Впереди была автобусная остановка, он присоединился к горстке людей и вошел в подошедший автобус. Расплачиваясь за проезд, он почувствовал, что весь его лоб покрыт испариной. Еще секунда, и этот полицейский мог бы узнать его.
Денни медленно опустился на сиденье. Эта работенка стоит гораздо больше, чем ему заплатят. Когда он уберет Нив Керни, в охоту будут спущены все сорок тысяч Нью-Йоркских копов.
* * *
Быстро шагая по тропинке в парке, Нив гадала, было ли случайным совпадением то, что она встретила сержанта Коллинза, или же это ангел-хранитель, посланный Майлсом.
Парк не был безлюдным: довольно много бегунов, несколько велосипедистов, пешеходы, и огромное количество бездомных, расположившихся под грудами газет или прикрывшихся драными одеялами. "Если они умрут здесь, никто этого и не заметит, " — подумала Нив. Бесшумно ступая мягкими итальянскими ботинками, она с раздражением поймала себя на том, что постоянно оглядывается через плечо. Как-то подростком, зайдя в библиотеку, она наткнулась на газету с фотографией тела ее матери на первой полосе. Сейчас, идя все быстрее и быстрее, ей вдруг представилось, что она опять смотрит на ту фотографию на первой странице «Дэйли Ньюс» под заголовком «Убийство». Только на этот раз на фотографии было не лицо Ренаты, а ее собственное лицо.
* * *
Китти Конвей записалась в класс верховой езды по одной-единственной причине: ей надо было чем-то заполнить время. Эта была все еще привлекательная женщина, несмотря на свои пятьдесят восемь лет, рыжеватая блондинка с серыми глазами, окруженными едва заметными морщинками. В былые времена в этих глазах всегда, казалось, плясали бесенята, такими они были очаровательными и озорными. Когда ей исполнилось пятьдесят, она говорила Майклу: «Ну что же делать, если я чувствую себя максимум на двадцать два?»
«Потому что тебе и есть двадцать два».... Уже почти три года, как Майкла не стало.
Когда Китти с опаской вскарабкалась на гнедую кобылу, она припомнила все свои начинания с тех пор, как она осталась одна. Китти получила лицензию на право заниматься продажей недвижимости, и можно сказать, что из нее получился неплохой продавец. Она заново обставила дом в Риджвуде, Нью-Джерси, который они с Майклом купили за год его смерти. Она была занята в Обществе Волонтеров и раз в неделю работала в музее. Два раза она ездила в Японию, где ее единственный сын, Майк-младший, служил военным офицером, там она наслаждалась тем, что проводила почти все время со своей внучкой, наполовину японкой. Она снова стала брать уроки игры на пианино, правда, уже без особого энтузиазма. Дважды в месяц она возила людей, лишенных возможности двигаться, на визиты к врачам, и вот сейчас — верховая езда, ее последнее увлечение. Но независимо от того, чем она занималась и сколько у нее было друзей, чувство одиночества все равно не покидало ее. Даже сейчас, храбро следуя за инструктором вместе с другими двенадцатью учениками, она видела только бесконечную грусть в окружающем ее пейзаже несмотря на приближение весны. «О, Майкл, — прошептала она, — Я бы хотела что-то изменить, я пытаюсь».
«Ну, как получается, Китти?» — крикнул ей инструктор.
"Прекрасно, " — отозвалась она.
«Если хочешь, чтобы в самом деле было прекрасно, натяни поводья. Покажи ей, кто хозяйка. И держи пятки вниз».
"Поняла, " — сказала Китти, а сама подумала: «Иди к черту. Эта старая кляча хуже всех. Я думала, что мне достанется Чарли, но ты, конечно, отдал его той сексапильной девице».
На трассе был крутой подъем. Ее лошадь останавливалась ущипнуть каждый клочок зелени, который попадался им на пути. Один за другим всадники из группы обгоняли их. Китти не хотелось отставать от всех. "Давай, черт бы тебя побрал, " — бормотала она. Она ударила каблуками по бокам лошади.
Внезапно лошадь резко запрокинула голову и встала на дыбы. Ошеломленная, Китти дернула поводья, а животное уже неслось вниз, в сторону от тропы. Лихорадочно она пыталась сообразить, что делать в таких случаях: не наклоняться вперед, а, наоборот, отклониться. Китти слышала, как катятся камни, выбитые копытами. Беспорядочный бег перешел в бешеный галоп вниз по холму, не разбирая дороги. Господи, боже мой, если лошадь упадет, она же раздавит всадника. Китти попыталась вытащить ноги из стремян, оставив только носки — чтобы не застрять на случай, если лошадь вдруг будет падать.
