А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Таскать парня на себе пару недель, глядя, как он от газовой гангрены загибается? Да при этом еще и рот ему зажимать, чтоб стонами не выдал? Очень гуманно, чего там говорить… Вот и получается, что как ты ни крути, а этот паразит прав. Разведка – это не всегда этакая сентиментальная картинка, на которой холеный фраер в белой рубашке, да в немецком кабаке на жену с печалью смотрит…
– Еще и заминировал меня, сволочь, – вполголоса пожаловался Пашка Колдину. – Небось, не побоялся время потерять…
– Я потерял на этом совсем немного времени, – спокойно возразил Ауриньш, – а противник наверняка осмотрел бы твой труп и подорвался, это существенно задержало бы преследующих. Что плохого в том, что разведчик и после смерти помог бы товарищам? Пусть косвенно…
– Эх, Ауриньш, ё! – полковник в сердцах махнул рукой. – С твоим цинизмом патологоанатомом работать надо, а не людьми командовать!
– Товарищ полковник, я выполнил задание командования, – голос Ауриньша начал приобретать уже заурядное занудство, – с минимальными потерями. В чем моя ошибка?
Полковник засопел. Бьет, сопляк, у всех на глазах. И следов не оставляет.
– А ты не боишься, товарищ дорогой, что бойцы твои тебя же на первой дневке пристрелят по-тихому?
– Зачем? – холодно возразил Ауриньш. – Это нецелесообразно. Они должны понимать, что я, в первую очередь, забочусь об их безопасности. Они должны понимать, на что идут, становясь разведчиками. Таковы правила игры.
И еще минута прошла в тягостном молчании.
– Ладно, хватит! – решил, наконец, полковник. – Разрядить оружие, проверить имущество, приготовиться к посадке в машину!
Несмотря на тесноту в кузове, вокруг Ауриньша как-то само собой образовалось свободное пространство. Ехали молча, без обычного трепа и зубоскальства.
А полковник сидел в кабине мрачнее тучи. Кто кому, черт побери, урок сегодня преподал?! «Носятся с этими «зелеными беретами»" – угрюмо ярился он. – «Нашли образец для подражания, тоже! Да где они хоть воевали толком, «береты» эти?! Во Вьетнаме? Обделались по самые не могу. В Иране? Тоже – операцию провалили, технику сожгли, секретные документы профукали. А свои разведчики – уже не авторитет, выходит? Которые пол-Европы на брюхе проползли! Да «языков» одних перетаскали не одну дивизию! Да безо всяких понтов, без спутниковой связи и лазерных прицелов – с одним пэпэша, да с финкой. И ребят своих не стреляли, небось! – «А ты откуда знаешь?» – словно услышал он чей-то холодный голос (уж не этого ли робота белобрысого?) – «Что, в наших военных мемуарах про такое писать будут?»
Полковник раздраженно полез за сигаретами. Черт, мемуары эти… Вот читал книгу англичанина одного, торпедными катерами в войну мужик командовал, – так процентов на девяносто вся книга состоит из описаний неудач да ошибок! Не побоялся мужик! Ведь кровью такой опыт оплачен – так не хорони ты его, дай другим знать, кто после тебя придет! А у нас что? Война прошла – похвальба пошла… А если уж и описывают неудачу – так все генералы молодцы, один ванька-взводный дурак, он во всем и виноват…
Двигатель вдруг чихнул, поперхнулся насморочным всхлипом и заглох. Скрежетнув пару раз стартером, водила сделал открытие века:
– Не заводится…
– Поехали, ё! Потом заведешь! – полковник начал злиться – наученный многолетним опытом, он доподлинно знал, что если уж что-то не заладилось, так теперь все пойдет через пень-колоду.
– Трамблер барахло, – печально вздохнул водила, – я уж сколько зампотеху говорил. Да и карбюратор…
– Давай, ковыряйся… – полковник сердито засопел и полез из кабины. – К машине! Приехали, ё…
Газ-66 – самый демократичный автомобиль в мире: для того, чтобы добраться до двигателя, водитель должен поднять не капот, как в других машинах, а всю кабину. Разумеется, предварительно выгнав из кабины старшего машины. Даже удивительно, как такая машина могла появиться в армии. Скорее всего, ее конструктор в свое время служил водилой в автороте и вдоволь намерзся под задранным капотом, в то время как старший машины уютно сидел в теплой кабине. Удивительно не то, что став конструктором автотехники он воплотил в этой модели всю свою выстраданную, взлелеянную классовую неприязнь к командирам. Удивительно то, что эту машину приняли в производство и определили как одну из основных для всей Советской Армии.
