— Хильдерик глубоко вздохнул и отошел к своему столу.
Джон кончал записывать, изо всех сил стараясь скрыть потрясение. Неужели архидьякон говорит все это всерьез? Неужели он и в самом деле намерен представить такое послание на подпись епископу?
— Дело не требует спешки, святой отец, — пробормотал Хильдерик, не оборачиваясь. — Бром просто пожелал прочесть послание за ужином. Вы сами можете отнести его. Надеюсь, вы перепишете все в точности.
— Конечно, архидьякон. — Секретарь поднялся на ноги и стал трясущимися руками собирать письменные принадлежности. Хильдерик сам подписал себе смертный приговор…
Только снова оказавшись в коридоре, Джон позволил себе перечитать слова, которые набросал на листе. Не может он передать Брому подобное послание! Однако властью изменить его он не обладал…
Глубоко вздохнув, Джон повернулся и направился в маленькую часовню Святой Екатерины. Дверь в нее была открыта, и перед алтарем, опустив голову на руки, сидел Годфри.
Джону следовало бы пройти мимо невежливо прерывать молитву, но он был не в силах этого сделать. Поза Годфри говорила об отчаянии, усталости, безнадежности. Казалось, блестящий ученый церковник видел перед собой крушение своего мира.
Помедлив мгновение, Джон вошел, и Годфри поднял голову. Целую минуту они смотрели друг на друга, потом Годфри выпрямился и жестом пригласил Джона подойти поближе.
— Насколько все плохо?
Не колеблясь, Джон протянул дьякону исписанный лист. Дочитав, тот поднялся на ноги, подошел к алтарю и поджег бумагу от лампады. Когда она догорела, Годфри взглянул на Джона:
— Первые наброски никогда не бывают удачными, не так ли, отец?
— Никогда, дьякон, — с облегчением вздохнул Джон. — Никогда.
Большой зал Гильдии гудел сотней голосов. Шум достигал сводчатого потолка и отражался от него с удвоенной силой.
Вогн вскинул руки и встал. Шум медленно начал стихать: внимание всех собравшихся было теперь приковано к возвышению, на котором стоял проктор. Вогн скрестил руки на груди и обвел взглядом повернутые к нему преданные лица. Люди были перепуганы, смущены, совершенно не готовы к тому, что их ожидало, но сделают все, чего потребует от них долг.
— Никого из вас не должно удивить известие о том, что мы снова можем столкнуться с колдовством в этой стране, — ясно и громко заговорил Вогн. — Пять столетий назад мы бок о бок с Империей сражались со злом, которое угрожало нашему миру. Ту войну мы выиграли, враг был повержен. Мы преследовали колдунов по двум континентам, сделали своим священным долгом полное искоренение нечисти. Так почему же теперь вас пугает перспектива подобной битвы? Разве за столетия мы утратили свою силу? Разве долг менее свят для нас, чем для наших предшественников?
Вогн оперся руками о стол и наклонился вперед.
— Гильдия никогда не считала, что нам удалось уничтожить всех колдунов до единого. Да, народ верил в это, но всем нам известно, что столетие назад колдуны еще встречались. Конечно, нам хотелось бы верить, что нечестивцев больше не существует, но здравый смысл подсказывает: следует ожидать, что кто-то из них выжил, что, возможно, существует целая тайная община.
Зал взорвался криками. Гильдийцы подскакивали на ноги и завопили; слов Вогн разобрать не мог, но общее настроение не вызывало у него сомнений. На этот раз он лишь слегка поднял руку и улыбнулся. Да и почему бы ему не радоваться? Через несколько недель, может быть, даже всего через несколько дней он получит доказательства, которых дожидался многие годы. Теперь он сможет показать всем, что колдовство реальная угроза и что Роберт Дуглас виновен в самом ужасном из преступлений. И как приятно, что попался именно этот мальчишка Финлей, что он послужит орудием уничтожения собственного брата! Давным-давно, еще, когда Роберт входил в совет Селара, уже и тогда он был врагом, Вогн обратил внимание на приехавшего к брату в Марсэй Финлея. Вогну, не понадобилось много времени, чтобы понять: мальчишка колдун, однако прежде чем проктор успел принять меры, Роберт остановил его, наложив свое мерзкое заклятие. Вогн обнаружил, что не в силах заговорить о том, что узнал; это еще больше распалило его ненависть к Роберту Дугласу. Однако теперь дело было совсем в другом, и Вогн мог говорить вслух о колдовстве без всяких помех.
