был поздний вечер, падал снег, было холодн
о, но все же не настолько холодно, чтобы бывалая «путешественница» Золот
ая Рыбка могла бы замерзнуть насмерть.
Хотя… Замерзнуть насмерть, уснуть и не просыпаться больше Ч пожалуй, эт
о было бы для не сейчас самым лучшим выходом!
Единственным выходом.
Потому что вернуться назад, в подземелье, в Империю Рыбка не могла.
А больше идти ей было некуда!
Было бы ей лет двенадцать Ч как тогда, когда она сбежала из дома Ч она ре
шилась бы, пожалуй, обратиться в один из христианских приютов. Она знала и
х адреса, потому что ей приходилось не раз возвращать оттуда детей…
Но ей недавно исполнилось пятнадцать.
Рыбка считала себя уже слишком взрослой для приюта!
А потому Ч брела теперь без цели и без надежды, дрожа в своей убогой вылез
шей шубке, а снег шел все сильнее…
Рыбке было грустно и страшно. Гораздо страшнее, чем в тот день, когда она с
бежала от матери и отчима! Тогда ее переполняли ярость, обида и Ч возбужд
ение: ведь она решилась наконец на ПОСТУПОК! Ушла! Действительно ушла! Док
азала матери, что может обойтись и без ее фальшивой заботы, обернувшейся
Ч предательством. Тем более Ч было лето, тепло, на помойке возле рынка бы
ло много ящиков с чуть тронутыми тлением, но еще вполне годными в пищу фру
ктами, очень вкусными даже, а потом Ч ее заметили и о ней «позаботились»,
хотя и здесь эта забота была совсем не бескорыстна, с ней делали примерно
то же, что сделал с ней отчим, но Рыбка была уже умненькая, она понимала, что
глупо ждать от чужих людей бескорыстной заботы ( это мать должна была люб
ить ее и заботиться бескорыстно, а не пытаться удержать с помощью дочкин
ых прелестей этого грубого, вонючего мужика! ), к тому же Ч то, что делали с
ней здесь ( будь то Кривой или еще кто-нибудь из мужчин ) было почему-то сов
сем не так больно, как с отчимом, а иногда даже и приятно! И потом она не без
некоторого удовольствия даже «промышляла» на вокзалах. Она ведь была кр
асива… А потому Ч платили ей больше, чем другим девочкам, она могла покап
ризничать и отказаться, ее никогда не били, у нее даже «цивильный прикид»
был, чтобы выполнять разнообразные «особые задания». Правда, теперь, рас
прощавшись с подземным миром, Рыбка поняла, что и у ее особого положения е
сть свои недостатки: ведь она, в результате, ничего, совсем ничего не умела
, кроме как раздвигать ноги перед мужиками и ласково разговаривать с пох
ищаемыми детишками! Ее, например, воровать не учили: она была слишком заме
тна, чтобы стать хорошей воровкой, слишком много притягивала к себе взгл
ядов… Правда, благодаря милому, располагающему личику и нежному голосу,
она легко входила в доверие к людям и могла по-мелкому мошенничать. Впроч
ем, в Москве она этим никогда не занималась, чтобы не быть потом случайно у
знанной кем-нибудь из пострадавших: опять же Ч слишком заметная, запоми
нающаяся внешность! Мошенничеством Рыбка «развлекалась» во время летн
их «вояжей» по стране. И вряд ли теперь она могла бы таким путем прокормит
ься…
Да и стоило ли?
Она ведь не любила ту жизнь, которую ей приходилось вести! Многим Ч нет, б
ольшинству это нравилось! Ч были даже такие, кого влекла «романтика сво
бодной жизни», романтика коллектора, подземки, гнили и вшей! Кто, подобно э
тому глупому мальчишке Мелкому, ради этой гнусной, грязной, убогой, безза
конной, бесполезной, бессмысленной жизни бросали и любящих родителей, и
теплую квартиру с чистой ванной, кто считал себя «избранным», специально
созданным для этой жизни, кто стремился к ней целенаправленно, кто прихо
дил в «нижний мир», в Империю безо всякого принуждения! Короче, были те, ко
му нравилась эта жизнь… А вот Рыбка ее не любила. И всегда мечтала вырвать
ся. И рассказывала себе на ночь сказки с хорошим концом. Ну, вроде как Ч по
дходит к ней на улице представительный мужчина, восхищается ее красотой
, но не с тем, чтобы снять на ночь, а потому что он Ч известный фотограф или
кинорежиссер, разглядел в ней, помимо внешности, еще и уникальную фотоге
ничность или актерский талант, все равно что, лишь бы забрал ее к себе, сде
лал бы из нее звезду, а потом Ч пусть бы мать увидела ее по телевизору и по
жалела бы о том, что так плохо поступила с единственной дочкой, и пришла бы
просить прощения, и Рыбка бы ее простила, обязательно простила… Или Ч др
угая фантазия: чтобы в Рыбку влюбился благородный следователь, вроде Кор
радо Каттани из «Спрута» ( Рыбка смотрела этот фильм еще там, дома, и тогда
она мечтала о том, чтобы Коррадо Каттани оказался ее настоящим отцом, а те
перь Ч она предпочла бы, чтобы он в нее влюбился, спас бы ее, как он спас Тит
ти Печа-Шалоэ, и женился бы на ней! ). Потом место благородного комиссара за
нял некий вымышленный «авторитет», который делал Рыбку своею подругой
Ч он бы не разочаровался в ней никогда, Рыбка могла быть верной, она тольк
о и мечтала всю жизнь о том, чтобы быть верной кому-нибудь, чтобы быть кому-
нибудь нужной! В общем-то, благодаря этим мечтам Рыбка и была такой хороше
й проституткой: в каждом клиенте она видела своего потенциального освоб
одителя и потому отдавалась каждому со всей искренностью, с желанием пон
равиться, угодить…
…Но теперь этот путь был для нее закрыт!