Пригревшиеся было курсанты с недовольным ворчанием покидали кузов. Бывший передовой сельский механизатор, бывалый шофер и тракторист, гарный хлопец Леха Мамонт полез делиться с водилой опытом, и в охотку поковыряться в двигуне. Остальные на скорую руку обжили кювет – запалили костерок, подкатили пару бревнышек – красота! Расселись, предусмотрительно подготовив самое уютное место полковнику и поскорей начали разговор «за жизнь», пока препод не догадался учебное время даром не упускать, а потратить его на какую-нибудь отработку «скрытного и бесшумного передвижения» – проще говоря, на гнусные поползновения по сильно пересеченной и капитально грязной и мокрой местности. Полковник сделал вид, что не разгадал детской хитрости, и радушное приглашение принял. Тихо-тихо, незаметно, но свернул разговор на прошедшее занятие – а куда бы он делся?
– Товарищ полковник, а вот правда – как в такой ситуации командиру поступить следует? – Мишка Шоломицкий так и не снял немецкую форму, и никто его не дразнит.
– А ты как думаешь? – вовсе не собирался полковник заниматься полемическими финтами, отвечая вопросом на вопрос, его и в самом деле заело: да что это такое, учишь их, учишь, глядь – а у них уже совсем по-другому мозги работают.
– Ох, не знаю, – простодушно признался Мишка. – Так думаю: вроде Маргус и прав, а я бы так поступить не смог.
– Духу бы не хватило?
– Да и духу, и вообще… Приказал бы ему отход прикрывать, наверное. Ну, пару магазинов бы своих отдал, а там – как повезет…
– Можно и по-другому, – подал голос сержант Серега Зинченко. – Сказать Пашке: затаись, спрячься, а потом на пункт сбора выходи. Или жди, пока за тобой не вернемся. А подгруппе прикрытия приказать уводить преследователей в сторону. Ну, как перепелка – от гнезда…
– Сергей, в той ситуации данный вариант был бы нецелесообразен, – нудным голосом отозвался Маргус. – Преследователи были слишком близко, мы уже находились в их поле зрения. Он не успел бы спрятаться.
– Ну, фиг его знает… Я бы тоже не смог застрелить, наверное. Даже не то, чтобы не смог, просто… Ну, я не знаю – нельзя так, в общем.
– Но почему? – Маргусу было непонятно, как можно отрицать очевидное. – Он бы все равно погиб – в лучшем случае. А в худшем – умер бы от гангрены в концлагере. Неужели вы не понимаете, что это негуманно – оставлять его в живых?
– А я ему еще карандаш вчера подарил, – вздохнул Пашка. – Чешский, кохиноровский. А он ни на секунду не задумался даже. Вот и дари таким карандаши…
– Павел, мне было бы искренне жаль тебя, честное слово, – серьезно ответил Ауриньш. – Но отдавать разведчика в руки противника – слишком большой риск. Ты слышал об Арденнской контрнаступательной операции?
– А кто про нее не слышал? Вломили тогда немцы союзникам – будь здоров, читали…
– Ну вот. В ходе этой операции немцы провели широкомасштабную разведдиверсионную операцию «Гриф». Скорценни лично готовил ее и руководил ее ходом. Подготовка операции проводилась около полугода. В ходе подготовки диверсанты общались между собой только по-английски, за слово, сказанное по-немецки, следовал крупный штраф. В тыл англо-американских войск было заброшено свыше ста пятидесяти групп и одиночных диверсантов с основной задачей – нарушение управления войсками. Вначале операция развивалась успешно – управление войсками оказалось практически парализовано. Диверсанты перехватывали фельдъегерей, рассылали ложные приказы и распоряжения по радио и проводным средствам связи. Войска поразил, как тогда говорили, «кризис доверия» – нижестоящие штабы не выполняли приказания вышестоящих, подозревая, что поступающие приказы – ложные и требовали их подтверждения. Время, затраченное на подтверждение приказов, делало эти приказы неактуальными и даже нецелесообразными. И все же операция была сорвана, несмотря на качественную подготовку разведчиков. В одной из машин, на которой перемещалась группа, одетая в американскую форму, при проверке на КПП была обнаружена радиостанция немецкого образца. Группа была арестована и дала показания, благодаря которым были схвачены другие группы. Так была провалена операция, на подготовку которой были затрачены большие средства и практически – последние силы абвера, – поведал Ауриньш.
