Солдат поклонился и ушел.
Кайлок улыбнулся. Каждый день он открывал новые стороны власти, доступной только королям. Способность вызывать в людях нерассуждающую преданность есть дар, ниспосылаемый богами. То, что человек не сделает за деньги, он не задумываясь сделает за веру. Его люди верят в него: он выигрывает войны, не останавливается перед опасностью, и враги ненавидят его. Он пообещал своим людям хорошую добычу и сдержал свое слово: женщины или дети, что кому по вкусу, золото, зерно, новые назначения — а кому охота, пусть тешится разрушением. Город, подожженный в пылу кровожадной ярости, — лучшая награда за день на ратном поле. Ничто не вселяет такого презрения к врагу, как зрелище того, как он исчезает в огне.
Кайлок взломал восковую печать. Да, его люди ему преданы, и содержание письма доказывает это.
Перед рассветом его мать умрет. На ее северный замок нападет свирепый отряд хальков. Никого не останется в живых, никто не расскажет о том, что там случилось. Кедрак, старший сын Мейбора, продумал все до мелочей, вплоть до насилия над вдовствующей королевой и поругания ее тела. Но самым вдохновенным был замысел самого Кайлока. Мертвое тело королевы должны положить на аннисский флаг, чтобы казалось, будто хальки действуют в союзе с этим горным городом. Королевства придут в ярость, узнав об этом, и следующий шаг Кайлока — а у него на очереди как раз вторжение в Аннис — наверняка получит поддержку. Какое государство стерпит убийство и поношение своей любимой и недавно овдовевшей королевы?
Вторжение в Аннис — это всего лишь военная хитрость. Армия понадобится ему для другого — но пусть враги думают, что осада Анниса для него дело чести и он никуда оттуда не двинется. Кайлок устремил взгляд на темные громады бренских стен. Вот удивятся все, когда узнают, каковы его настоящие планы. Аннис, конечно, он тоже возьмет со временем — несколько месяцев погоды не делают.
Он стал читать дальше. Кедрак достаточно умен. Как удачно подгадал он расправу над королевой ко взятию последних халькусских городов! Кайлок был очень доволен Кедраком. Теперь, вступив в брак с Катериной, король сможет поднести Халькус в полную ее собственность. Царственный жест — но нет такого дара, который был бы достоин Катерины.
Он не мог дождаться встречи с ней. Он придет к Катерине свободным. Со смертью матери ничто уже не будет связывать его. Он сможет целиком и полностью отдать себя своей супруге — и, когда он падет к ее ногам, она навсегда очистит его от скверны материнского чрева.
Кайлок повернул обратно. Слуга, хорошо знающий его привычки, уже должен был согреть воды. Он грязен и нуждается в омовении. От его рук и одежды исходит зловоние. Он не смеет даже думать о Катерине, покуда от него пахнет убитой им шлюхой.
IV
Джеку опять снилась Тарисса. Мысли, которых он так старательно избегал в дневное время, ночью брали свое. Тарисса в снах то смеялась и дразнила его, веселая, точно девушка с молочного двора, то плакала и на коленях молила его взять ее с собой.
А он всегда, даже в снах, уходил от нее прочь — и только этой ночью он услышал за собой ее шаги...
У него бурно забилось сердце, и он обернулся, но ее не было. Однако шаги слышались еще ближе, чем прежде. Где же она? Земля уже содрогалась от грома шагов.
— Он тут, — сказал чей-то голос.
Не Тариссин голос, незнакомый — и не во сне. Джек проснулся как от толчка. Он был в пекарской гильдии, и сквозь щели в ставнях уже пробивался рассвет.
Дверь распахнулась, и четверо вооруженных людей ворвались в комнату. Нивлет, единственный тощий пекарь во всей гильдии, стоял у них за спиной.
— Это он! — крикнул Нивлет. — Тот самый, кого ищут хальки.
Двое выступили вперед. Джек нашарил нож. Во рту у него пересохло, и голова еще не прояснилась после сна. Он вышел навстречу противникам, шаря глазами по сторонам и выискивая, чем бы отвлечь врага. Слева стоял дровяной ящик, набитый поленьями. Джек прыгнул и толкнул ящик в сторону солдат. Поленья раскатились, заставив двух передних отступить. Джек выставил вперед нож, чертя им сужающиеся круги в воздухе. Лезвие задело руку одного из стражников, и Джек нажал на рукоять, чтобы вогнать нож поглубже.
Что-то кольнуло Джека сзади — он обернулся и увидел третьего стражника, рыжего, с рыжими усищами и самым длинным ножом, который Джеку доводилось видеть.
