Тут Зухра даже прослезилась, представив себе прекрасного принца, хоронившего свою возлюбленную. И не важно, что у нее было семеро мужей. Грудь девушки начала весьма трепетно вздыхать, и порванная рубаха наконец не выдержала, предявив миру скрытую красу. Ойкнув, девица прикрылась руками, и Бронеслав, галантно делавший вид, что ничего не случилось, протянул ей свой плащ, мягко проговорив:— Вы замерзнете, о звездноглазая.Плащ и изысканные обороты арабского языка старого сотника произвели впечатление на Зухру, на миг отвлекая ее внимание от орка и его россказней. Воспользовавшись этой паузой, Кетрин поспешила закончить историю Урука, быстро проговорив:— В общем, принц поехал ее хоронить, а я и дядя, опасаясь гнева принца, предпочли ночью покинуть его лагерь. К нам присоединились почтенный Бронеслав и его люди. Эти великие воины заявили, что честь и вера не позволяют им идти дальше вместе с разбойниками. И вот мы вместе направляемся в Дамаск…Еще некоторое время восхищенная Зухра приходила в себя от столь прекрасного и занимательного рассказа. Впечатления не испортила даже концовка в исполнении Кетрин на кошмарном арабском языке.Наконец, видя направленные на нее взгляды, окончательно освоившаяся девица томно вздохнула и повела свои дозволенные речи. В роли царя Шахрияра пришлось выступить Бронеславу. Остальные стояли рядом и слушали рассказ Зухры. И если убрать из ее повести все восточные обороты, то на нормальном языке получалось примерно следующее…Все началось чуть больше чем полтора месяца назад. Жил в Ходженте купец Мустафа, известный в других городах и на караванных стоянках как Мустафа аль-Ходженти. Купец не из богатых, но и не из последних. Молился богу, торговал понемногу, да дочку растил. Настало время дочке замуж выходить, стал подыскивать жениха получше. Сам городской кади да сам начальник эмирской стражи начали свататься, и, по мнению папаши, женихи вполне стоили друг друга. Но не зря говорят, что шайтан не дремлет, а ходит вокруг нас, не смыкая глаз.Спросил купец мнение дочери о женихах:— Посмотри на них. Один мудр да богат, но не молод уже. Второй в почете у эмира, пост важный занимает, на золоте ест и человек еще не старый. Оба мечтают тебя в свой дом взять. Кого выберешь, дочка, за того и отдам. Если по мне, так начальник стражи и побогаче и поумнее будет. Кади нашему, Мустафе аль-Багдади, только рукописи подавай да толпу бородатых умников. Целыми днями гороскопы составляют, только смущают умных людей. Небось, дать этим мудрецам мешок дирхемов, так и солнце на западе взойдет.А Миррих-воин, он конкретным делом занят. Трону и эмиру — надежная опора. Так что выбирай, Зухра, за кого тебя отдавать.Три дня попросила Зухра на размышление, а ночью третьего дня бежала с красавцем, караванщиком Али из славного города Багдада. На третий день после выхода каравана из города странная пылевая буря захлестнула караван. А когда она закончилась, то караван-баши лишь развел руками: без следа пропала пустыня, тяжело нагруженные верблюды стояли посредине степи.Ориентируясь по звездам, продолжили свой путь караванщики, от встречных путников узнав, что оказались в дальних краях, на северо-западе, и не меньше двух месяцев пути потребуется, чтобы доехать до Багдада. Не дошел караван до Багдада, через месяц пути, на половине дороги, ночью, без шума и пыли, передавили дозорных странные псы, и стал караван со всеми товарами добычей племени Крыс.Так стала рабыней Зухра, но не тронул ее новый хозяин, выкупивший у своих соплеменников всех пятерых девиц, ехавших в караване. Пригнал всех в этот каменный мешок и приставил двух безъязыких рабов в караул. Раз в три дня выводили одну девицу и увозили неизвестно куда. Последней осталась Зухра, и вот уже два дня минуло, как в последний раз, на рассвете и на закате, являлся один из немых рабов и приносил еду. В последний раз раб принес кувшин с водой, но не маленький, а большой. Медленно, глоток за глотком пила она эту воду, но сегодня вечером в кувшине должно было показаться дно…На Урука и его спутников рассказ Зухры произвел впечатление обрушившейся плотины. Точку поставил Карим-Те, отлично знавший, для чего некроманты и им подобные используют девушек. Теперь нганга знал, знал твердо, что рядом в степи находится храм бога-Паука. Когда Зухра выпила чашу «лечебного» напитка, погрузившего ее в крепкий сон, Карим-Те поспешил поделиться своими выводами.