— Нам предстоит столкнуться с самой темной формой зла, но мы к этому готовы. Мы найдем средство обнаружить колдунов среди нас, найдем способ бороться с ними. Когда время настанет, мы снова выйдем на бой и на этот раз наша победа будет полной!
Собравшиеся зааплодировали. Вогн снова улыбнулся, кивнул и сел на место. Переплетя пальцы, он бросил взгляд направо и налево, оглядывая ближайших помощников. Отсутствовали только Осберт… Осберт и Нэш. Сэмдон Нэш. Сановник Гильдии и фаворит короля. Возможно, самый влиятельный человек в государстве.
Да. Вогн кивнул, слушая, как стихают аплодисменты. Определенно пора браться за дело.
Без своего облачения священника Годфри чувствовал себя нагим. Старая рубашка и поношенная туника, которые сейчас были на нем, казались смешными и неудобными, а в один сапог попал камешек. Неужели он когда-то не видел ничего плохого в платье мирянина? Неужели за все эти годы, что он носил сутану, он так избаловался?
Годфри чувствовал себя воришкой, когда, низко надвинув капюшон на лицо, проскользнул в таверну в старом районе Марсэя. Голову нужно было прикрывать, чтобы скрыть тонзуру, но все равно запах грубого сукна заставлял Годфри ежиться.
Что ж, по крайней мере, Пейн, в скромной неяркой одежде, уже дожидается. Пейн, как и герцог Донал МакГлашен хороший человек, верный своей несчастной родине. Только они двое и остались в совете Селара из истинных патриотов. Пейна, конечно, многие знали в лицо, но никому и в голову не придет, что граф, приближенный короля станет проводить время в подобной дыре притоне, где никто никому вопросов не задает, где даже хозяин не поднимает глаз, когда в дверь протискивается очередной посетитель.
— Я уж решил, что вы передумали, — пробормотал Пейн, когда Годфри опустился на скамью рядом с ним. Они сидели в закутке далеко от очага, в котором еле тлел огонь, и, несмотря на летнюю жару, Годфри бил озноб.
— Меня задержали. — Служанка со стуком поставила перед ними кувшин с элем, и Годфри подскочил от неожиданности.
— Успокойтесь. На вас обратят внимание, если вы будете трястись и ерзать. Постарайтесь вести себя так, будто с рождения ничего другого, кроме этой одежды, не носили.
— Хотелось бы надеяться, что мне удастся скоро от нее избавиться. — Чтобы скрыть неловкость, Годфри придвинул к себе кувшин и заглянул в него. Даже в скудном свете нельзя было не заметить потеки жира на стенках и хлебные крошки, плавающие на поверхности. Скривившись, Годфри попытался отодвинуть от себя кувшин.
— Выпейте кружечку, — проворчал Пейн. — Предполагается, что вы к этому привыкли.
— Привык? Ну, уж нет, — прошипел Годфри, но налил себе кружку и сделал глоток.
— Если мы собираемся и впредь встречаться, не привлекая к себе внимания, вам не следует замечать такие мелочи, как немытая кружка. Не забывайте: большая часть населения страны живет в подобных условиях всю жизнь теперь гораздо большая часть, чем раньше. Вы не поверите, как быстро в нищете выветриваются хорошие манеры.
Годфри забыл про свой эль и пристально посмотрел в лицо молодому красавцу. Удивительно, но даже в этом грязном притоне Эверард Пейн умудрялся выглядеть как у себя дома. Может быть, ему и раньше случалось бывать в грязных притонах?
— Скажите мне, — Годфри обхватил руками кружку с элем, — когда вы в прошлом году отвозили мое письмо Роберту, заметили ли вы что-нибудь, что говорило бы о его намерении вмешаться?
— Вмешаться во что?
— В судьбу МакКоули, — понизив голос, пробормотал Годфри.
— Вы что, ожидаете, что он штурмом возьмет темницу и вырвет узника из рук Селара? — Пейн наклонился ближе. — Откуда этот неожиданный интерес к Роберту? Из-за слухов?
— Нет, меня волнует судьба МакКоули, — нахмурившись, прошептал Годфри. — Боюсь, передо мной возникла проблема, и я не знаю, что делать.
Пейн откинулся на спинку скамьи, несколько успокоившись.
— Хильдерик?
— Что вы о нем слышали?
— Да разные вещи. Он становится знаменит своей откровенностью, и это не идет на пользу его репутации.
— Он не желает молчать. Старик винит себя в аресте МакКоули: если бы он не сообщил Селару о возвращении Роберта, тот не чувствовал бы такой угрозы своей власти.
