Он поймал ее взгляд.— А теперь ты меня любишь?— Конечно, я люблю тебя.— Я твой любимый? — спросил он по-детски наивно, с ангельской улыбкой, и она улыбнулась в ответ.— Да. Можно и так выразиться.— Тогда почему нельзя, чтобы все было как прежде?— Как прежде?— Да. Ты, я и Холланд?Холланд.Она прижала его к себе. Долго-долго молчала, приводя мысли в порядок, потом заговорила снова. Она много думала, сказала она, о том, как умер его отец. В тот день в конце ноября, когда опускал корзины в яблочный погреб. Что он думает обо всем этом? О том, как его отец умер?Откровенный и непоколебимый в своей прямоте, он сказал:— Холланд стоял возле самой крышки люка. Я думаю, он толкнул ее. — Он сказал это так легко и искренне, что она не усомнилась. Ее подсознательная догадка была правильна: Холланд, настоящий Холланд, убил своего отца, сбросил на него крышку люка, разбил ему голову. Холланд был убийцей собственного отца. Это не плод воображения Нильса.— Почему? — спросила она.— Он ненавидел его.— Ненавидел? Он сказал тебе об этом? Он говорил тебе?— Нет — не словами. Но я знал.— Как?— Я думаю... думаю, это мое шестое или седьмое чувство.Его шестое или седьмое чувство. Она крепко охватила его руками.— Но ты не ответила на мой вопрос? — сказал он.— Я не помню...— Я спросил, почему мы не можем опять делать так, как делали прежде?— О, мой дорогой! Нильс, ты должен выслушать меня. Внимательно. Ты можешь?— Да.— Ничто не может повториться в точности. Ничто и ни с кем. Мы все однажды доходим до какой-то точки в жизни, от которой уже не можем повернуть назад, мы должны идти дальше. Все зашло слишком далеко. Надо это остановить, понимаешь? Теперь это должно быть остановлено.— Больше не будет игры?— Нет. Больше игры не будет.Она задрожала, когда он посмотрел на нее, казалось, он что-то читал у нее на лице, что-то, что напугало его. Что-то не связанное с тем, что Холланд убил папу, а связанное с ним, Нильсом.— Ты собираешься отослать меня отсюда, — сказал он спокойно, разглядывая носки своих башмаков.— Отослать? — повторила она, напуганная тем, что он прочел ее мысли. — Почему, зачем мне тебя отсылать, douschka? — С обреченной на неудачу попыткой отшутиться.Но он игнорировал ответ, ушел от него, не стал больше говорить об этом, и она могла поклясться, что он знает, знает, о чем она думает, что его мозг уже срисовал картинку, которую она вообразила: странное здание из кирпича, красного и грязного, похожее на фабрику «Розовый камень», со стальными решетками и крепкими засовами, куда отправили бабушку Перри. Нет. Нет, не надо думать об этом. Она никогда не примирится с таким концом для своего любимого.— Нет, детка, тебя никто не отошлет отсюда.— Хорошо, — сказал он просто, сжав ей руку, и взгляд его стал чистым и доверчивым. Они шли по дорожке рядом, их ноги одновременно ступали по гравию. Она снова взялась за сердце. Она добилась частичного успеха — заставила его произнести слова: Холланд умер. Он признал это наконец. Холланд мертв. Если Холланд мертв, кто же тогда творил все эти ужасы? Может быть, ей удастся заставить его взглянуть фактам в лицо. Холланд умер, Нильс — жив. Это начало, во всяком случае — первый шаг. Она проследит за тем, чтобы последовали другие. Это то же самое, что учить ребенка ходить.Ребенок... ребенок...Бледная, чуть живая, она встала как вкопанная, лицом к нему, и задала еще один вопрос:— Нильс, а где же ребенок?— Ребенок?— Да. Ребенок Торри.— Ребенок Торри? — Его лицо снова покраснело.— Я не знаю.— Но ты должен знать, детка. Ты должен!— Нет! Я не знаю!— Тогда кто знает? — настаивала она.Он ответил, не ответил, а выкрикнул:— Холланд знает! Спроси Холланда! Неожиданно на фоне его истошного крика она услышала голос, ясно и отчетливо произнесший: «Бойся бешеной собаки, которая подкрадывается ради собственного удовольствия, она укусит! И, укусив, будет кусать впредь».И быстрее, чем ее рука ударила по детскому лицу, она произнесла эти слова вслух. "О", — прошептала она, более напуганная своим поступком, чем его словами. В ужасе глядела она на свою ладонь. Она не должна была этого делать, думала она, уходя, почти убегая прочь от него по дорожке. Это не он, это ужасное наваждение, этот труп, завладевший его телом. Он будет носить его в себе, покуда будет жив. Она понимает это теперь. Эта его вспышка, свидетелем которой она только что была, — ведь он так любил его и так не любил... Другой... это было почти то же, как если бы...