– А что, собственно, у той, первой группы можно было узнать? – с недоверием спросил кто-то. – Что, до них кто-то задачи других групп доводил? Или районы их действия?
– Нет, все было проще. Когда стало известно, что диверсанты – это немцы, владеющие английским языком, американцы просто стали останавливать всех подряд и задавать вопросы, ответы на которые мог знать только американец. Например, как фамилия лучшего бейсболиста из его штата? Какой породы собака Эйзенхауэра? Как зовут подружку Попая? Если человек начинал путаться, его сразу арестовывали – вот и все. В общем, разведчик в плен попадать не должен, – подвел итог Маргус уже почти лекторским тоном.
– Да без тебя знаем, что не должен, – угрюмо буркнул Пашка, – тоже, Америку открыл…
Замолчали. И почему-то не хотелось смотреть в глаза друг другу. Угрюмо глядели на костер, и каждый думал о своем, хотя все – об одном и том же. Костер горел плохо, сырые сучья шипели, пузырились на трещинах, исходили едким дымом. Позор для разведчика, а не костер.
– Вот все ты, товарищ дорогой, вроде, верно говоришь, – полковник старался говорить спокойно, приглушая сварливые нотки, – разведчик, мол, только тогда разведчик, когда он в полном порядке. А только стал он обузой для группы – долой его, как балласт, верно?
– Не так категорично, разумеется, но если нет других вариантов – то да. И он сам должен понимать это.
– Верно, верно. А ты вот не задумывался, почему во многих других армиях разведчикам дают ампулы с ядом, а у нас – нет?
– Нет, не задумывался. Возможно, в целях экономии средств?
– Возможно и так. Тем более, когда такого разведчика ловят, мало кто эти ампулы грызет – предпочитают в лагере пайку хавать, да против своих работать.
– Но почему?
– Понимаешь… – полковник тщательно подбирал слова. – У меня батя в войну разведбатом командовал. А до войны учителем в школе был, но это так, к слову. Так вот он рассказывал, что когда подбирал себе бойцов – в первую очередь смотрел, есть ли совесть у мужика.
– Совесть? – Ауриньш был озадачен.
– Она самая, товарищ дорогой. Рассказывал, бывало: просится к нему парень из пехоты – здоровяк, стрелок отличный, до войны егерем работал – самое то для разведчика. Батя с ним покалякает, а потом подойдет потихоньку, да посмотрит, как тот человек у полевой кухни себя ведет – жлоба сразу видно, характер человека во время еды – как на ладони виден. И если мужик жлоб – до свиданья, товарищ дорогой, мы тебе не подходим. Что толку от всех его заслуг, если он себя, любимого, выше всего ценит? Надежды на него нет, а это – хуже некуда.
– Простите, а что такое «жлоб»?
– Жлоб, гм! – тут полковник несколько смутился. – Ну, это человек без совести, одним словом. Если ему что выгодно – делает, если нет – знать никого не хочет.
– Вы имеете в виду, что он ничего не станет делать в ущерб своим интересам?
– В общем, так.
– Но если рассуждать логически, у такого человека больше шансов выполнить задачу. Он бережет свои силы и здоровье, он не связан нормами так называемой морали…
– Вон как! А мораль-то тут при чем?
– Понимаете… Я знаю, существуют нормы поведения – их называют по-разному: христианской моралью, божьими заповедями, ну и так далее. Эти нормы не отвергаются и коммунистами. Их смысл: не убивай, не воруй, не прелюбодействуй…
– Да знаем, знаем. И что?
– Но дело в том, что для выполнения задачи разведчик должен быть способен нарушить все эти заповеди. Если для человека эти заповеди имеют значение, ему будет трудно, а порой и невозможно это сделать.
– Ну, ты не передергивай! Это ж – в интересах Родины делается! – возмутился полковник.
– В Библии не оговаривается, в какой ситуации эти заповеди можно нарушать. Просто – не убивай, и все, – упрямо наклонил голову Ауриньш.
– И что дальше?
– Ничего. Просто человек, не отягощенный принципами морали, будет действовать, руководствуясь лишь приказом. Он будет тратить гораздо меньше времени на принятие решения, так как он не будет терзаться сомнениями и так называемыми угрызениями совести.
