В это утро Малькольм решился лишь на ироническую улыбку и подчеркнуто вежливый поклон.
Когда Малькольм с чашечкой кофе в руке начал подниматься по ступенькам лестницы, он услышал позади себя щелчок открывшейся двери и уже смирился с тем, что ему придется выслушать очередную лекцию доктора Лаппе.
— О, мистер Малькольм, можно мне... разрешите мне поговорить с вами? Я задержу вас всего лишь на минутку.
Ух, пронесло! Говорящий был Хейдеггер, а не доктор Лаппе. Улыбнувшись и вздохнув с облегчением, Малькольм повернулся к маленькому, тщедушному человеку с таким багровым румянцем на лице, что казалось, светилась даже его лысина. Традиционная белая рубашка с пуговками на уголках воротничка и узкий черный галстук как бы отделяли его большую голову от тела.
— Привет, Рич, — сказал Малькольм. — Как поживаете?
— Хорошо... Рон. Хорошо, — нервно хихикнул, как обычно, Хейдеггер.
Несмотря на шестимесячное полное воздержание от употребления алкоголя и тяжелую физическую работу, его нервы были все еще напряжены. Любой вопрос о состоянии здоровья Хейдеггера, даже самый невинный и вежливый, напоминал ему о днях, когда он, замирая от страха, тайком проносил спиртное в туалет, а затем как безумный жевал резинку, пытаясь отбить запах, превращавший его в «потенциальную угрозу» для безопасности всего ЦРУ. После того как он «добровольно» согласился на лечение и, замкнувшись в себе, прошел через ад одиночества, и потом постепенно стал приходить в норму, доктора шепнули ему, что его выследили сотрудники службы безопасности, которые наблюдали негласно за туалетами...
— Не зайдете ли вы... я имею в виду, можете ли вы зайти ко мне на минутку?
Малькольм был рад любому предлогу, лишь бы не работать:
— Конечно, Рич.
Они вошли в крошечный кабинет, предназначавшийся для бухгалтера-библиотекаря, и сели — Хейдеггер за свой стол, а Малькольм на мягкий стул, оставленный бывшим обитателем кабинета. В течение нескольких минут они сидели молча.
"Бедный маленький человек, — думал Малькольм. — Напуганный до смерти и все еще надеющийся, что он сможет вернуть себе благосклонность начальства.
Все еще верящий в то, что ему восстановят высшую категорию секретности и он сможет перебраться из этого пыльного зеленого кабинета мелкого чиновника в другой, тоже пыльный, но более секретный.
Может быть, — думал Малькольм, — если тебе повезет, стены твоего нового кабинета будут выкрашены в один из тех трех цветов, которые, по мнению руководства, должны способствовать созданию «максимально эффективной рабочей обстановки», может быть, ты получишь красивую голубую комнату того же самого оттенка, в который выкрашены три стены моего кабинета и сотен других правительственных помещений".
— Так вот... — голос Хейдеггера прозвучал неожиданно раскатисто в маленькой комнате. Смутившись, что он говорит слишком громко, Хейдеггер откинулся в кресле и продолжил:
— Я... мне очень неприятно вот так беспокоить вас по пустякам...
— О, никакого беспокойства.
— Ну, хорошо. Итак, Рон... вы не возражаете, если я буду звать вас Роном, правда? Итак, как вам известно, я новичок в этой секции. Поэтому я решил просмотреть документацию за несколько последних лет, чтобы поближе познакомиться с характером работы. — Он нервно хихикнул. — Инструктаж доктора Лаппе был, можно сказать, менее чем достаточным.
Малькольм последовал его примеру и тоже хихикнул. Если кто-нибудь осмеливается вслух подшучивать над доктором Лаппе, то, значит, это толковый человек. Малькольм решил, что в конечном счете Хейдегтер может ему понравиться, — Ладно. Итак, вы здесь работаете уже два года, не так ли? С момента переезда из Лэнгли, да? — продолжал Хейдегтер.
«А ведь действительно так», — подумал Малькольм и кивнул головой в знак согласия. Два года, два месяца и несколько дней.
— Так вот, я обнаружил некоторое... несоответствие в документации, которое, я считаю, необходимо выяснить. И я подумал, может быть, вы сможете мне в этом помочь. — Хейдеггер сделал паузу. Малькольм в ответ лишь молча пожал плечами, что означало одновременно и его готовность, и некоторое удивление.