Теперь она не мечтала больше о фотографе, режиссере, Коррадо Каттани и «а
вторитете», теперь ей было смешно и гадко вспоминать об этих своих мечта
х, теперь она не могла больше искать своего избранника среди «клиентов»,
теперь у нее вообще больше не могло быть никаких клиентов, потому что она
знала, кто единственный избранник, потому что теперь она могла любить по-
настоящему и хранить верность Ч хотя бы памяти его! Ч и в память о нем со
блюсти чистоту своего тела, с которого былые прегрешения он смыл бесстра
стными, заботливыми, нежными прикосновениями!
Венечка, милый Венечка!
Когда Рыбка вспоминала о нем, она заходилась в слезах.
Он смог понять ее и пожалеть!
Он смог бы и оценить ее, и вытащить из этой грязи, сделать честной женщиной
, матерью семейства, окружить любовью и роскошью, каждый день купать в ван
не со вкусно пахнущей розовой пеной…
Но Веника больше нет.
А потому Ч лучше бы ей замерзнуть насмерть…
Падал снег.
Рыбка шла, горько плача и дрожа от холода, сама не сознавая, куда и зачем он
а идет.
А потом она услышала пение… Серебристые переливы нежнейших детских гол
осов!
Рыбка остановилась, прислушалась… Действительно, поют! Далеко, правда… П
лохо слышно… Но так поют, что сердце замирает в сладкой истоме и кажется, ч
то вся душа раскрывается, как цветок, навстречу этому пению, а за спиной вы
растают крылья!
Светлана по прозвищу Золотая Рыбка, сама того не подозревая, была очень м
узыкальна. Совершенно неразвитая в этой области ( ровно как и во всех друг
их областях, кроме секса, пожалуй! ), она, однако, обладала прекрасным слухо
м и врожденным чутьем, заставлявшим ее замирать при звуках классической
музыки, и Ч спасаться бегством от музыкальных киосков, истошно орущих ф
альшивыми голосами современных эстрадных кумиров.
И сейчас, стоя на заснеженной темной улице, вслушиваясь в далекие дивные
звуки, Рыбка млела и таяла, чувствуя, как боль, грызущая ее душу, превращае
тся в сладостную тоску о нездешнем…
Будучи девушкой практичной, Рыбка огляделась, ища источник дивных звуко
в… Но ничто не указывало на близость театра или концертного зала, да и суг
робы, отражая звук, мешали определить его источник!
Рыбка была настолько зачарована, что решилась спросить у спешащего куда
-то мужчины с елкой на плече и мандаринами в оранжевом пакете:
Ч Извините, вы не знаете, где это поют? Ч робко спросила она, стараясь не
попасть в свет фонаря, чтобы убожество ее одежды не отпугнуло одинокого
прохожего. Он мог подумать, что она собирается попрошайничать…
Ч Поют? Ч растерялся мужчина.
Прислушался, повертел головой… И указал на другую сторону улицы:
Ч Вон там поют! Видите? Костел Непорочного Зачатия. Там католики сегодня
Рождество празднуют.
Ч Католики? Ч удивилась Рыбка. Ч А кто это?
Ч Ну-у-у… Ну, иностранцы, поляки всякие.
Ч А все поляки Ч католики?! Ч в голосе Рыбки зазвучала такая трепетная
надежда, что мужчина отступил от нее на два шага.
Ч Вроде Ч да… Вы извините, я спешу…
Ч Пожалуйста! Еще один вопрос!!!
Ч Да?
Ч Скажите, а костел Ч это церковь по-ихнему?
