Вслед ему раздавались вражеские проклятья. Француз громыхал позади, кок какой-то допотопный зверь из кошмарного прошлого. Спингарну казалось, что он слышит яростное шипение брезентового рукава с порохом.
— Смех, да и только, — сказал он вслух. Но ему было совсем не смешно.
— Должно быть, что-то перепутано в этой Игре…
На долю секунды перед ним вспыхнул свет ярче, чем мог дать светильник с жиром или пороховая труба. Он почувствовал, что близок к спасению.
Может быть, сержант Хок знает, что делать.
Но сержант поджег шнур и скоро мрачно и удовлетворенно усмехнется, когда несколько десятков французов, их пушки, лошади и саперы вместе с различными запасами, повозками с порохом и принадлежностями взлетят па воздух.
Только рядовой Спингарн мог найти выход.
Спингарн отпрыгнул, когда меч француза просвистел рядом с ним. Гигант быстро терял силы; поразительно, как даже самые могучие люди лишаются силы в узких подземных галереях и тоннелях. Люди небольшого роста, вроде самого Спингарна, страдали меньше других.
— Почему я выбрал именно эту Игру? Гигант обещал ему ужасный конец. Галерея наполнилась дымом. Спингарн ухмыльнулся. «Это только Игра!».
— Я хочу выйти из Игры!
Глава 2
Он без труда был извлечен из-под стен Турне, с особым мастерством вытащен из тоннеля, поднят невидимыми руками и оказался… где? На небе?!
— Рядовой Спингарн прибыл, сэр!
Разве Бог — офицер? Проповедник Мак-Адам говорил о Великом Генерале, который управляет нашими судьбами, хотя, возможно, он имел в виду великого герцога Мальборо. Спингарн расправил свои испачканные плечи и отдал честь. И снова ошибся. Здесь не было ни кудрявого облака, ни ворот в рай, обещанный проповедником. Место выглядело как внутренности трофейных французских часов капрала Тиллиярда — что-то блестящее, крутящееся, механическое.
Спингарн стоял на белом меховом ковре, который расстилался до абсолютно черных стен. На него уставился ряд немигающих стеклянных глаз, вставленных в ажурные рамы; из глаз исходил тихий шум, похожий на звук заводных часов капрала. Спингарн спросил:
— Арбитр?
Это был не Бог. Здесь не было ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего мир рядового Спингарна: Бог не станет глядеть множеством глаз, спрятавшись в жужжащих механизмах из стекла и металла; Бог не станет обитать в кубической комнате иссиня-черных и чисто-белых цветов; и он не будет держать солдата королевы Анны в столь долгом ожидании, решая, что с ним делать.
Кем бы Арбитр ни был, он ждал, пока Спингарн сделает первый ход.
— Все было так реалистично, — услышал Спингарн свое собственное бормотание. — Я не думаю, что сбежал бы из Игры, если бы не доспехи, — знаете, сэр, это была ошибка.
Он вспомнил приближавшуюся металлическую башню с острым, обагренным кровью мечом, вытянутым вперед. Его охватила паника. Помещение казалось знакомым. Даже глаза, мерцающие тысячью цветов, кажется, он тоже видел когда-то. Воспоминание о них было далеким и пугающим, но он встречал их раньше. Он бывал уже в этом помещении. Только был ли он в то время Спингарном? Его страх усилился. Спингарн двинулся прочь от ажурных механизмов. Они следили за ним, осматривая, наблюдая, спрашивая.
— Я знаю, что я не Спингарн, — сказал он сканерам.
Они должны ответить. Признание в ответ на признание.
Еще одно смутное воспоминание пронеслось в его голове: они не ответят. Они не могут ответить! Пока Спингарн не будет знать, почему — не будет знать условий Игры. Пока он не узнает, почему он смог прокричать, что хочет вырваться из вонючего тоннеля с его холодом, смертью и страхами.
— Я не настоящий Спингарн, — повторил он. Все «когда» и «как» требовали, чтобы на них обратили внимание.
Спингарн услышал, как говорит вслух:
— Я не Спингарн. Я — Вероятностный человек.
Он не имел понятия о том, что это означает, так же, как не знал, что скрыто за сканерами.
Тем не менее он был вполне уверен, что он — не рядовой Спингарн. Не тот рядовой Спингарн, который был моряком и которого очаровали гигантские корабельные пушки. Пушки поразили его, заряды пороха, превращающиеся в огненную ярость, привели в бурный восторг, и Спингарн ухватился за возможность вступить в Седьмой полк мушкетеров Ее Британского Величества, надеясь работать с порохом и поистине дьявольскими машинами разрушения.