— Так вот. Я обнаружил два странных расхождения или, вернее будет сказать, расхождения в двух областях учета. Первое имеет отношение к бухгалтерским отчетам: например, суммы денег, переведенные на наш счет или выплаченные нами, зарплата и тому подобное. Вероятно, вы не имеете никакого представления о таких вещах, так что в этом деле я должен буду разобраться сам. А вот второе касается книг, и я сейчас пытаюсь выяснить этот вопрос со всеми сотрудниками секции, в том числе и с вами, для того чтобы посмотреть, не удастся ли мне обнаружить какое-нибудь объяснение этому, прежде чем пойти со своим докладом к доктору Лаппе. — Он опять сделал паузу в ожидании утвердительного кивка со стороны своего собеседника, и Малькольм вновь не разочаровал его.
— Вы когда-нибудь... я хочу сказать, вы когда-нибудь замечали, чтобы у нас пропадали книги? Нет, подождите, — произнес он торопливо, увидев выражение замешательства, появившееся на лице Малькольма, — разрешите мне выразить свою мысль еще раз, более понятно. Вам известно что-либо о случаях, когда у нас не оказывалось книг, которые мы заказывали, или книг, которые должны иметься в нашей библиотеке?
— Нет, насколько мне известно, я никогда не слышал о таких случаях, ответил Малькольм, начиная скучать. — Если бы вы могли сказать мне, каких книг не хватает или каких может не хватать... — Он умышленно не закончил фразу и дал повиснуть ей в воздухе.
Хейдеггер сразу же подхватил ее:
— Вот в этом-то все и дело. Я действительно не знаю. Я хочу сказать, что я не совсем уверен, пропали ли у нас вообще какие-либо книги, и если они пропали, то какие именно, и почему они исчезли. Все это какая-то сплошная путаница.
Малькольм молча согласился.
— Вы знаете, — продолжил Хейдеггер, — где-то в 1968 году мы получили большую партию книг от нашего закупочного отделения в Сиэттле. Мы получили все книги, которые они направили нам. Однако совершенно случайно я обратил внимание на то, что наш сотрудник, получивший эту посылку, расписался за пять ящиков книг. Тем не менее в накладной об отправке посылки, на которой, хочу добавить, стоят соответствующие отметки о проверке груза и подписи как нашего агента в Сиэттле, так и работников автотранспортной компании, говорится, что нам было отправлено семь ящиков. Таким образом, получается, что у нас пропали два ящика книг, хотя на самом деле все отправленные нам книги фактически в наличии. Вы понимаете, что я хочу сказать?
Немного покривив душой, Малькольм сказал:
— Да, я понимаю, что вы хотите сказать, хотя я считаю, что, вероятнее всего, произошла элементарная ошибка. Кто-то, возможно наш сотрудник, просто не умел считать. В любом случае у нас, как вы говорите, все книги на месте.
Так почему бы не оставить все как есть?
— Ничего-то вы не понимаете! — воскликнул Хейдеггер, наклонившись вперед и поразив Малькольма внутренним напряжением, которое прозвучало в его голосе. — Я несу ответственность за эти документы. Когда я принимал дела, то я должен был подтвердить, что вся документация в полном порядке и соответствует действительному положению вещей. Я так та сделал, а теперь эта ошибка путает всю отчетную документацию. А это уже совсем нехорошо. Если это когда-нибудь обнаружится, то винить будут меня. Меня! — К тому времени, когда он закончил говорить, он так наклонился вперед, что практически уже лежал поперек стола, а громкие раскаты его голоса опять отзывались в маленькой комнате эхом.
