Плотно стиснув зубы, Хан’дерин взяла корзину и пошла за старой ведьмой. Ночью прошел дождь, на пригорках уже появились первые ранние грибы. Она сердито собрала их, потом отрезала огромные красноватые шляпки от ножек, как показала ведьма. Мегэн указывала, где выкапывать корни и клубни, отыскивать прошлогодние орехи, собирать молодую зелень. К тому времени, когда солнце скрылось за горизонтом и начала всходить Гладриэль, корзина была полна. Мегэн ничего не говорила девушке, если не считать коротких указаний.Вернувшись домой, Мегэн усадила девушку чистить добычу, а сама сняла с крюка большой медный котел и вытащила маленькие котелки и сковородки. Хан’дерин делала все, что ей велели, но не проявляла инициативы и не выказала никакого интереса, когда кухня наполнилась аппетитными запахами. Поставив противень с лепешками на угли, Мегэн похлопала девушку по плечу, сказав:— Прости, если все это кажется тебе неинтересным, Хан’дерин, но тебе придется привыкнуть делать множество вещей, которыми ты никогда прежде не занималась.Хан’дерин молча отстранилась. Мегэн вернулась обратно к столу, поджав губы, и принялась месить оставшееся тесто с такой силой, что у нее не осталось никаких сомнений в том, что хлеб не поднимется. Ну что ж, тогда он займет меньше места в мешках , невесело усмехнувшись, подумала она.Как только провизия была готова, Мегэн разлила по мискам овощной суп. Подав Хан’дерин ее порцию, она торопливо принялась за еду, обдумывая планы на утро. Вдруг она заметила, что Хан’дерин сидит, не притрагиваясь к своей миске.— Ради Эйя, ешь, пожалуйста, не то умрешь от голода! — прикрикнула Мегэн.Хан’дерин с усилием проглотила несколько ложек. Мегэн поперхнулась резкими словами, которые вертелись у нее на языке, напомнив себе, что у нее нет настоящей власти над девушкой.После того, как с едой было покончено, Мегэн пришлось выдержать еще одну стычку: Хан’дерин отказалась сменить костюм из белого меха на что-нибудь другое. Упрямица неохотно подчинилась, но когда, наконец, она спустилась по лестнице, облаченная в старые штаны Изабо, на ней оставалась ее белая кожаная жилетка и меховая шапка.— Ты не сможешь путешествовать в такой шапке по Рионнагану!— Я ни за что не сниму ее, — упрямо ответила Хан’дерин.— Но она будет привлекать к нам внимание, а мы должны остаться незамеченными! Кроме того, я не выдержу, если ты будешь носить шкуры убитых зверей. Хотя бы ради уважения ко мне, сними этот малахай!Глядя прямо перед собой, Хан’дерин неохотно стащила шапку с головы. Ее рыжие волосы были острижены так коротко, как только мог отрезать нож. Мегэн стало дурно при виде ее остриженной головы — ведьмы считали волосы вместилищем силы, поэтому они укорачивали волосы лишь в случае крайней необходимости и всегда сжигали срезанные пряди.— Твои волосы! Почему ты их обкромсала? Ты болела?— У людей нашего клана волосы не такие, как у меня, — неохотно ответила Хан’дерин. — Мои на снегу горят, как пламя, а воин должен быть невидимым. Эти мерзкие рыжие волосы выдадут меня, если шапка свалится с головы. Если бы я могла, я бы сделала их белыми, но я наследница Зажигающей Пламя, дочь Рыжего. Я должна принять мое наследство.— Тебе не следует обрезать волосы так коротко, — сказала Мегэн. — Во-первых, мы не должны привлекать внимания, ты должна выглядеть, как любая девушка, рожденная в Рионнагане, — поверь мне, ни одна девушка не согласится обрить голову, если она не была тяжело больна! Во-вторых, в волосах, как и в любой части тела, кроется сила. Не следует оставлять то, что было частью тебя. Тебя могут выследить или причинить зло, воспользовавшись прядью волос или обрезанными ногтями. Не забывай об этом!