— Иди-ка сюда, парень, — подзадоривал рыжий, но косые взгляды выдавали его. Он отвлекал Джека, чтобы другие могли проткнуть его сзади.
Не сводя глаз с Рыжего, Джек прикинул, где может сейчас находиться второй. Он перенес свой вес на левую ногу и лягнул назад правой, как конь. Ему удалось попасть заднему прямо в коленку, и тот со стоном упал. Джек кинулся вперед, прямо на нож Рыжего, и в последний миг резко свернул в сторону. Уже размахнувшегося Рыжего бросило вперед, и он налетел на своего товарища, который качался, держась за колено.
Джеку недосуг было на них смотреть. В горле у него саднило, а легкие, казалось, вот-вот лопнут. Он снова устремился к первому стражнику, с раненой рукой. Четвертый все еще маячил в дверях, выжидая чего-то. Раненый достал копье и дразнил им Джека. Держась на безопасном расстоянии от копья, Джек поднес к глазам нож, на котором еще не высохла кровь копейщика.
— Гм-м, — сказал он, отвлекая врага. — На твоем месте я бы обратился к лекарю. Кровь у тебя какого-то странного цвета.
— Меня не так просто надуть, парень, — усмехнулся тот и ткнул вперед копьем.
Джеку некуда было отступать — сзади была стена. Надо было что-то делать. Он улыбнулся.
— А все-таки тебе не мешало бы показаться лекарю, приятель. Вон как хлещет у тебя из-под самого глаза.
Стражник не сразу сообразил, в чем дело, а Джек напряг правую руку и метнул нож прямо ему в глаз. Опять-таки не глядя, чем кончится дело, безоружный теперь Джек отскочил от стены. Рыжий уже поднялся, но второй стражник остался на полу. На ноже Рыжего была кровь. Четвертый сдвинулся с места и вкупе с Рыжим преградил Джеку дорогу к двери.
Оказавшись лицом к лицу с двумя вооруженными врагами Джек понял, что пора прибегнуть к колдовству. Он сосредоточил свое внимание на клинках, всем существом ощутив их плотную, твердую, неуступчивую суть. В точности следуя наставлениям Тихони, он вошел в холодную сталь. Это был уже не урок, где опасность существовала больше в воображении и учитель внимательно следил за его действиями, как в опыте со стаканом. Здесь все было по-настоящему.
В его распоряжении была только доля мгновения. Не было времени прислушиваться к себе или поддаваться чарам субстанции, в которую он вошел. Подгоняемый опасностью, Джек вызвал в памяти образ Тариссы, и она явилась в тот же миг. Она нежно трогала лоб Роваса, стоящего перед ней.
Магия не заставила себя ждать. Ее сопровождал стыд, но сейчас некогда было разбираться с этим. Он позволил силе подняться вверх из чрева, а мысли устремились ей навстречу. Оба потока слились во рту, и металлический вкус колдовства ожег язык.
Струя хлынула прямо в клинки. Джек управлял ею, пока она неслась по воздуху. Он лепил ее, как скульптор, и она приняла нужную форму. Магия проникла в сталь, и Джек в тот же миг ушел оттуда. Ножи мгновенно раскалились докрасна, и стражники с криком выронили их.
Джека объяла слабость. Перебарывая ее, он протиснулся мимо стражников к двери. Ни Рыжий, ни второй даже не попытались остановить его. Оба держались за сожженные до мяса ладони и вращали глазами в поисках средства охладить их.
Джек переступил через порог и столкнулся с Нивлетом. Фраллит сказал как-то: «Никогда не верь тощему пекарю», — и, похоже, был прав. Джек двинул Нивлета кулаком в лицо — тот упал на пол, и Джек переступил через него.
— Принеси-ка стражникам воды, — сказал он и ушел, не дожидаясь ответа.
Чувствуя себя странно окрыленным, Джек пошел к выходу. Он сделал это! Он заставил магию повиноваться! Это было восхитительно. Он испытывал чувство могущества, уверенности в себе и готов был сразиться с кем угодно. Проходя через трапезный зал, Джек смел остатки вчерашнего пира. Хлебы, цыплята и фрукты посыпались на пол. Джек откинул голову и расхохотался. Наконец он хоть что-то сделал как надо.
Кто-то зашевелился позади — либо Нивлет, либо один из раненых. Время было уходить. Улыбка сошла с лица Джека. Видно, он так и не увидит Анниса. Придется убираться из города тем же путем — через потайную дверь. Джек поднял с камыша довольно внушительный нож для мяса, напихал за пазуху хлеба и сыра — и, подумавши, выпил чашу эля в свою честь. Потом поморщился — эль, простояв всю ночь на столе, не стал лучше — и вышел в рассвет.