Малькольму все это окончательно надоело. Перспектива выслушивать бессвязную болтовню Хейдеггера о несоответствиях в учетной документации ни в малейшей степени не интересовала его. Кроме того, Малькольму совсем не нравилось, как загорались глаза Хейдеггера за толстыми стеклами очков, когда он распалялся и входил в раж. Пора было уходить. Он наклонился к Хейдеггеру:
— Послушайте, Рич. Я хорошо понимаю, что эта путаница создает для вас серьезную проблему, но я боюсь, что ничем не смогу вам помочь. Может быть, кто-то из наших сотрудников знает что-нибудь такое, чего я не знаю, хотя я и сомневаюсь в этом. Если хотите моего совета, забудьте обо всем и замните это дело. Ну, как будто вы вообще ничего и не обнаруживали. Именно так поступал в подобных случаях ваш предшественник Джонсон. Если вы все же намерены расследовать это дело дальше, то я советую вам ни в коем случае не ходить к доктору Лаппе. Сначала он, безусловно, очень расстроится, затем все настолько запутает, что концов не найдешь, потом раздует это дело до невероятных размеров, а в результате все будут чувствовать себя отвратительно.
Малькольм поднялся и пошел к двери. Оглянувшись, он увидел маленького, дрожащего от страха человека, который сидел, уставившись пустым взглядом в открытый журнал бухгалтерского учета.
Лишь дойдя до стола миссис Расселл, Малькольм вздохнул с облегчением. Он выплеснул остатки холодного кофе в раковину и отправился к себе наверх.
Войдя в кабинет, он уселся на свое место, положил ноги на стол и закрыл глаза.
Открыв глаза минуту спустя, он уставился на репродукцию картины Пикассо «Дон-Кихот». Репродукция вполне заслуженно занимала место на стене его кабинета, наполовину выкрашенной в красный цвет. Все началось ведь именно с Дон-Кихота. Это благодаря ему Малькольм получил такую увлекательную работу и стал агентом ЦРУ. Два года тому назад...
В сентябре 1970 года Малькольм сдавал письменный выпускной экзамен по литературе, который он так долго откладывал. Первые два часа все шло просто отлично: он очень содержательно и интересно изложил аллегорическую суть эстетики Платона, проанализировал настроение двух странников из «Кентерберийских рассказов» Чосера, обсудил роль и значение крыс в романе Камю «Чума» и проявил незаурядную изворотливость при описании деяний Холдена Колфилда в произведении Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Когда же он подошел к последнему вопросу, то словно уперся лбом в кирпичную стену: от него требовалось «детально проанализировать, по крайней мере, три важных эпизода из романа Сервантеса „Дон-Кихот“, отразив при этом символический смысл каждого из них и связь как между собой, так и с содержанием романа в целом, а также показать, каким образом Сервантес использовал эти эпизоды для того, чтобы более емко охарактеризовать Дон-Кихота и Санчо Пансу».
Малькольм вообще не читал «Дон-Кихота». В течение пяти драгоценных минут он сидел, упершись взглядом в текст вопроса. Затем он очень осторожно открыл чистую экзаменационную тетрадь и принялся писать:
"Я никогда не читал «Дон-Кихота», но, мне думается, он потерпел поражение в борьбе с ветряными мельницами. Я не совсем уверен, что произошло с Санчо Пансой.
Похождения Дон-Кихота и Санчо Пансы, этой неразлучной пары благородных героев, которые, как принято считать, боролись за справедливость, можно с успехом сравнять с приключениями двух главных персонажей детективных романов писателя Рекса Стаута — Неро Вулфа и Арчи Гудвина. Так, например, в классическом приключенческом детективе «Черная гора» Вулф..."
После того как он закончил длинное и весьма подробное описание похождений Неро Вулфа, использовав для этого в качестве основного источника детектив «Черная гора», Малькольм сдал экзаменационную работу и отправился домой.
Через два дня Малькольма вызвали в кабинет профессора испанской литературы. К его удивлению, ему не устроили разнос за его экзаменационную работу. Вместо этого профессор поинтересовался, действительно ли Малькольм проявляет такой искренний интерес к чтению детективов. Озадаченный этим вопросом, Малькольм честно признался, что чтение таких книг помогло ему сохранить некоторое подобие нормальной психики во время своего обучения в колледже. Улыбнувшись, профессор спросил его, не хочет ли он «сохранять нормальную психику» за деньги? Вполне естественно, что Малькольм ответил утвердительно. Профессор позвонил кому-то по телефону, и в тот же день Малькольм встретился за ленчем со своим первым агентом ЦРУ.
Нет ничего удивительного в том, что профессора колледжей, деканы и другие представители академических кругов выступают как вербовщики потенциальных кадров для ЦРУ.