— Это не я, — сказал Спингарн. Он вспомнил другие Игры в других Сценах. Игры?
— Да, — пробормотал Спингарн вслух. Его радовала возможность покончить с сотней альтернатив, среди которых могла ждать только полная дезориентация и безумие. — Да! Я взял тайм-аут в этой Игре.
С Играми разобраться было просто, потому что где-то в глубине его разума хранились воспоминания об истории эволюции Сцен. Спингарн знал, что он находится не в небесном убежище. Его вытащили из аттракциона, который известен под названием Сцен. Со времени Прекращения Труда они стали убежищем для человеческой расы, полностью освободившейся от отчаянной борьбы за существование, борьбы, которая была выиграна. Работали только машины. А люди играли в Сценах.
Он — не рядовой Спингарн, а кто-то другой, обладающий обрывками воспоминаний и смутным сознанием, — участвовал в Сцен е, в безнадежной Игре. И он взял тайм-аут, чтобы получить шанс вернуться в свой собственный мир. В каком он был времени?
Затем возникли воспоминания о других Играх. Каждый раз — опасные моменты, когда он, бывший рядовой Спингарн, стартовал заново в одной из сотен Сцен, построенных человечеством, чтобы не угаснуть от безделья. До Спингарна дошло, что он находился в самой гуще событии, одно опаснее другого. Эти Игры едва не закончились для него при осаде Турне.
Спингарн вспомнил некоторые из других Игр и содрогнулся.
Но был путь вовне.
Нужно вспомнить, что ты можешь взять тайм-аут.
Когда ты произнесешь слова вслух, тебя доставят в капсулу тайм-аута.
Это была капсула тайм-аута!
И в ней был один-единственный рычаг, который позволит ему контролировать… нет, не контролировать… не то… может, манипулировать? Да! — один-единственный рычаг, который позволит манипулировать вероятностями Сцены!
Откуда я это знаю?
Спингарн не доверял своим неожиданно обретенным знаниям.
— Спингарн? — сказал он вслух. — Откуда я знаю про Сцены?
Он понял, что все еще зовет себя Спингарном. Но лучше такое имя, чем никакого.
— Так, Спингарн, — сказал он тихо, — ты должен все продумать. Ты достаточно проницателен, чтобы воспользоваться имеющимися ключами, — до сих пор тебе все удавалось. Я имею в виду, что тебя могли очень искусно по-
18
Мостить на кудрявое облако с небесной музыкой. И ты бы поверил, что попал в Первозданный Рай. Арбитра могли сделать совершенно анахроничным с помощью какого-нибудь трюка с отражениями. Или, может быть, поместить сюда двух гуманоидных роботов в ночных рубашках и убедить тебя, что ты стоишь перед парой греческих философов? Тебе облегчили жизнь, Спингарн, кем бы ты ни был!
У Спингарна появилось чувство, что его время на исходе. Это чувство было при нем еще тогда, когда он впервые услышал слабое постукивание французских кирок. Затем пришел ответ на один незаданный вопрос. Кто-то вписал в Игру Вычеркивание. В Сцене было слишком много сложностей, и распутать их можно было, только устроив ситуацию, где немногие свободные концы торчали бы наружу. У него был свободный конец.
Если бы он не начал сомневаться в точности Игры, то был бы выброшен взрывом из устья тоннеля, вылетел из красной земли с переломанными костями и затем погребен навечно в искореженном грунте. Однако кто-то слегка перепутал времена, — и Спингарн почувствовал, что смеется. Если бы огромный француз не носил выдавшие его средневековые доспехи, они погибли бы вместе.
Он посмотрел на Арбитра. Арбитра?
Тот неприветливо жужжал, и чувство времени, убегающего от него в спиральных пружинах, вернуло Спингарна в прежнее положение. Рычаг!
