Когда же начальник предложил ему поискать среди своих знакомых и приятелей желающих иметь хороший процент от временно свободных денег, Нильский не знал, что эта трясина легкого заработка засосет его с головой. Он всегда считал себя умным человеком, забывая, что умные — это те, кто зарабатывает собственной головой, а мудрые — это те, на которых работают умные.
В то время инфляция так перепугала народ, что временно свободных денег было в избытке. Работать не хотел никто, равно как и плохо жить. Голубоватый начальник принимал у Нильского первые робкие суммы его знакомых и в конце каждого месяца доставал из целлофановых конвертов хорошие проценты. Ломбардная контора разрасталась. Появились дорогая мебель, мордовороты-охранники, длинноволосые фурии — словом, все, что является атрибутами процветания по-новорусски. Нильскому, исправно передающему процентные деньги своих знакомых, начинали доверять все большие и большие суммы. Денежные потоки ширились. В них втекали новые ручейки «трудовых» и «последних». Имея свои полпроцента, Нильский уволился с работы и заимел массу времени для любимого занятия — чтения и коллекционирования книг.
Как и любое счастье, вольготная жизнь Нильского закончилась так же неожиданно и обидно, как заканчивается добротный эротический сон. Однажды утром первый из кредиторов робко постучал и дверь квартиры Нильского и осмелился справиться насчет просроченных процентов. Получив отрицательный ответ, знакомый тихо ушел. К тому времени беличьеобразного начальника уже неделю не было на работе. На следующий день, как по голубиной почте, эта весть разнеслась намного шире. Уже несколько приятелей, родственников и знакомых Нильского выслушивали его сбивчивые объяснения. Ушли они на этот раз громко, обещая завтра снова прийти за своими деньгами. Еще через день ни в чем не повинный Нильский переехал жить к маме — оставаться на своей квартире становилось уже опасно. Тогда он понял, что лучший друг человека — не собака, а козел отпущения.
Те немногие знакомые Сан Саныча, кто еще не свалил за бугор и кто совсем недавно любил, уважал и дружил с Нильским, теперь искали его с единственной целью — набить морду и отобрать то, что еще можно было отобрать. Все кредиторы, будучи друг другу явными конкурентами, всячески хотели показать своим коллегам по несчастью, что они уже смирились с фиаско. Но каждый из них персонально хотел первым добраться своими руками до горла Нильского и трясти его так долго, пока что-нибудь не выпадет. Некоторым это удалось. Вскоре у Нильского нечего было забирать, но и оставшаяся перспектива — быть всего лишь побитым и искусанным — не очень прельщала его. За несколько месяцев Нильский набрался бесценного опыта конспирации, уходя от погонь, уворачиваясь от самых неожиданных и коварных ударов, обходя заставы и заслоны. В прошлом сеть знакомых Нильского покрывала, как плотная паутина, весь город, и в результате вынужденной конспирации вокзал стал самым безопасным местом, где были и ночлег, и случайный заработок, и случайная любовь. Изредка, маскируясь под придурка, Нильский совершал дерзкие вылазки в город, в основном на книжную балку. Но в последнее время засады возле книжных лотков стали настолько очевидны, что хитрый Нильский решил больше не искушать судьбу. Отрезанный от живительных источников культуры, Сан Саныч стал грустить и подумывать о переезде. Но для этого нужна была определенная сумма, а ее не было не только в наличии, но и в теории. Таким вот образом Нильский дожил до сорока пяти лет, сыграв в своей жизни всего несколько эпизодических ролей.
Выслушав печальную историю своего нового знакомого, Остап сочувственно посмотрел на младшего научного сотрудника.
Сан Саныч, справедливости всегда ищут там, где ее нет. Разве вы этого еще не усвоили? Я вижу, в вашей жизни, как у маляра, слишком большие пробелы. Вы чрезмерно закомплексованы, учитесь перестраиваться вместе со временем. Кстати, образование у вас высшее?
Нильский грустно улыбнулся.
Незаконное высшее.
На данный момент вы женаты? — уточнил Крымов.
Да нет, это я просто так выгляжу, — уныло пошутил Нильский.
Жаль, я больше люблю женатых сотрудников. Они дольше задерживаются на работе. А вы, я вижу, живете замкнуто, как устрица.
Остап окинул Нильского печальным взглядом.
Я уже заметил, что вы выглядите таким поношенным не потому, что вас часто носили на руках. Послушайте меня, если ваш жребий жалок, наплюйте на него и выберите другой. И самые дорогие цветы мгновенно вянут, если их ни во что не ставят. У меня, вероятно, найдется для вас работа.