Она судорожно вздохнула, шагая впереди него, боясь на него оглянуться, и не подозревала при этом, как медленно исчезает красная отметина, след пощечины, с его щеки, и не догадывалась, с каким выражением он шагает следом, глядя плоскими пустыми глазами из-под нависших бровей в ее несгибаемую спину. 5 Обычно анекдотам в столовой во время обеда не было конца. Если подслушивать у дверей, можно было услышать, как мистер Пеннифезер рассказывает анекдот про спасательный жилет или другой, про еврея, гулявшего с папой римским: «Кто это там, рядом с Гинзоуггом?» — или мистер Фенстермахер начнет излагать «Minnehaha». Легко узнать, кто собрался в комнате, по манере смеяться: вот дядя Джордж, старающийся быть веселым; вот низкое, грудное громыхание доктора Брайнарда — будто грузовик заводят, и кончается все обратным выхлопом в карбюратор; высокое гнусавое хихиканье мистера Фенстермахера; мистер Фули, как приличествует его профессии, смеется редко. Сегодня вечером вряд ли кто-нибудь вообще смеялся. Говорили мало, подавленно; чувствовалось, что каждый мечтает побыстрее развязаться с этим обедом и удрать.Когда Винни через вращающуюся дверь вышла из буфетной, в кухне можно было расслышать позванивание льдинок и плеск воды, наливаемой в бокалы, позвякивание серебра по фарфору.— Честное слово, Райдер едва прикоснулся к пище, — сказала она. — Напрасно мистер Перри настаивал, чтобы он был там. — Она махнула рукой в сторону столовой. — Он мог бы покушать на кухне или у себя наверху, на подносе, или вообще пообедать вне дома, как миссис Валерия. — В то время как мистер Фенстермахер гостил у Перри, Валерию пригласила на обед миссис Фенстермахер, а потом дамы собирались в кино.Винни налила горячий кофе в серебряный кофейник и поставила его на поднос со сливками и сахаром.— Винни, — сказала Ада, — когда мистер Анжелини принесет бочонок, поставь поднос на середину стола, чтобы стол не поцарапали.— Да, миссис. — Винни толкнула дверь бедром и прошла. Вернувшись к раковине, Ада пыталась загнать возбуждение вовнутрь, отмывая тарелки после обеда.Нильс поднялся с кресла. Пятно меркурохрома виднелось у него на щеке, красная полоса там, где царапнула булавка-полумесяц.— Нам надо помочь ей, — сказал он, подавая знак Холланду, стоявшему поодаль, выражение лица мечтательное и отсутствующее, капли пота над верхней губой, глаза подернуты пленкой. И опять все тот же Азиатский Взгляд. — Давай, — сказал Нильс, протягивая близнецу кухонное полотенце. — Я буду полоскать, а ты вытирай.Блюдце выпало из рук Ады в раковину.— Прекрати это наконец! — закричала она, вытирая щеку тыльной стороной ладони. — Подними полотенце!Опять появилась Винни и прошла к холодильнику, чтобы достать миску со взбитыми сливками на десерт.— Со стола убрано, — доложила она, озадаченная напряженным молчанием в кухне. — Где же Лино? — спросила она, притворяясь, что ничего не заметила. — Мистер Перри просил вас всех зайти, он собирается произнести тост. — Наложив взбитые сливки, она унесла десерт. Нильс смотрел на Аду — бросив работу, та молча ломала руки.Задняя дверь широко распахнулась, и вошел Лино Анжелини с винным бочонком на плече. В этот же самый миг вернулась Винни, а следом за ней дядя Джордж.— Грандиозный обед, — объявил он — глаза блестят, язык слегка заплетается. — А вот и Лино, прямо по графику. Вноси его, Лино, вноси. Пошли, Ада, Нильс. Время. — Он открыл дверь. — Ты тоже зайди, Винни. Мы хотим, чтобы все семейство было в сборе.— Джордж... — Ада колебалась.— Пошли, пошли, заходите, — настаивал он самым сердечным тоном. — Это великий вечер. Банкет не может обойтись без тоста, а тоста не будет без семьи.Когда остальные вышли, Винни задержалась и тронула Аду за руку.— Что у вас тут случилось? — спросила она в замешательстве. — Нильс опять разговаривал сам с собой?— Нет, дорогая, — ответила Ада, покачав головой. — Это просто игра.