На миг Мегэн показалось, что Хан’дерин сейчас взорвется, но та покорно склонила голову:— Да, старая матушка. Я постараюсь.Она заменила меховую шапку льняной, в которой тренировалась, и когда Мегэн снова сделала ей замечание, упрямо поджала губы. Позже она спустилась по лестнице в одном из старых беретов Изабо. Даже когда Мегэн мягко заметила, что в доме его носить не обязательно, девушка не пожелала его снять. Позже, когда Мегэн устало поднялась по лестнице в спальню, она обнаружила Хан’дерин, которая клевала носом, но упорно не снимала берета.
Когда Мегэн разбудила Хан’дерин, в огромном дупле еще было темно, а Гита широко зевал, демонстрируя длинный розовый язычок.— Мы должны подготовиться. На рассвете я хочу испытать тебя. Ты должна быть готова. Было бы неплохо провести ночь перед испытанием в размышлениях, но вчера был трудный день, а впереди нас ожидает еще один. Кроме того, это не официальное Испытание, поскольку здесь нет ни одной ведьмы, кроме меня. Однако, лишь Эйя ведомо, когда еще нам представится такая возможность, а я должна представлять себе твои возможности. Эту долину защищают охранные заклятья, — я сразу узнаю, если поблизости появятся солдаты. Сейчас иди умываться, я буду ждать тебя на поляне, где мы приземлились. Я устрою тебе Первое Испытание Силы, которое дети проходят, когда им исполняется восемь лет.На миг ей показалось, что Хан’дерин откажется, но девушка, потупившись, кивнула.— Как скажешь, старая матушка.На поляне у озера, где вода переливалась через каменный уступ, тонкими струями падая вниз, Мегэн испытала свою новую ученицу. Результаты ее озадачили. Хан’дерин легко, почти небрежно, справилась с Испытанием Воздуха, заставив сначала остановиться летящий, а затем — двигаться неподвижный предмет. Однако она не смогла вызвать даже ничтожную рябь на воде в чаше. Она не знала ничего ни о семенах, ни о травах, ни о минералах, не понимала языка зверей и птиц. Но Мегэн знала, что девушка может разговаривать с драконами, — одного этого было бы достаточно для того, чтобы ее признали колдуньей. Язык драконов не походил ни на какой другой язык на свете — в нем не было обычных слов, только мысленные посылы. Мегэн показалось странным, что девушка может говорить с драконами, но не знает языка обитателей лесов и полей.Мегэн уже знала, что Хан’дерин может зажечь свечу, поскольку видела это в Башнях Роз и Шипов. Однако же, к ее замешательству, оказалось, что Хан’дерин не умеет гасить пламя силой мысли.— Это задача пламени и пустоты, — озадаченно сказала ведьма. — Ты должна справиться с ней, чтобы пройти Испытание. Подумай о темноте, о холоде. Представь, что пламя угасает. Подумай о пустоте.Внезапно ее охватила дрожь — погас не только огонек свечи, но и костер, у которого они сидели. Вода в чаше подернулась ледком. Мегэн, энергично растирая руки, мягко заметила:— Подумай о тепле, девочка, я сейчас совсем окоченею!Хан’дерин снова зажгла костер. Ее лицо вытянулось от удивления.— Я никогда раньше этого не делала. В Гавани огню никогда не позволяют гаснуть, — пояснила она.Последнее испытание оказалось для Хан’дерин нелегким, но в конце концов, она неуверенно спросила:— Это звезда в круге? Это ее я должна увидеть?Мегэн улыбнулась и кивнула.— Правильно, девочка. Ты молодец. Фельду удалось кое-чему тебя научить. В пути я буду учить тебя тому, что знаю сама, хотя опасно заниматься магией, когда вокруг шныряет столько соглядатаев.Завершив испытание, они оделись, и вскинули на спины мешки. Мегэн вздохнула под его тяжестью. Да, ее силы теперь далеко не те, что были прежде. Гита устроился на мешке и, стрекоча, прощался с другими донбегами, сновавшими в ветвях. Остальные животные столпились вокруг Мегэн, толкая друг друга, чтобы дотянуться до нее.