Ч Да, это ИХ церковь, Ч мужчина специально сделал ударение на «их», но Ры
бка не поняла, почему…
Мужчина ушел.
Рыбка стояла в задумчивости, ощупывая в кармане пятидесятидолларовую б
умажку. Но потом Ч вздохнула, тряхнула волосами и решительно полезла че
рез сугробы на другую сторону улицы.
«Ты Ч еврей?»
«Нет, я Ч поляк…»
«Католики? А кто это?»
«Ну, иностранцы, поляки всякие.»
…О церкви, о Боге, об ангелах она имела самое смутное представление. О Баал
-Зеббуле она имела куда больше сведений, чем о том, кому поклонялись люди
верхнего мира, во имя кого они носили золотые, серебряные и аллюминевые к
рестики, чье тонкое лицо с огромными, сострадательными глазами она могла
видеть на надвратных иконах всех московских монастырей. Но при этом Ч Р
ыбка знала, что люди верхнего мира платят священникам деньги, чтобы те за
казывали заупокойные молитвы об умерших. Можно было даже заказать молит
вы на целый год! Это, конечно, стоило дорого, но зато Ч целый год любимое им
я будет повторяться в молитвах во время соответствующего обряда в храме
. Какой в этом смысл Ч Рыбка не ведала: похоже, люди верхнего мира считали,
что молитва, произнесенная специальным человеком в специальном месте, б
ыстрее доходит до Бога и до того, чье имя заказываешь поминать.
У Рыбки было пятьдесят долларов.
Она решила заказать заупокойную молитву по Венику.
Пусть он Ч там, наверху Ч узнает, что Рыбка любит и помнит его здесь, вниз
у…
Костел возвышался над нею темной громадой: вытянутый, заостренный, услов
но устремлявшийся к небу в едином порыве сотен молящихся душ!
Он вовсе не был похож на православные церквушки, которых Рыбке немало пр
ишлось повидать в своих скитаниях: нарядные, в пестрых завитушках, с окру
глыми золотыми «луковками» и ажурными крестами.
Костел был величественен. Строен. Строг.
В темноте Рыбка не могла видеть, что здание полуразрушено, в строительны
х лесах, среди вагончиков и груд мусора Ч впрочем, даже если бы она увидел
а все это, ничего бы не изменилось в ее восприятии, потому что костел был п
рекрасен, а пение, несшееся из узких высоких окон, еще прекраснее всего, чт
о Рыбке приходилось видеть и слышать за всю ее разнесчастную жизнь!
Рыбка робко толкнула тяжелую дверь… Вошла… В первом помещении Ч пусто…
Какие-то стенды с фотографиями…
Овальный фарфоровый медальон с фотографией красивой белокурой женщины
Ч это не могла быть икона, женщина была настоящая! Ч а такие медальоны Р
ыбка видела на кладбище, на надгробных памятниках… Наверное, и эта женщи
на умерла. Может быть, она похоронена здесь… Такая красивая! Такая молода
я!
С такой светлой улыбкой! Казалось, она улыбалась Рыбке, пытаясь приободр
ить ее…
Распятие на стене.
Под распятием Ч что-то вроде умывальника, но Ч очень красивое, мраморно
е.
Рыбка склонилась, попила воды…
Пение доносилось из-за вторых дверей, украшенных вверху стеклянными вст
авками.
Рыбка вошла в эти двери…
Большой темный зал. Ряды скамеек. Никаких икон! Только Ч большая статуя к
расивой девушки Ч Богоматерь, наверное, но почему без младенца? Перед ст
атуей Ч высокий стол, накрытый белой кружевной скатертью. На столе Ч бо
льшая книга.
Вокруг Ч елочные гирлянды, игрушки. Незажженные свечи в высоких подсвеч
никах. Пение Ч увы! Ч не настоящее, а в записи, играет двухкассетный магн
итофон… И Ч ни одной живой души! Неужели они не боятся, что их обокрадут? Н
еужели они ТАК верят в силу и защиту своего Бога?!
Рыбка потопталась на месте.
Ей неловко было долго оставаться здесь в одиночестве…
Конечно, ее завораживала музыка, особенно Ч в купе с теплом и ароматом ел
овых ветвей, но все же Ч если что пропадет, на нее ведь подумают!
Она должна найти кого-то, кто хоть сколько-нибудь похож на священника, ко
му она отдаст пятьдесят долларов с просьбой молиться за Веника столько в
ремени, на сколько этих пятидесяти долларов хватит.
Рыбка пошла вперед, вдоль рядов скамеек… И вдруг увидела то, что до сих пор
закрывала от нее увитая ветвями колонна!