* * *
— Ваша светлость, позвольте представить вам его королевское величество короля Кайлока, суверена Четырех Королевств. — Баралис отступил в сторону, чтобы дать Кайлоку приблизиться к Катерине.
Король был великолепен. В черных с отделкой из черного же меха шелках, с золотом на обшлагах и у ворота, он превосходил всех королей, когда-либо живших на свете. Высокий, тонкого сложения, он держался с небрежной гордостью. Лицо его не так легко поддавалось суждению: странно темное, несмотря на льющийся в окна солнечный свет, оно не допускало к себе ни света, ни слов.
Он протянул свою тонкую руку, и Катерина подала ему свою. Он поднес ее бледные пальцы к своим губам. Дыхание его было холодным, холоднее даже, чем губы. Легкий трепет прошел по телу Катерины. Поначалу она не намеревалась делать реверанс — владычица Брена никому не кланяется, — но она знала, как она хороша, если смотреть на нее сверху, как соблазнительна ложбинка меж ее грудей и как красиво золотит солнце ее пухлую нижнюю губку.
— Для меня большая честь приветствовать ваше величество в нашем прекрасном городе.
— Это для меня большая честь лицезреть вашу светлость.
Их встреча проходила в большом зале, где присутствовал весь двор. Гирлянды летних роз украшали стены. Солнечные лучи, проходя через цветные стекла окон, окрашивали все в цвета Брена: ярко-синий, темно-синий, пурпурный и алый. Стекла подбирал еще покойный герцог. В знамя этих же цветов обернули его мертвое тело. Катерина содрогнулась, несмотря на солнечное тепло. Кайлок все еще держал ее за руку.
— Скажите лишь слово, госпожа моя, — сказал он тихо, — и я зажгу город, чтобы согреть вас.
Не одна Катерина ахнула — все, кто слышал Кайлока, беспокойно зашевелились. Баралис сказал, прервав неловкое молчание:
— Ваше величество, должно быть, устали после долгой дороги. Если позволите, я проведу вас в ваши покои.
Кайлок даже не взглянул на него — король не сводил глаз с Катерины и не отпускал ее руки. Его пальцы вжались в тонкую Я кисть, остановив приток крови.
— Вы правы, советник, я должен отдохнуть. Я увидел мою будущую жену, и от этого зрелища дыхание чуть было не остановилось в груди. — Резким движением он отпустил руку Катерины.
Ей давно хотелось, чтобы он это сделал, но теперь она словно лишилась чего-то. В нем чувствовалась большая власть, и Катерина как будто сопричислялась к ней, пока он держал ее за руку. Она сказала, чтобы задержать его еще немного:
— Надеюсь, мой господин, комнаты придутся вам по вкусу. Я сама следила за тем, как их обставляли.
Он быстро шагнул вперед, и Катерина в панике отступила — ей вдруг показалось, что он хочет ударить ее. Он поклонился, низко уронив голову и показав свой белый затылок. Ноздри его дрожали, словно он вбирал в себя ее аромат.
— Внимательность моей госпожи сравнима только с ее чистотой.
Катерина вонзила ногти в ладони, чтобы не покраснеть. Чистота? Какое странное слово. Ей сделалось не по себе. Склонив голову, она тихо ответила:
— Хочу надеяться, что не разочарую вас.
Их взоры встретились. Его глаза были темны, но она не могла бы сказать, какого они цвета. Он улыбнулся, показав ровные белые зубы, чуть скошенные вовнутрь.
— Госпожа моя не может меня разочаровать. — И быстро отошел от нее. — Проводите меня, советник, — сказал он Баралису и вышел с ним из зала.
Катерина смотрела им вслед. Что-то странное было в этой паре, такой схожей по росту и цвету волос. Даже движения их были похожи, и шли они совершенно бесшумно. Катерина встряхнула головой, не желая додумывать свою мысль до конца. Кайлок и Баралис — соотечественники и живут в одном замке: ничего нет удивительного в том, что они похожи.
Ощутив вдруг настоятельную потребность в отдыхе, Катерина знаком руки отпустила придворных. Она чувствовала себя обессиленной и очень уязвимой. Кайлок намного превзошел ее ожидания, и знакомство с ним выбило ее из колеи. Через восемь дней она станет его женой. Она медленно направилась в свои покои. Никогда еще она не испытывала такой полноты жизни, как в тот миг, когда король Кайлок держал ее за руку.
* * *
— Форель уже доспевает, Грифт. Еще пара минут — и она станет нежнее некуда.
