День уже догорал, солнце склонилось к западным башням, а участники совета так и не сошлись ни на чем, кроме самого очевидного: скажем, разослать конников на поиски айнонов или отправить Атьеаури на разведку в Гедею. Становилось похоже, что столь недавно собравшееся Священное воинство готово развалиться. Пройас погрузился в молчание и спрятал лицо в ладонях. Лишь Конфас по-прежнему продолжал спорить с Саубоном – если, конечно, ожесточенный обмен оскорблениями можно назвать спором.А затем из рядов зрителей поднялся нищий князь Атритау, Келлхус, и воскликнул:– Вы неверно истолковали значение увиденного, все вы! Утрата Руома – не случайность, но и не проклятие!Саубон расхохотался и крикнул в ответ:– Руом – это талисман против язычников, так, что ли?– Да, – ответил князь Атритау. – До тех пор пока цитадель стояла, мы могли вернуться. Но теперь… Разве вы не видите? За этими горами люди собрались под знамена Лжепророка. Мы стоим на берегу языческого моря. Моря язычников!Он умолк, поочередно обводя взглядом все Великие Имена.– Без Руома возврата нет… Бог сжег наши корабли. После этого было единодушно принято решение: Священное воинство будет дожидаться айнонов и Багряных Шпилей.Вдалеке от Асгилиоха, в своем большом шатре Элеазар, великий магистр Багряных Шпилей откинулся на спинку кресла – единственной роскоши, которую он позволил себе в этом безумном путешествии. Личные рабы мыли ему ноги в тазу с горячей водой. Полумрак шатра рассеивали три светильника. Покои наполнились клубами дыма, и по холсту стен плыли тени, превращая его в подобие испятнанной водой рукописи.Путешествие оказалось не таким тяжелым, как он боялся, – во всяком случае, до сих пор. И тем не менее вечера, подобные нынешнему, неизменно вызывали у него ощущение постыдного облегчения. Сперва Элеазар думал, что причина тому – его возраст: в последний раз он выезжал за границы своих владений более двадцати лет назад. Старое корыто, думал он, глядя, как в вечерних сумерках его люди ставят шатры и палатки. Старое разбитое корыто.Но затем магистр припомнил годы, когда бродил от города к городу. И понял, что страдает сейчас не от усталости. Элеазар восстановил в памяти, как лежал у костра, под звездным небом, и не было ни огромного шатра, укрывающего его от непогоды, ни шелковых подушек, ласкающих щеку, – лишь твердая земля да изнеможение путника, которому наконец-то удалось прилечь. Вот это была настоящая усталость! А сейчас? Сейчас его несут в паланкине, его окружают десятки рабов…Магистр осознал, что облегчение, которое он испытывает каждый вечер, связано не с утомлением, а с противостоянием…Попросту говоря, с Шайме.Великие решения, размышлял магистр, оцениваются не только по их последствиям, но и по их завершенности. Иногда Элеазар буквально ощущал это как нечто осязаемое: неизбранный путь, ответвление истории, в котором Багряные Шпили отвергли оскорбительное предложение Майтанета и остались наблюдать за Священной войной со стороны. Этого ответвления не было на самом деле, и все же оно существовало, как ночь страсти может существовать в молящем взгляде рабыни. Элеазар видел его во всем: в нервном молчании, во взглядах, которыми обменивались адепты, в неослабевающем цинизме Инока, в хмурой гримасе генерала Сетпанареса. И казалось, оно насмехается над магистром, так же как избранный им путь, насмехается, суля опасность.Присоединиться к Священному воинству! Элеазар привык иметь дело с вещами нереальными; это было его ремеслом. Но нереальность такого масштаба – присутствие Багряных Шпилей здесь – было почти невозможно переварить. Сама мысль об этом казалась иронией, но не той иронией, которой наслаждаются культурные люди – айноны в особенности, – а скорее той, что беспрестанно воспроизводит саму себя и превращает уверенность в зыбкую нерешительность.Но на этом сложности не кончались: дом Икуреев плел заговоры с язычниками; Завет вел тайную Гностическую игру; все до единого агенты Шпилей в Сумне были раскрыты и казнены – хотя они, казалось, находились вне опасности до того, как Багряные Шпили вступили на территорию империи. Даже Майтанет, Великий шрайя Тысячи Храмов, и тот что-то мудрил.