Здесь выложена электронная книга Одинокий волк автора по имени Хаусхолд Джеффри. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Хаусхолд Джеффри - Одинокий волк.
Размер архива с книгой Одинокий волк равняется 124.34 KB
Одинокий волк - Хаусхолд Джеффри => скачать бесплатную электронную книгу
OCR Денис
«Джеффри Хаусхолд. Одинокий волк»: Омега; Москва; 2002
ISBN 5-93209-647-0
Оригинал: Geoffrey Household, “Rogue Male”
Перевод: В. Симаков
Аннотация
Гудящий, как натянутый нерв, триллер об охоте на человека.
Богатый молодой англичанин, — спортсмен и охотник, — решает отправиться на самую большую охоту в своей жизни. Отныне мелкая добыча его не устраивает, и он желает поймать в перекрестье оптического прицела своей винтовки поистине Крупного Зверя. Нет, он не думает об убийстве. Его цель — это ни с чем не сравнимое удовлетворение Охотника, выследившего Зверя, обошедшего все препоны и взявшего на мушку достойный Трофей.
Но если бы он только знал, чем обернется для него эта взбалмошная идея!..
Герой схвачен. Его жестоко пытают и сбрасывают со скалы. Конец? Нет, все только начинается! Теперь он — Одинокий Волк, по следам которого идет целая свора безжалостных гончих.
Джеффри Хаусхолд
Одинокий волк
* * *
БЕНУ, знающему, как это бывает.
"Для повадки одинокого волка характерны ярко выраженный индивидуализм, отстраненность от своих близких сородичей, особое коварство и свирепость. Эти звери — одиночки, страдающие хроническими недугами или тоской вдовца, встречаются как среди плотоядных хищников, так и животных-вегетарианцев, и, как правило, бывают самцами..."
Винить их я не могу. Чтобы застрелить кабана или медведя, оптический прицел в конце концов не нужен; заметив, что я наблюдаю за террасой с расстояния 550 ярдов, они, естественно, должны были принять решение не раздумывая. И вели они себя, надо признаться, осмотрительно. На анархиста или фанатика я вовсе не похож, и по мне не видно, что я увлекаюсь политикой; я мог бы, скажем, баллотироваться от какого-нибудь сельского округа на юге Англии, но это трудно назвать политикой. У меня британский паспорт, и если бы я шел к Его дому, а не наблюдал за Ним, когда меня задержали, у меня могло быть приглашение на ленч. В разгар дня рассерженным людям трудно сразу во всем разобраться.
Они, возможно, спрашивали себя, а не направлен ли я, так сказать, с официальным заданием; но, думаю, эту версию они отбросили.
Ни одно из правительств, тем более наше, не поощряет политических убийств. А может, я «свободный художник»? Это уж совсем маловероятно; всякому видно, что я не из породы ангелов-мстителей. Зачем же обвинять меня в преступном намерении? А я именно это и утверждал: я просто охотник, который не может удержаться от соблазна выследить и подкрасться к столь недоступному трофею.
После двух или трех часов допроса мне стало ясно, что они обалдели от меня. Мне не поверили, но, с другой стороны, стали понимать, что скучающего богатого англичанина, вдосталь наохотившегося на обычную дичь, вполне может потянуть на извращенное развлечение — охоту на самого крупного зверя на земле. Но даже если я говорил правду, и охота была чисто условной, это ничего не меняло. Оставлять меня в живых было нельзя.
К тому времени, естественно, меня изуродовали, и основательно. Ногти мои отрастают, но левый глаз довольно-таки бесполезен. Я был не тот случай, когда отпускают с извинениями. Им надо бы устроить мне пышные похороны под залпы дробовиков и звуки охотничьих рогов в присутствии чопорно одетых важных персон с установкой гранитного обелиска в память коллеги-охотника. Там это хорошо делается.
По сути дела, сработали они плохо. Подвели меня к обрыву, ноги и туловище перевалили через край, а руки оставили сверху, и я повис, цепляясь за край обрыва. Такая была хитрость. Это объясняло бы, и довольно убедительно, состояние моих пальцев, когда бы меня кто нашел. Конечно, я уцепился, но сколько мог продержаться — сказать не могу. Не понимаю, почему мне не хотелось умереть; видел, что ни малейшей надежды выжить нет, и чем скорее конец, тем меньше мучений. Но мне не хотелось. Всегда на что-то надеешься (если цепляние за жизнь можно назвать надеждой). У меня нет тонкого животного инстинкта, придающего силу, какая гонит кролика, когда у него на пятках горностай. Как я это понимаю, кролик ни на что не надеется. В голове кролика нет представления о будущем. Но кролик бежит. Так и я висел без надежды, пока не упал.
Умер я или еще жив — мне было неясно. Я всегда верил, что после физической смерти сознание еще сохраняется (сколь долго, на этот счет у меня своего мнения нет), мне казалось, что скорее всего я уже мертв. Я так долго летел к чертям вниз, что остаться в живых никак не мог. А потом еще наступил момент нестерпимой боли. Я чувствовал, что кожа на бедрах, на спине, на заднем месте сбрита, содрана, вырвана с мясом, соскоблена вся — вся и по-всякому. Очевидно, я утратил много телесной материи, это было просто неизбежно.