Она почесала длинные уши зайца и погладила блестящую мокрую спину выдры.— Стереги для меня долину, — сказала она грустной медведице, которая переваливалась рядом с ней. Медведица подняла тяжелую лохматую голову и жалобно застонала. Мегэн похлопала ее по огромной мохнатой лапе:— Скоро у тебя появятся медвежата и тебе будет некогда грустить, — и с удовольствием отметила, что маленькие карие глазки радостно блеснули. Рявкнув еще раз, медведица заковыляла в лес, и Мегэн с улыбкой повернулась к Хан’дерин. — Она говорит, что надо подготовить берлогу для нового выводка.— Из ее шкуры вышел бы отличный ковер — мягкий и теплый, — ответила Хан’дерин. Лесная ведьма обожгла ее сердитым взглядом.Мегэн ушла вперед, крепко сжимая свой резной посох. Хан’дерин плелась сзади, недоумевая, что так рассердило наставницу.Они прошли несколько миль, прежде чем гнев Мегэн начал угасать. Гита тихонько шепнул ей на ухо: Она еще дитя, любовь моя, она не ведает, что говорит. Ей нравится только убивать и причинять боль. Она походит на саблезубого леопарда , сказал Гита. У нее такая натура, и так ее воспитали. Невозможно заставить леопарда питаться травкой. Но Изабо… Ты сама воспитывала Изабо. Вспомни, эта девочка полжизни провела среди драконов, а вторую половину — с воинами и охотниками. Это жизнь не из легких, вряд ли она может научить доброте. Да, ты прав. Я слышал, ты сама говорила, что настали черные времена. Вспомни, драконы видят не только прошлое, но и будущее. Возможно, нам нужен именно саблезубый леопард. Мегэн подняла руку и погладила маленького хранителя, который потерся головкой о ее подбородок. Не следует постоянно сравнивать ее с Изабо и считать, что она хуже. Кто знает, какие нити вплетают Пряхи в полотно наших жизней? ИЗАБО УЧЕНИЦА ВЕДЬМЫ Расставшись с Мегэн на склоне Драконьего Когтя, Изабо и Йорг отправились на юг по заснеженным долинам. Ворон летел впереди. Пару раз им пришлось пережидать в рощах, пока мимо пройдет отряд Красных Стражей, о котором предупреждал их ворон.Они двигались медленно, слепой шел неторопливо постукивая по земле своим посохом, и часто останавливался, чтобы отдышаться. Нетерпеливая Изабо, убежав вперед, нашла себе скалу, с которой открывался прекрасный вид, и устроилась на ней, поджидая Йорга. В небе над ее головой парили огромные орлы, а на скалистом плато нежилось на солнышке семейство снежных львов. Шесть крошечных львят, похожие клубки белого пуха, развлекались, нападая на украшенный кисточкой отцовский хвост и дергая старого льва за роскошную белую гриву. Львица потягивалась и зевала, демонстрируя острые зубы. Изабо зачарованно разглядывала эту картину, пока ее не нагнал Йорг.Она вызвалась помочь старому провидцу, но больше мешала, чем помогала, так как постоянно забывала предупредить о колдобинах на дороге или низко нависших ветках.— Лучше я положусь на Иесайю. Он уже привык к моей походке, — с достоинством произнес старец, и Изабо охотно отправилась вперед — подыскивать место для лагеря, поскольку дневной свет уже начинал меркнуть.В ту ночь, сидя у костра, Изабо начала расспрашивать старика о его талантах. Йорг великодушно отвечал ей, что он провидец, — тот, кто видит в обе стороны вдоль нити времени.— Значит, ты можешь видеть будущее?— Я вижу то, что может случиться, — спокойно поправил старый колдун. — Будущее — как спутанная кудель, которая дожидается, когда ее расчешут и спрядут нить.— Да, Мегэн говорила мне то же самое.