Основным доводом о близости храма было то, что девиц вывозили по одной. Если бы храм был вдалеке, то всех отправили бы разом. Нету в степи дураков, чтобы зря пять раз коней гонять. На вполне резонные возражения Бронеслава, что, дескать, девиц могли покупать местные шаманы, затеявшие какое-то действо, нганга ответил очень просто:— Тогда посмотри сюда.На плащ, служивший путникам столом, упала медная брошь. Вернее, медным было лишь основание причудливой вещицы. Лицевой стороной служила пластинка из выбеленной кости, украшенная причудливой резьбой. Странные изгибы паучьих лап угадывались в хитросплетенных линиях. Угрозой и безумием веяло от изделия неизвестного мастера. Вещь явно была старой, но кость так и осталась белой, как будто людской череп, из которого была взята костяная пластина, не знал ни старости, ни смерти. Могильный холод свился в клубок узора, приковывавшего к себе взгляд.И, повинуясь сгустку нечеловеческой воли, клубящейся в недрах броши-талисмана, смотрящий на нее начинал слышать странное шуршание и скрип. Казалось, что исполинские пауки начинают вить гнездо в мозгу, наполняя его шуршанием и скрипом. И когда, собрав волю в кулак, человек отводил глаза, еще долго отдавались звуки в голове. Странное, далекое эхо паучьей возни постепенно затихало, и на смену ему приходила пульсирующая в висках головная боль.Никто из его спутников не видел, когда Карим-Те успел спуститься в подземный схрон, где нганга, с помощью своего колдовского чутья, нашел брошь. Тут не обошлось без магии, но всем стало ясно, храм рядом. Храм рядом, и неведомый бог-Паук ждет, затаившись в центре своей паутины. И прикасаясь к броши, каждый чувствовал прикосновение к паутине, ведущей в центр, туда, где, щедро напоив жвалы ядом, их ждет в засаде владыка марионеток, запутавшихся в нитях его паутины, чувствующий приближение добычи.— Ох, чует наш паучок жирную дичь, — зло хохотнул Урук, — только не знает, что она кусается.И орк-мечник с нежностью погладил рукоять «Равного»…Ходко шли кони, замер неподвижной статуей стоявший в стременах Бронеслав. Крепко были закрыты глаза ведьмака, смотрящие внутрь, и странный белый свет пробивался из-под полуприкрытых век. Высоко в небе парил беркут, ставший глазами ведьмака, глазами и гончей. Колено к колену ехали за ним четыре всадника, готовых к бою. Еще утром, распрощавшись и отдав Зухре двух коней, при этом наполнив седельные сумы нехитрым походным припасом, пятерка двинулась на восход. Конечно, оставлять девицу одну в степи было неправильно, но брать ее с собой, на рискованное дело, было равносильно убийству.Бронеслав так и сказал ей, когда девица в ужасе стала просить не оставлять ее одну:— Так у тебя есть шанс. А иначе, — ведьмак на минуту замолчал, словно собирая непослушные арабские слова, — тебе лучше не знать, куда и зачем лежит наша дорога. Но если ты пойдешь с нами, то смерть для тебя сможет оказаться сладкой мечтой. Простая, человеческая смерть. Так же, как и для нас. Но в этом наш долг. Мы воины и мы знаем, на что идем…..С секретом оказалось украшение, найденное нгангой. Не было нужды его носителю запоминать дорогу к храму своего повелителя. Стоило только взять его в ладонь и начать поворачиваться вокруг себя, как паучий шорох становился то тише, то громче. И громче всего он был слышен, когда Карим-Те повернулся лицом на восход.Вновь горели зыбким колдовским огнем глиняные плошки, вновь творил свою волшбу Бронеслав, и кровь ведьмака окрашивала птичьи перья, даруя крылья и глаза степного беркута сотнику дружины Черного Леса. С гортанным клекотом обрушился к кругу колдовских огней беркут, через миг вновь взмывший в предутреннее небо. Не укрылись от его взгляда повозки, окруженные сворами псов. Не укрылись их хозяева в засаленных шкурах, с руками, покрытыми ритуальной, геометрической татуировкой, с грязными, длинными волосами.