Два месяца спустя проверка Малькольма была закончена, и он был рекомендован «для ограниченного использования» на работе в ЦРУ, как и 17 процентов всех желающих стать сотрудниками ведомства. После специального, но довольно общего и поверхностного курса обучения Малькольм впервые поднялся по чугунным ступенькам «Американского литературно-исторического общества», где он в компании миссис Расселл и доктора Лаппе и провел свой первый рабочий день в качестве полноправного агента секретной службы.
Малькольм улыбнулся, глядя на стену своего кабинета, которая напомнила ему о хорошо продуманной победе над доктором Лаппе. На третий день своей работы в обществе Малькольм отказался от костюма и галстука. Прошла неделя, в течение которой в воздухе носились неясные намеки, прежде чем доктор Лаппе вызвал его для небольшой «дружеской» беседы по вопросам этикета. Хотя «добрый доктор» и согласился с тем, что бюрократия имеет тенденцию к созданию серой и несколько удушливой рабочей обстановки, тем не менее он дал понять, что вместо того, чтобы носить «чуждую приличиям» одежду, следует более активно изыскивать другие способы, с помощью которых, по его выражению, можно «впустить солнце» в эту обстановку, то есть сделать ее более яркой, свежей и разнообразной. Малькольм ничего не ответил на эту тираду, однако на следующий день он явился на работу пораньше, одетый, как и требовалось, в костюм с галстуком. С собой он принес большую коробку.
К тому времени, когда Уолтер в десять часов утра доложил о происходящем доктору Лаппе, Малькольм уже почти закончил красить одну из стен своего кабинета в ярко-красный цвет пожарной машины. Ошеломленный доктор Лаппе молча сидел, в то время как Малькольм с самым невинным видом объяснял ему свой новейший способ, как «впустить солнце» в рабочую обстановку.
Когда еще два аналитика внезапно ворвались в кабинет и начали громко выражать свое одобрение, «добрый доктор» задумчиво заметил, что, пожалуй, Малькольм был прав, когда решил придать более яркий и свежий вид своей внешности, однако вряд ли следует распространять подобный метод на служебное помещение. Малькольм не замедлил выразить свое искреннее согласие с этим мнением. Краска и кисти отправились на третий этаж в кладовку. Костюм же и галстук Малькольма снова исчезли. Доктор Лаппе счел более разумным отступить перед бунтом отдельной личности, чем оказаться перед лицом массового восстания против правительственной собственности.
Малькольм вздохнул, прежде чем вернуться к описанию классического метода Джона Диксона Карра по созданию ситуации «закрытых дверей».
Между тем Хейдеггер был занят делом. Он воспринял совет Малькольма по поводу визита к доктору Лаппе, но был слишком запуган, чтобы попытаться скрыть обнаруженную ошибку от руководства. Кроме того, он понимал также, что если ему удастся сделать удачный ход и добиться успеха в прояснении этой запутанной ситуации или по крайней мере хотя бы доказать, что он может вполне ответственно подходить к решению сложной проблемы, то в этом случае шансы на восстановление благосклонного к нему отношения руководства значительно возрастут. В результате из-за своей амбиции и панического страха (что всегда является плохим сочетанием) Хейдеггер и совершил роковую ошибку.
Он написал короткую служебную записку на имя начальника отдела 17. В тщательно подобранных и завуалированных, но вместе с тем наводящих на размышление выражениях он изложил все факты этого дела точно так же, как он рассказал о них Малькольму. Все служебные записки обычно визируются доктором Лаппе, хотя известны и случаи исключений из этого правила. Если бы Хейдеггер придерживался установленного порядка нормального прохождения документов, все было бы превосходно, так как доктор Лаппе никогда бы не разрешил пустить по начальству служебную записку, содержащую критические выводы в отношении работы его секции. Хейдеггер, понимая это, лично положил конверт с запиской в мешок для отправки документов.
Два раза в день, в полдень и вечером, две автомашины с вооруженной охраной объезжают все подразделения ЦРУ, расположенные в Вашингтоне и его окрестностях. Они забирают внутреннюю корреспонденцию, которая затем отправляется за восемь миль в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли, где она сортируется для доставки адресатам. Служебная записка Рича ушла с очередным рейсом в полдень.
Странная и совершенно необычная история произошла затем со служебной запиской Рича.