Небольшое чудо Шайме действовало на него угнетающе. Небольшое чудо каждую ночь казалось передышкой.Элеазар вздохнул; Мьяза, новая фаворитка, принялась натирать его правую ногу теплым ароматическим маслом.«Неважно, – подумал он. – Сожаление – наркотик для глупцов».Он запрокинул голову, наблюдая за девушкой из-под полуопущенных век.– Мьяза, – сказал он, ухмыльнувшись в ответ на ее застенчивую улыбку. – Мммьязззааа…– Хануману Элеазззааар, – выдохнула она в ответ. Дерзкая девчонка! Прочие рабыни потрясенно ахнули, затем захихикали.«Вот паршивка!» – подумал Элеазар и потянулся сгрести ее в охапку. Но вид одетого в черное Ушера, что ступил на ковер и опустился на колени, остановил магистра.Судя по всему, кто-то желает видеть его. Наверное, генерал Сетпанарес снова пришел жаловаться на скорость продвижения войска – а на самом деле на медлительность Багряных Шпилей. Дескать, так айноны доберутся до Асгилиоха последними. Ну и какое это имеет значение? Пускай их подождут.– В чем дело? – неприязненно поинтересовался магистр. Молодой человек поднял голову.– Великий магистр, к вам проситель.– В такое время? Кто?Ушер заколебался.– Маг из школы Мисунсай, великий магистр. Некто Скалатей.Мисунсай? Продажные твари – все до единого.– Чего ему надо? – спросил Элеазар.У него противно засосало под ложечкой. Ну вот, новые проблемы.– Он толком не объяснил, – отозвался Ушер. – Сказал только, что прискакал сюда из Момемна, чтобы побеседовать с вами по неотложному делу.– Сводник, – буркнул Элеазар. – Наемник сраный. Ладно, помурыжь его немного, а потом пускай заходит.Ушер вышел. Рабы вытерли ноги Элеазара и надели на них сандалии. Затем он их отпустил. Когда последний раб покинул шатер, в покой вошел этот тип, Скалатей, в сопровождении двух вооруженных джаврегов.– Оставьте нас, – велел Элеазар воинам-рабам.Они согнулись в поклоне и тоже удалились.Элеазар, не вставая с кресла, принялся разглядывать наемника. Тот был чисто выбрит на нансурский манер и облачен в скромную дорожную одежду: обтягивающие штаны, простая коричневая рубаха и кожаные сандалии. Похоже было, что он дрожит. Неудивительно. В конце концов, он стоит перед самим великим магистром Багряных Шпилей.– Это чрезвычайно дерзко, мой брат-наемник, – сказал Элеазар. – Для подобных сделок есть свои каналы.– Прошу меня простить, великий магистр, но для того, что я… что у меня имеется на продажу, никакие каналы не годятся.Он поспешно добавил:– Я… я – пералог белого пояса из ордена Мисунсай, великий магистр, нанят императорской фамилией в качестве аудитора. Император время от времени пользуется моими услугами, для подтверждения неких измерений, производимых Имперским Сайком…Элеазар из вежливости стерпел эту тираду.– Продолжай.– Не м-могли бы мы… э-э…– Не могли бы мы что?– Не могли бы мы обсудить вопрос оплаты?Ну, естественно. Кастовый лакей. Сутент. Никакого представления о правилах игры. Но джнан, как любят говорить айноны, не требует согласия. Если играет один, играет и другой.Вместо ответа Элеазар принялся рассматривать длинные накрашенные ногти и рассеянно полировать их об одежду. Потом он поднял взгляд, будто поймал посетителя на мелкой неучтивости, и принялся изучать наемника как человек, отягощенный обязанностью решать вопросы жизни и смерти.От сочетания молчания и внимательного разглядывания посетитель мгновенно потерял самообладание.– П-простите м-мне м-мое рвение, великий магистр, – заикаясь, пробормотал Скалатей и рухнул на колени. – Знание и алчность слишком часто пришпоривают друг друга.Хорошо сказано. У этого человека имеется кое-какой ум.– Действительно, пришпоривают, – сказал Элеазар. – Но, возможно, тебе следует предоставить мне решать, кто из них куда поскачет.– Конечно, великий магистр!.. Но…– Никаких «но». Выкладывай.– Конечно, великий магистр, – повторил Скалатей. – Это касается фанимских колдунов-жрецов, кишаурим… У них появилась новая разновидность шпионов.Позабыв о манерах, Элеазар подался вперед.– Говори дальше.– П-простите, великий магистр, – выпалил наемник, – н-но я должен получить плату, прежде чем говорить дальше!