После этого видения поэт якобы стал спокойнее.
Конечно, царствие Божие не покупается. Даже блестящими заслугами
Служения. Можно выполнить в полной мере свой земной долг и намотать на
карму личной ненавистью, личной завистью или другими отрицательными
качествами крупный долг. Но Пушкин в последние годы и дни шел
стремительно еще и по дороге раскаяния. Нет на этот счет громких
заявлений. Есть дела.
Отчаянный ловелас, он стал образцовым семьянином, атеист и
вольнодумец пришел к выводу, что атеизм - состояние, противное
человеческой природе. Есть такая дневниковая запись на французском
языке.
Погиб поэт, невольник чести.
Пал оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой.
В этих стихах Лермонтова о Пушкине все правда, кроме жажды мести.
Не было такой жажды у отходящего в мир иной поэта. Когда Данзас пришел
проститься с умирающим другом, он спросил, какие распоряжения будут
относительно Дантеса. Можно не сомневаться - дай Пушкин хотя бы малый
знак, друзья поэта "достали" бы француза, где угодно, в России или за
границей. Его бы вызвали на дуэль и убили. Но Пушкин категорически
запретил мстить...
Справедливо сказать, что своей жизнью Дантес обязан Пушкину. Но
по-своему справедлив был и Дантес. Нет ни малейшей тени на царе,
который сделал все, чтобы предотвратить дуэль. Все эти многолетние
сплетни о заговорщике-монархе, о трусливом французе, явившемся на
поединок в бронежилете и сделавшем преждевременный выстрел - все это
унижает ослепительный пушкинский финал. Развязка произошла по всем
правилам тогдашнего понимания чести. Дантес поднял руку на гения
прежде всего по причине ужасных оскорблений, выраженных по его адресу
и по адресу его приемного отца в известном письме Пушкина Геккерену.
По всем законам божественного воздаяния Дантес должен был понести
наказание за грех отнятия жизни у божественного посланника. Но и здесь
мы имеем дело с парадоксом. Изгнанный из России молодой шуан отлично
устроился на родине, став сенатором и пэром Франции. Он даже
хвастался: не будь дуэли, не было бы такого счатливого поворота в его
судьбе. Но все это видимая часть кончины Пушкина. А невидимая,
мистическая (сегодня это можно утверждать с полным правом) заключается
в том, что Пушкин полностью выполнил свое земное предназначение.
Оставалось завершить его блистательной точкой. И дуэль за честь
женщины, за свою собственную честь стала прекрасным завершением
уникальной жизненной драмы великого поэта. Если бы смертной точкой
стала болезнь или несчастный случай (гадалка Киркгоф предсказала такой
возможный вариант), вряд ли бы образ Пушкина нам запомнился ярче.
А доживи Пушкин до восьмидесяти? Ведь ему еще в молодости было
сказано: "Если в тридцать семь не умрешь от руки белокурого человека
или от белой лошади, доживешь до глубокой старости". Гадание - дело
неблагодарное, но-все таки с большой степенью вероятности можно
предположить, что пройдя четко наметившуюся покаянную полосу жизни,
Пушкин скорее всего сделался бы старцем-праведником. Но появись на
Руси еще один святой праведник, страна бы потеряла удивительное
явление праведника грешного.
Божественная "запрограммированность" феномена Пушкина, если
употребить по отношению к нему такую хилую метафору, для меня
несомненна, так же как и его современника Серафима Саровского. Две
великих души по велению Высших Сил и по собственной воле воплотились в
России накануне ее великих испытаний и перепутий. Одной душе был
назначен религиозный путь, другой - светский. Два примера, две
ипостаси единого Служения. Кто послужил лучше, нам ли судить?
Но судят. В свое время попалась мне небольшая книжечка
архимандрита Иоанна, вышедшая в Берлине в 1922 году под названием "О
религиозности Пушкина". Посетовав на то, что поэт почти не ходил на
причастие и на исповедь, что он посмеивался над попами, сравнивал жену
с Богородицей, помянув другие грехи Пушкина, архимандрит поставил ему
в пример Достоевского. И высказал такую мысль: окажись Пушкин на
Сенатской площади во время известных событий, судьба его могла
сложиться по образцу судьбы автора "Братьев Карамазовых". Сибирь,
покаяние, воцерковленность... Но сам Достоевский склонялся в почти
религиозном поклоне перед автором баллады "Жил на свете рыцарь
бедный".