Не стоит, — со знанием дела сказал Нильский. — После того, что мне пришлось пережить, боюсь, я разочарую вас. Я — моральный импотент.
Не преувеличивайте, Сан Саныч. Помните, у Чехова: если в первом акте висит, то в последнем обязательно выстрелит.
Нильский недоверчиво посмотрел па Крымова.
Боюсь, у меня уже не тот запал. Возраст. Остап бодро оглядел Нильского.
Истинная молодость отличается от просто молодости тем, что приходит с возрастом. Я понимаю, что жизнь перегнала вас. Но в вас же сидят образование, знания и культура. Вы что, ничего не можете придумать лучшего, как вывезти все это за границу? Ведь это же контрабанда нашего национального наследия. Вы хотите, чтобы вас арестовали?
Нильский молчал и ежился под искрящимся взглядом Остапа.
Хватит бороться с темнотой методом светлячка, — продолжал напирать Крымов. — Вы думаете, что вам удалось спрятаться ото всех в этом зале ожидания жизни? Знайте, что легче всего отыскать человека, когда он уходит в себя. Ладно, беру вас в свою команду.
Зачем я вам нужен? — спросил Сан Саныч, искренне полагая, что своей персоной он мог бы заинтересовать только студентов мединститута, пожелающих покопаться в его внутренностях.
Дело в том, что я собираюсь в ближайшее время неприлично разбогатеть, — задумчиво сказал Крымов. — Но один в отечественном поле бизнеса — не воин. Мне нужны единомышленники, а с вами, я вижу, у нас получится неплохая команда.
Опять афера? — прервал Сан Саныч песенное настроение Крымова.
А какой бизнес сейчас не афера? — саркастически осведомился Остап. — Во всяком случае, я гарантирую вам три момента: безопасность, харчевые и исполнение вашей мечты.
Откуда вы можете знать мою мечту? — грустно спросил Нильский.
Уже знаю. Вы просто обязаны помочь мне осуществить ее. Паспорт у вас есть?
Ну, это последнее, что у меня не смогли отобрать, — с гордостью сказал Нильский, похлопав себя в области паха, где он, видимо, прятал паспорт.
Отлично, президент!
Почему президент?
Теперь так будет называться ваша должность! — провозгласил Остап. — Ждите меня здесь.
За год и три месяца до этого…
Свет опять отключили. На улице была кромешная тьма. Конечно, с температурным знаком минус. Лифт, естественно, не работал. Потыкав пальцем вмертвую кнопку, Сан Саныч, скорее повинуясь привычке, чем надежде, зажег спичку. Написанное от руки объявление гласило: «Лифт не работает. Ближайший лифт находится в соседнем подъезде». Эта бумажка документально подтверждала, что идет 1997 год, то есть: веерное отключение света; тепло в половину мощности; горячая вода по графику; о лифте, как о подакцизной роскоши, надо было забыть навсегда.
Боже мой, опять переться на двенадцатый этаж! За что мне такие муки! — Голос жены шрапнелью ударил в спину.
Пошли.
Первый этаж.
Ты помнишь, что у мамы завтра день рождения?
Сейчас вспомнил. Ума не приложу, что ей подарить.
Давай я спрошу у нее.
Не надо. У меня нет таких денег.
Второй этаж.
А они у тебя когда-нибудь были? А они у тебя когда-нибудь будут?
Сумки с картошкой и крупой больно резали руки. Жена тащила авоськи с маминой консервацией, но ему было жалко только себя. «Жена — как дурная привычка: легко приобрести и трудно избавиться», — подумал он.
На площадке нехорошо запахло. Сам Саныч старался ступать в кромешной темноте осторожно, но если пошел непрун, то это, казалось, навсегда. Он поскользнулся и, широко расставив руки, ударил жену сумкой. Преодолевая следующий лестничный пролет, Нильский услышал о себе пару новых определений.
«Если хочешь узнать, что на самом деле о тебе думает женщина, женись на ней, и очень скоро ты все узнаешь», — подумал он.
Мне нужно пальто на зиму.
Давай подождем до марта. Они должны дать скидку на сорок процентов. Все-таки экономия.
Я знаю. Потом ты найдешь способ сэкономить все сто процентов. Ты предложишь подождать доследующей зимы.
Третий этаж
А помнишь, как мы с тобой целовались? — спросил он, уходя от темы пальто.