1 2 3 4
Когда Малькольм с чашечкой кофе в руке начал подниматься по ступенькам лестницы, он услышал позади себя щелчок открывшейся двери и уже смирился с тем, что ему придется выслушать очередную лекцию доктора Лаппе.
— О, мистер Малькольм, можно мне... разрешите мне поговорить с вами? Я задержу вас всего лишь на минутку.
Ух, пронесло! Говорящий был Хейдеггер, а не доктор Лаппе. Улыбнувшись и вздохнув с облегчением, Малькольм повернулся к маленькому, тщедушному человеку с таким багровым румянцем на лице, что казалось, светилась даже его лысина. Традиционная белая рубашка с пуговками на уголках воротничка и узкий черный галстук как бы отделяли его большую голову от тела.
— Привет, Рич, — сказал Малькольм. — Как поживаете?
— Хорошо... Рон. Хорошо, — нервно хихикнул, как обычно, Хейдеггер.
Несмотря на шестимесячное полное воздержание от употребления алкоголя и тяжелую физическую работу, его нервы были все еще напряжены. Любой вопрос о состоянии здоровья Хейдеггера, даже самый невинный и вежливый, напоминал ему о днях, когда он, замирая от страха, тайком проносил спиртное в туалет, а затем как безумный жевал резинку, пытаясь отбить запах, превращавший его в «потенциальную угрозу» для безопасности всего ЦРУ. После того как он «добровольно» согласился на лечение и, замкнувшись в себе, прошел через ад одиночества, и потом постепенно стал приходить в норму, доктора шепнули ему, что его выследили сотрудники службы безопасности, которые наблюдали негласно за туалетами...
— Не зайдете ли вы... я имею в виду, можете ли вы зайти ко мне на минутку?
Малькольм был рад любому предлогу, лишь бы не работать:
— Конечно, Рич.
Они вошли в крошечный кабинет, предназначавшийся для бухгалтера-библиотекаря, и сели — Хейдеггер за свой стол, а Малькольм на мягкий стул, оставленный бывшим обитателем кабинета. В течение нескольких минут они сидели молча.
"Бедный маленький человек, — думал Малькольм. — Напуганный до смерти и все еще надеющийся, что он сможет вернуть себе благосклонность начальства.
Все еще верящий в то, что ему восстановят высшую категорию секретности и он сможет перебраться из этого пыльного зеленого кабинета мелкого чиновника в другой, тоже пыльный, но более секретный.
Может быть, — думал Малькольм, — если тебе повезет, стены твоего нового кабинета будут выкрашены в один из тех трех цветов, которые, по мнению руководства, должны способствовать созданию «максимально эффективной рабочей обстановки», может быть, ты получишь красивую голубую комнату того же самого оттенка, в который выкрашены три стены моего кабинета и сотен других правительственных помещений".
— Так вот... — голос Хейдеггера прозвучал неожиданно раскатисто в маленькой комнате. Смутившись, что он говорит слишком громко, Хейдеггер откинулся в кресле и продолжил:
— Я... мне очень неприятно вот так беспокоить вас по пустякам...
— О, никакого беспокойства.
— Ну, хорошо. Итак, Рон... вы не возражаете, если я буду звать вас Роном, правда? Итак, как вам известно, я новичок в этой секции. Поэтому я решил просмотреть документацию за несколько последних лет, чтобы поближе познакомиться с характером работы. — Он нервно хихикнул. — Инструктаж доктора Лаппе был, можно сказать, менее чем достаточным.
Малькольм последовал его примеру и тоже хихикнул. Если кто-нибудь осмеливается вслух подшучивать над доктором Лаппе, то, значит, это толковый человек. Малькольм решил, что в конечном счете Хейдегтер может ему понравиться, — Ладно. Итак, вы здесь работаете уже два года, не так ли? С момента переезда из Лэнгли, да? — продолжал Хейдегтер.
«А ведь действительно так», — подумал Малькольм и кивнул головой в знак согласия. Два года, два месяца и несколько дней.
— Так вот, я обнаружил некоторое... несоответствие в документации, которое, я считаю, необходимо выяснить. И я подумал, может быть, вы сможете мне в этом помочь. — Хейдеггер сделал паузу. Малькольм в ответ лишь молча пожал плечами, что означало одновременно и его готовность, и некоторое удивление.