За собой Китти слышала крик инструктора: «Не тяни за поводья!» Она почувствовала, что задняя нога лошади зацепилась за что-то. Та дернулась, подалась вперед, но потом восстановила равновесие. Кусочек черного пластика взлетел и мазнул Китти по щеке. Она машинально глянула вниз, и на мгновение ей увиделась кисть руки в обрамлении ярко-синей манжеты — мелькнула и исчезла.
Достигнув подножия скалы, лошадь закусила удила и понеслась по направлению к конюшням. До последнего момента Китти удавалось удержаться и не вылететь из седла, но, когда кобыла резко остановила свой бег перед наполненной водой впадиной, она все-таки упала. Лежа на земле, Китти чувствовала каждую косточку в своем теле, но заставила себя встать и пошевелить руками и ногами, а также покрутить головой, чтобы убедиться, что обошлось без переломов и серъезных травм. Слава богу, кажется все было в порядке.
Подоспел инструктор: «Я говорил тебе, чтобы ты не теряла контроль. Ты должна быть хозяйкой положения. Ну, как ты, в порядке?»
"Лучше не бывает, " — сказала Китти. Она пошла к своей машине. «Увидимся в следующем веке».
* * *
Спустя полчаса, с наслаждением растянувшись в дымящейся и пенящейся джакузи, она начала смеяться. «Итак, наездника из меня не получилось. Это спорт для королевских особ. Уж лучше я с этого дня начну бегать трусцой». Мысленно она вернулась к тому, что ей пришлось пережить. Она подумала, что все это длилось, наверное, не больше двух-трех минут. Самое ужасное было, когда зацепилась задняя нога этой клячи ... Пролетевший мимо пластик заставил ее обернуться. А потом... эта рука в манжете. Смешно. Но она же видела... или не видела?
Китти прикрыла глаза, нежась в мягкой булькающей воде, с удовольствием вдыхая аромат масла для ванн.
"Забудь, " — сказала она себе.
* * *
Резкий холод заставил включить вечером отопление. Но даже в тепле Симуса знобило. Поковыряв гамбургер и жареный картофель в своей тарелке, он притворился, что ест. Симус всячески избегал взгляда Рут, сверлившего его через стол. «Ты все сделал?» — спросила она в конце концов.
«Нет».
«Почему нет?»
«Потому что лучше оставить так, как есть».
«Я говорила тебе, что надо все написать. Поблагодари ее за то, что она согласилась, что тебе эти деньги нужнее. — Голос Рут становился все пронзительнее. — Скажи ей, что за эти двадцать два года ты выплатил ей чуть ли не четверть миллиона долларов и бессовестно с ее стороны требовать больше за брак, который длился менее шести лет. Поздравь ее с заключением большого контракта на новую книгу и скажи, что ты очень рад, что она не нуждается в деньгах, а вот твои дети как раз нуждаются. Потом подпиши письмо и брось его прямо к ней в ящик. Мы сохраним копию этого письма. И пусть она только попробует открыть рот, все будут знать об ее ненасытности. Я бы хотела посмотреть, сколько колледжей почтит ее разными титулами, если узнают, что она не в состоянии сдержать свое слово».
«Этель эти угрозы только на руку, — прошептал Симус. — Суть такого письма она преподнесет по-своему, ведь алименты для нее — это триумф Женщины. Нельзя писать такое письмо, это будет ошибкой».
Рут оттолкнула тарелку. «Пиши!».
У них был старенький ксерокс, с третьей попытки он выдал довольно приличную копию письма. Рут протянула Симусу пальто. «Отправляйся и брось к ней в ящик».
Эти девять кварталов Симус предпочел пройти пешком. От всех напастей раскалывалась голова. Засунув руки в карманы, он то и дело нащупывал там два конверта. В одном из них лежал чек. Он выписал его без ведома Рут, незаметно вырвав лист с обратного конца своей чековой книжки. Письмо было в другом конверте. Который из них оставить в ящике? Ему не сложно было предугадать реакцию Этель на письмо, как если бы она стояла сейчас перед ним. Точно также, как он живо представлял себе лицо Рут, узнай она, что он оставил Этель чек.
Он завернул за угол Вест-Енд авеню и вышел на 82-ую улицу. Здесь была масса людей: молодые пары, нагруженные пакетами с продуктами, сделав покупки, возвращались домой с работы; нарядно одетые люди постарше останавливали такси, чтобы отправиться в дорогие рестораны или в театр; нищие лепились под стены особняков.
