал, как мы собираемся спасти профессора.
— Да-а, — протянул Ужжаз. — Это интересно и заманчиво! Но мне кажется, что здесь много фантастики.
— Ни на йоту. Сплошная реальность. Я человек практичный и слов на ветер не бросаю. Подтверждение тому — законсервированный атомный взрыв, Клопомуха и кое-что другое.
— О! Клопомуха! Так это дело ваших рук? — Ужжаз возбужденно прошелся по комнате. — Немыслимо! Как вам удалось создать ее?
— Об этом после. Надеюсь, сомнений больше нет? Отлично! Так я и думал.
— Дайте работу, — Ужжаз снял и снова надел колпак.
Квинта время вылечило, и он смотрел теперь на Ужжаза с уважением:
— А вы, оказывается, неплохой человек, — сказал он ему. — Вот что значит Филово перевоспитание. И посвежели вы. Но колпак, скажу прямо, вам не к лицу.
— Привычка, — смущенно улыбнулся Ужжаз. — Без него я чувствую себя раздетым, с ним связаны приятные воспоминания. Но если вам не нравится, я могу его не носить.
— Носите, — сказал я. — Без него вы не Ужжаз. Завтра с утра распределим обязанности, кому чем заниматься. А сегодня познакомим вас с нашим хозяйством. Введем в курс дела.
Ужжаз осмотрел ядроскоп, побывал в кабине, примерил скафандр, ощупал невидимые иразеры и не хотел выпускать из рук «атомный взрыв». Он не «охал» не «ахал» и руками не всплескивал, он лишь поминутно снимал и надевал колпак. Начиненный впечатлениями, он в эту ночь не мог уснуть. Я дал ему снотворное. Я думал, что основное уже сделано, но я ошибался. Учитывая, что на Землю из космоса мы можем вернуться самое раннее через двадцать тысяч лет, следовало надежно спрятать иразер, на луче которого мы полетим. За это время он не должен быть обнаружен.
Можно было бы установить его в одном из кратеров на обратной стороне Луны, но до нее добраться очень трудно. До звезд легче. Ведь шаг в один метр может сделать каждый, а попробуй-ка шагнуть на один микрон. Не тут-то было.
Следует еще взять во внимание, что в пути может произойти непредвиденная задержка и тогда мы вернемся через сто тысяч, а возможно, и через миллион лет.
Мало надежды, что за это время иразер никто не обнаружит. Сам по себе он невидим, но на него за тысячи лет может кто-нибудь или что-нибудь натолкнуться. Тогда мы улетим черт знает с какой скоростью, черт знает куда. К тому времени человек буквально исколесит всю планету, не останется квадратного сантиметра на суше и кубического в воздухе, где он не побывает. И дно океанов будет исхожено. Остаются полюса, но и там небезопасно: наверняка понастроят курортов с пляжами или заводов-автоматов. О непроходимых джунглях и пустынях и речи быть не может: они забронированы под парки. Это уж точно. Кроме того, геологическое формирование планеты полностью не закончено. Поэтому нужно учесть и точно рассчитать все будущие геологические изменения — опускание или приподнимание суши, горообразование, предусмотреть возможность землетрясений и наводнений, рождение новых вулканов. Ничего нельзя упустить. Одним словом, главное условие для установки иразера — состояние абсолютного покоя. Задача усложнилась, когда я вдруг понял, что иразер вместе с Землей будет вращаться. Следовательно, мы будем описывать в космосе гигантские круги, полет будет неуправляемым и столкновение с каким-нибудь небесным телом неизбежно. Квинт с Тоником всегда были в курсе моих забот и затруднений.
Квинту понравилось подавать идеи. Он хитро прищурил глаз и таинственно сообщил:
— Надо остановить вращение Земли. Или, скажешь, не справимся? А что, и остановим.
— Неважная идея, Квинт. Невыполнимая. А если и допустить это, то что же будет? Почти катастрофа для человечества. День и ночь длились бы тогда по три месяца и ночная половина Земли сильно охлаждалась бы. Человечество только и знало бы, что кочевать, убегая от ночи. Растительный и животный мир вымер бы. На такой шаг может решиться маньяк, но никак не мы. Ты же не маньяк?
Сказал я последнее слово, и мне стало стыдно перед Ужжазом. Он сидел рядом, и я невольно обидел его, напомнив прошлое.
— Хуже, Фил, опять о последствиях не подумал, — сконфузился Квинт.
Сразу видно, что на поверхности Земли иразер установить нельзя. Если даже умудриться укрепить его в верхних слоях атмосферы, все равно толку не будет: поскольку воздух вращается вместе с Землей, для неподвижного иразера он превратился в разрушительной силы ураган со скоростью пятьсот метров в секунду.
Поразмыслив и посоветовавшись с Ужжазом, я призвал на помощь тяготение. Когда-то я уделял ему много времени и не зря.
Все тела притягиваются друг к другу, все в нашем мире подчинено законам тяготения. Поле тяготения беспредельно. Сила его зависит лишь от массы тела и расстояния. Законы и точные формулы есть, а природа, физическая сущность тяготения не ясна. Есть гипотеза о существовании своеобразных частиц тяготения — гравитонах. Для кого гипотеза, а для меня уже факт, и сущность тяготения не туман. Гравитоны я открыл еще до этого. Каким образом, говорить не буду. Они бесконечно малы, их невозможно увидеть. Их можно только представить. Не всем, конечно. Гравитон по сравнению с элементарной частицей, примерно то же самое, что пляшущая в луче света пылинка по сравнению с земным шаром. Поэтому я не мог их увидеть. Но свойства изучил. Я тогда сразу сказал, что раз есть плюс, должен быть и минус, то есть антитяготение. И я создал его, правда, сначала в малых масштабах для опыта. Практически я применил антитяготение в самоуправляющейся машине.
Тоник и Квинт недоумевали, почему я занимаюсь отвлеченным вопросом, не имеющим отношения к установке иразера. Тогда я ввел их в курс дела.
— О тяготении все знаете?
— Все! — уверенно ответил Квинт и для пущей убедительности бойко прочитал наизусть законы.
— А почему ты тяжелый? Как понять?
— Как? Мясо, кости… ну… вода.
— Да, да. Селезенка еще. Так вот. Все тела без исключения испускают в пространство гравитоны, и поэтому взаимно притягиваются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25