Изабо вспомнилось зимнее заточение в домике-дереве, когда снаружи свирепствовали снежные бури. Обычно они с Мегэн зимой пряли шелковистую белую шерсть гэйл’тисов и серую шерсть диких коз. Мегэн знала множество растений, окрашивавших ткань в разные цвета: синий, желтый, алый. Эти цветные ткани они продавали, когда наступала весна, оставляя себе неприметную домотканину.Сидя за прялкой, Мегэн рассказывала Изабо об истории и политике или сказки о Трех Пряхах. Разумеется, среди них было множество историй о младенцах, отмеченных при рождении злой волей Гэррод, разрезающей полотно, но спасенных Сноухар, прядущей нить. Одна история, которую Мегэн повторяла несколько раз, была о прекрасной девушке, которую забрали в замок, после того как ее мать опрометчиво похвасталась, что ее дочь отличная пряха. Владелец замка был так поражен ее красотой, что поклялся жениться на ней, если она спрядет столько льна, сколько помещается в трех комнатах. К сожалению, девушка совсем не умела прясть, поэтому она сидела в комнатах и плакала. Тронутые ее слезами, Пряхи пришли ей на помощь, попросив ее лишь о том, чтобы она пригласила их на свою свадьбу. Девушка, конечно же, согласилась, и лен во всех трех комнатах превратился в нити. Но на свадьбе владелец замка стал смеяться над Пряхами, у одной из которых была огромная нога, у другой — огромная нижняя губа, а у третьей огромный большой палец. Когда он узнал, что все эти уродства от того, что они постоянно слюнили лен, скручивали нить и нажимали на педаль ткацкого станка, он поклялся, что больше никогда не позволит своей милой женушке прясть. Мегэн любила повторять своей тщеславной подопечной эту историю, после которой Изабо озабоченно рассматривала свое отражение в ведре с водой пытаясь разглядеть, не начала ли у нее распухать нижняя губа.— Мегэн всегда говорила, что будущее — это руно, которое еще не стало нитью, настоящее — то, что сейчас наматывается на веретено, а прошлое — готовая пряжа. И еще она говорила, что история — это то, что Ткачиха ткет из множества человеческих жизней.— Твоя опекунша — мудрая женщина.— Расскажи мне, что ты видишь, — попросила Изабо.— Тебе может не понравиться то, что я буду говорить, — устало ответил Йорг. — Когда я погружаюсь, я не знаю, что сейчас увижу. Знать то, что произойдет в будущем, не всегда приятно, дитя мое.Но Изабо не унималась, пока слепой провидец, наконец, не согласился.— Хорошо, что мы еще не поели. Я должен быть пустым и чистым, чтобы видение наполнило меня, как вода наполняет стакан. Но мы должны быть осторожны. Я пока не чувствую поблизости ничего опасного, но некоторые ищейки Оула очень сильны. Ведь мы же не хотим, чтобы они нас выследили. Будь настороже, девочка.Йорг снял с себя всю одежду и тщательно вымылся; теперь его наготу прикрывала только длинная белая борода, из-под которой виднелись тощие старческие ноги. Острием клинка он начертил на земле магический круг и бросил в костер душистый порошок — над огнем заклубился пахучий дым.У Изабо закружилась голова, дым ел глаза и горло, но она не издала ни звука, глядя на взметнувшиеся языки пламени.Йорг сидел на корточках, медленно покачиваясь и бормоча что-то себе под нос. Пламя играло в прозрачном камне, венчавшем его посох, и в стоявшей перед ним чаше с водой. Несколько раз он вскакивал на ноги, топал ногой рядом с костром, после чего снова садился на корточки, раскачиваясь и приговаривая:— Во имя Эйя, нашей матери и нашего отца, ты, Пряха, Ткачиха и Та, Что Режет Полотно, ты, кто бросает семя, питает все живое и собирает урожай, почувствуй во мне течения морей и крови; почувствуй во мне бесконечную тьму и яркий свет; почувствуй во мне восхождение лун и планет, пути звезд и солнца; развей пелену, открой мои глаза во имя четырех стихий: ветра, камня, пламени и дождя; развей пелену, открой мои глаза во имя ясных небес и бурь, радуг и града, цветов и опадающих листьев, пламени и пепла.