Нет, все-таки он дурак. Даже для адептов время всегда оставалось самым дорогим товаром. Скалатею следовало бы это знать. Элеазар вздохнул, потом произнес первое слово. Его глаза и рот вспыхнули фосфоресцирующим светом.– Нет! – завопил Скалатей. – Пожалуйста! Я скажу! Не надо…Элеазар остановился, но недосказанное заклинание продолжало эхом отдаваться в шатре. Тишина, когда она все-таки наступила, показалась абсолютной.– Н-нак-кануне т-того дня, к-когда Священное воинство выступило из Момемна, – начал мисунсай, – меня вызвали в Катакомбы, чтобы я пронаблюдал за допросом шпиона – так они сказали. По-видимому, первый советник императора…– Скеаос?! – воскликнул Элеазар. – Скеаос – шпион?! Мисунсай заколебался, облизал губы.– Не Скеаос… Некто, прикидывающийся им. Или нечто… Элеазар кивнул.– Тебе удалось заинтересовать меня, Скалатей.– При допросе присутствовал сам император. Он громогласно потребовал, чтобы я опроверг выводы Сайка, чтобы я сказал, будто тут замешано колдовство… Первый советник, как вам известно, человек старый, однако же, когда его арестовывали, он убил или покалечил несколько человек из эотской гвардии – как мне сказали, голыми руками. Император… э-э… Разнервничался.– Ну и что же ты увидел, аудитор? Была ли на нем Метка?– Нет. На нем не было ни малейшего отпечатка колдовства. Но когда я сказал об этом императору, тот обвинил меня в сговоре с Сайком. Затем появился адепт Завета. Его привел Икурей Конфас…– Адепт Завета? – перебил Элеазар. – Ты имеешь в виду Друза Ахкеймиона?Скалатей сглотнул.– Вы его знаете? Мы, мисунсаи, давно уже не интересуемся Заветом. Так ваше преосвященство утве…– Ты хотел продать сведения, Скалатей, или купить их?Мисунсаи нервно улыбнулся. – Продать, конечно же.– Тогда рассказывай, что произошло дальше.– Адепт Завета подтвердил мои выводы. Император обвинил его во лжи. Как я уже сказал, император… э… э…– Разнервничался.– Да. Но этот адепт Завета, Ахкеймион, тоже разволновался. Они заспорили…– Заспорили?Это почему-то не удивило Элеазара.– О чем?Мисунсаи покачал головой.– Не помню. Кажется, речь шла о страхе. А потом первый советник заговорил с Ахкеймионом – на языке, которого я никогда прежде не слышал. Он узнал его.– Узнал? Ты уверен?– Абсолютно. Скеаос, чем бы он ни был, узнал Друза Ахкеймиона. А потом он – оно – затряслось. Мы смотрели на него в полном изумлении, а оно вырвало цепи из стены… Освободилось!– Друз Ахкеймион ему помогал?– Нет. Он перепугался точно так же, как и все остальные, если не больше. Началась суматоха, и это существо успело убить не то двоих, не то троих, прежде чем вмешался адепт Сайка и сжег его. Теперь я припоминаю, что он его сжег, невзирая на возражения Ахкеймиона. Вышел из себя.– Ахкеймион хотел вступиться за это существо?– Он даже пытался закрыть первого советника своим телом.– Ты уверен?– Абсолютно. Я никогда этого не забуду, потому что именно тогда лицо первого советника… его лицо… оно… отчистилось.– Отчистилось?– Или развернулось… Оно просто… просто раскрылось, как кулак, но… Я не знаю, как это еще можно описать.– Как кулак?«Этого не может быть! Он лжет!»– Вы мне не верите. Пожалуйста, поверьте, ваше преосвященство! Шпион был копией советника, двойником – без Метки! А это значит, что он – артефакт Псухе. Кишаурим. Это значит, что у них есть шпионы, которых невозможно распознать.По телу Элеазара разлилось оцепенение.«Я подверг мою школу риску».– Но их Искусство слишком грубое…Скалатей как-то странно воодушевился.– И тем не менее другого объяснения я не вижу. Они отыскали способ создавать идеальных шпионов… Подумайте только! Как долго они могли нашептывать все, что захотят, на ухо императору? Императору! Кто знает, сколько…Он умолк – очевидно, осознал, что слишком близко подобрался к сути дела.– Вот почему я прискакал сюда в великой спешке. Чтобы предупредить вас.У Элеазара пересохло во рту. Он попытался сглотнуть.– Ты должен остаться с нами, чтобы мы могли… расспросить тебя поподробнее.Лицо мисунсаи превратилось в маску ужаса.– Б-боюсь, это н-невозможно, ваше преосвященство. Меня ждут при дворе.Элеазар сцепил руки, чтобы скрыть дрожь.– Отныне, Скалатей, ты работаешь на Багряных Шпилей. Твой контракт с Домом Икуреев расторгнут.