Когда показался дом Этель, Симуса внутренне передернуло. Почтовые ящики находились внутри, в холле, за запертой входной дверью наверху крыльца. Когда он раньше приходил сюда, чтобы оставить чек, он звонил суперинтенданту и тот впускал его. Но сейчас в этом не было необходимости. Девочка, в которой Симус узнал соседку Этель с четвертого этажа, обогнала его и поднималась по ступенькам. Он порывисто схватил ее за руку. Девочка в испуге оглянулась. Худенький подросток с острым личиком — ей, наверное, не больше четырнадцати. Не такая, как его девочки, подумал Симус. Выбрав лучшее, что было заложено в их с Рут генах, дочкам достались хорошенькие мордашки и мягкая очаровательная манера улыбаться. Он вынул один конверт и извиняющимся тоном спросил: «Ты не будешь против, если я зайду вместе с тобой в холл? Мне надо кое-что положить в почтовый ящик мисс Ламбстон».
Выражение испуга исчезло: «О, конечно. Я знаю, кто вы. Вы ее бывший муж. Сейчас, наверное, пятое число. Мисс Ламбстон так всегда говорит, когда вы приносите деньги». Девочка засмеялась, показывая редкие зубы.
Ничего не ответив, Симус нащупал в кармане конверт и ждал, пока девочка откроет дверь. Его захлестнула волна ярости. Итак, он уже посмешище для всего дома!
Почтовые ящики висели сразу за входной дверью. Ящик Этель был забит до отказа. Симус до сих пор не решил, что ему делать. Чек или письмо? Девочка стояла за внутренней дверью, наблюдая за ним. «Вы как раз вовремя, — сказала она. — Этель как-то говорила моей маме, что отправит вас прямиком в суд, если чек задержится».
Симуса охватила паника. Надо бросить чек. Он выхватил из кармана конверт и силой начал запихивать его в узкую щель ящика.
Придя домой, он лишь утвердительно кивнул в ответ на сердитый вопрос Рут. Он просто не вынес бы сейчас взрыва, который, естественно, последовал бы вслед за его признанием. Дождавшись, пока Рут выйдет, Симус повесил пальто, достал второй конверт и заглянул в него. Конверт был пуст.
Симус рухнул в кресло, его трусило, во рту появился привкус желчи. Он обхватил голову руками. Его опять угораздило дать маху. И чек, и письмо он сунул в один конверт. И теперь все это в ящике у Этель.
* * *
Всю среду Никки Сепетти провел в постели. Жжение в груди усилилось. Мария то входила, то выходила из спальни. Она принесла поднос с апельсиновым соком, кофе и свежим итальянским хлебом, густо намазанным джемом и в очередной раз надоедала ему с просьбой позволить ей позвать врача.
В полдень, сразу после того, как Мария ушла на работу, приехал Луи. "Позвольте заметить, что у вас больной вид, " — сказал он.
Никки спровадил его вниз посмотреть телевизор. Когда он будет готов отправиться в Нью-Йорк, он позовет Луи.
Луи прошептал: «Вы не ошибались относительно Мачадо; они убрали его». Он улыбнулся и подмигнул.
Ближе к вечеру Никки встал и начал одеваться. Ему следовало бы все-таки отправиться на улицу Малберри, не надо, чтобы все и каждый были в курсе, насколько он болен. Никки весь покрылся испариной, пока натягивал пиджак. Держась за спинку кровати, он медленно сел, ослабил галстук, расстегнул воротник рубашки и лег на кровать на спину. В течении следующих нескольких часов боль в груди росла и накрывала его гигантской волной. Под языком жгло от нитроглицериновых таблеток, которые он сосал, не переставая. Но они уже не помогали, просто вызывали привычную головную боль, растворяясь во рту.
Перед его глазами вставали лица; чаще всего лицо матери: «Никки, не водись с этими мальчишками, ты же хороший мальчик, к чему тебе проблемы». Утверждение собственного авторитета среди своих. Нет врагов маленьких и больших. Но женщины — никогда. Он так и заявил на суде. Тесса. Ему было бы приятно увидеть Тессу еще хотя бы раз. Никки-младший. Нет, Николас. Тереза и Николас. Они будут довольны, если он умрет в собственной постели, как подобает порядочному человеку.