Племя Крысы вновь кочевало по степи, и вокруг основного табора, на день конного пути, сновали своры колдовских псов, понимающих лающую речь своих хозяев. Пять — семь псов и хозяин-добытчик, две дюжины таких стай — вот кто хранил Крыс в дороге. Мягкой рысью стелились по земле сильные тела, порождения капищ шаманов, псы, созданные колдовством и оплаченные детскими черепами. И не отставали от них их хозяева со своими метательными ножами, щедро напоенными трупным ядом.Ближе к полудню три своры неожиданно резко бросились навстречу друг другу, окружая, загоняя в западню странного, оборванного человека. Но когда «мешок» затянулся и своры сошлись, то добычи для них не оказалось. Неведомый степной путник словно испарился.К этому времени чары Бронеслава ослабли, и ведьмак дал беркуту волю. Ведьмак успел еще увидеть окончание охоты, прежде чем птица повернула назад. Неизвестный весьма заинтересовал Бронеслава, но, когда его глазами стал ворон, стало ясно, что человек и впрямь исчез без следа.Почти все своры Крыс уже рыскали в степи, но единственным успехом оказалась стычка своры их псов со степным волком. Зверь порвал в клочья двоих тварей, а подоспевший добытчик отозвал поредевшую стаю, не желая терять еще одного или двух псов. Израненный волк исчез в море трав, и Бронеслав выбросил зверя из головы. Да и трудно, почти невозможно, думать и одновременно видеть мир глазами птицы. Много, очень много колдовской силы потратил ведьмак. Но вечером у костра, зачаровав стайку ночных пичуг, Бронеслав рассказал остальным о волке и человеке.В середине его рассказа ночные птицы подняли гвалт. Пятерка схватилась за оружие, и, когда дико захрапели кони, из травы на курган поднялся степной волк. Выбросив левую руку с зажатым в ней луком, Рогволд навскидку метнул стрелу. Костяное кольцо лучника рус так и носил на большом пальце, не снимая даже на ночь. Утяжеленный наконечник должен был не только прошить волка насквозь, но и отшвырнуть на несколько шагов назад.С ужасом рус увидел, как стрела ударила в палевую грудь и вырвалась из бедра так, как будто волк был соткан из тумана. С хищным свистом стрела умчалась в ночь, а перед Рогволдом замерла оскаленная пасть. Кровь сочилась между зубов, падая на землю черными каплями ночного проливного дождя. Медленно, глядя в желтые глаза, рус нашарил топор, но в следующий миг прямо перед ним выросла спина стоящего на четвереньках Карим-Те. Нганга замер, изо рта человека раздавалось легкое рычание, как будто задавая волку вопрос на непонятном языке.Медленно гас злобный огонь боевого безумия в желтых глазах. Наконец Карим-Те поднялся и подошел к зверю, делая странные жесты руками. Теперь уже тихонько порыкивал волк, и рус различил рваные раны на боку и на спине зверя. Причем раны не от стрелы. В голове у Рогволда царила полная сумятица, а основной мыслью, повторяющейся вечным эхом, было: «Сейчас же лето. А летом волки не нападают!»Наконец волк лег на землю и откинулся на спину, подставляя нганге свое брюхо и грудь. Рус уже хотел подшутить, мол, почеши ему брюшко, он хороший песик. Но слова замерли в глотке, и резко заколотилось сердце. Карим-Те все так же водил руками, но теперь на земле лежал человек, и розовые комья легких рвались из разорванной груди, выплескивая кровь в такт неровному дыханию.Рядом с нгангой из ночной темноты появился Бронеслав. Четыре ладони зависли над страшной раной, и рус увидел, как с них стекают ручейки вначале черного, а затем синего пламени. Когда пламя в очередной раз сменило цвет на ярко-зеленый, Рогволд не выдержал и, чувствуя себя полным идиотом, спросил:— А чего это вы делаете? А?Но ответа сын старосты так и не услышал, оба чародея, что называется, держались лишь на выучке и долге. Почти три часа лилось пламя с ладоней, периодически дополняясь заклинаниями Бронеслава, напоминавшими русу волчьи серенады, фоном для которых служили подвывания Карим-Те. Все это время Рогволд, Урук и Кетрин с трех сторон сторожили курган, на котором ворожили чародеи.Лишь когда убывающая, но все еще яркая луна почти взошла в зенит, залив степь своим мягким светом, смолкли заклинания, и прекратило литься на раны колдовское пламя. Наступила тишина, даже цикады молчали. Похоронная тишина разлилась в степи, залитой мертвым, призрачным светом. Тихий голос Бронеслава показался неожиданно громким, когда ведьмак устало выдохнул:— Кончено.