— Так вот. Я обнаружил два странных расхождения или, вернее будет сказать, расхождения в двух областях учета. Первое имеет отношение к бухгалтерским отчетам: например, суммы денег, переведенные на наш счет или выплаченные нами, зарплата и тому подобное. Вероятно, вы не имеете никакого представления о таких вещах, так что в этом деле я должен буду разобраться сам. А вот второе касается книг, и я сейчас пытаюсь выяснить этот вопрос со всеми сотрудниками секции, в том числе и с вами, для того чтобы посмотреть, не удастся ли мне обнаружить какое-нибудь объяснение этому, прежде чем пойти со своим докладом к доктору Лаппе. — Он опять сделал паузу в ожидании утвердительного кивка со стороны своего собеседника, и Малькольм вновь не разочаровал его.
— Вы когда-нибудь... я хочу сказать, вы когда-нибудь замечали, чтобы у нас пропадали книги? Нет, подождите, — произнес он торопливо, увидев выражение замешательства, появившееся на лице Малькольма, — разрешите мне выразить свою мысль еще раз, более понятно. Вам известно что-либо о случаях, когда у нас не оказывалось книг, которые мы заказывали, или книг, которые должны иметься в нашей библиотеке?
— Нет, насколько мне известно, я никогда не слышал о таких случаях, ответил Малькольм, начиная скучать. — Если бы вы могли сказать мне, каких книг не хватает или каких может не хватать... — Он умышленно не закончил фразу и дал повиснуть ей в воздухе.
Хейдеггер сразу же подхватил ее:
— Вот в этом-то все и дело. Я действительно не знаю. Я хочу сказать, что я не совсем уверен, пропали ли у нас вообще какие-либо книги, и если они пропали, то какие именно, и почему они исчезли. Все это какая-то сплошная путаница.
Малькольм молча согласился.
— Вы знаете, — продолжил Хейдеггер, — где-то в 1968 году мы получили большую партию книг от нашего закупочного отделения в Сиэттле. Мы получили все книги, которые они направили нам. Однако совершенно случайно я обратил внимание на то, что наш сотрудник, получивший эту посылку, расписался за пять ящиков книг. Тем не менее в накладной об отправке посылки, на которой, хочу добавить, стоят соответствующие отметки о проверке груза и подписи как нашего агента в Сиэттле, так и работников автотранспортной компании, говорится, что нам было отправлено семь ящиков. Таким образом, получается, что у нас пропали два ящика книг, хотя на самом деле все отправленные нам книги фактически в наличии. Вы понимаете, что я хочу сказать?
Немного покривив душой, Малькольм сказал:
— Да, я понимаю, что вы хотите сказать, хотя я считаю, что, вероятнее всего, произошла элементарная ошибка. Кто-то, возможно наш сотрудник, просто не умел считать. В любом случае у нас, как вы говорите, все книги на месте.
Так почему бы не оставить все как есть?
— Ничего-то вы не понимаете! — воскликнул Хейдеггер, наклонившись вперед и поразив Малькольма внутренним напряжением, которое прозвучало в его голосе. — Я несу ответственность за эти документы. Когда я принимал дела, то я должен был подтвердить, что вся документация в полном порядке и соответствует действительному положению вещей. Я так та сделал, а теперь эта ошибка путает всю отчетную документацию. А это уже совсем нехорошо. Если это когда-нибудь обнаружится, то винить будут меня. Меня! — К тому времени, когда он закончил говорить, он так наклонился вперед, что практически уже лежал поперек стола, а громкие раскаты его голоса опять отзывались в маленькой комнате эхом.