Издалека он услышал, как открылась и закрылась входная дверь. Это, должно быть, пришла Мария. Затем прозвенел дверной звонок, оглушительно и настойчиво. Недовольный голос Марии: «Откуда я знаю, дома он или нет. Что вам нужно?»
«Я дома, — подумал Никки. — Да, я дома». Распахнулась дверь спальни. В поле его неподвижного взгляда попало перепуганое лицо Марии, он услышал ее вскрик: «Врача!» Еще лица. Копы. Они в штатском. Но, даже умирая, он чует их за версту. Он знал, почему они заявились сюда. Тот их парень, стукач, которого убрали. И, конечно, тут же приперлись к нему.
"Мария, " — вскрикнул он. Получилось прошептал.
Она склонилась, почти прижав ухо к его губам, поглаживая его лоб. «Никки!» — она заплакала.
«На... могиле моей... матери...я... не...заказывал...убили...жену...Керни».
Он еще силился сказать, что пытался предотвратить убийство дочери Керни. Но он лишь смог крикнуть: «Мама!» перед тем, как невыносимая боль обожгла в последний раз грудь и его глаза перестали видеть. Голова Никки дернулась на подушке, тяжелый предсмертный хрип наполнил дом и резко оборвался.
* * *
Скольким еще людям Этель растрепала о том, что он таскает деньги, которые она припрятывает по всей квартире? Этот вопрос не давал Дугу покоя все утро в среду, пока он сидел за своим столом в холле Космик Ойл Билдинг. Автоматически он подтверждал время приемов, записывал имена, раздавал пластиковые номерки ожидающим вызова и забирал их у посетителей, выходящих из кабинетов. Несколько раз Линда, секретарша с седьмого этажа, останавливалась поболтать с ним. Сегодня он держался с ней немного прохладно, и это интриговало ее. Как бы она прореагировала, если бы узнала о том, что он — наследник такой кучи денег? И откуда Этель все это взяла?
Находился только один ответ. Этель здорово тряхнула Симуса, когда тот собрался расторгнуть брак. Кроме алиментов, она оторвала солидный куш и, должно быть, весьма удачно его вложила. Потом хорошо пошла та книга, которую она написала пять или шесть лет назад. Несмотря на свои заскоки, она всегда была достаточно практичной. Именно это соображение вызывало у Дуга тошнотворную тревогу. Она знала, что он ворует ее заначки. Сколько людей еще знают об этом, благодаря ей?
Промучавшись этими проблемами до полудня, он принял решение. На его счету как раз достаточно денег, чтобы снять четыре сотни долларов. Он еле дождался, пока наконец не подошла его очередь в банке и четыре стодолларовые банкноты оказались у него в руках. Он припрячет их в разные укромные места, которые Этель не использует слишком часто для своих тайничков. Таким образом, при тщательном поиске они найдутся. Немного успокоившись, он взял себе хот-дог и вернулся к работе.
В шесть тридцать, завернув с Бродвея на 82-ую улицу, Дуг заметил Симуса, спешащего с крыльца дома Этель. Дуг чуть не рассмеялся вслух. Как же, как же — пятое число, и «этот слизняк» точно вовремя со своим чеком. Как, однако, жалко он смотрится в своем широченном заношенном пальто. Дуг с сожалением подумал о том, что может пройти еще немало времени, прежде чем он сам позволит купить себе новую одежду. Но с этого дня он должен быть предельно осторожным.
Он забирал почту каждый день, беря ключ из коробочки у Этель на столе. Конверт от Симуса был запихнут в ящик, даже немного высовывался наружу. В основном же в ящике была всякая реклама. Счета Этель направлялись прямо к ее бухгалтеру. Дуг просмотрел конверты и бросил их на стол. Все, кроме одного, без марки — «зарплата» от Симуса. Его конверт даже не заклеен как следует. Было хорошо видно, что в нем лежит письмо и чек.
Совсем не трудно открыть его, а потом снова заклеить. Он потянул за краешек и осторожно, стараясь не порвать, открыл конверт. Из него выпал чек. Господи, здесь было бы над чем поработать графологу. Если когда-нибудь состояние стресса изображали графически, то это был бы почерк Симуса, сплошь состоящий из пляшущих каракуль.
Дуг положил чек обратно, раскрыл письмо, прочитал его, потом прочитал еще раз и у него от изумления отвисла челюсть. Что за черт... Он осторожно вложил письмо, лизнул клейкий краешек и крепко прижал к конверту. В сознании Дуга, как застывшая картина, возник Симус, почти бегом пересекающий улицу, засунув руки в карманы. Он явно что-то задумал. Что же за игру он затеял, написав благодарность Этель за отказ от дальнейших алиментов и в то же время, вкладывая чек?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Денни медленно опустился на сиденье. Эта работенка стоит гораздо больше, чем ему заплатят. Когда он уберет Нив Керни, в охоту будут спущены все сорок тысяч Нью-Йоркских копов.