Должна быть какая-то команда. Это помещение, очевидно, было небольшой капсулой в Сцене, сооруженной из силовых волн, которая незаметно вставлялась в воссозданный ландшафт прошедшей эпохи. Это была прихожая в его настоящее — тоже тоннель, хотя и не такой, где он провел последние два или три месяца. И наблюдатели были не более чем машинами, которые докладывали… Арбитру тайм-аута. Спингарн шел по следу. Его крик, вызванный страхом, завел его сюда — и не в первый раз! Он начал извлекать из памяти воспоминания о других формах существования: Спингарн — голый раб, стоящий на песчаной арене, лицом к ухмыляющейся паре пигмеев; Спингарн, смытый за борт с разбитой ядрами палубы, когда старинное судно попало в ураган; Спингарн в роскошных одеяниях, рассматривающий грудь китаянки, желтую и мягкую, как масло, а потом услышавший резкие удары военного гонга, когда монголы начали атаку. И всякий раз он мог вспомнить формулу, чтобы выбраться из опасной ситуации: Я хочу выйти из Игры!
И попасть в другую.
Если только он не вспомнит — почему?
— Сканеры!
Спингарн отскочил в сторону, чтобы избежать цветных глаз. Он бросился к приборам, прежде чем зрачки снова могли поймать его в фокус. И опередил глаза.
Тогда Спингарн увидел то, что, может быть, ускользало от него раньше не один десяток раз в этой же самой капсуле пространства-времени. Вместе с реальным прыжком он совершил прыжок мысленно.
Сканеры смотрели не на него, они смотрели вместе с ним!
Спингарн — это имя сохранилось, хотя остальные отличительные черты почти исчезли, — понял, почему его перебрасывали из одной Игры в другую. Каждый раз он оказывался в самых трудных условиях, спускаясь по спирали вниз во все более глубокие и опасные Сцены. Он знал, почему серия головокружительных приключений подошла к концу.
Он содрогнулся. Его едва не вычеркнули из Сцен. Он поглядел в сканеры и увидел, что ему делать.
Его место в Игре занял другой Спингарн.
Эта древняя Сцена должна длиться непрерывно. Все участники обязаны сыграть свои роли.
И новый человек станет рядовым Спингарном. Ненадолго. Пока Спингарн не узнает, почему он — Вероятностный человек.
Глава 3
Шнур горел. Огромный француз в стальном костюме все еще приближался к грязному, похожему на краба Спингарну. Оба покрыты сажей и грязью, человек в доспехах выпачкан кровью — кровью Тиллиярда, саперов и отчасти своей собственной — там, где кинжал мертвого капрала вонзился в его лодыжку.
— Это не я!
Это был не он. В тоннель забросили другую бедолагу, с помощью совсем другого тоннеля, который вел через расщелины пространства и времени и выбросил бегущего испуганного человека в красную землю Турне. Каким образом замена произошла почти без потери времени? Огонь запала продвинулся не более чем на десять футов, пока Спингарн со страхом и любопытством наблюдал, как глаза сканера в свою очередь следили за ним. Это был тот же самый запал, тот же тоннель; и та же самая атмосфера, насыщенная запахом мочи и сажей, огонь, грязь, зловоние и ужас царили вокруг. Тот же самый уставший гигант со своим грозным мечом, протянутым к незащищенному телу отчаявшегося сапера.
Прежде чем Спингарн начал действовать, он пришел еще к одному выводу. Капсула, которой он сейчас управлял, была небольшим аномальным узлом в пространстве-времени. «Тайм-аут» обозначал именно это. Время вне времени. Небольшой трюк с его собственным временем. И прежде всего ему необходимо доказать, что он сам может выполнить такой же трюк. В те мгновения, когда он глядел на сканеры, в его разум нашли дорогу новые воспоминания — полууслышанные фразы, тонкие дискуссии, в которых он не принимал участия, запасы информации, которую ему не приходилось использовать раньше, целые разделы инструкций, которые он никогда не исследовал. Внезапно потребовалась информация, которую он хранил годами в своем другом существовании. И Спингарн понял, где находится и для чего нужна капсула.
Если ему удастся доказать, что он умеет управлять Игрой, то он сможет выйти из нее. Не раньше.
Ему надо управлять будущим нового рядового Спингарна.
А в случае неудачи?
Это он тоже знал.
Искрящееся пламя миновало напряженную фигуру, которая была так похожа на него. Пламя осветило испуганного человека — широкие, сильные плечи, длинные руки, короткое туловище, белые форменные штаны, ставшие красными от грязи и, возможно, от крови его погибших товарищей. И при свете этого примитивного орудия разрушения Спингарн мог видеть тревожное оливковое лицо гиганта. Оба они вовлечены в противоборство и полны взаимной ненависти, оба страшно боялись горящего запала. Спингарн мог видеть в их обведенных сажей глазах, что они знали об опасности, — новый рядовой Спингарн не утратил своих знаний, когда в основание его черепа была введена миниатюрная кассета памяти.