Это было давно, и я тогда была замужем за Файбусовичем. Ты можешь представить, где бы я сейчас жила? Какая роковая ошибка!
«Жена-еврейка — это самый короткий путь в антисемиты, — подумал он, но затем передумал. — Впрочем, причем здесь еврейство? Если бы моя жена была русской, я бы страдал русофобией».
Четвертый этаж.
Ты помнишь, что у нас нет ничего мясного. Мне придется потушить твоего Фейхтвангера и двухтомник Бабеля.
Только через мой труп.
Не надо меня искушать. Я и так уже две недели не ела мяса.
Пятый этаж.
«Мужчина гоняется за женщиной до тех пор, пока она его не поймает», — вспомнил он и сказал:
Боже мой! Как я был слеп, как не наблюдателен! С какой жалостью смотрел на меня твой папа, когда я просил твоей руки!
Жаль, что ты не видел глаза моей мамы, когда она смотрела на тебя!
Шестой этаж.
Со стороны мусоропровода донесся крепкий запах спиртного. В темноте раздался скрежет откидываемой крышки и затем прозвучал голос:
Извините, какой это этаж?
Нарастающий звук падающего сверху по трубе мусора заглушил ответ. Спиртной запах исчез.
«До понимания некоторых истин надо не дорасти, а опуститься», — подумал он.
Седьмой этаж.
Ты — неудачник. И папа твой — неудачник. И дети твои — слава Богу, уберег, — тоже будут неудачники. Если бы был конкурс неудачников, ты бы занял третье место.
Почему не первое?
Потому что неудачник.
Только не говори, что ты придумала это сама.
Тебя так уж точно придумала не я. Если бы тебя видел твой папа, он бы горько плакал над загубленным сперматозоидом.
Восьмой этаж.
«Ударю, — подумал он. — Не могу больше терпеть. Вот еще поднимусь на пару ступенек и ударю. Только мокрое место останется». Поднявшись натри ступеньки, Нильский поставил сумки на пол и резко ударил открытой ладонью. На пальце он ощутил липковатую жидкость. «Кровь! У, зараза! Так тебе и надо».
Ну вот, видишь, — раздался издевательский голос жены, — на улице мороз, а его в подъезде комары кусают. Я же говорила, что неудачник.
Неудачи преследуют сейчас всех.
А догоняют некоторых.
Девятый этаж.
Бензин подорожал, — попытался он сменить тему.
Можно подумать, тебя это касается. У тебя даже зажигалки нет.
Язык твой — враг мой, — одарил он ее ходячей фразой. Хотя горькая правда, как утопленница, всплыла на поверхность ее слов.
«А еще говорят, вдвоем легче плыть по океану жизни, — вздохнул Сан Саныч. — Не легче, а веселей. И только в штиль. Когда штормит, то два плохо плавающих человека, вцепившись друг в друга, быстрее идут ко дну».
Десятый этаж.
Где твои обещания? Где твои стихи? Где твоя тайна, за которую я тебя полюбила?
Любят не за что-то, а вопреки чему-то.
Это уже не любовь, а мазохизм.
Вспомнив о бесконечных головных болях жены, он хотел сказать, что это тоже не любовь, а садизм, но только произнес вслух:
Если у женщины ничего не болит, пора вызывать скорую помощь.
Еще одно слово, и я — вдова.
Он вспомнил, что у нее в авоське тяжелые трехлитровые банки с овощами.
Одиннадцатый этаж.
«Наверняка, крутит с Гугилем. Как пить дать, уедет с ним. Все меня предали. Все… На моей могиле напишут: „Ему не изменяла только память“.
Жена уже порядком запыхалась.
Ты… хоть можешь представить… что, как в былые времена… любишь меня?
«Это значит нести авоськи с огурцами самому. Нет уж, дудки!»
Я отдала тебе лучшие годы своей жизни. «Если это были лучшие, то представляю, что меня ждет впереди», — подумал он и произнес вслух:
А я отдал тебе лучшие страницы своих сберкнижек.
Если бы! Лучшие страницы своих сберкнижек ты отдал этому государству, если его можно так назвать.
«Она все время права. Ну, как можно после этого с ней жить!» Ему представилась надгробная плита с портретом жены и короткая эпитафия: «Спи спокойно. Твои слова подтвердились».
Двенадцатый этаж.
Пыхтя, как паровозы, загнанные в тупик бытия, они остановились около двери. Отдышавшись, он вставил ключ в замок и подумал, что завтра она от него уйдет.