Озадаченная Винни следом за ней прошла через буфетную в прокуренную столовую, освещенную дрожащим светом свечей. Центральное украшение стола, большая ваза с фруктами, была сдвинута в сторону. На ее место среди винных бутылок и ждущих тоста бокалов был поставлен серебряный поднос с ножками, а на него — бочонок с вином, выглядевший до странного неуместно. Когда вошла Ада, все члены управы поднялись, — все, кроме мистера Пеннифезера.— Это Ада? — спросил он со своего места возле входа в буфетную. Ада подошла к нему, пожала руку, поцеловала в щеку, потом взяла свободный стул и села поодаль от стола, возле китайского чайного столика. Оставив кресло по другую сторону чайного столика Холланду, Нильс встал у стены, в тени, прямо напротив мистера Анжелини, принаряженного по такому случаю.Когда Винни подала бокалы, Джордж стал подставлять их под краник и разливать вино. Потом полные до краев бокалы возвращались, каждый на свое место.— Вот этот для Винни, — игриво говорил Джордж, передавая бокал Аде. — А этот для Лино. Самый большой.Когда мистер Пеннифезер получил свой бокал, он нащупал его ножку и легонько постучал по ней ложечкой, призывая ко вниманию. В комнате все стихло, он встал; опустив плечи, уставившись в стол черными очками, скрывавшими слепоту, он произнес речь:— Ну, — сказал он просто, — я рад, что мы собрались здесь. Еще один год прошел, и еще раз мы собрались за столом в доме дедушки Перри. Это был печальный год. Семья понесла много потерь, много печальных утрат. Когда я услышал, что наш обычный обед все-таки состоится, я был удивлен. И были среди нас такие, которых это поразило, возможно, — я не знаю. Но я счастлив, что мы все же встретились, счастлив, что Джордж и Ада настояли на этом. Я думаю, что каждому из нас эта встреча поможет немного приободриться. — Он повернулся в сторону Райдера, который чуть заметно кивнул. — Все мы, не члены этой семьи, мы все... мы чувствуем, что представляем здесь граждан нашего города. И мы хотим сказать, что испытываем чувство глубочайшего соболезнования и сожаления о тех, кого не стало в последние месяцы. Глубочайшего сожаления, можно сказать. И я знаю — мы все знаем, — что члены этой семьи найдут в себе силы подчиниться воле Господа нашего.— Аминь, — сказали остальные.Его пальцы осторожно скользнули по скатерти, нащупывая бока. Он нашел и поднял его, и все мужчины снова встали.— Мы гордимся честью, — продолжал мистер Пеннифезер, — быть друзьями семьи Дедушки Перри, который так много сделал для общества, упорно и доброжелательно. Уотсон Перри был хорошим другом Пиквот Лэндинг, и теперь мы, каждый из нас, собрались здесь в его честь, чтобы принять его пожертвование на городские нужды. Леди и джентльмены, — произнес он с подъемом, — выпьем же в память о Джоне Уотсоне Перри!Имя эхом отозвалось за столом, бокалы были воздеты к портрету на стене, поддерживая традиционный мемориальный тост.— Слушайте, слушайте, — повторял Нильс вместе со всеми, пригубив вино и протягивая бокал Холланду, выражения лица которого не мог разобрать.Джордж поддержал тост и протянул белый конверт с чеком доктору Брайнарду, который передал его Фенстермахеру, а тот вручил его мистеру Пеннифезеру. Мужчины уселись, и Винни, осушив бокал, стала подавать десерт. Разговор возобновился, мистер Пеннифезер дружески болтал с мистером Анжелини, который стоял возле его стула и, смущенный, принял второй бокал вина. Ада незаметно ускользнула в буфетную, а Винни разливала кофе, когда распахнулась дверь, выходящая в холл, все повернули головы и увидели Торри, застывшую на пороге.Снова мужчины встали, а Райдер бросился к жене и попытался вывести ее из комнаты.— Нет... нет, пожалуйста. Я... — Она повисла у него на руке, бессмысленно озираясь вокруг. Одета она была небрежно: кофта не застегнута, чулок нет. Она не накрасилась, и волосы, собранные на затылке, небрежно стянуты резинкой. В руках она держала куклу-лампу, провод от нее тянулся по полу. Удивленная обращенными к ней взглядами, она заколебалась.— Я пришла... — начала она снова, с мукой глядя на Райдера.— Ты пришла, чтобы присоединиться к тосту, правда, Торри? — поддержал ее дядя Джордж, стараясь разрядить напряженность, и проводил ее на место. — Ну разве это не замечательно!