Она увидела странную высокую скамеечку, за скамеечкой Ч углубление в ст
ене, а в углублении Ч две елки и много-много раскрашенных гипсовых кукол
. Таких красивых кукол ей никогда не приходилось видеть! Там был высокий л
ысый старик с посохом, трое нарядных бородатых мужчин в коронах и с вазоч
ками в руках, трое других Ч тоже бородатых, но закутанных в шкуры, и младе
нец ( почему-то не в люльке, а в корыте с соломой! ), и всякие животные… Но лучш
е всех ( и больше всех по размеру ) была женщина, прекрасная женщина, похожа
я на ту большую, которую Рыбка приняла за Богоматерь, но лучше, красивее. И,
если та просто стояла, чуть склонив голову и ласково глядя на входящих, то
эта Ч разрывала на груди одежду и даже самую плоть, чтобы открыть свое се
рдце, пронзенное сразу семью кинжалами! Это открытое и пронзенное сердце
так удивило и напугало Рыбку, что она снова расплакалась и, плача, потянул
ась к гипсовой статуэтке, чтобы потрогать, убедиться, что ей не чудится ве
сь этот кошмар!
Ч Не надо трогать! Зачем ты трогаешь? Отойди оттуда, девочка, не надо трог
ать, Ч прозвенел позади нее женский голос с нотками иностранного акцен
та.
Рыбка так испугалась, что дернулась и едва не свалила ту странную высоку
ю скамеечку…
Женщина подхватила скамеечку и поставила назад.
Она была молода, румяна и крепка, как налитое яблочко, очень странно и очен
ь скромно одета, в простое серое платье и черный же Ч платок? нет, не плато
к это Ч с белым кантом.
Волосы скрыты. Ни капли макияжа на лице. Из украшений только длинные дере
вянные бусы и деревянное же распятие.
Рыбка догадалась, что эта женщина Ч монашка, хотя она и не походила на пра
вославных монашек, «ворон», как называли их нищие, кормившиеся в хлебода
рнях монастырей.
Ч Я не хотела ничего украсть! Правда! Только эта женщина… У нее же сердце
проколото! Ч захлебываясь, заговорила Рыбка. Ч Это Богоматерь, да? Я вот
пятьдесят долларов принесла, мне надо заказать молитву за одного челове
ка, его звали Веник, то есть Ч «Вениамин», по-еврейски это значит «самый л
юбимый сын», но он не был евреем, он был поляк, поэтому я думаю, что молитву н
адо заказывать в вашей церкви, ведь поляки вашему Богу молятся, да?
Монашка выслушала ее, нахмурившись, а потом вдруг улыбнулась и глаза ее п
росияли золотисто, и она коснулась своей рукой руки Рыбки.
Ч Мы все молимся одному Богу и Святой Матери Его. Но, если твой друг, детка
, был поляком, то он, скорее всего, католик. Давно ли он умер?
Ч Его убили… Не так давно.
Ч Он умер насильственной смертью? Не успев исповедаться?!
Ч Это очень плохо, да? Ч испугалась Рыбка. Ч Но он не виноват, он просто н
е мог успеть сразу и Настю спасти, и исповедаться! Но он был очень-очень хо
роший, очень красивый и ему было восемнадцать лет!
Ч Восемнадцать лет… Бедный мальчик.
Ч Вы помолитесь за него? Вы ему грехи отпустите?
Ч Я могу помолиться. И ты Ч тоже… Что до грехов, то теперь он во власти Гос
пода вместе со всеми своими грехами.
Но ты не плачь, Пресвятая Дева сможет умилостивить Сына Своего, надо толь
ко помолиться ей об этом.
Ч Вот, пятьдесят долларов! Вы не бойтесь, они настоящие! Только на скольк
о молитв их хватит, пятидесяти-то? По нынешнему курсу это где-то двести се
мьдесят тысяч рублей…
Ч Убери свои деньги, девочка, Здесь Ч храм! Ч сурово сказала монашка. Ч
А тем более Ч сегодня святой праздник…
Если ты хочешь помочь церкви Ч у нас есть счет в банке, можешь перевести д
еньги на него, на ремонт храма… Но мне кажется, что ты сама в них нуждаешьс
я.
Ч А как же молитва?
Ч Мы сейчас помолимся с тобою. Вдвоем. Пока еще храм пуст, нам не помешают
… Как тебя зовут?
Ч Рыбка. То есть Ч Света. А вас?
Ч Сестра Малгожата. Ты Ч католичка?
Ч Не знаю…
Ч Ну, все равно… Стань на колени вот сюда… А сюда положи сложенные руки…
И повторяй за мной… Аве, Мария…
…Рыбка стала коленями на нижнюю ступень скамейки, а сложенные лодочкой р
уки положила на верхнюю ступень, и они с сестрой Малгожатой замечательно
уместились здесь вдвоем, и Рыбка повторяла непонятные, но такие чудесны
е, звучные слова, и вспоминала Веника…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
о, но все же не настолько холодно, чтобы бывалая «путешественница» Золот
ая Рыбка могла бы замерзнуть насмерть.