* * *
Быстро шагая по тропинке в парке, Нив гадала, было ли случайным совпадением то, что она встретила сержанта Коллинза, или же это ангел-хранитель, посланный Майлсом.
Парк не был безлюдным: довольно много бегунов, несколько велосипедистов, пешеходы, и огромное количество бездомных, расположившихся под грудами газет или прикрывшихся драными одеялами. "Если они умрут здесь, никто этого и не заметит, " — подумала Нив. Бесшумно ступая мягкими итальянскими ботинками, она с раздражением поймала себя на том, что постоянно оглядывается через плечо. Как-то подростком, зайдя в библиотеку, она наткнулась на газету с фотографией тела ее матери на первой полосе. Сейчас, идя все быстрее и быстрее, ей вдруг представилось, что она опять смотрит на ту фотографию на первой странице «Дэйли Ньюс» под заголовком «Убийство». Только на этот раз на фотографии было не лицо Ренаты, а ее собственное лицо.
* * *
Китти Конвей записалась в класс верховой езды по одной-единственной причине: ей надо было чем-то заполнить время. Эта была все еще привлекательная женщина, несмотря на свои пятьдесят восемь лет, рыжеватая блондинка с серыми глазами, окруженными едва заметными морщинками. В былые времена в этих глазах всегда, казалось, плясали бесенята, такими они были очаровательными и озорными. Когда ей исполнилось пятьдесят, она говорила Майклу: «Ну что же делать, если я чувствую себя максимум на двадцать два?»
«Потому что тебе и есть двадцать два».... Уже почти три года, как Майкла не стало.
Когда Китти с опаской вскарабкалась на гнедую кобылу, она припомнила все свои начинания с тех пор, как она осталась одна. Китти получила лицензию на право заниматься продажей недвижимости, и можно сказать, что из нее получился неплохой продавец. Она заново обставила дом в Риджвуде, Нью-Джерси, который они с Майклом купили за год его смерти. Она была занята в Обществе Волонтеров и раз в неделю работала в музее. Два раза она ездила в Японию, где ее единственный сын, Майк-младший, служил военным офицером, там она наслаждалась тем, что проводила почти все время со своей внучкой, наполовину японкой. Она снова стала брать уроки игры на пианино, правда, уже без особого энтузиазма. Дважды в месяц она возила людей, лишенных возможности двигаться, на визиты к врачам, и вот сейчас — верховая езда, ее последнее увлечение. Но независимо от того, чем она занималась и сколько у нее было друзей, чувство одиночества все равно не покидало ее. Даже сейчас, храбро следуя за инструктором вместе с другими двенадцатью учениками, она видела только бесконечную грусть в окружающем ее пейзаже несмотря на приближение весны. «О, Майкл, — прошептала она, — Я бы хотела что-то изменить, я пытаюсь».
«Ну, как получается, Китти?» — крикнул ей инструктор.
"Прекрасно, " — отозвалась она.
«Если хочешь, чтобы в самом деле было прекрасно, натяни поводья. Покажи ей, кто хозяйка. И держи пятки вниз».
"Поняла, " — сказала Китти, а сама подумала: «Иди к черту. Эта старая кляча хуже всех. Я думала, что мне достанется Чарли, но ты, конечно, отдал его той сексапильной девице».
На трассе был крутой подъем. Ее лошадь останавливалась ущипнуть каждый клочок зелени, который попадался им на пути. Один за другим всадники из группы обгоняли их. Китти не хотелось отставать от всех. "Давай, черт бы тебя побрал, " — бормотала она. Она ударила каблуками по бокам лошади.
Внезапно лошадь резко запрокинула голову и встала на дыбы. Ошеломленная, Китти дернула поводья, а животное уже неслось вниз, в сторону от тропы. Лихорадочно она пыталась сообразить, что делать в таких случаях: не наклоняться вперед, а, наоборот, отклониться. Китти слышала, как катятся камни, выбитые копытами. Беспорядочный бег перешел в бешеный галоп вниз по холму, не разбирая дороги. Господи, боже мой, если лошадь упадет, она же раздавит всадника. Китти попыталась вытащить ноги из стремян, оставив только носки — чтобы не застрять на случай, если лошадь вдруг будет падать.