Ночь склонялась над ними, клубился дурманящий дым, и Изабо почувствовала страх. Невидящие белые глаза Йорга закатились, костлявое тело била дрожь. Запрокинув голову, он затянул:— Я вижу красные облака — солнце садится, красные облака несутся по небу. Опасно… поднимается ураган, вижу разноцветную змею полосатую, как радуга. Она нападает, из ее зубов каплет яд. Вонзи в нее меч! Руби ее! Ах, Эйя! Она превратилась во множество кусочков, каждый из них нападает. Ветер разносит пепел.Изабо очень испугалась, раньше ей не приходилось видеть людей, погрузившихся в транс.— Что ты хочешь сказать? — прошептала она. Но Йорг не слышал ее.— Собираются грозовые облака. Луну пожирают, луну пожирают! — Старик с криком упал на спину. Изабо опустилась на колени рядом с ним, растирая его холодные руки и умоляя его очнуться. Но глаза Йорга оставались закрытыми. Он пробормотал:— Повелитель моря приближается.— Скажи мне, ты видишь мое будущее? — спросила Изабо, опасаясь, что старик выйдет из транса прежде, чем она успеет что-нибудь узнать. Его веки медленно поднялись. Он уставился в ночное небо незрячими глазами, из которых струились слезы.Усевшись, наконец, прямо, он еле слышно прошептал:— Дай мне твой кинжал.Она подала ему кинжал. Старик принялся раскачиваться взад-вперед, продолжая что-то бормотать. В небо поднялся клуб ароматного дыма. Йорг пробежал пальцами по серебряному клинку. Его голос стал почти беззвучным.— Вижу, как ты смотришься в зеркало, — твое отражение тянется к тебе и сжимает твою руку. Я вижу тебя со множеством лиц и во множестве масок, — ты будешь единственной, кто сможет скрываться в толпе. У тебя не будет дома, и ты не будешь знать отдыха, но все горы и долины станут твоим домом; ты никогда не станешь матерью, но тебе суждено будет вырастить дитя, которое будет править страной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Когда Мегэн разбудила Хан’дерин, в огромном дупле еще было темно, а Гита широко зевал, демонстрируя длинный розовый язычок.— Мы должны подготовиться. На рассвете я хочу испытать тебя. Ты должна быть готова. Было бы неплохо провести ночь перед испытанием в размышлениях, но вчера был трудный день, а впереди нас ожидает еще один. Кроме того, это не официальное Испытание, поскольку здесь нет ни одной ведьмы, кроме меня. Однако, лишь Эйя ведомо, когда еще нам представится такая возможность, а я должна представлять себе твои возможности. Эту долину защищают охранные заклятья, — я сразу узнаю, если поблизости появятся солдаты. Сейчас иди умываться, я буду ждать тебя на поляне, где мы приземлились. Я устрою тебе Первое Испытание Силы, которое дети проходят, когда им исполняется восемь лет.На миг ей показалось, что Хан’дерин откажется, но девушка, потупившись, кивнула.— Как скажешь, старая матушка.На поляне у озера, где вода переливалась через каменный уступ, тонкими струями падая вниз, Мегэн испытала свою новую ученицу. Результаты ее озадачили. Хан’дерин легко, почти небрежно, справилась с Испытанием Воздуха, заставив сначала остановиться летящий, а затем — двигаться неподвижный предмет. Однако она не смогла вызвать даже ничтожную рябь на воде в чаше. Она не знала ничего ни о семенах, ни о травах, ни о минералах, не понимала языка зверей и птиц. Но Мегэн знала, что девушка может разговаривать с драконами, — одного этого было бы достаточно для того, чтобы ее признали колдуньей. Язык драконов не походил ни на какой другой язык на свете — в нем не было обычных слов, только мысленные посылы. Мегэн показалось странным, что девушка может говорить с драконами, но не знает языка обитателей лесов и полей.