— Я не большой любитель рыбы, Боджер, но она полезна мужчинам, потому что укрепляет их ядра.
— Ядра, Грифт?
— Да, Боджер. Тот, кто ест много рыбы, никаких хлопот с ними не знает.
— Почему так, Грифт?
— От рыбы они наливаются, Боджер, ясно? Две форели в день — и твои сливы станут такими упругими, что от пола будут отскакивать.
Боджера одолело сомнение.
— А хорошо ли это будет, Грифт?
— Не мое дело судить об этом, Боджер. Мое дело — изложить тебе то, что я знаю, — с умным видом сказал Грифт, и Боджер согласно кивнул.
— Так что ж — нести эту форель Таулу, Грифт?
— Нет, Боджер. Лучше держись от него подальше — ведь нынче праздник первого чуда Борка. Это престольный праздник рыцарей, и подавать Таулу рыбу в этот день — значит сыпать соль ему на рану.
— Да, Грифт, ты прав, пожалуй. Я уже видел его, и он смотрел будто сквозь меня. Госпожа Меллиандра хотела его утешить, а он прогнал ее.
— Вряд ли его можно упрекнуть за это, Боджер. Каждый рыцарь, когда-либо состоявший в ордене, в этот день отдает свою кровь Борку. Таул должен горько сожалеть об утрате своих колец.
— Расскажи мне еще раз о первом чуде, Грифт.
— Борк, как тебе известно, пас овец в предгорьях Большого Хребта. Однажды на его отару напала стая обезумевших от голода волков. Волки загнали Борка с его стадом к самым Фальдарским водопадам. Борк, не видя пути дальше, взмолился Всевышнему. И водопады в тот же миг покрылись льдом. Все застыло на бегу: и вода, и рыба, бывшая в ней. Борк с овцами перешел на ту сторону — но как только на лед ступили волки. А водопады вновь оттаяли и унесли хищников в глубину.
— Эту историю всякий знает, Грифт, — нетерпеливо заметил Боджер. — Ты расскажи, при чем тут Вальдис.
— Так бы и говорил. — Грифт хлебнул эля и поудобнее расположился на стуле. — Ну так вот: Вальдис, как тебе известно, стал первым учеником Борка. И когда Борк отправился на Дальний Юг в поисках истины, Вальдис остался на севере проповедовать его учение. И ровно через десять лет после чуда у водопадов Вальдису привелось на том же месте держать речь перед гневным и неверующим сборищем. Люди кричали ему, что никакого чуда не было и что всякий, кто решится пересечь водопад, погибнет.
Вальдис, такой же, как мы, человек, знал, что ему не дано совершить чуда, и вместо чуда сотворил первый подвиг веры: он прыгнул в реку, и она увлекла его в водопад.
Все, конечно, думали, что он погиб, разбившись о скалы, и посему отправились по домам к своим женам и детям и скоро забыли о нем. Но Вальдис каким-то образом остался жив, хотя никто не знает, как это ему удалось — видно, Бог вознаградил его за веру, — и снова явился в ту деревню. Жителей так потряс его вид, что все они пали на колени и обреклись Борку. Вальдис поцеловал каждого в лоб и ушел, сказав, что их долг теперь — нести дальше слово Божие. — Грифт осушил свою чашу, дав понять, что его рассказ окончен.
— Храбрый, однако, человек был Вальдис, — заметил Боджер.
— Да, Боджер. И орден, который он основал, должен был следовать его заветам.
— Бедный Таул. Ему, должно быть, больно видеть, как пал его орден.
— Если хочешь знать мое мнение, Боджер, он в самую пору вышел оттуда.
— Кабы ты видел его нынче утром, Грифт, ты знал бы, что он думает иначе. Сидит на своем подоконнике и смотрит на юг.
— На юге стоит город Вальдис, Боджер.
— Да, и сердцем Таул нынче там.
* * *
Баралис закрыл за собой дверь, подумал и задвинул засов. Кайлок во дворце, и его присутствие все меняет.
Мальчик вырос с тех пор, как Баралис видел его в последний раз. Его, собственно, и мальчиком уже не назовешь. Он мужчина. Король. Вождь. Как держал он себя в большом зале! Как напрягались все, чтобы расслышать каждое его слово, и как дружно вздохнули с облегчением, когда он ушел! Сомнений нет: Кайлок рожден, чтобы стать императором. Он и зачат был для этого. Но он еще так молод, так неопытен, так подвержен соблазнам юности. Следует руководить им, осторожно направлять его решения, придавать больше тонкости его ходам.
Между тем не похоже, чтобы Кайлок позволил управлять собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10