— Да, — сказала она рассеянно. Вилка лампы скрежетала по голому полу, пока она позволяла себя усаживать. Она положила лампу на колени и поправила юбку-абажур. На ее заплаканном лице выделялись красные глаза с припухшими веками, в глазах застыла пустота. Голос хриплый, так что для Нильса это была не Торри, а какое-то незнакомое, полное тоски существо.Затянувшееся молчание прервал мистер Пеннифезер:— Джордж, поскольку Торри почтила нас своим присутствием, я считаю, что мы должны провозгласить второй тост. Может быть, доктор произнесет его?Доктор Брайнард прочистил горло, члены управы откашливались в ладошки, подтягивали галстуки и старались смотреть куда угодно, только не на Торри, прямо сидевшую во главе стола и безучастно смотревшую на Джорджа, подставившего бокал под втулку бочонка и свободной рукой повернувшего краник.Как кровь из вскрытых вен, вино брызнуло в бокал, затем струя иссякла, снова брызнула, журча, и сошла на нет.Пораженный, Джордж повертел маховик, поставил бокал и наклонил бочонок над ним. Слабая струйка потекла в полупустой бокал.— Не может быть пустым, — пробормотал он, встряхивая бочонок и крутя его на серебряной подставке. Он прислушался, затем удивленно уставился на Лино. — Черт побери, похоже, он полный, правда, Лино? — Его пожелтевшие от табака пальцы развязали узел стягивающей бочонок веревки. Он отбросил в сторону брезент и при свете поднятой свечи заглянул внутрь. И тут же схватил салфетку и прижал ко рту, и, в то время как Нильс и мистер Анжелини оставались на своих местах, остальные подошли поближе — мистер Фенстермахер и доктор Брайнард, мистер Фули и Ада, — и все вместе посмотрели. Мистер Фенстермахер первым бросился прочь, издавая громкие хриплые звуки, Ада закричала, и Торри, вскочив, бросилась вперед, раскинув руки, и Райдер с трудом перехватил ее, когда она стала падать, а кукла-лампа откатилась к стене, лампочка лопнула.— Что это? — недоумевал мистер Пеннифезер. — Что это? — Он один сидел, прячась за черными очками, в дальнем конце стола, не имея возможности видеть то, что ясно видели остальные и что Нильс, вглядывающийся в колеблющийся в пламени свечи облик брата-близнеца, старался не видеть: маленькое лицо, выглядывающее из темно-красного вина, совсем как младенец в бутылке, волосы развеваются, глаза смотрят в потолок, рот раскрыт в немом крике. 6 Бедный ребеночек. О, бедный, бедный ребеночек, маленький ребеночек Торри. Сердце его кровоточит. Иисус, Холланд, Христос, Холланд, о, Христос, что же это делается! Какое ужасное, жуткое злодейство сотворено с маленьким младенчиком Торри. Наизнанку выворачивает, стоит только об этом подумать. Холланд, наверное, рехнулся. Да, так должно быть, Холланд действительно рехнулся. Надо быть сумасшедшим, чтобы вытворять такое. Но как бы там ни было, он оказался прав: Холланд знал, где находится ребеночек, конечно, он знал.Как тихо вокруг. Спокойствие и мертвая тишина. Обычно в доме что-нибудь потрескивает под штукатуркой, трещат половицы, потолок, будто дом медленно рассыпается. Но не теперь. Теперь ни звука. Кроме дедушкиных часов. Тик-так, тик-так. В темноте это действовало на нервы, пугало его. Сколько уже времени прошло с тех пор, как он сидит в кладовке? Как он ненавидит темноту!Осторожно сменив позу, он толкнул локтем мешок с клюшками для гольфа дяди Джорджа и ухватил его, прежде чем мешок грохнулся на пол. От мешка шел запах, какой-то странный спертый дух. Так пахнут калоши, так пахнет папина кожаная куртка, висящая на крючке. В кладовке было душно. Узкий луч света проникал сквозь неплотно прикрытую дверь. Приложив глаз к щели, он мог видеть только верхнюю площадку лестницы. Он сбежал из столовой прежде, чем кто-нибудь заметил его исчезновение, — кто-нибудь, только не Ада, ее глаза следили за каждым его движением, но ей не хватило быстроты, и, прежде чем она поняла это, он прошел через буфетную, кухню, потом через холл и вверх по лестнице в кладовку. Вскоре дядя Джордж протопал в свою комнату, видимо, за ключами от машины, потому что Нильс расслышал, как что-то говорилось о том, что Райдер отвезет Торри в дом своей матери на поправку и вызовет констебля Блессинга. Потом он слышал, как ушли остальные, члены управы и другие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22