Итак, религиозен ли Пушкин? В высшей степени. И не только Пушкин
последних лет жизни, но и юный, заблуждавшийся, друживший со всеми
богами языческого пантеона. Такая религиозность куда трудней
воцерковленной, монашеской, ибо последняя защищена высокими заборами
традиций и чина, а здесь человек обдут всеми ветрами искушений и
свободы. И распятие в конце пути - обычный удел религиозности
подобного рода.
Пушкин умер как истинный христианин... А жил как молодой Кришна.
Тот играл на свирели, этот на лире. Тот имел оттенок кожи синеватый,
этот - темноватый. Там гарем пастушек, здесь - светских красавиц. Мы
часто кланяемся в своей приверженности Богу живому. Осмелюсь
утверждать: это и был Бог живой. Лучшая из тварей Отца Небесного.
Блок выразился однажды по поводу Пушкина так: "Мы поклоняемся
Пушкину как Богу, хотя знаем, что он не Бог". Странные слова. Что
такое Бог или не Бог, не знает никто. Прекрасно на этот счет
высказался великий Ориген: "Наш ум своими силами не может постичь
самого Бога, но познает Отца всех тварей из красот дел и великолепия
Вселенной". Именно эта великолепная тварь Пушкин являет, как, может
быть, никакая другая, очарование творения Отца Небесного. Сидящие
здесь понимают, о каком Отце идет речь - о Том, Который из века в век,
из эона в эон напрягает внутри нас Силы совершенствования и тихо зовет
присоединить к ним усилия личности. Чтобы ввести Бога внутрь
человеческой души, написаны тысячи книг и явлены тысячи примеров.
Собственно, Бог никогда не выходил из нашей души, и лишь наша
затянувшаяся инфантильность отдаляет Его от нас суетой обихода,
иконой, ореолом гения или вершинами Гималаев.
Если разделительная стенка убрана, это может увлечь наши земные
"низины" задачей небесного преображения, а может, наоборот, ввести в
соблазн "подсадить" гения на собственный малогабаритный пьедестал или
попытаться подрисовать ему "тонкие эротические ножки".
"И это пройдет", - говорил библейский пророк, родня пророку
поэтическому.
До сих пор, худо-бедно, человечество развивалось, отделяя Высшее
от низшего. ХХ век все смешал, а конец века в России дал трещины
повсюду - в духе и материи, в капитальных понятиях Добра и зла. Но
острова, подобные Пушкину, неподвластны и 12-балльным землетрясениям.
Такие острова есть новая земля под новым небом апостола Иоанна.
Гоголь и Достоевский назвали Пушкина человеком ХХI века. Говоря
языком Агни Йоги, Пушкин - представитель шестой расы, хотя не успел
прочесть ни одной книги нового Провозвестия. Но не сделаемся
буквоедами-книжниками, которых уже немало "обустроилось" вокруг
молодого Учения. Чтобы получить пропуск в шестую расу меньше всего
потребуется казенная печать нового Провозвестия. Дух искренности,
дружелюбия, гармонии - вот знаки Новой Эпохи.
В малолетстве он был увальнем, а потом вдруг превратился в
живого, как ртуть, ребенка. Что с ним произошло?
О "Пророке" не обмолвился ни одним комментарием, хотя самые
закрытые старцы-монахи рассказывали ближайшим ученикам о посещавших их
высоких видениях.
Говорят, в Таганроге нашли тетрадь его, завещанную распечатать в
конце 2О-го столетия. Там будто бы расписана русская история ХХ и ХХI
веков, на манер Нострадамуса. Откуда еще и такой провидческий дар?
Можно ли к Пушкину обращаться молитвенно, как к замечательным
святым старцам? И можно ли получить ответный Луч?
Среди ликов наших канонизированных святых не видится ли в будущем
арапский профиль в золотом ободке? Конечно, маловероятно, чтобы
формальный акт канонизации состоялся в ближайшее время. Но какой бы
это был прорыв церкви к живому восприятию Бога! "Наше духовенство...
