— Присаживайтесь, мистер Клевенджер, — продолжила госпожа Бурав. — Меня определили в присяжные, адвокат уже держал довольно долгую речь, но прежде нежели вы представите оправдывающие доказательства, пропустим по коктейлю.— Охотно, сударыня, — согласился я, утверждаясь на свободном месте. — Мне, пожалуйста, мартини.— О нет! — воздела брови Женевьева. — Разве лихие западные драчуны пьют мартини? Бурбон! Или виски неразбавленное, прямо из кувшина — это больше соответствует вашему образу.— Что вы! — парировал я. — Денвер давным-давно сделался городом просвещенным н цивилизованным. У нас и мартини вдоволь, н хулиганья несовершеннолетнего — как везде. А суд начинаете весьма предвзято, ваша честь.— Правильно, мама, — поддержала меня Пенелопа. — Хоть из вежливости не лезь на рожон.Женевьева засмеялась. До чего же все-таки хорошенькая особа! Хоть и веснушчатая...— Ладно, — согласилась она. — Попытаюсь. Мистер Клевенджер, закажите два мартини и одну кока-колу, для Пенелопы. Дождь не прекратился? Я уже соскучилась по солнцу.Мы поболтали о погоде, о живописной стране Канаде, о духе соперничества, бушующем в груди любого из местных водителей.— Добро бы еще обгоняли и мчались дальше, — с чувством выпалила Женевьева. — Нет: обгонит, подлец, и снимает ногу с педали. Увеличиваешь скорость, обходишь сызнова — и все повторяется. Либо в чехарду играй, либо делай сорок миль в час, и точка. Одного шутника я готова была протаранить и с дороги сбросить. Раз пятнадцать издевался именно этим манером!— Да, сударыня, — признал я, — водите вы неплохо. Просто замечательно ездите.— Еще бы? — отозвалась Женевьева. — Отец покупал и перепродавал автомобили. А покуда не являлся покупатель, мне дозволялось кататься на любом из них. Потом семья разбогатела, сделалась уважаемой, приличной девушке настрого приказали ездить в голубом шевроле и держаться подальше от замызганных грузовиков...Она пронзила меня испытующим взглядом:— Профессионал! Заставляете женщину ворковать вовсю, а она и сама этого не замечает. Вы, ко всему прочему, вкрадчивый льстец, мистер Клевенджер.— Безусловно, — подтвердил я. — Скажешь светской даме, что она виртуозно водит паршивый грузовик — и дама растает, как сахарная. Безотказный шпионский прием, тысячу раз испытан.Женевьева нехотя засмеялась и резко прервала смех.— Убеждена: ваши карманы распухли от визитных карточек и удостоверений на имя Клевенджера. И в каждом значится иное занятие. Возможно, и другие имена проставлены.— Мама! — возмутилась Пенелопа.— Не волнуйся, дорогая, — сказала Женевьева. — У мистера Клевенджера кожа дубленая, будь покойна. И булавочные уколы минуют незаметно. Да, мистер Клевенджер? С чего начнем? С лицензии на частный сыск или с правительственного значка?Я предъявил значок. Частного детектива. Женщина повертела его в руках, осмотрела.— Тонкая чеканка... А разрешение носить револьвер? Ведь наверняка запаслись револьвером, даже если не таскаете его при себе. А кредитные карточки? Хотя... Она махнула рукой:— Даже я сумела бы при желании купить кредитную карточку на имя Женевьевы Клевенджер. Пенелопа неловко заерзала.— Мама, это несправедливо.— Напротив, это предельно справедливо! — с жаром сказала моя собеседница. — И мистер Клевенджер отлично знает: его документам — грош цена, ибо каждый правительственный соглядатай может получить уйму любых и всяческих свидетельств. На любое имя, кстати. Документы не доказывают ничего.Улыбнувшись, Женевьева потрепала дочь по руке.— А подвиги в стиле Дугласа Фербэнкса неизменно впечатляют юных мечтательных девушек. И доказывают ровно столько же.— Как насчет иных доказательств?Миссис Дрелль уставилась на протянутую мною сложенную пополам газетную вырезку. Перевела взгляд на вашего покорного слугу. Взяла бумажный прямоугольник, развернула, рассмотрела, изучила.— Из какого листка? — осведомилась она. — Что-то не встречала я подобных статей.— После маленькой битвы при лесном озере следовало бы полюбопытствовать, у киоска притормозить. Газета виннипегская, вышла позавчера. Я, например, глупил эту в придорожном кафе.