За собой Китти слышала крик инструктора: «Не тяни за поводья!» Она почувствовала, что задняя нога лошади зацепилась за что-то. Та дернулась, подалась вперед, но потом восстановила равновесие. Кусочек черного пластика взлетел и мазнул Китти по щеке. Она машинально глянула вниз, и на мгновение ей увиделась кисть руки в обрамлении ярко-синей манжеты — мелькнула и исчезла.
Достигнув подножия скалы, лошадь закусила удила и понеслась по направлению к конюшням. До последнего момента Китти удавалось удержаться и не вылететь из седла, но, когда кобыла резко остановила свой бег перед наполненной водой впадиной, она все-таки упала. Лежа на земле, Китти чувствовала каждую косточку в своем теле, но заставила себя встать и пошевелить руками и ногами, а также покрутить головой, чтобы убедиться, что обошлось без переломов и серъезных травм. Слава богу, кажется все было в порядке.
Подоспел инструктор: «Я говорил тебе, чтобы ты не теряла контроль. Ты должна быть хозяйкой положения. Ну, как ты, в порядке?»
"Лучше не бывает, " — сказала Китти. Она пошла к своей машине. «Увидимся в следующем веке».
* * *
Спустя полчаса, с наслаждением растянувшись в дымящейся и пенящейся джакузи, она начала смеяться. «Итак, наездника из меня не получилось. Это спорт для королевских особ. Уж лучше я с этого дня начну бегать трусцой». Мысленно она вернулась к тому, что ей пришлось пережить. Она подумала, что все это длилось, наверное, не больше двух-трех минут. Самое ужасное было, когда зацепилась задняя нога этой клячи ... Пролетевший мимо пластик заставил ее обернуться. А потом... эта рука в манжете. Смешно. Но она же видела... или не видела?
Китти прикрыла глаза, нежась в мягкой булькающей воде, с удовольствием вдыхая аромат масла для ванн.
"Забудь, " — сказала она себе.
* * *
Резкий холод заставил включить вечером отопление. Но даже в тепле Симуса знобило. Поковыряв гамбургер и жареный картофель в своей тарелке, он притворился, что ест. Симус всячески избегал взгляда Рут, сверлившего его через стол. «Ты все сделал?» — спросила она в конце концов.
«Нет».
«Почему нет?»
«Потому что лучше оставить так, как есть».
«Я говорила тебе, что надо все написать. Поблагодари ее за то, что она согласилась, что тебе эти деньги нужнее. — Голос Рут становился все пронзительнее. — Скажи ей, что за эти двадцать два года ты выплатил ей чуть ли не четверть миллиона долларов и бессовестно с ее стороны требовать больше за брак, который длился менее шести лет. Поздравь ее с заключением большого контракта на новую книгу и скажи, что ты очень рад, что она не нуждается в деньгах, а вот твои дети как раз нуждаются. Потом подпиши письмо и брось его прямо к ней в ящик. Мы сохраним копию этого письма. И пусть она только попробует открыть рот, все будут знать об ее ненасытности. Я бы хотела посмотреть, сколько колледжей почтит ее разными титулами, если узнают, что она не в состоянии сдержать свое слово».
«Этель эти угрозы только на руку, — прошептал Симус. — Суть такого письма она преподнесет по-своему, ведь алименты для нее — это триумф Женщины. Нельзя писать такое письмо, это будет ошибкой».
Рут оттолкнула тарелку. «Пиши!».
У них был старенький ксерокс, с третьей попытки он выдал довольно приличную копию письма. Рут протянула Симусу пальто. «Отправляйся и брось к ней в ящик».
Эти девять кварталов Симус предпочел пройти пешком. От всех напастей раскалывалась голова. Засунув руки в карманы, он то и дело нащупывал там два конверта. В одном из них лежал чек. Он выписал его без ведома Рут, незаметно вырвав лист с обратного конца своей чековой книжки. Письмо было в другом конверте. Который из них оставить в ящике? Ему не сложно было предугадать реакцию Этель на письмо, как если бы она стояла сейчас перед ним. Точно также, как он живо представлял себе лицо Рут, узнай она, что он оставил Этель чек.
Он завернул за угол Вест-Енд авеню и вышел на 82-ую улицу. Здесь была масса людей: молодые пары, нагруженные пакетами с продуктами, сделав покупки, возвращались домой с работы; нарядно одетые люди постарше останавливали такси, чтобы отправиться в дорогие рестораны или в театр; нищие лепились под стены особняков.