Спингарн включил приборы.
Сейчас сканеры стали его глазами. Они сообщали ему все, что происходило в Сцене, все, что могло случиться, все, что случилось до этого момента, и все мысли, действия, побуждения, чувства и надежды двух актеров. При желании Спингарн мог также прикоснуться к датчику и включить более широкий обзор — развернуть перед собой, как пульсирующую карту, всю сцену осады Турне с десятками тысяч актеров, с генералами, ворами, шлюхами и мертвецами. Он мог также скрупулезно наблюдать за одним человеком — например, за сержантом Хоком, который смотрит из-за повозки с зерном или из-за укрепления, находясь в полной безопасности, с трубкой во рту и все еще горящим фитилем в руке. Этим фитилем он поджег запал. Довольный и ожидающий Хок, который закричит «Ура!», когда несколько сотен врагов будут подброшены на тридцать футов в воздух вместе со своими кирками и лопатами, мушкетами и гранатами, давно позеленевшими мертвецами и, вполне вероятно, человеком, который занял место Спингарна.
Он мог видеть все. Но ни он и никто другой не могли отменить того, что сделал сержант. Запал горел, планета, на которой была воссоздана осада Турне, повернулась вокруг оси на долю оборота, Хок медленно улыбнулся, гигант под землей увидел запал — и изменить все это не могли ни создатели Сцен, ни Спингарн.
Что он мог сделать?
Сколько у него времени?
У него осталось достаточно знаний рядового Спингарна. Он мог совершать элементарные арифметические действия. Толстый шнур горел медленнее в сыром воздухе тоннеля, чем снаружи. Конечно, ненамного. Для шнура такого типа примерно три секунды на ярд плюс-минус одна-две секунды на слишком плотно набитый порох или на полное сгорание яри-медянки. Любому из испуганных людей хватит времени, чтобы втоптать горящий запал в плотную, вонючую красную грязь.
Забудут ли они вражду, чтобы спастись?
И разве это имело значение!
— Лепя не касается, — сказал себе Спингарн, зная, что он пытается обмануть себя.
— Это их дело, — добавил он, вполне уверенный в обратном.
Нет. Тайм-аут означал, что ты вышел из Игры, но тебе надо гарантировать, что тот, кто занял твое место, в каком-то смысле продолжил существование. Все это пронеслось в голове Спингарна, когда он позволил своим грязным пальцам приблизиться к приборам. Еще больше мысленных цепочек заполнило его мозг, когда две сенсорные подушечки выскользнули, как серые слизняки, и коснулись ладоней. Он умел пользоваться сенсорными кнопками. В той, прошлой жизни он умел пользоваться симуляторами общих переживаний, которые впускали тебя в самые потаенные думы актеров Игры. Сейчас он знал, что чувствовал человек в доспехах; с объятым паникой разумом нового Спингарна он уже был полностью знаком. Сейчас надо внести небольшое исправление в Игру. Иначе действие будет продолжаться по предопределенному пути — так, как придумал какой-то режиссер Игры: шнур будет бешено рассыпать искры, бочонки взорвутся, француз и рядовой Спингарн погибнут ужасной смертью. Тайм-аут давал шанс выйти из непрерывной цепи событий в пределах Сцены.
Тайм-аут.
Ты говоришь «Стоп!» — и в промежутке между событиями появляется капсула; она незримо присутствует, как огромное и невидимое уравнение над Игрой. И когда тебя мягко поднимают в капсулу, кто-то занимает твое место.
Новый Спингарн — внешне похожий на тебя и, возможно, объятый той же самой ненасытностью, которая привела тебя в одну из Первобытных Сцен, — кем бы он ни был, появлялся в сложных ситуациях и вставал на твое место. Но и ему необходимо крикнуть: «Я хочу выйти!».
Спингарн наблюдал за своим двойником.
Огонь прошел мимо него, как ужасное насекомое, — зловещий блеск в зловонном, сыром, дымном тоннеле.
Никто не кричит: «Я хочу выйти!», пока находиться в Игре не становится невыносимо. Ты произнесешь эти слова — если сможешь вспомнить формулу — только в том случае, когда нет другого выхода. Сейчас Спингарн вспомнил, что видел такое же задумчивое, пристальное выражение на лицах мужчин и женщин всякий раз, когда обстоятельства становились невыносимыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21