Малькольму все это окончательно надоело. Перспектива выслушивать бессвязную болтовню Хейдеггера о несоответствиях в учетной документации ни в малейшей степени не интересовала его. Кроме того, Малькольму совсем не нравилось, как загорались глаза Хейдеггера за толстыми стеклами очков, когда он распалялся и входил в раж. Пора было уходить. Он наклонился к Хейдеггеру:
— Послушайте, Рич. Я хорошо понимаю, что эта путаница создает для вас серьезную проблему, но я боюсь, что ничем не смогу вам помочь. Может быть, кто-то из наших сотрудников знает что-нибудь такое, чего я не знаю, хотя я и сомневаюсь в этом. Если хотите моего совета, забудьте обо всем и замните это дело. Ну, как будто вы вообще ничего и не обнаруживали. Именно так поступал в подобных случаях ваш предшественник Джонсон. Если вы все же намерены расследовать это дело дальше, то я советую вам ни в коем случае не ходить к доктору Лаппе. Сначала он, безусловно, очень расстроится, затем все настолько запутает, что концов не найдешь, потом раздует это дело до невероятных размеров, а в результате все будут чувствовать себя отвратительно.
Малькольм поднялся и пошел к двери. Оглянувшись, он увидел маленького, дрожащего от страха человека, который сидел, уставившись пустым взглядом в открытый журнал бухгалтерского учета.
Лишь дойдя до стола миссис Расселл, Малькольм вздохнул с облегчением. Он выплеснул остатки холодного кофе в раковину и отправился к себе наверх.
Войдя в кабинет, он уселся на свое место, положил ноги на стол и закрыл глаза.
Открыв глаза минуту спустя, он уставился на репродукцию картины Пикассо «Дон-Кихот». Репродукция вполне заслуженно занимала место на стене его кабинета, наполовину выкрашенной в красный цвет. Все началось ведь именно с Дон-Кихота. Это благодаря ему Малькольм получил такую увлекательную работу и стал агентом ЦРУ. Два года тому назад...
В сентябре 1970 года Малькольм сдавал письменный выпускной экзамен по литературе, который он так долго откладывал. Первые два часа все шло просто отлично: он очень содержательно и интересно изложил аллегорическую суть эстетики Платона, проанализировал настроение двух странников из «Кентерберийских рассказов» Чосера, обсудил роль и значение крыс в романе Камю «Чума» и проявил незаурядную изворотливость при описании деяний Холдена Колфилда в произведении Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Когда же он подошел к последнему вопросу, то словно уперся лбом в кирпичную стену: от него требовалось «детально проанализировать, по крайней мере, три важных эпизода из романа Сервантеса „Дон-Кихот“, отразив при этом символический смысл каждого из них и связь как между собой, так и с содержанием романа в целом, а также показать, каким образом Сервантес использовал эти эпизоды для того, чтобы более емко охарактеризовать Дон-Кихота и Санчо Пансу».
Малькольм вообще не читал «Дон-Кихота». В течение пяти драгоценных минут он сидел, упершись взглядом в текст вопроса. Затем он очень осторожно открыл чистую экзаменационную тетрадь и принялся писать:
"Я никогда не читал «Дон-Кихота», но, мне думается, он потерпел поражение в борьбе с ветряными мельницами. Я не совсем уверен, что произошло с Санчо Пансой.
Похождения Дон-Кихота и Санчо Пансы, этой неразлучной пары благородных героев, которые, как принято считать, боролись за справедливость, можно с успехом сравнять с приключениями двух главных персонажей детективных романов писателя Рекса Стаута — Неро Вулфа и Арчи Гудвина. Так, например, в классическом приключенческом детективе «Черная гора» Вулф..."
После того как он закончил длинное и весьма подробное описание похождений Неро Вулфа, использовав для этого в качестве основного источника детектив «Черная гора», Малькольм сдал экзаменационную работу и отправился домой.
Через два дня Малькольма вызвали в кабинет профессора испанской литературы. К его удивлению, ему не устроили разнос за его экзаменационную работу. Вместо этого профессор поинтересовался, действительно ли Малькольм проявляет такой искренний интерес к чтению детективов. Озадаченный этим вопросом, Малькольм честно признался, что чтение таких книг помогло ему сохранить некоторое подобие нормальной психики во время своего обучения в колледже. Улыбнувшись, профессор спросил его, не хочет ли он «сохранять нормальную психику» за деньги? Вполне естественно, что Малькольм ответил утвердительно. Профессор позвонил кому-то по телефону, и в тот же день Малькольм встретился за ленчем со своим первым агентом ЦРУ.
Нет ничего удивительного в том, что профессора колледжей, деканы и другие представители академических кругов выступают как вербовщики потенциальных кадров для ЦРУ.