Мегэн уже знала, что Хан’дерин может зажечь свечу, поскольку видела это в Башнях Роз и Шипов. Однако же, к ее замешательству, оказалось, что Хан’дерин не умеет гасить пламя силой мысли.— Это задача пламени и пустоты, — озадаченно сказала ведьма. — Ты должна справиться с ней, чтобы пройти Испытание. Подумай о темноте, о холоде. Представь, что пламя угасает. Подумай о пустоте.Внезапно ее охватила дрожь — погас не только огонек свечи, но и костер, у которого они сидели. Вода в чаше подернулась ледком. Мегэн, энергично растирая руки, мягко заметила:— Подумай о тепле, девочка, я сейчас совсем окоченею!Хан’дерин снова зажгла костер. Ее лицо вытянулось от удивления.— Я никогда раньше этого не делала. В Гавани огню никогда не позволяют гаснуть, — пояснила она.Последнее испытание оказалось для Хан’дерин нелегким, но в конце концов, она неуверенно спросила:— Это звезда в круге? Это ее я должна увидеть?Мегэн улыбнулась и кивнула.— Правильно, девочка. Ты молодец. Фельду удалось кое-чему тебя научить. В пути я буду учить тебя тому, что знаю сама, хотя опасно заниматься магией, когда вокруг шныряет столько соглядатаев.Завершив испытание, они оделись, и вскинули на спины мешки. Мегэн вздохнула под его тяжестью. Да, ее силы теперь далеко не те, что были прежде. Гита устроился на мешке и, стрекоча, прощался с другими донбегами, сновавшими в ветвях. Остальные животные столпились вокруг Мегэн, толкая друг друга, чтобы дотянуться до нее.Она почесала длинные уши зайца и погладила блестящую мокрую спину выдры.— Стереги для меня долину, — сказала она грустной медведице, которая переваливалась рядом с ней. Медведица подняла тяжелую лохматую голову и жалобно застонала. Мегэн похлопала ее по огромной мохнатой лапе:— Скоро у тебя появятся медвежата и тебе будет некогда грустить, — и с удовольствием отметила, что маленькие карие глазки радостно блеснули. Рявкнув еще раз, медведица заковыляла в лес, и Мегэн с улыбкой повернулась к Хан’дерин. — Она говорит, что надо подготовить берлогу для нового выводка.— Из ее шкуры вышел бы отличный ковер — мягкий и теплый, — ответила Хан’дерин. Лесная ведьма обожгла ее сердитым взглядом.Мегэн ушла вперед, крепко сжимая свой резной посох. Хан’дерин плелась сзади, недоумевая, что так рассердило наставницу.Они прошли несколько миль, прежде чем гнев Мегэн начал угасать. Гита тихонько шепнул ей на ухо: Она еще дитя, любовь моя, она не ведает, что говорит. Ей нравится только убивать и причинять боль. Она походит на саблезубого леопарда , сказал Гита. У нее такая натура, и так ее воспитали. Невозможно заставить леопарда питаться травкой. Но Изабо… Ты сама воспитывала Изабо. Вспомни, эта девочка полжизни провела среди драконов, а вторую половину — с воинами и охотниками. Это жизнь не из легких, вряд ли она может научить доброте. Да, ты прав. Я слышал, ты сама говорила, что настали черные времена. Вспомни, драконы видят не только прошлое, но и будущее. Возможно, нам нужен именно саблезубый леопард. Мегэн подняла руку и погладила маленького хранителя, который потерся головкой о ее подбородок. Не следует постоянно сравнивать ее с Изабо и считать, что она хуже. Кто знает, какие нити вплетают Пряхи в полотно наших жизней? ИЗАБО УЧЕНИЦА ВЕДЬМЫ Расставшись с Мегэн на склоне Драконьего Когтя, Изабо и Йорг отправились на юг по заснеженным долинам. Ворон летел впереди. Пару раз им пришлось пережидать в рощах, пока мимо пройдет отряд Красных Стражей, о котором предупреждал их ворон.