— Селар все равно рано или поздно узнал бы.
— В том-то и дело: Хильдерик заговорил не вовремя. Он рассчитывал, что новости отвлекут внимание короля от МакКоули, а вышло наоборот. Теперь Хильдерик одержим стремлением освободить епископа, но, поскольку не имеет для этого средств, срывает зло на Броме. Я боюсь за его жизнь, Пейн.
Молодой граф сложил руки на груди и обвел взглядом таверну. Никто не обращал на них внимания. Комната была полна мрачных пьяниц, вцепившихся в свои грязные кружки, а в углу какой-то мальчишка извлекал фальшивые звуки из свирели.
— Не могу ничего вам обещать, — сказал Пейн после паузы. — Даже если бы я и мог вас обнадежить, советую ничего пока не говорить Хильдерику. Впрочем, я поразведаю, что и как, выясню, какие у нас имеются возможности. По-моему, время у нас есть. Уже много месяцев против МакКоули ничего не предпринимается, и мне кажется, король склонен оставить все как есть. Ни о каких своих планах на совете он не говорил.
— Но все же вы считаете, что сможете что-то сделать? — Уверенность Пейна не прибавила надежды Годфри. — Вы ведь не станете рисковать собственным положением при дворе?
Пейн любезно улыбнулся и хлопнул собеседника по плечу.
— Я вообще ничем не буду рисковать, пока не узнаю, с чем нам предстоит иметь дело. Допивайте свою кружку: предполагается, что мы пришли сюда повеселиться.
Вогн подождал, пока посуда после ужина будет убрана, поднялся из-за стола и уселся в свое любимое кресло у камина. Огонь в очаге не горел, и комнату освещали только свечи, пламя которых вспыхивало и колебалось под легким вечерним ветерком.
Вогн оглянулся на все еще сидевшего у стола легата Льюиса.
— Усаживайтесь поудобнее. Мне нужно обсудить с вами одно задание.
Льюиса, по-видимому, удивило приглашение, но он, как обычно, ничего не сказал и перебрался в кресло, которое раньше всегда занимал Осберт. Вогн чуть не рассмеялся.
— Как вам понравилась моя сегодняшняя речь?
— Ну, — Льюис вяло взмахнул руками, — вы всем нам дали повод задуматься. Как я понимаю, у вас уже есть планы, и вы только ждете возвращения Осберта и доказательств, которые он найдет.
— Пока у меня возникло всего лишь несколько мыслей, — внимательно глядя на Льюиса, покачал головой Вогн. Легат не обладал ни блестящим умом Осберта, ни его обаянием. Оба они стали легатами одновременно, однако если Осберт блистал, то Льюис так и остался в тени. Он был прекрасным администратором, но совершенно не проявлял инициативы. Льюис явно не родился вождем, его было очень легко не замечать, и в то же время он отличался необыкновенным педантизмом в мелочах.
Именно такой человек, который нужен для затеянного Вогном дела.
— Что вам известно о советнике Нэше?
Льюис хмуро взглянул на проктора:
— Нэше, господин?
— Да. Я перечитал ранние записи о нем. Известно, что он родился в западных краях, в городишке, о котором я никогда не слышал. Родители его умерли, собственной семьей он не обзавелся. Нэш не богат, получил лишь необходимое образование, и все же он затмил нас всех, добившись дружбы нашего возлюбленного монарха. Он всегда проявляет глубочайшее смирение, однако сумел подняться необыкновенно высоко, совсем к этому с виду не стремясь. Вам это не кажется несколько странным, Льюис?
— Странным, пожалуй, но не невозможным.
— Это не было бы невозможным для святого. Только святой ли Нэш?
Льюис ничего не ответил, и Вогн продолжал:
— Нэш занимает уникальное положение и знает об этом. С каждым днем Селар доверяет ему все больше и больше. Скоро они станут столь же неразлучны, как когда-то были Данлорн и король. Нам известно, какой вред Гильдии причинил граф; можем ли мы пойти на такой же риск теперь, хоть это и касается одного из нас?
Льюиса, казалось, удивили слова Вогна. Такая мысль явно никогда у него не возникала.
— Вы подозреваете Нэша в предательстве, господин?
— Нет, конечно, — пожал плечами проктор. — Я просто хочу больше узнать о нем, о том, чем он занимается, когда не выполняет обязанности гильдийца. Я хочу знать, с кем он видится, кто его союзники. В конце концов, если подумать, нельзя исключить, что у Нэша очень влиятельные друзья. Такие, например, как граф Данлорн, теперь, правда, после трагической гибели его дяди Роберта Дугласа следует называть герцогом Хаддоном.