достойно уважения, оно никогда не пятнало себя низостями папизма и,
конечно, никогда не вызвало бы реформации (читай - демократических
реформ - Ю.К.) в тот момент, когда человечество больше всего нуждается
в единстве. Согласен, что нынешнее духовенство отстало. Хотите знать
причину? Оно носит бороду, вот и все. Оно не принадлежит к хорошему
обществу". Это из письма Чаадаеву 1836 г. Все верно и для нашего
времени. С той разницей, что лучшие представители православного клира
"подровняли бороду" под самые высокие требования светской культуры. Но
убереглись от "хорошего общества". И дай Бог, последнему реально
подтянуться к первым. Нет России без ее великих монахов. Нет России
без ее великих мирян. То и другое вместе - Пушкин.
Стоит среди нашего взбаламученного житейского моря, среди анафем,
зубоскальств, соловейразбойничьего посвиста Отечеству одинокая
задумчивая фигура.
Стоит она среди политических, экономических, "культурных"
нечистот нетронутая ими, - фигура ясноглазого, смешливого,
остроязыкого человека, своего всюду: во Франции, Германии, Англии,
Китае; стоит и говорит: "и угораздил меня черт родиться в России!",
но, клянусь честью, ни за что на свете я не хотел бы переменить
отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков
такой, какой Бог ее дал".
Стоит человек многоцветно-прекрасный (с этим согласны все), но
шибко уж неудобно-широкий, так что каждому хочется обузить его под
свой уровень. Попытаемся же сделать невозможное - вместить хотя бы
часть его всевместимости, а значит, вырваться из состояния черни к
состоянию Человека, способного внимать "арфе Серафима". Человека,
который может стать когда-нибудь Богом.
Да святится имя твое, Александр Сергеевич!
В тягостном душевном запустенье
Только прикоснусь к его строке -
И потонут все ночные тени
В этой вечно утренней реке.
Перед тем, как кануть в океане,
Величав реки прощальный бег.
Тайной никакой не затуманен
Ясноглазый рыжий человек.
Что гаданья? Все гаданья - мимо.
Он ведь сам успел нам дать понять:
Быть поэтом - значит Серафима
Огненную волю исполнять.
И свечой горя в тумане тусклом,
Пробиваясь ландышем в пыли,
Каждой жилкой биться вместе с пульсом,
Русским пульсом Матери-Земли.
И арапской кровью не погребав,
У святош и хамов не в чести,
Вечный зов, чужого черни, Неба
Как завет Отцовский пронести.
* * *
1 2 3
Конечно, царствие Божие не покупается. Даже блестящими заслугами
Служения. Можно выполнить в полной мере свой земной долг и намотать на
карму личной ненавистью, личной завистью или другими отрицательными
качествами крупный долг. Но Пушкин в последние годы и дни шел
стремительно еще и по дороге раскаяния. Нет на этот счет громких
заявлений. Есть дела.
Отчаянный ловелас, он стал образцовым семьянином, атеист и
вольнодумец пришел к выводу, что атеизм - состояние, противное
человеческой природе. Есть такая дневниковая запись на французском
языке.
Погиб поэт, невольник чести.
Пал оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой.
В этих стихах Лермонтова о Пушкине все правда, кроме жажды мести.
Не было такой жажды у отходящего в мир иной поэта. Когда Данзас пришел
проститься с умирающим другом, он спросил, какие распоряжения будут
относительно Дантеса. Можно не сомневаться - дай Пушкин хотя бы малый
знак, друзья поэта "достали" бы француза, где угодно, в России или за
границей. Его бы вызвали на дуэль и убили. Но Пушкин категорически
запретил мстить...
Справедливо сказать, что своей жизнью Дантес обязан Пушкину. Но
по-своему справедлив был и Дантес. Нет ни малейшей тени на царе,
который сделал все, чтобы предотвратить дуэль. Все эти многолетние
сплетни о заговорщике-монархе, о трусливом французе, явившемся на
поединок в бронежилете и сделавшем преждевременный выстрел - все это
унижает ослепительный пушкинский финал. Развязка произошла по всем
правилам тогдашнего понимания чести. Дантес поднял руку на гения
прежде всего по причине ужасных оскорблений, выраженных по его адресу
и по адресу его приемного отца в известном письме Пушкина Геккерену.
По всем законам божественного воздаяния Дантес должен был понести
наказание за грех отнятия жизни у божественного посланника. Но и здесь
мы имеем дело с парадоксом. Изгнанный из России молодой шуан отлично
устроился на родине, став сенатором и пэром Франции. Он даже
хвастался: не будь дуэли, не было бы такого счатливого поворота в его
судьбе. Но все это видимая часть кончины Пушкина. А невидимая,
мистическая (сегодня это можно утверждать с полным правом) заключается
в том, что Пушкин полностью выполнил свое земное предназначение.