Хотя… Замерзнуть насмерть, уснуть и не просыпаться больше Ч пожалуй, эт
о было бы для не сейчас самым лучшим выходом!
Единственным выходом.
Потому что вернуться назад, в подземелье, в Империю Рыбка не могла.
А больше идти ей было некуда!
Было бы ей лет двенадцать Ч как тогда, когда она сбежала из дома Ч она ре
шилась бы, пожалуй, обратиться в один из христианских приютов. Она знала и
х адреса, потому что ей приходилось не раз возвращать оттуда детей…
Но ей недавно исполнилось пятнадцать.
Рыбка считала себя уже слишком взрослой для приюта!
А потому Ч брела теперь без цели и без надежды, дрожа в своей убогой вылез
шей шубке, а снег шел все сильнее…
Рыбке было грустно и страшно. Гораздо страшнее, чем в тот день, когда она с
бежала от матери и отчима! Тогда ее переполняли ярость, обида и Ч возбужд
ение: ведь она решилась наконец на ПОСТУПОК! Ушла! Действительно ушла! Док
азала матери, что может обойтись и без ее фальшивой заботы, обернувшейся
Ч предательством. Тем более Ч было лето, тепло, на помойке возле рынка бы
ло много ящиков с чуть тронутыми тлением, но еще вполне годными в пищу фру
ктами, очень вкусными даже, а потом Ч ее заметили и о ней «позаботились»,
хотя и здесь эта забота была совсем не бескорыстна, с ней делали примерно
то же, что сделал с ней отчим, но Рыбка была уже умненькая, она понимала, что
глупо ждать от чужих людей бескорыстной заботы ( это мать должна была люб
ить ее и заботиться бескорыстно, а не пытаться удержать с помощью дочкин
ых прелестей этого грубого, вонючего мужика! ), к тому же Ч то, что делали с
ней здесь ( будь то Кривой или еще кто-нибудь из мужчин ) было почему-то сов
сем не так больно, как с отчимом, а иногда даже и приятно! И потом она не без
некоторого удовольствия даже «промышляла» на вокзалах. Она ведь была кр
асива… А потому Ч платили ей больше, чем другим девочкам, она могла покап
ризничать и отказаться, ее никогда не били, у нее даже «цивильный прикид»
был, чтобы выполнять разнообразные «особые задания». Правда, теперь, рас
прощавшись с подземным миром, Рыбка поняла, что и у ее особого положения е
сть свои недостатки: ведь она, в результате, ничего, совсем ничего не умела
, кроме как раздвигать ноги перед мужиками и ласково разговаривать с пох
ищаемыми детишками! Ее, например, воровать не учили: она была слишком заме
тна, чтобы стать хорошей воровкой, слишком много притягивала к себе взгл
ядов… Правда, благодаря милому, располагающему личику и нежному голосу,
она легко входила в доверие к людям и могла по-мелкому мошенничать. Впроч
ем, в Москве она этим никогда не занималась, чтобы не быть потом случайно у
знанной кем-нибудь из пострадавших: опять же Ч слишком заметная, запоми
нающаяся внешность! Мошенничеством Рыбка «развлекалась» во время летн
их «вояжей» по стране. И вряд ли теперь она могла бы таким путем прокормит
ься…
Да и стоило ли?
Она ведь не любила ту жизнь, которую ей приходилось вести! Многим Ч нет, б
ольшинству это нравилось! Ч были даже такие, кого влекла «романтика сво
бодной жизни», романтика коллектора, подземки, гнили и вшей! Кто, подобно э
тому глупому мальчишке Мелкому, ради этой гнусной, грязной, убогой, безза
конной, бесполезной, бессмысленной жизни бросали и любящих родителей, и
теплую квартиру с чистой ванной, кто считал себя «избранным», специально
созданным для этой жизни, кто стремился к ней целенаправленно, кто прихо
дил в «нижний мир», в Империю безо всякого принуждения! Короче, были те, ко
му нравилась эта жизнь… А вот Рыбка ее не любила. И всегда мечтала вырвать
ся. И рассказывала себе на ночь сказки с хорошим концом. Ну, вроде как Ч по
дходит к ней на улице представительный мужчина, восхищается ее красотой
, но не с тем, чтобы снять на ночь, а потому что он Ч известный фотограф или
кинорежиссер, разглядел в ней, помимо внешности, еще и уникальную фотоге
ничность или актерский талант, все равно что, лишь бы забрал ее к себе, сде
лал бы из нее звезду, а потом Ч пусть бы мать увидела ее по телевизору и по
жалела бы о том, что так плохо поступила с единственной дочкой, и пришла бы
просить прощения, и Рыбка бы ее простила, обязательно простила… Или Ч др
угая фантазия: чтобы в Рыбку влюбился благородный следователь, вроде Кор
радо Каттани из «Спрута» ( Рыбка смотрела этот фильм еще там, дома, и тогда
она мечтала о том, чтобы Коррадо Каттани оказался ее настоящим отцом, а те
перь Ч она предпочла бы, чтобы он в нее влюбился, спас бы ее, как он спас Тит
ти Печа-Шалоэ, и женился бы на ней! ). Потом место благородного комиссара за
нял некий вымышленный «авторитет», который делал Рыбку своею подругой
Ч он бы не разочаровался в ней никогда, Рыбка могла быть верной, она тольк
о и мечтала всю жизнь о том, чтобы быть верной кому-нибудь, чтобы быть кому-
нибудь нужной! В общем-то, благодаря этим мечтам Рыбка и была такой хороше
й проституткой: в каждом клиенте она видела своего потенциального освоб
одителя и потому отдавалась каждому со всей искренностью, с желанием пон
равиться, угодить…
…Но теперь этот путь был для нее закрыт!