Два месяца спустя проверка Малькольма была закончена, и он был рекомендован «для ограниченного использования» на работе в ЦРУ, как и 17 процентов всех желающих стать сотрудниками ведомства. После специального, но довольно общего и поверхностного курса обучения Малькольм впервые поднялся по чугунным ступенькам «Американского литературно-исторического общества», где он в компании миссис Расселл и доктора Лаппе и провел свой первый рабочий день в качестве полноправного агента секретной службы.
Малькольм улыбнулся, глядя на стену своего кабинета, которая напомнила ему о хорошо продуманной победе над доктором Лаппе. На третий день своей работы в обществе Малькольм отказался от костюма и галстука. Прошла неделя, в течение которой в воздухе носились неясные намеки, прежде чем доктор Лаппе вызвал его для небольшой «дружеской» беседы по вопросам этикета. Хотя «добрый доктор» и согласился с тем, что бюрократия имеет тенденцию к созданию серой и несколько удушливой рабочей обстановки, тем не менее он дал понять, что вместо того, чтобы носить «чуждую приличиям» одежду, следует более активно изыскивать другие способы, с помощью которых, по его выражению, можно «впустить солнце» в эту обстановку, то есть сделать ее более яркой, свежей и разнообразной. Малькольм ничего не ответил на эту тираду, однако на следующий день он явился на работу пораньше, одетый, как и требовалось, в костюм с галстуком. С собой он принес большую коробку.
К тому времени, когда Уолтер в десять часов утра доложил о происходящем доктору Лаппе, Малькольм уже почти закончил красить одну из стен своего кабинета в ярко-красный цвет пожарной машины. Ошеломленный доктор Лаппе молча сидел, в то время как Малькольм с самым невинным видом объяснял ему свой новейший способ, как «впустить солнце» в рабочую обстановку.
Когда еще два аналитика внезапно ворвались в кабинет и начали громко выражать свое одобрение, «добрый доктор» задумчиво заметил, что, пожалуй, Малькольм был прав, когда решил придать более яркий и свежий вид своей внешности, однако вряд ли следует распространять подобный метод на служебное помещение. Малькольм не замедлил выразить свое искреннее согласие с этим мнением. Краска и кисти отправились на третий этаж в кладовку. Костюм же и галстук Малькольма снова исчезли. Доктор Лаппе счел более разумным отступить перед бунтом отдельной личности, чем оказаться перед лицом массового восстания против правительственной собственности.
Малькольм вздохнул, прежде чем вернуться к описанию классического метода Джона Диксона Карра по созданию ситуации «закрытых дверей».
Между тем Хейдеггер был занят делом. Он воспринял совет Малькольма по поводу визита к доктору Лаппе, но был слишком запуган, чтобы попытаться скрыть обнаруженную ошибку от руководства. Кроме того, он понимал также, что если ему удастся сделать удачный ход и добиться успеха в прояснении этой запутанной ситуации или по крайней мере хотя бы доказать, что он может вполне ответственно подходить к решению сложной проблемы, то в этом случае шансы на восстановление благосклонного к нему отношения руководства значительно возрастут. В результате из-за своей амбиции и панического страха (что всегда является плохим сочетанием) Хейдеггер и совершил роковую ошибку.
Он написал короткую служебную записку на имя начальника отдела 17. В тщательно подобранных и завуалированных, но вместе с тем наводящих на размышление выражениях он изложил все факты этого дела точно так же, как он рассказал о них Малькольму. Все служебные записки обычно визируются доктором Лаппе, хотя известны и случаи исключений из этого правила. Если бы Хейдеггер придерживался установленного порядка нормального прохождения документов, все было бы превосходно, так как доктор Лаппе никогда бы не разрешил пустить по начальству служебную записку, содержащую критические выводы в отношении работы его секции. Хейдеггер, понимая это, лично положил конверт с запиской в мешок для отправки документов.
Два раза в день, в полдень и вечером, две автомашины с вооруженной охраной объезжают все подразделения ЦРУ, расположенные в Вашингтоне и его окрестностях. Они забирают внутреннюю корреспонденцию, которая затем отправляется за восемь миль в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли, где она сортируется для доставки адресатам. Служебная записка Рича ушла с очередным рейсом в полдень.
Странная и совершенно необычная история произошла затем со служебной запиской Рича.
1 2 3 4