— Данлорн? — Льюис поднялся на ноги. — Вы полагаете, что Нэш в союзе с Данлорном? Но как же тогда эта история в Килфедире? Нэш отправился туда с Осбертом, чтобы провести расследование! Если и, правда, схваченный колдун брат Данлорна.
Вогн подождал, пока Льюис со своим ограниченным воображением представит себе все следствия такой ужасной возможности, потом медленно заговорил:
— Конечно, обыкновенно подобными делами занимается Осберт, но он, как вы понимаете, в настоящее время имеет другое задание. Я хочу, чтобы вы тихо и незаметно узнали все, что только можно, насчет советника Нэша. Я хочу, чтобы вы, не привлекая к этому внимания, передали все остальные дела своим помощникам, а Нэшем занялись лично. Будьте осторожны. Совсем ни к чему, чтобы Нэш узнал о вашем расследовании, он может обидеться. Вам не следует следить за ним неотступно, достаточно присматривать за ним самим и теми, с кем он видится. Никому, кроме меня, не сообщайте о том, что узнаете. Никому ничего не говорите. Сможете вы сделать это для меня?
Глаза Льюиса полезли на лоб, но он только кивнул:
— Конечно… конечно, господин.
— Прекрасно! — улыбнулся Вогн. Взяв Льюиса под руку, он проводил легата до двери. — А теперь отправляйтесь и отдохните. Спокойной ночи, Льюис.
— Спокойной ночи, милорд проктор.
Вогн закрыл дверь за Льюисом и повернул в замке ключ. Прислонившись спиной к створке, он осмотрел комнату.
Конечно, вряд ли между Нэшем и Данлорном есть какая-то связь. Нэш появился при дворе через год после того, как Данлорн покинул Люсару… впрочем, почему не предположить, что граф сделал из гильдийца своего шпиона? Нэш никогда не проявлял никаких амбиций и в то же время хватался за любую возможность приблизиться к Селару. Разве не так вел бы себя шпион?
Вогн пересек комнату и взял со стола послание епископа Брома. Всякие глупые рассуждения о том, как надеется церковь, что Гильдия добьется успеха в расследовании в Килфедире… Вогн скомкал бумагу и зажег ее от ближайшей свечи, потом сунул в приготовленную в камине растопку. Прохладные летние ночи никогда ему не нравились.
Да, было бы очень хорошо, если бы между Нэшем и Данлорном обнаружилась связь. Впрочем, даже если ничего такого и не окажется, не повредит пустить об этом слух. Кто знает, когда проктору понадобится подобное оружие?
— До чего же я ненавижу эти летние придворные развлечения, — проворчал герцог Донал МакГлашен, оглядывая галерею.
Все окна были распахнуты, но ветерок в них не залетал. У окон расположились дамы, хлопая веерами, как птицы крыльями, громко болтая и не обращая никакого внимания на музыканта, игравшего на лютне перед королем. Под звуки лютни мальчик, одетый в придворную ливрею, распевал высоким голосом, однако даже король, любивший музыку, сейчас, казалось, скучал. В дальнем углу, как церковная башня, высился Тьеж Ичерн; он не спускал глаз с молодой дамы, сидящей рядом с королевой. Это была леди Самах, которой настоятельница монастыря позволила в последний раз навестить королеву, ее сестру, в Марсэе, перед тем как принять постриг. Жаль: девушка была прелестна.
МакГлашен со вздохом дернул воротник рубашки, жалея о том, что не может снять тяжелый камзол, и кинул взгляд на стоящего рядом Пейна. Молодой граф уступал ему в росте, но придворные дамы явно находили его более привлекательным. Не одна была готова пожертвовать добродетелью, лишь бы заполучить Пейна в мужья, по крайней мере, так утверждал сам Эверард. Правда, глядя на то, как дамы льнут к Пейну, МакГлашен и не видел причин сомневаться в его словах, равно как и в умении воспользоваться представлявшимися возможностями. Некоторые молодые люди совсем стыда лишились!
— Не понимаю, почему вы не отпроситесь и не отправитесь в собственные поместья, — пробормотал Пейн, беспечно оглядывая зал. Он всегда отличался даром казаться беззаботным.
— Вы прекрасно знаете, почему я не могу уехать. И нечего забавляться, дразня меня. Это не улучшает моего настроения, а мне не хотелось бы устроить переполох, перерезав вам горло при стольких свидетелях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9