Теперь она не мечтала больше о фотографе, режиссере, Коррадо Каттани и «а
вторитете», теперь ей было смешно и гадко вспоминать об этих своих мечта
х, теперь она не могла больше искать своего избранника среди «клиентов»,
теперь у нее вообще больше не могло быть никаких клиентов, потому что она
знала, кто единственный избранник, потому что теперь она могла любить по-
настоящему и хранить верность Ч хотя бы памяти его! Ч и в память о нем со
блюсти чистоту своего тела, с которого былые прегрешения он смыл бесстра
стными, заботливыми, нежными прикосновениями!
Венечка, милый Венечка!
Когда Рыбка вспоминала о нем, она заходилась в слезах.
Он смог понять ее и пожалеть!
Он смог бы и оценить ее, и вытащить из этой грязи, сделать честной женщиной
, матерью семейства, окружить любовью и роскошью, каждый день купать в ван
не со вкусно пахнущей розовой пеной…
Но Веника больше нет.
А потому Ч лучше бы ей замерзнуть насмерть…
Падал снег.
Рыбка шла, горько плача и дрожа от холода, сама не сознавая, куда и зачем он
а идет.
А потом она услышала пение… Серебристые переливы нежнейших детских гол
осов!
Рыбка остановилась, прислушалась… Действительно, поют! Далеко, правда… П
лохо слышно… Но так поют, что сердце замирает в сладкой истоме и кажется, ч
то вся душа раскрывается, как цветок, навстречу этому пению, а за спиной вы
растают крылья!
Светлана по прозвищу Золотая Рыбка, сама того не подозревая, была очень м
узыкальна. Совершенно неразвитая в этой области ( ровно как и во всех друг
их областях, кроме секса, пожалуй! ), она, однако, обладала прекрасным слухо
м и врожденным чутьем, заставлявшим ее замирать при звуках классической
музыки, и Ч спасаться бегством от музыкальных киосков, истошно орущих ф
альшивыми голосами современных эстрадных кумиров.
И сейчас, стоя на заснеженной темной улице, вслушиваясь в далекие дивные
звуки, Рыбка млела и таяла, чувствуя, как боль, грызущая ее душу, превращае
тся в сладостную тоску о нездешнем…
Будучи девушкой практичной, Рыбка огляделась, ища источник дивных звуко
в… Но ничто не указывало на близость театра или концертного зала, да и суг
робы, отражая звук, мешали определить его источник!
Рыбка была настолько зачарована, что решилась спросить у спешащего куда
-то мужчины с елкой на плече и мандаринами в оранжевом пакете:
Ч Извините, вы не знаете, где это поют? Ч робко спросила она, стараясь не
попасть в свет фонаря, чтобы убожество ее одежды не отпугнуло одинокого
прохожего. Он мог подумать, что она собирается попрошайничать…
Ч Поют? Ч растерялся мужчина.
Прислушался, повертел головой… И указал на другую сторону улицы:
Ч Вон там поют! Видите? Костел Непорочного Зачатия. Там католики сегодня
Рождество празднуют.
Ч Католики? Ч удивилась Рыбка. Ч А кто это?
Ч Ну-у-у… Ну, иностранцы, поляки всякие.
Ч А все поляки Ч католики?! Ч в голосе Рыбки зазвучала такая трепетная
надежда, что мужчина отступил от нее на два шага.
Ч Вроде Ч да… Вы извините, я спешу…
Ч Пожалуйста! Еще один вопрос!!!
Ч Да?
Ч Скажите, а костел Ч это церковь по-ихнему?