Очередная, однако неизбежная ложь. Разумеется, ни в каких кафе я никаких газетенок не покупал. Просто позвонил Маку и попросил связаться на сей предмет с канадцами. Мелкое провинциальное происшествие, маленькая паскудная заметка... Не отыскивать же самому? Газету исправно просунули мне в окно фольксвагена, прямо на стоянке.Пенни хмурилась.— Что это?— Напечатал сам на карманном типографском станке, — сообщил я. — Заодно сфотографировал и тиснул физиономии ваших закадычных приятелей. Узнаешь? Ребятки обнаружены и задержаны в изрядно помятом виде, через несколько дней после бегства из брэндонской тюрьмы. Темницы. Узилища... Чистой воды подделка, равно как и все прочее. А настоящие, сообразно авторитетному и непререкаемому утверждению вашей матушки, шляются по Лабрадору. Или Британской Колумбии.— Позвольте взглянуть!Пенелопа едва ли не выхватила у матери небольшую вырезку.— Это же они, — выдохнула девочка. — Те самые!— О, простота, простота! Я ведь подделал заметку и, разумеется, выбрал знакомые тебе лица... Не доверяйся мистеру Клевенджеру. Маму слушать надо. Посмотри, она по-прежнему не внемлет ни единому слову...Я помолчал и продолжил:— Бесполезно, Пенни. Спасибо за добрые намерения, однако суд вынес приговор загодя и отменять его не собирается.Пенелопа разгневанно повернулась к матери.— Но, мама...— Дай-ка поглядеть еще раз, — оборвала Женевьева. Сощурившись, она исследовала вырезку тщательнейшим образом. Потом подняла глаза.— Если заметка настоящая, мистер Клевенджер, прошу принять извинения.— Если, — сказал я.— Да или нет?— Вынужден огорчить: заметка подлинная. Женевьева заколебалась:— Не верю, — молвила она. — Ни на грош не верю. Хоть обижайтесь, хоть нет... Но, кажется, я и впрямь поторопилась делать выводы. Пенни рассказала... Теперь — газетная вырезка... Возможно, вы действительно выручили нас из большой передряги, мистер Клевенджер. Если так — извините, пожалуйста.Что ж, у меня просили прощения и холодней, и небрежней. Следовало утешиться, удовлетвориться и провести спокойный вечер. Но я поневоле гадал: а сколь долго сочиняла и репетировала сию пространную речь госпожа Коловорот? И зачем избрала для выступления ресторанный зал?Извиниться Женевьева, безусловно, решила не минуту назад и не здесь. Подослала юную Пенелопу, выманила хитрого Клевенджера в открытое поле. И лихорадочно искала убедительный повод изречь: “ах, простите”.Закоренелый циник, я сыскал подтверждение догадке на Пенелопином личике. Девице подобного склада полагалось бы запрыгать и захлопать в ладоши, узрев своего геройского кумира оправданным. А Пенни сидела с видом человека, смущенного донельзя и жаждущего очутиться за тысячу миль отсюда. Чтобы не видеть мамашу, обдуманно и умело врущую по непонятным взрослым резонам.Вечер начался не слишком-то дружелюбно и все же продолжился вполне пристойно. Обслуживали быстро и споро, напитки смешивали восхитительно. Лосося даже я, опытный рыболов, назвал несравненным, а Женевьева с воодушевлением уплетала нечто зеленое, аппетитное и политое обычнейшим соусом...Пенни получила высочайшее дозволение пропустить стаканчик сухого вина, и вскоре у девочки начали откровенно слипаться глаза. Неудивительно. Должно быть, первая в жизни выпивка, пускай весьма скромная. Вручив дочери ключ от номера, Женевьева отослала ее на боковую. Подняла стакан.— Итак, мистер Клевенджер? — вопросила она.— Итак, сударыня? — отозвался я невозмутимым голосом.Женевьева кисло усмехнулась.— Пенни поработала на славу, правда?— Разумеется, сударыня. Со временем из нее, по жалуй, выйдет новая Мата Хари. Только прошу не забывать, что упомянутую госпожу расстреляли. Еще прошу вспомнить: за время нынешней операции два человека успели отправиться б лучший мир. Почему не вернуть Пенелопу к отцу? Женевьева скривилась:— Экий вы упрямый, мистер Клевенджер! Продолжаете разыгрывать независимого наемного сыщика? Полноте.— Сдавалось, мы принесли и выслушали извинения.— Мы установили: двое бандитов могли быть и настоящими. Не исключено, что вы на самом деле спасли Пенелопу и меня. Пенни, конечно, ликует, но ведь мы с вами не дети. Помилуйте, Клевенджер! Коль скоро вы способны голыми, по сути, руками отправлять в нокаут вооруженных выродков, и даже не слишком запыхиваться при этом — чего ради служите частным детективом? Не слишком ли жирно для паршивого сыскного бюро — заполучить подобного человека? А, мистер Клевенджер, или как вас там? Хоть стой, хоть падай, а три буквы просто пылают на вашем хитроумном челе!