Они двигались медленно, слепой шел неторопливо постукивая по земле своим посохом, и часто останавливался, чтобы отдышаться. Нетерпеливая Изабо, убежав вперед, нашла себе скалу, с которой открывался прекрасный вид, и устроилась на ней, поджидая Йорга. В небе над ее головой парили огромные орлы, а на скалистом плато нежилось на солнышке семейство снежных львов. Шесть крошечных львят, похожие клубки белого пуха, развлекались, нападая на украшенный кисточкой отцовский хвост и дергая старого льва за роскошную белую гриву. Львица потягивалась и зевала, демонстрируя острые зубы. Изабо зачарованно разглядывала эту картину, пока ее не нагнал Йорг.Она вызвалась помочь старому провидцу, но больше мешала, чем помогала, так как постоянно забывала предупредить о колдобинах на дороге или низко нависших ветках.— Лучше я положусь на Иесайю. Он уже привык к моей походке, — с достоинством произнес старец, и Изабо охотно отправилась вперед — подыскивать место для лагеря, поскольку дневной свет уже начинал меркнуть.В ту ночь, сидя у костра, Изабо начала расспрашивать старика о его талантах. Йорг великодушно отвечал ей, что он провидец, — тот, кто видит в обе стороны вдоль нити времени.— Значит, ты можешь видеть будущее?— Я вижу то, что может случиться, — спокойно поправил старый колдун. — Будущее — как спутанная кудель, которая дожидается, когда ее расчешут и спрядут нить.— Да, Мегэн говорила мне то же самое.Изабо вспомнилось зимнее заточение в домике-дереве, когда снаружи свирепствовали снежные бури. Обычно они с Мегэн зимой пряли шелковистую белую шерсть гэйл’тисов и серую шерсть диких коз. Мегэн знала множество растений, окрашивавших ткань в разные цвета: синий, желтый, алый. Эти цветные ткани они продавали, когда наступала весна, оставляя себе неприметную домотканину.Сидя за прялкой, Мегэн рассказывала Изабо об истории и политике или сказки о Трех Пряхах. Разумеется, среди них было множество историй о младенцах, отмеченных при рождении злой волей Гэррод, разрезающей полотно, но спасенных Сноухар, прядущей нить. Одна история, которую Мегэн повторяла несколько раз, была о прекрасной девушке, которую забрали в замок, после того как ее мать опрометчиво похвасталась, что ее дочь отличная пряха. Владелец замка был так поражен ее красотой, что поклялся жениться на ней, если она спрядет столько льна, сколько помещается в трех комнатах. К сожалению, девушка совсем не умела прясть, поэтому она сидела в комнатах и плакала. Тронутые ее слезами, Пряхи пришли ей на помощь, попросив ее лишь о том, чтобы она пригласила их на свою свадьбу. Девушка, конечно же, согласилась, и лен во всех трех комнатах превратился в нити. Но на свадьбе владелец замка стал смеяться над Пряхами, у одной из которых была огромная нога, у другой — огромная нижняя губа, а у третьей огромный большой палец. Когда он узнал, что все эти уродства от того, что они постоянно слюнили лен, скручивали нить и нажимали на педаль ткацкого станка, он поклялся, что больше никогда не позволит своей милой женушке прясть. Мегэн любила повторять своей тщеславной подопечной эту историю, после которой Изабо озабоченно рассматривала свое отражение в ведре с водой пытаясь разглядеть, не начала ли у нее распухать нижняя губа.— Мегэн всегда говорила, что будущее — это руно, которое еще не стало нитью, настоящее — то, что сейчас наматывается на веретено, а прошлое — готовая пряжа. И еще она говорила, что история — это то, что Ткачиха ткет из множества человеческих жизней.— Твоя опекунша — мудрая женщина.— Расскажи мне, что ты видишь, — попросила Изабо.