Оставалось завершить его блистательной точкой. И дуэль за честь
женщины, за свою собственную честь стала прекрасным завершением
уникальной жизненной драмы великого поэта. Если бы смертной точкой
стала болезнь или несчастный случай (гадалка Киркгоф предсказала такой
возможный вариант), вряд ли бы образ Пушкина нам запомнился ярче.
А доживи Пушкин до восьмидесяти? Ведь ему еще в молодости было
сказано: "Если в тридцать семь не умрешь от руки белокурого человека
или от белой лошади, доживешь до глубокой старости". Гадание - дело
неблагодарное, но-все таки с большой степенью вероятности можно
предположить, что пройдя четко наметившуюся покаянную полосу жизни,
Пушкин скорее всего сделался бы старцем-праведником. Но появись на
Руси еще один святой праведник, страна бы потеряла удивительное
явление праведника грешного.
Божественная "запрограммированность" феномена Пушкина, если
употребить по отношению к нему такую хилую метафору, для меня
несомненна, так же как и его современника Серафима Саровского. Две
великих души по велению Высших Сил и по собственной воле воплотились в
России накануне ее великих испытаний и перепутий. Одной душе был
назначен религиозный путь, другой - светский. Два примера, две
ипостаси единого Служения. Кто послужил лучше, нам ли судить?
Но судят. В свое время попалась мне небольшая книжечка
архимандрита Иоанна, вышедшая в Берлине в 1922 году под названием "О
религиозности Пушкина". Посетовав на то, что поэт почти не ходил на
причастие и на исповедь, что он посмеивался над попами, сравнивал жену
с Богородицей, помянув другие грехи Пушкина, архимандрит поставил ему
в пример Достоевского. И высказал такую мысль: окажись Пушкин на
Сенатской площади во время известных событий, судьба его могла
сложиться по образцу судьбы автора "Братьев Карамазовых". Сибирь,
покаяние, воцерковленность... Но сам Достоевский склонялся в почти
религиозном поклоне перед автором баллады "Жил на свете рыцарь
бедный".
Итак, религиозен ли Пушкин? В высшей степени. И не только Пушкин
последних лет жизни, но и юный, заблуждавшийся, друживший со всеми
богами языческого пантеона. Такая религиозность куда трудней
воцерковленной, монашеской, ибо последняя защищена высокими заборами
традиций и чина, а здесь человек обдут всеми ветрами искушений и
свободы. И распятие в конце пути - обычный удел религиозности
подобного рода.
Пушкин умер как истинный христианин... А жил как молодой Кришна.
Тот играл на свирели, этот на лире. Тот имел оттенок кожи синеватый,
этот - темноватый. Там гарем пастушек, здесь - светских красавиц. Мы
часто кланяемся в своей приверженности Богу живому. Осмелюсь
утверждать: это и был Бог живой. Лучшая из тварей Отца Небесного.
Блок выразился однажды по поводу Пушкина так: "Мы поклоняемся
Пушкину как Богу, хотя знаем, что он не Бог". Странные слова. Что
такое Бог или не Бог, не знает никто. Прекрасно на этот счет
высказался великий Ориген: "Наш ум своими силами не может постичь
самого Бога, но познает Отца всех тварей из красот дел и великолепия
Вселенной". Именно эта великолепная тварь Пушкин являет, как, может
быть, никакая другая, очарование творения Отца Небесного. Сидящие
здесь понимают, о каком Отце идет речь - о Том, Который из века в век,
из эона в эон напрягает внутри нас Силы совершенствования и тихо зовет
присоединить к ним усилия личности. Чтобы ввести Бога внутрь
человеческой души, написаны тысячи книг и явлены тысячи примеров.
Собственно, Бог никогда не выходил из нашей души, и лишь наша
затянувшаяся инфантильность отдаляет Его от нас суетой обихода,
иконой, ореолом гения или вершинами Гималаев.
Если разделительная стенка убрана, это может увлечь наши земные
"низины" задачей небесного преображения, а может, наоборот, ввести в
соблазн "подсадить" гения на собственный малогабаритный пьедестал или
попытаться подрисовать ему "тонкие эротические ножки".
"И это пройдет", - говорил библейский пророк, родня пророку
поэтическому.