— Какие именно три буквы? — осведомился я.— ФБР. Или ЦРУ.— Ваше заблуждение касательно бойцовских свойств очень польстило бы многим правительственным агентам, — ухмыльнулся я. — Но тогда зачем было извиняться и ужинать вместе?— Помощь нужна, — сказала Женевьева. — И, наверное, потребуется скоро. Вы — единственный, на кого можно рассчитывать. Работайте где угодно — мне все равно. Если трудитесь на правительство, пожалуй, сумеете даже улестить меня и получить поганые бумаги Дрелля в целости. Но сперва докажите...О, боги бессмертные! Только этого недоставало. Получить бумаги назад, невредимыми и нераспечатанными!— С подобными предложениями, сударыня, — перебил я, — обращайтесь к Маркусу Джонстону и его милому напарнику. Мне платят за охрану Пенелопы, а не государственных секретов. Частный сыщик не вмешивается в такие игры. Получить пулю в лоб или нож под ребра, или стаканом серной кислоты умыться — увольте... Но, если угодно, могу вызвать федеральных агентов. Джонстон и Фентон. Они обретаются неподалеку.Женевьева нетерпеливо замотала головой:— Прекратите, прекратите! Я не беседую с паяцами!— Джонстон вовсе не паяц. Не могу сказать того же о Ларри Фентоне, однако Маркус — умный субъект. Не обольщайтесь.— Да, но Джонстон упрется и не сделает ни единой уступки. Я знаю таких людей. Начнет рамахивать национальным флагом и толмачить о патриотизме. В промежутках меж угрозами.Я метнул на Женевьеву быстрый взгляд.— Получается, вы, зная таких людей и считая меня правительственным агентом, считаете, что Дэйв Клевенджер угрожать не станет? На чем же мы помиримся?— Я из богатой семьи, — протянула Женевьева. — Располагаю большими средствами, впридачу не слишком дурна собою... Надеюсь.Мы умолкли.— Дженни О`Брайен! — провозгласил я минутой позже. — Вы, кажется, пытаетесь подкупить меня? Или соблазнить? Или вынашиваете оба намерения сразу?Женевьева улыбнулась:— Назовите вашу слабость, мистер Клевенджер... Дэйв, Деньги или секс?Я глубоко вздохнул и ответил:— Всегда полагал, сударыня, что деньгам придают чересчур уж большое значение... Глава 14 Мы покинули распахнувшийся лифт, прошагали по коридору, миновали дверь, уводившую в номер Дженни. Самое время было задуматься о Женевьеве Дрелль как о Дженни. Попробуйте убедительно разыграть любовный пыл в объятиях женщины, пользующейся холодным и высокомерным именем Женевьева!Заглядывать к себе и проверять, благополучно ли добралась и улеглась клюкнувшая Пенелопа, миссис Дрелль не стала, и правильно сделала. Во-первых, в подобную минуту материнская заботливость, выражаясь мягко, неуместна, во-вторых, пятнадцатилетняя девица едва ли могла потеряться, странствуя в лифте от ресторана до своей комнаты... Дженни тронула меня за руку:— Дэйв!Голос прозвучал неуверенно.— Да?— Тебе придется... придется тебе дирижировать. Я по этой части неопытна.Я чуток ошалел и воззрился на Женевьеву. Не подумайте, будто принял подобную чушь за чистую монету. Отнюдь. Лишь набитый болван усомнился бы, что миссис Дрелль задумала хитрую комбинацию, мнимую жертву на поле, именующемся постелью. Обвинять женщину в коварстве не стоило: мы все хитрили напропалую. Но ведь неприятно же, черт побери, когда тебя заведомо считают остолопом, способным проглотить любую галиматью и не поморщиться! Тридцатипятилетняя особа, породившая дщерь, а ныне сбежавшая к любовнику, разыгрывает целомудренное неведение!Стоя у входа в номер, Дженни смотрела на меня странными глазами. И вдруг я подивился: ведь на самом деле выглядит не шибко-то опытной. Больше всего Женевьева смахивала на здоровую, веснушчатую, задорную девчонку-переростка, стремящуюся лишиться невинности и одновременно слегка страшащуюся этого. Скверно. Дама продолжала вести себя вразрез и вопреки образу, окончательно сложившемуся в моей голове при взгляде на бутылочку салатной приправы.— Понимаешь, — тихо промолвила Дженни, — я никого еще не соблазняла сама... Покажешь, как это делать.