— Тебе может не понравиться то, что я буду говорить, — устало ответил Йорг. — Когда я погружаюсь, я не знаю, что сейчас увижу. Знать то, что произойдет в будущем, не всегда приятно, дитя мое.Но Изабо не унималась, пока слепой провидец, наконец, не согласился.— Хорошо, что мы еще не поели. Я должен быть пустым и чистым, чтобы видение наполнило меня, как вода наполняет стакан. Но мы должны быть осторожны. Я пока не чувствую поблизости ничего опасного, но некоторые ищейки Оула очень сильны. Ведь мы же не хотим, чтобы они нас выследили. Будь настороже, девочка.Йорг снял с себя всю одежду и тщательно вымылся; теперь его наготу прикрывала только длинная белая борода, из-под которой виднелись тощие старческие ноги. Острием клинка он начертил на земле магический круг и бросил в костер душистый порошок — над огнем заклубился пахучий дым.У Изабо закружилась голова, дым ел глаза и горло, но она не издала ни звука, глядя на взметнувшиеся языки пламени.Йорг сидел на корточках, медленно покачиваясь и бормоча что-то себе под нос. Пламя играло в прозрачном камне, венчавшем его посох, и в стоявшей перед ним чаше с водой. Несколько раз он вскакивал на ноги, топал ногой рядом с костром, после чего снова садился на корточки, раскачиваясь и приговаривая:— Во имя Эйя, нашей матери и нашего отца, ты, Пряха, Ткачиха и Та, Что Режет Полотно, ты, кто бросает семя, питает все живое и собирает урожай, почувствуй во мне течения морей и крови; почувствуй во мне бесконечную тьму и яркий свет; почувствуй во мне восхождение лун и планет, пути звезд и солнца; развей пелену, открой мои глаза во имя четырех стихий: ветра, камня, пламени и дождя; развей пелену, открой мои глаза во имя ясных небес и бурь, радуг и града, цветов и опадающих листьев, пламени и пепла.Ночь склонялась над ними, клубился дурманящий дым, и Изабо почувствовала страх. Невидящие белые глаза Йорга закатились, костлявое тело била дрожь. Запрокинув голову, он затянул:— Я вижу красные облака — солнце садится, красные облака несутся по небу. Опасно… поднимается ураган, вижу разноцветную змею полосатую, как радуга. Она нападает, из ее зубов каплет яд. Вонзи в нее меч! Руби ее! Ах, Эйя! Она превратилась во множество кусочков, каждый из них нападает. Ветер разносит пепел.Изабо очень испугалась, раньше ей не приходилось видеть людей, погрузившихся в транс.— Что ты хочешь сказать? — прошептала она. Но Йорг не слышал ее.— Собираются грозовые облака. Луну пожирают, луну пожирают! — Старик с криком упал на спину. Изабо опустилась на колени рядом с ним, растирая его холодные руки и умоляя его очнуться. Но глаза Йорга оставались закрытыми. Он пробормотал:— Повелитель моря приближается.— Скажи мне, ты видишь мое будущее? — спросила Изабо, опасаясь, что старик выйдет из транса прежде, чем она успеет что-нибудь узнать. Его веки медленно поднялись. Он уставился в ночное небо незрячими глазами, из которых струились слезы.Усевшись, наконец, прямо, он еле слышно прошептал:— Дай мне твой кинжал.Она подала ему кинжал. Старик принялся раскачиваться взад-вперед, продолжая что-то бормотать. В небо поднялся клуб ароматного дыма. Йорг пробежал пальцами по серебряному клинку. Его голос стал почти беззвучным.— Вижу, как ты смотришься в зеркало, — твое отражение тянется к тебе и сжимает твою руку. Я вижу тебя со множеством лиц и во множестве масок, — ты будешь единственной, кто сможет скрываться в толпе. У тебя не будет дома, и ты не будешь знать отдыха, но все горы и долины станут твоим домом; ты никогда не станешь матерью, но тебе суждено будет вырастить дитя, которое будет править страной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45