Ч Да, это ИХ церковь, Ч мужчина специально сделал ударение на «их», но Ры
бка не поняла, почему…
Мужчина ушел.
Рыбка стояла в задумчивости, ощупывая в кармане пятидесятидолларовую б
умажку. Но потом Ч вздохнула, тряхнула волосами и решительно полезла че
рез сугробы на другую сторону улицы.
«Ты Ч еврей?»
«Нет, я Ч поляк…»
«Католики? А кто это?»
«Ну, иностранцы, поляки всякие.»
…О церкви, о Боге, об ангелах она имела самое смутное представление. О Баал
-Зеббуле она имела куда больше сведений, чем о том, кому поклонялись люди
верхнего мира, во имя кого они носили золотые, серебряные и аллюминевые к
рестики, чье тонкое лицо с огромными, сострадательными глазами она могла
видеть на надвратных иконах всех московских монастырей. Но при этом Ч Р
ыбка знала, что люди верхнего мира платят священникам деньги, чтобы те за
казывали заупокойные молитвы об умерших. Можно было даже заказать молит
вы на целый год! Это, конечно, стоило дорого, но зато Ч целый год любимое им
я будет повторяться в молитвах во время соответствующего обряда в храме
. Какой в этом смысл Ч Рыбка не ведала: похоже, люди верхнего мира считали,
что молитва, произнесенная специальным человеком в специальном месте, б
ыстрее доходит до Бога и до того, чье имя заказываешь поминать.
У Рыбки было пятьдесят долларов.
Она решила заказать заупокойную молитву по Венику.
Пусть он Ч там, наверху Ч узнает, что Рыбка любит и помнит его здесь, вниз
у…
Костел возвышался над нею темной громадой: вытянутый, заостренный, услов
но устремлявшийся к небу в едином порыве сотен молящихся душ!
Он вовсе не был похож на православные церквушки, которых Рыбке немало пр
ишлось повидать в своих скитаниях: нарядные, в пестрых завитушках, с окру
глыми золотыми «луковками» и ажурными крестами.
Костел был величественен. Строен. Строг.
В темноте Рыбка не могла видеть, что здание полуразрушено, в строительны
х лесах, среди вагончиков и груд мусора Ч впрочем, даже если бы она увидел
а все это, ничего бы не изменилось в ее восприятии, потому что костел был п
рекрасен, а пение, несшееся из узких высоких окон, еще прекраснее всего, чт
о Рыбке приходилось видеть и слышать за всю ее разнесчастную жизнь!
Рыбка робко толкнула тяжелую дверь… Вошла… В первом помещении Ч пусто…
Какие-то стенды с фотографиями…
Овальный фарфоровый медальон с фотографией красивой белокурой женщины
Ч это не могла быть икона, женщина была настоящая! Ч а такие медальоны Р
ыбка видела на кладбище, на надгробных памятниках… Наверное, и эта женщи
на умерла. Может быть, она похоронена здесь… Такая красивая! Такая молода
я!
С такой светлой улыбкой! Казалось, она улыбалась Рыбке, пытаясь приободр
ить ее…
Распятие на стене.
Под распятием Ч что-то вроде умывальника, но Ч очень красивое, мраморно
е.
Рыбка склонилась, попила воды…
Пение доносилось из-за вторых дверей, украшенных вверху стеклянными вст
авками.
Рыбка вошла в эти двери…
Большой темный зал. Ряды скамеек. Никаких икон! Только Ч большая статуя к
расивой девушки Ч Богоматерь, наверное, но почему без младенца? Перед ст
атуей Ч высокий стол, накрытый белой кружевной скатертью. На столе Ч бо
льшая книга.
Вокруг Ч елочные гирлянды, игрушки. Незажженные свечи в высоких подсвеч
никах. Пение Ч увы! Ч не настоящее, а в записи, играет двухкассетный магн
итофон… И Ч ни одной живой души! Неужели они не боятся, что их обокрадут? Н
еужели они ТАК верят в силу и защиту своего Бога?!
Рыбка потопталась на месте.
Ей неловко было долго оставаться здесь в одиночестве…
Конечно, ее завораживала музыка, особенно Ч в купе с теплом и ароматом ел
овых ветвей, но все же Ч если что пропадет, на нее ведь подумают!
Она должна найти кого-то, кто хоть сколько-нибудь похож на священника, ко
му она отдаст пятьдесят долларов с просьбой молиться за Веника столько в
ремени, на сколько этих пятидесяти долларов хватит.
Рыбка пошла вперед, вдоль рядов скамеек… И вдруг увидела то, что до сих пор
закрывала от нее увитая ветвями колонна!