Тройка несущих дозор поднялась на ноги и подошла к мертвому оборотню. Лицо нганги, мокрое от пота, казалось серым, щеки ввалились, превращая лицо в туго обтянутый кожей череп. Но Рогволда поразило не это. Два небольших, молодых деревца, под которым чародействовали Карим-Те и ведьмак, стояли засохшими, мертвыми, и желтая осенняя листва застилала пожелтевшую траву. На добрых пять шагов вокруг трава на корню стала сеном.— Да, — склонив голову, проговорил сотник ведьмачьей дружины, — да. Мы брали силу откуда могли. Охотник, властелин Леса, простит нас за это. Но все было зря. Яд слишком сильно впитался в плоть.— Вернее, яды, — почти прошептал нганга, и рус понял, что у него еле хватает сил сидеть ровно, — яд Паука и трупный яд от клыков Крыс.— Клыков? — удивился орк. — Почти два века живу, всегда знал, что у Крыс зубы, а не клыки.В ответ Карим-Те расхохотался странным, лающим смехом:— Ты помнишь их песиков? Так у этих тварей трупный яд в зубах, там желобки, как у змей. Неплохо, а? И ножик, и клыки у собачек — везде мертвечинка. А самое веселое, что три дня назад по степи умертвия бродили. Да, те самые. Спасибо ушедшему, предупредил.— Как его звали? Он, наверное, из Леса, — спросил Урук, но в ответ нганга покачал головой, а Бронеслав лег на землю и закрыл лицо руками. Пауза затянулась, наконец Карим-Те ответил:— Он не из наших. Вернее, у нас в Лесу живут несколько оборотней, но они медведи, волков у нас нет. Он из степи, и я не знаю его имени. Случилось так, что его душу попробовал на вкус бог-Паук. Да, именно попробовал. Но зверь внутри него помог человеку сохранить душу. Вместо памяти — клочья, вместо разума — зверь, но сожрать его душу полностью у Паука не получилось. Кое-что перед смертью он рассказать успел. А мы успели помочь ему уйти в Горькие Земли. Лет через тридцать он вновь обретет силу и родится в нашем мире. Волком или человеком — как захочет.Нганга говорил, и голос постепенно затухал, пока не сменился посапыванием, плавно перетекавшим в громкий храп. Урук задумчиво и уважительно посмотрел на храпящего Карим-Те и наконец попробовал пошутить, хотя было видно, что орку не до смеха:— Да, я думал, что только Рогволд может храпом зверей пугать. Кетрин, я раз из-за него три дня на охоту не ходил. А наш нганга — великий колдун! Храпом на неделю дичь распугает!— Пошли лучше спать, — ответил ему Рогволд, и Урук устало кивнул:— Это верно, а то таких сонных орков мир еще не видел.Рогволд заснул достаточно быстро. Проснулся рус оттого, что кто-то устраивался вместе с ним, под его одеялом. Кетрин, заметив, что он проснулся, лишь недовольно наморщила нос:— Может, мне интересно знать, кто громче храпит, ты или нганга? И вообще, девушке страшно, девушка замерзла…Теплая, летняя ночь царила над миром. Высоко в небе, над курганом, несли свой дозор ночные птицы. Крепкий сон сморил путников. До храма, цели их путешествия, оставалась еще неделя пути. ГЛАВА 10 Неверный свет факелов освещал темный кирпичный коридор. В двух шагах от Ратибора шел Юсуф, и рослый палач почти вдвое сгибался под низким сводчатым потолком коридора, ведущего в пыточную залу. Неведомые строители подземелья явно экономили кирпич, отчего по коридору, не нагибаясь, могли пройти только карлики. Или гномики? На миг Винт вспомнил сказки варягов, и тень улыбки чуть тронула губы ловкача. Гномикам бы точно подземелья понравились: стены сочились плесенью и ржавой водой, сквозь свод пробивались корни дерзких растений, с которых за шиворот сыпался мелкий песок и труха.Наконец палач остановился перед маленькой дверью из черной бронзы и принялся ковыряться в ней ключом. Замок визжал, скрипел, щелкал, но не сдавался. Только через добрых десять минут застонали несмазанные петли. Вор и палач зашли в зал.Немного странно, но, попав в зал пыток, ведьмак почувствовал себя весьма комфортно, даже уютно. Пока Юсуф зажигал свечи и разводил огонь в очаге, Винт уселся на низенький, удобный табурет, отполированный штанами палачей на протяжении трех поколений, и закурил трубку с табачным зельем.На столе, прямо перед ведьмаком, лежал толстый пруток из бронзы с удобной деревянной рукояткой на конце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27