Когда показался дом Этель, Симуса внутренне передернуло. Почтовые ящики находились внутри, в холле, за запертой входной дверью наверху крыльца. Когда он раньше приходил сюда, чтобы оставить чек, он звонил суперинтенданту и тот впускал его. Но сейчас в этом не было необходимости. Девочка, в которой Симус узнал соседку Этель с четвертого этажа, обогнала его и поднималась по ступенькам. Он порывисто схватил ее за руку. Девочка в испуге оглянулась. Худенький подросток с острым личиком — ей, наверное, не больше четырнадцати. Не такая, как его девочки, подумал Симус. Выбрав лучшее, что было заложено в их с Рут генах, дочкам достались хорошенькие мордашки и мягкая очаровательная манера улыбаться. Он вынул один конверт и извиняющимся тоном спросил: «Ты не будешь против, если я зайду вместе с тобой в холл? Мне надо кое-что положить в почтовый ящик мисс Ламбстон».
Выражение испуга исчезло: «О, конечно. Я знаю, кто вы. Вы ее бывший муж. Сейчас, наверное, пятое число. Мисс Ламбстон так всегда говорит, когда вы приносите деньги». Девочка засмеялась, показывая редкие зубы.
Ничего не ответив, Симус нащупал в кармане конверт и ждал, пока девочка откроет дверь. Его захлестнула волна ярости. Итак, он уже посмешище для всего дома!
Почтовые ящики висели сразу за входной дверью. Ящик Этель был забит до отказа. Симус до сих пор не решил, что ему делать. Чек или письмо? Девочка стояла за внутренней дверью, наблюдая за ним. «Вы как раз вовремя, — сказала она. — Этель как-то говорила моей маме, что отправит вас прямиком в суд, если чек задержится».
Симуса охватила паника. Надо бросить чек. Он выхватил из кармана конверт и силой начал запихивать его в узкую щель ящика.
Придя домой, он лишь утвердительно кивнул в ответ на сердитый вопрос Рут. Он просто не вынес бы сейчас взрыва, который, естественно, последовал бы вслед за его признанием. Дождавшись, пока Рут выйдет, Симус повесил пальто, достал второй конверт и заглянул в него. Конверт был пуст.
Симус рухнул в кресло, его трусило, во рту появился привкус желчи. Он обхватил голову руками. Его опять угораздило дать маху. И чек, и письмо он сунул в один конверт. И теперь все это в ящике у Этель.
* * *
Всю среду Никки Сепетти провел в постели. Жжение в груди усилилось. Мария то входила, то выходила из спальни. Она принесла поднос с апельсиновым соком, кофе и свежим итальянским хлебом, густо намазанным джемом и в очередной раз надоедала ему с просьбой позволить ей позвать врача.
В полдень, сразу после того, как Мария ушла на работу, приехал Луи. "Позвольте заметить, что у вас больной вид, " — сказал он.
Никки спровадил его вниз посмотреть телевизор. Когда он будет готов отправиться в Нью-Йорк, он позовет Луи.
Луи прошептал: «Вы не ошибались относительно Мачадо; они убрали его». Он улыбнулся и подмигнул.
Ближе к вечеру Никки встал и начал одеваться. Ему следовало бы все-таки отправиться на улицу Малберри, не надо, чтобы все и каждый были в курсе, насколько он болен. Никки весь покрылся испариной, пока натягивал пиджак. Держась за спинку кровати, он медленно сел, ослабил галстук, расстегнул воротник рубашки и лег на кровать на спину. В течении следующих нескольких часов боль в груди росла и накрывала его гигантской волной. Под языком жгло от нитроглицериновых таблеток, которые он сосал, не переставая. Но они уже не помогали, просто вызывали привычную головную боль, растворяясь во рту.
Перед его глазами вставали лица; чаще всего лицо матери: «Никки, не водись с этими мальчишками, ты же хороший мальчик, к чему тебе проблемы». Утверждение собственного авторитета среди своих. Нет врагов маленьких и больших. Но женщины — никогда. Он так и заявил на суде. Тесса. Ему было бы приятно увидеть Тессу еще хотя бы раз. Никки-младший. Нет, Николас. Тереза и Николас. Они будут довольны, если он умрет в собственной постели, как подобает порядочному человеку.
Издалека он услышал, как открылась и закрылась входная дверь. Это, должно быть, пришла Мария. Затем прозвенел дверной звонок, оглушительно и настойчиво. Недовольный голос Марии: «Откуда я знаю, дома он или нет. Что вам нужно?»