– Э-э, в-ваше преосвященство, я – прах перед вашей славой и могуществом – ваш раб! – но боюсь, что контракт мисунсаи нельзя расторгнуть по приказанию. Д-даже по вашему. Т-так что если я м-могу получить м-мою, м-мою…– Ах да. Твоя плата.Элеазар строго посмотрел на мисунсаи и улыбнулся с обманчивой снисходительностью. Несчастный глупец. Думает, что недооценил свою информацию. Это стоит куда больше золота. Намного больше.Лицо мисунсаи сделалось непроницаемым.– Полагаю, что не могу более медлить с отъездом.– Ты пола…И тут Элеазар едва не стал покойником. Скалатей начал свой Напев одновременно с репликой Элеазара, выиграв по времени один удар сердца – и этого почти хватило.Молния прорезала воздух, с грохотом ударилась об оберег-зеркало великого магистра и отскочила. На миг ослепший Элеазар откинулся назад вместе с креслом и грохнулся на ковер. Он запел, даже не успев подняться на четвереньки.Воздух наполнился всполохами пламени. Пляска огненных птиц…Наемник завопил и в спешке принялся читать заклинание, чтобы усилить свои обереги. Но для Хануману Элеазара, великого магистра Багряных Шпилей, он был детской загадкой, решить которую не стоило труда. На Скалатея посыпались пылающие птицы, одна за другой. Поочередно они раскололи все его обереги. Затем из воздуха появились цепи; они пронзили руки и плечи мисунсаи, пересеклись, словно ниточки в детской игре паутинка, и Скалатей повис в воздухе.Мисунсаи закричал.Джавреги влетели в покои с оружием наголо и сразу же остановились в ужасе, завидев, что случилось с мисунсаи. Элеазар гневно рыкнул на них, велев убираться прочь.Тут он заметил своего главного шпиона, Ийока; тот работал локтями, прокладывая себе дорогу среди отступающих воинов-рабов. Заядлый приверженец чанва спотыкался о ковры; его покрасневшие глаза были широко распахнуты, распухшие губы приоткрыты от возбуждения. Элеазар не припоминал, чтобы ему доводилось видеть на лице Ийока настолько сильные эмоции – во всяком случае, после того рокового нападения кишаурим, десять лет назад, перед… Перед объявлением войны.– Эли! – воскликнул Ийок, глядя на пронзенную, корчащуюся фигуру Скалатея. – Это что такое?Великий магистр рассеянно затоптал небольшой костерок на ковре.– Подарок для тебя, старина. Еще одна загадка, которой следует найти решение. Еще одна угроза…– Угроза? – возмутился Ийок. – Эли, что это значит? Что произошло?Элеазар рассматривал вопящего мисунсаи с видом человека, которого отвлекают от работы. «Что мне делать?»– Тот адепт Завета, – отрывисто спросил Элеазар, поворачиваясь к Ийоку. – Где он сейчас?– Движется вместе с Пройасом. Во всяком случае, так я полагаю… Эли! Скажи…– Друза Ахкеймиона необходимо доставить ко мне, – продолжал Элеазар. – Доставить ко мне или убить.Лицо Ийока потемнело.– Такие вещи требуют времени… планирования… Он же адепт Завета, Эли! Не говоря уже о том, что могут последовать ответные действия… Мы что, воюем с кишаурим и с Заветом одновременно? Ну нет, ничего подобного не будет, пока я не пойму, что происходит! Это мое право!Элеазар поднял глаза на Ийока, и во взгляде его было такое же беспокойство. Его, наверное, впервые не пробрал озноб при виде полупрозрачного черепа друга. Напротив, это зрелище успокоило его. «Ийок! Это ты, ведь правда?»– Это покажется неразумным… – начал Элеазар.– Скорее откровенным бредом.– Поверь, старый друг. Это не так. Необходимость делает разумным все.– Да что за увертки?! – вскричал Ийок.– Терпение… – отозвался Элеазар.К нему постепенно возвращалось достоинство, приличествующее великому магистру.– Для начала смирись с моим безумием, Ийок… А потом послушай, почему на самом деле я не сошел с ума. Но сперва позволь ощупать твое лицо.– А зачем? – изумился Ийок. Скалатей взвыл.– Мне нужно знать, что под ним есть кости… Такие, как полагается.Впервые с тех пор, как они ушли из Момемна, Ахкеймион остался у вечернего костра один. Пройас устраивал пиршество для Великих Имен, и туда были приглашены все, кроме колдуна и рабов. Потому Ахкеймион праздновал сам с собой. Он пил с солнцем, прилегшим на склоны гор, с Асгилиохом и его разрушенными башнями, с лагерем Священного воинства, чьи бесчисленные костры мерцали в сумерках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12