Что ж, по крайности, комбинация типическая начиналась ходом парадоксальным. Куда остроумней обычного приема “я-знойная-вакханка-бери-меня-скорей”. Отперев дверь, я невежливо проскользнул в комнату первым, щелкнул выключателем, осмотрелся. Пропустил Дженни.— Кажется, — сказал я, — на свете существует некто, нарицаемый Рюйтером. И некто, с ним удравший... О, сколь изобретательны людская молва и клевета!— Дэйв, я не говорю, что сохранила девственность.— И?— Я побывала замужем и дочь родила, и разок-другой спала с мужчиной, которого не звали Гербертом Дреллем. Очаровательным, заботливым и весьма, весьма настойчивым человеком. А бедная дурочка сперва решила, что привлекла его неотразимой внешностью и душевным изяществом.Женевьева говорила с откровенной — или деланной — горечью.— Однажды вечером, когда мы с мужем собирались отправиться в ресторан, я дожидалась его со службы, приоделась, приготовилась — а в последний миг раздался обычный звонок из лаборатории. Герберт не трудился говорить со мною сам, это неизменно поручалось помощникам. Задержится допоздна, ужин отменяется... И я буквально разъярилась. И вызвала Ганса, и поужинала с ним, а потом к нему же и поехала...Она помолчала и закончила:— Согласись, Дэйв, это не совсем равняется обдуманному, преднамеренному, рассчитанному до мелочей обольщению... А каково впервые в жизни соблазнять человека да еще, если почти не знакома с ним и не веришь ни единому его слову?— Благодарствуйте.— Не верю. И не притворяюсь, будто верю. Ты не с умеренно желанной женщиной переспать явился, а долг исполнить. Перед работодателями своими — кем бы те ни были. Разузнать кое-что любопытное надеешься.Она лукаво подняла ресницы. Я отмолчался. Дженни вздохнула и сказала:— Я и Гансу не верила, но убедила себя, что влюблена. Так и легче казалось, и пристойнее... Ведь не скажешь человеку: я с тобой обнимаюсь, ибо мужа пришибить готова, а кроме тебя — никого под рукой не нашлось.Я хмыкнул.— В долгий же ты пустилась путь за субъектом, не стоившим ни внимания, ни доверия. Кстати, не по этому ли поводу потребуется помощь, а?— Возможно, только давай отложим подробный разговор. Не слишком романтический предмет, клянусь... Сейчас тебя, видимо, полагается, ловить в силки страсти, а не утомлять жалобами.Она помедлила.— Дэйв...— Да?— Будь хорошим, — произнесла Дженни тихо. — Поиграй немножко, ну хоть притворись. Ты правительственный агент, с головы до пят. И знать не желаешь, как я смущена. Помоги чуточку... Ну, не стой же столбом! Прикажешь раздеваться и нырять под одеяло? Или сперва немного выпьем?— Лучше заранее выясним, за какую именно помощь ты самоотверженно платишь собственным неопытным телом.Раздраженно хмыкнув, Женевьева сказала:— Нет, воистину хорош! Я просто надеюсь, у Клевенджера достанет совести не оказаться вовсе неблагодарным. А Клевенджер подозревает, что попрошу об услуге немыслимой. Успокойся... Не потребую больше, чем... стоит одна-единственная ночь. И не заблуждаюсь на свой счет: проведя пятнадцать лет замужем за сухарем, считающим секс гораздо скучней и никчемней ученых занятий, вряд ли посмела бы заломить за предлагаемые услуги непомерную цену...Я разглядывал Дженни с возраставшим уважением и мерзким предчувствием, что вся эта чепуха может возводиться на прочном фундаменте чистейшей правды. Вопрос: какой именно правды?— Честная ты особа, ирландочка...— Стараюсь, — невесело улыбнулась Дженни. — Утешься, не попрошу совершать государственной измены. И долгом пренебречь не потребую. Просто... когда наступит развязка, хочу иметь союзником приверженца, способного отстоять мои права. Хорошо, что ты не польстился на деньги. Не положилась бы на телохранителя, которому заплатила в долларах.— Ирландочка, ты сущая прелесть! Полагаешь, человек, способный предать в трудную минуту, не сделает этого лишь потому, что получил гонорар не монетой, а натурой? Восхитительная логика.Женевьева замотала головой:— Нет, нет! Клевенджер... Дэйв, ты не понимаешь. Я не купить хочу, а заставить смотреть на... объект иначе! Не как на безмозглую ниточку, ведущую к папке с украденными документами, а как на женщину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17