Она увидела странную высокую скамеечку, за скамеечкой Ч углубление в ст
ене, а в углублении Ч две елки и много-много раскрашенных гипсовых кукол
. Таких красивых кукол ей никогда не приходилось видеть! Там был высокий л
ысый старик с посохом, трое нарядных бородатых мужчин в коронах и с вазоч
ками в руках, трое других Ч тоже бородатых, но закутанных в шкуры, и младе
нец ( почему-то не в люльке, а в корыте с соломой! ), и всякие животные… Но лучш
е всех ( и больше всех по размеру ) была женщина, прекрасная женщина, похожа
я на ту большую, которую Рыбка приняла за Богоматерь, но лучше, красивее. И,
если та просто стояла, чуть склонив голову и ласково глядя на входящих, то
эта Ч разрывала на груди одежду и даже самую плоть, чтобы открыть свое се
рдце, пронзенное сразу семью кинжалами! Это открытое и пронзенное сердце
так удивило и напугало Рыбку, что она снова расплакалась и, плача, потянул
ась к гипсовой статуэтке, чтобы потрогать, убедиться, что ей не чудится ве
сь этот кошмар!
Ч Не надо трогать! Зачем ты трогаешь? Отойди оттуда, девочка, не надо трог
ать, Ч прозвенел позади нее женский голос с нотками иностранного акцен
та.
Рыбка так испугалась, что дернулась и едва не свалила ту странную высоку
ю скамеечку…
Женщина подхватила скамеечку и поставила назад.
Она была молода, румяна и крепка, как налитое яблочко, очень странно и очен
ь скромно одета, в простое серое платье и черный же Ч платок? нет, не плато
к это Ч с белым кантом.
Волосы скрыты. Ни капли макияжа на лице. Из украшений только длинные дере
вянные бусы и деревянное же распятие.
Рыбка догадалась, что эта женщина Ч монашка, хотя она и не походила на пра
вославных монашек, «ворон», как называли их нищие, кормившиеся в хлебода
рнях монастырей.
Ч Я не хотела ничего украсть! Правда! Только эта женщина… У нее же сердце
проколото! Ч захлебываясь, заговорила Рыбка. Ч Это Богоматерь, да? Я вот
пятьдесят долларов принесла, мне надо заказать молитву за одного челове
ка, его звали Веник, то есть Ч «Вениамин», по-еврейски это значит «самый л
юбимый сын», но он не был евреем, он был поляк, поэтому я думаю, что молитву н
адо заказывать в вашей церкви, ведь поляки вашему Богу молятся, да?
Монашка выслушала ее, нахмурившись, а потом вдруг улыбнулась и глаза ее п
росияли золотисто, и она коснулась своей рукой руки Рыбки.
Ч Мы все молимся одному Богу и Святой Матери Его. Но, если твой друг, детка
, был поляком, то он, скорее всего, католик. Давно ли он умер?
Ч Его убили… Не так давно.
Ч Он умер насильственной смертью? Не успев исповедаться?!
Ч Это очень плохо, да? Ч испугалась Рыбка. Ч Но он не виноват, он просто н
е мог успеть сразу и Настю спасти, и исповедаться! Но он был очень-очень хо
роший, очень красивый и ему было восемнадцать лет!
Ч Восемнадцать лет… Бедный мальчик.
Ч Вы помолитесь за него? Вы ему грехи отпустите?
Ч Я могу помолиться. И ты Ч тоже… Что до грехов, то теперь он во власти Гос
пода вместе со всеми своими грехами.
Но ты не плачь, Пресвятая Дева сможет умилостивить Сына Своего, надо толь
ко помолиться ей об этом.
Ч Вот, пятьдесят долларов! Вы не бойтесь, они настоящие! Только на скольк
о молитв их хватит, пятидесяти-то? По нынешнему курсу это где-то двести се
мьдесят тысяч рублей…
Ч Убери свои деньги, девочка, Здесь Ч храм! Ч сурово сказала монашка. Ч
А тем более Ч сегодня святой праздник…
Если ты хочешь помочь церкви Ч у нас есть счет в банке, можешь перевести д
еньги на него, на ремонт храма… Но мне кажется, что ты сама в них нуждаешьс
я.
Ч А как же молитва?
Ч Мы сейчас помолимся с тобою. Вдвоем. Пока еще храм пуст, нам не помешают
… Как тебя зовут?
Ч Рыбка. То есть Ч Света. А вас?
Ч Сестра Малгожата. Ты Ч католичка?
Ч Не знаю…
Ч Ну, все равно… Стань на колени вот сюда… А сюда положи сложенные руки…
И повторяй за мной… Аве, Мария…
…Рыбка стала коленями на нижнюю ступень скамейки, а сложенные лодочкой р
уки положила на верхнюю ступень, и они с сестрой Малгожатой замечательно
уместились здесь вдвоем, и Рыбка повторяла непонятные, но такие чудесны
е, звучные слова, и вспоминала Веника…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35