«Я дома, — подумал Никки. — Да, я дома». Распахнулась дверь спальни. В поле его неподвижного взгляда попало перепуганое лицо Марии, он услышал ее вскрик: «Врача!» Еще лица. Копы. Они в штатском. Но, даже умирая, он чует их за версту. Он знал, почему они заявились сюда. Тот их парень, стукач, которого убрали. И, конечно, тут же приперлись к нему.
"Мария, " — вскрикнул он. Получилось прошептал.
Она склонилась, почти прижав ухо к его губам, поглаживая его лоб. «Никки!» — она заплакала.
«На... могиле моей... матери...я... не...заказывал...убили...жену...Керни».
Он еще силился сказать, что пытался предотвратить убийство дочери Керни. Но он лишь смог крикнуть: «Мама!» перед тем, как невыносимая боль обожгла в последний раз грудь и его глаза перестали видеть. Голова Никки дернулась на подушке, тяжелый предсмертный хрип наполнил дом и резко оборвался.
* * *
Скольким еще людям Этель растрепала о том, что он таскает деньги, которые она припрятывает по всей квартире? Этот вопрос не давал Дугу покоя все утро в среду, пока он сидел за своим столом в холле Космик Ойл Билдинг. Автоматически он подтверждал время приемов, записывал имена, раздавал пластиковые номерки ожидающим вызова и забирал их у посетителей, выходящих из кабинетов. Несколько раз Линда, секретарша с седьмого этажа, останавливалась поболтать с ним. Сегодня он держался с ней немного прохладно, и это интриговало ее. Как бы она прореагировала, если бы узнала о том, что он — наследник такой кучи денег? И откуда Этель все это взяла?
Находился только один ответ. Этель здорово тряхнула Симуса, когда тот собрался расторгнуть брак. Кроме алиментов, она оторвала солидный куш и, должно быть, весьма удачно его вложила. Потом хорошо пошла та книга, которую она написала пять или шесть лет назад. Несмотря на свои заскоки, она всегда была достаточно практичной. Именно это соображение вызывало у Дуга тошнотворную тревогу. Она знала, что он ворует ее заначки. Сколько людей еще знают об этом, благодаря ей?
Промучавшись этими проблемами до полудня, он принял решение. На его счету как раз достаточно денег, чтобы снять четыре сотни долларов. Он еле дождался, пока наконец не подошла его очередь в банке и четыре стодолларовые банкноты оказались у него в руках. Он припрячет их в разные укромные места, которые Этель не использует слишком часто для своих тайничков. Таким образом, при тщательном поиске они найдутся. Немного успокоившись, он взял себе хот-дог и вернулся к работе.
В шесть тридцать, завернув с Бродвея на 82-ую улицу, Дуг заметил Симуса, спешащего с крыльца дома Этель. Дуг чуть не рассмеялся вслух. Как же, как же — пятое число, и «этот слизняк» точно вовремя со своим чеком. Как, однако, жалко он смотрится в своем широченном заношенном пальто. Дуг с сожалением подумал о том, что может пройти еще немало времени, прежде чем он сам позволит купить себе новую одежду. Но с этого дня он должен быть предельно осторожным.
Он забирал почту каждый день, беря ключ из коробочки у Этель на столе. Конверт от Симуса был запихнут в ящик, даже немного высовывался наружу. В основном же в ящике была всякая реклама. Счета Этель направлялись прямо к ее бухгалтеру. Дуг просмотрел конверты и бросил их на стол. Все, кроме одного, без марки — «зарплата» от Симуса. Его конверт даже не заклеен как следует. Было хорошо видно, что в нем лежит письмо и чек.
Совсем не трудно открыть его, а потом снова заклеить. Он потянул за краешек и осторожно, стараясь не порвать, открыл конверт. Из него выпал чек. Господи, здесь было бы над чем поработать графологу. Если когда-нибудь состояние стресса изображали графически, то это был бы почерк Симуса, сплошь состоящий из пляшущих каракуль.
Дуг положил чек обратно, раскрыл письмо, прочитал его, потом прочитал еще раз и у него от изумления отвисла челюсть. Что за черт... Он осторожно вложил письмо, лизнул клейкий краешек и крепко прижал к конверту. В сознании Дуга, как застывшая картина, возник Симус, почти бегом пересекающий улицу, засунув руки в карманы. Он явно что-то задумал. Что же за игру он затеял, написав благодарность Этель за отказ от дальнейших алиментов и в то же время, вкладывая чек?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29