До сих пор, худо-бедно, человечество развивалось, отделяя Высшее
от низшего. ХХ век все смешал, а конец века в России дал трещины
повсюду - в духе и материи, в капитальных понятиях Добра и зла. Но
острова, подобные Пушкину, неподвластны и 12-балльным землетрясениям.
Такие острова есть новая земля под новым небом апостола Иоанна.
Гоголь и Достоевский назвали Пушкина человеком ХХI века. Говоря
языком Агни Йоги, Пушкин - представитель шестой расы, хотя не успел
прочесть ни одной книги нового Провозвестия. Но не сделаемся
буквоедами-книжниками, которых уже немало "обустроилось" вокруг
молодого Учения. Чтобы получить пропуск в шестую расу меньше всего
потребуется казенная печать нового Провозвестия. Дух искренности,
дружелюбия, гармонии - вот знаки Новой Эпохи.
В малолетстве он был увальнем, а потом вдруг превратился в
живого, как ртуть, ребенка. Что с ним произошло?
О "Пророке" не обмолвился ни одним комментарием, хотя самые
закрытые старцы-монахи рассказывали ближайшим ученикам о посещавших их
высоких видениях.
Говорят, в Таганроге нашли тетрадь его, завещанную распечатать в
конце 2О-го столетия. Там будто бы расписана русская история ХХ и ХХI
веков, на манер Нострадамуса. Откуда еще и такой провидческий дар?
Можно ли к Пушкину обращаться молитвенно, как к замечательным
святым старцам? И можно ли получить ответный Луч?
Среди ликов наших канонизированных святых не видится ли в будущем
арапский профиль в золотом ободке? Конечно, маловероятно, чтобы
формальный акт канонизации состоялся в ближайшее время. Но какой бы
это был прорыв церкви к живому восприятию Бога! "Наше духовенство...
достойно уважения, оно никогда не пятнало себя низостями папизма и,
конечно, никогда не вызвало бы реформации (читай - демократических
реформ - Ю.К.) в тот момент, когда человечество больше всего нуждается
в единстве. Согласен, что нынешнее духовенство отстало. Хотите знать
причину? Оно носит бороду, вот и все. Оно не принадлежит к хорошему
обществу". Это из письма Чаадаеву 1836 г. Все верно и для нашего
времени. С той разницей, что лучшие представители православного клира
"подровняли бороду" под самые высокие требования светской культуры. Но
убереглись от "хорошего общества". И дай Бог, последнему реально
подтянуться к первым. Нет России без ее великих монахов. Нет России
без ее великих мирян. То и другое вместе - Пушкин.
Стоит среди нашего взбаламученного житейского моря, среди анафем,
зубоскальств, соловейразбойничьего посвиста Отечеству одинокая
задумчивая фигура.
Стоит она среди политических, экономических, "культурных"
нечистот нетронутая ими, - фигура ясноглазого, смешливого,
остроязыкого человека, своего всюду: во Франции, Германии, Англии,
Китае; стоит и говорит: "и угораздил меня черт родиться в России!",
но, клянусь честью, ни за что на свете я не хотел бы переменить
отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков
такой, какой Бог ее дал".
Стоит человек многоцветно-прекрасный (с этим согласны все), но
шибко уж неудобно-широкий, так что каждому хочется обузить его под
свой уровень. Попытаемся же сделать невозможное - вместить хотя бы
часть его всевместимости, а значит, вырваться из состояния черни к
состоянию Человека, способного внимать "арфе Серафима". Человека,
который может стать когда-нибудь Богом.
Да святится имя твое, Александр Сергеевич!
В тягостном душевном запустенье
Только прикоснусь к его строке -
И потонут все ночные тени
В этой вечно утренней реке.
Перед тем, как кануть в океане,
Величав реки прощальный бег.
Тайной никакой не затуманен
Ясноглазый рыжий человек.
Что гаданья? Все гаданья - мимо.
Он ведь сам успел нам дать понять:
Быть поэтом - значит Серафима
Огненную волю исполнять.
И свечой горя в тумане тусклом,
Пробиваясь ландышем в пыли,
Каждой жилкой биться вместе с пульсом,
Русским пульсом Матери-Земли.
И арапской кровью не погребав,
У святош и хамов не в чести,
Вечный зов, чужого черни, Неба
Как завет Отцовский пронести.
* * *
1 2 3