НАЗНАЧАЮ ВАС ПЯТНИЦЕЙ
У некоторых людей зуб мудрости является единственным признаком интеллекта.
Остап Крымов (На приеме у зубного врача)

Остапу нужны были еще, как минимум, два соратника. Причем, один из них должен быть женщиной. Но эту, самую ответственную, часть кадровой работы Остап отложил на завтра. Сегодня надо было устроиться на ночлег и, желательно, не на пустой желудок. К тому же без рубашки шансы на быстрое обретение компаньонки слегка уменьшались. Но это не печалило Остапа. Он смог бы познакомиться с леди даже в наряде гвинейского папуаса. Плюс ко всему, удостоверение режиссера-постановщика по-прежнему продолжало магически действовать на совковских дам, независимо от того, из Бердичева они или из Санкт-Петербурга.
«С Нильским, кажется, я не ошибся, — подумал Остап, потирая ощетинившийся подбородок. — Теперь нужен соратник номер два. Из скудного выбора кандидатур придется лепить одного полноценного работника из двоих. Если Нильский — это голова, то надо найти еще и ноги».
Исходя из требуемых характеристик, Крымов уверенно направился к самой деловой части вокзала — к кассам.
Билетные кассы, как Сити в Лондоне, как Уолл-Стрит в Нью-Йорке, были деловым и финансовым центром каждого уважающего себя вокзала. Именно здесь делались деньги и находились рабочие места для неискушенных в сложных финансовых махинациях мелких спекулянтов.
Зоркий взгляд Остапа сразу же выхватил из толпы коротко стриженый затылок смуглого молодого человека в потертой кожаной куртке. Голова его была слегка наклонена и вытянута вперед. Хорошо разбирающийся в человеческой жестикуляции Остап подумал, что такая позиция предвещает обычно неожиданный удар в солнечное сплетение. Но в данном случае на лице парня застыло маслянисто-улыбчивое выражение. Молодой человек поочередно подходил к жаждущим лишнего билетика и вступал в диалоги. Крупные залысины на голове у парня могли бы говорить о признаке интеллекта, если бы не глаза, подпирающие этот лоб мыслителя снизу. Они не выражали ничего, кроме блеска городской дешевой ушлости и желания хапнуть все, что плохо лежит. Весь его стандартный вид говорил, что рожден он был для вокзала, как рыба для ухи. Чтобы детальней познакомиться с методами вокзального уолл-стритовца, Остап подошел поближе. В это время, придвинув свое лицо вплотную к раскрасневшейся физиономии очередного клиента, парень убеждал толстого хохла с родинкой на носу, что верхняя боковая полка плацкартного вагона возле туалета — одно из самых лучших мест в поезде. Хохол не очень был в этом уверен, но маслянистый взгляд и положение головы спекулянта постепенно развеивали его сомнения. Наконец, пассажир начал сдаваться и полез за деньгами. Молодой человек попросил секунду на организационные вопросы и, мгновенно нырнув в толпу, исчез. Через несколько секунд он неожиданно вынырнул с другой стороны, испугав этим своего клиента.
Все в порядке, — выдохнул он, конспиративно оглядываясь по сторонам.
Тут началось второе действие, не менее мучительное для толстого хохла, чем первое. Парень назвал цену. Хохол часто замахал руками, как курица, делающая отчаянную попытку взлететь. Бедняга не знал, что он уже барахтается в липкой паутине вокзального паука-магната. Парень, еще более агрессивно наклонив голову, безапелляционно заявил, что он уже заплатил свои деньги и не собирается терять на сделке ни копейки. Исход борьбы был предрешен, и Остап отошел от места поединка.
«Морда наглая, денег нет, может постоять за себя, — резюмировал Остап свои наблюдения. — В беде такой не оставит, но может легко до нее довести. Надо прощупать».
Для того чтобы войти в контакт с билетным специалистом, Остап избрал более короткий и прямолинейный способ.
Когда тот, подсчитывая барыш, освободился, Крымов подошел к парню, хлопнул по плечу и негромко сказал:
Эй, приятель, лишний билетик не нужен?
Парень оглянулся по сторонам и вытянул голову в сторону Остапа. По характерному запаху Крымов понял, что железнодорожный барышник недавно съел одного из родственников Чиполлино.
Если по дешевке, то возьму. А куда?
В страну, где вечная зелень, океан, пальмы и полуобнаженные туземки. А также небоскребы, лимузины и двуспальная кровать с водяным матрацем, — воодушевленно перечислил Крымов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51