– Пробовали, ё! – торжествующе провозгласил полковник. – Освобождал один малохольный своих солдат от «этой химеры», как он ее называл. И что? Все равно наши им вломили, хоть и от совести их никто не освобождал.
– Ну… – Ауриньш чуть сбавил свой геббельсовский тон. – Возможно, не были учтены многие другие факторы – люди есть люди, и фраза об освобождении их от совести не была воспринята ими буквально…
– Ладно, тогда такой вот тебе пример: ты – на территории противника. Идешь ты в головном дозоре. И вдруг видишь, что заметил тебя мальчонка – ну, пастушонок, скажем. Твои действия?
– Простите! – запротестовал Маргус. – Что значит: «он меня заметил»? Я этого не допущу.
– Ну, случайно!
– Что значит «случайно»? Разведчик должен передвигаться скрытно и бесшумно, у него есть средства маскировки и наблюдения… Такого просто не может быть! – Маргус был категоричен, словно полковник выдвинул гипотезу о том, что Земля имеет форму чемодана.
– Ну, теоретически! – начал терять терпение полковник.
– Если только теоретически… Ну, в этом случае я должен его убить и спрятать.
– Во-от! И что дальше? Капец твоей группе, ё! Что – раньше местные крестьяне не знали, что в их округе русские диверсанты шастают? Зна-али, власти их в известность ставят. Только раньше они тебя боялись, да старались без нужды лишний раз в лес не соваться, а когда пацаненка этого найдут, (а они найдут, будь уверен!) то тебя возненавидят. И все леса перешерстят, а тебя найдут. Или твою базу, или дневку – без следов все равно не обойдешься, ты ж не ангел, летать не умеешь. Вот и получилось: в тактике ты выиграл, а в стратегии, так сказать, проиграл.
Маргус хотел было что-то ответить, но рот его вдруг закрылся, он напрягся. Обострились скулы, по телу киборга пробежала короткая дрожь.
– Э-э, парень, ты чего? – забеспокоился полковник. – Ну, перестань!
Пальцы Маргуса судорожно цапнули оттаявшую грязь, сжались в кулаки – выскочившие меж пальцев грязевые пиявки брызнули в стороны. Заляпанными ладонями киборг схватился за голову и оскалился, словно от нестерпимой боли.
– Я не понимаю! – наконец, проскрежетал он. – Почему?! Почему, если выгоднее поступать плохо, все равно, несмотря ни на что, надо поступать хорошо?
– Ух ты! – восхитился Пашка. – Сам допер?
– Нет… Так говорила Вия Карловна, она была одним из моих конструкторов. Она меня… воспитывала…
– Вроде мамани, значит, была? – понимающе спросил полковник. – Успокойся, парень, над этим вопросом уже столько веков мудрецы головы ломают – ни хрена решить не могут. По идее – да, целесообразнее поступать плохо. А жизнь показывает, что в конце концов побеждает все равно тот, кто поступает хорошо. А почему так получается – никто не знает.
– Я знаю, почему! – вдруг авторитетно заявил Цунь.
– Почему? – обернулись все к нему.
– Да просто потому, что Бог – не фраер!
И, словно только этого и ждал, взревел оживший двигатель машины.
Глава 10. Лили Марлен и весна
Если кто-то думает, что все грандиозные природные явления, вроде Ниагарского водопада или Эвереста, находятся где-то далеко, куда простому смертному вовек не попасть, то он здорово ошибается. Стоит дождаться весны и сесть в электричку, которая идет до Рязани – и всего через три часа вы попадете на самое настоящее морское побережье – это разливается Ока. Что с того, что существует это море всего месяц? Зато весь этот месяц – вот оно, у самой городской черты! Без конца и края, с шумом волн, криками чаек, невиданным архипелагом из сотен островов, на которых пережидают половодье застигнутые разливом бедные зайцы. Если кто не знает, сено с Рязанских заливных лугов в свое время возили продавать аж в самый Петербург, ибо по праву считалось оно лучшим во всей России. А что вы хотите – сотни лет на этих лугах ничего, кроме трав, не растет: никто там не строится, не пашет – смысла нет, весной все под водой окажется.
В эти самые дни приходит Ока в гости и к десантникам, ибо стоит училище на самой северной окраине города, по соседству с Кремлевским валом. Приходит она в гости, как простоватая деревенская тетушка – шумная, бесцеремонная, но добрая и души не чающая в хозяевах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14