А вот потом я стал мечтать о смерти: было омерзительно от мысли, что я остался жив, от состояния грязи, в которую превратился. Вокруг брызги чего-то красного, а я среди всего этого сохраняю абсурдное сознание. Появилась собака, она лизала кровь, и мне почудилось, что собака — это я. Потом пришло на ум, что это мягкое продолжение моего тела может действительно быть собакой; все, во что я упал, должно отдавать кровью.
Я рухнул в болотце, небольшое, но глубокое. Итак, кажется, я жив — пока, потому что и сейчас еще не решаюсь хоть с малой долей определенности считать себя тогдашнего живым: ни видеть, ни чувствовать, что со мной сделали, я был не в состоянии. В глазах темно, ничего не вижу и не слышу. Ухватившись за травяную кочку, я выволок себя, творение грязи, грязью перевязанный и спрятанный в ней же. Над болотом круто нависал каменистый склон. Падая, я, очевидно, скользил по нему. Боли я больше не чувствовал и смог убедить себя, что от падения пострадал немногим серьезнее того, каким меня свесили со скалы; так что решил убраться, пока не пришли за моим телом.
У меня, хотя тогда я этого и не знал, времени для этого было вполне достаточно; никто и не собирался искать мое тело, пока оно не окоченеет и они не приведут своих свидетелей осмотреть труп, как он есть. Неудачливый охотник сорвался с опасно крутой скалы, и вся история выглядела бы просто как несчастный случай.
У подножья скалы рос редкий лес. Помню только, что тень местами была густой, а местами светлой. Картина в памяти осталась такой мутной, что вспоминается не то чащоба, не то тени облаков, не то темные провалы морских волн. Полагаю, я прошел с милю и впал в забытье, когда уже стало совсем темно. Ночью сознание несколько раз возвращалось ко мне, задерживать эти мгновения я не старался. Окончательно я вернулся в этот негостеприимный мир, когда уже совсем рассвело.
Попытался встать на ноги, но, конечно, не смог. Мышцы оказались скованными толстой коркой засохшей грязи. Там, где она отваливалась, открывалось кровотечение. Нет, уж лучше ее не трогать.
Я знал, что где-то поблизости есть вода. Речки этой никогда не видел; своей уверенностью обязан, должно быть, подсознательной памяти карты этой местности. Двинулся туда. Передвигался на животе, ногами служили локти, а за мной тянулся след, как от раненого крокодила, — смесь ила и крови. Окунаться в речку я не собирался, смывать грязь не хотел ни за что на свете: мои потроха держались только коркой этой грязи, но мне надо было доползти до воды.
Это был инстинкт преследуемого животного, а может, вовсе и не инстинкт. Не уверен, что у обычного горожанина ход мысли был бы такой же. Если только он сильно физически не пострадает. И пострадать нужно так, чтобы оказаться на грани угасания мысли, когда уже не думаешь, что надо делать, а просто делаешь.
Дополз до уреза воды и напился, потом откатился на мелкое место, глубиной всего дюйма два, где следы моих корчей будут смыты. Мой след может привести туда, где я отлеживался ночь, а от моей лежки — к воде. А куда я делся от реки, им нужно будет гадать.
Я хорошо знал, куда надо двигаться, решением этим я обязан своим практичным предкам. Олень, к примеру, побежал бы вниз или вверх по течению, потом отвернул бы от реки в каком-то месте, которое охотник определит по виду или по запаху. Обезьяна поступит совсем иначе: она запутает свой след и скроется в третьем измерении.
Повертевшись на мелководье, я пополз обратно, все дальше и дальше назад по чертову змеиному следу, оставленному собственным телом. Он был умят, как проселочная дорога, и хорошо заметен: мое лицо было всего в шести дюймах над землей. Вспоминая все это сейчас, я удивляюсь, как они, идя по моему следу к реке, не заметили отдельных травинок, примятых в обратную сторону, не поняли, что я вернулся назад тем же путем. Да какой леший мог подумать об этом? Впрочем, кто знает, какой след оставляет ползущий на брюхе человек: а следуя по чудовищному оттиску, и вглядываться в него никто не станет.
Путь от реки привел меня в рощицу лиственниц, где земля была мягкая и свободная от растительности. Я юркнул за ствол дерева, на которое решил забраться. Нижний сук был всего в двух футах от земли; выше еще один сук и еще, сладко пахнущие, темно-закопченные сучья располагались так близко друг от друга, как лестничные ступеньки. Мускулы рук действовали, а о состоянии кожи ладоней я уже не думал.
Пока не поднялся несколько выше уровня человеческого взгляда, ногами на ветки старался не наступать: с ботинок на них могли остаться комки грязи, не заметить которые было бы трудно. Первый десяток футов я преодолел одним духом, понимая, что чем дольше буду задерживаться на каждом суку, тем меньше сил останется добраться до следующего. Эти полминуты руки просто заставляли работать друг друга: их словно поршни толкали, бог его знает, откуда взявшиеся два мощных цилиндра. Порой друзья упрекают меня за кичливость способностью изнурять свою плоть. Они правы. Но даже я не предполагал, какую муку оказался способен стерпеть при этом карабканье вверх.
Остальное уже было легче. Теперь свой вес я мог перенести на ноги и перед новым шагом вверх спокойно переводить дух. Ноги держали меня надежно: они не сгибались. Свалиться я не мог, потому что был заклинен между ветвями благословенного дерева. Когда влез в основание сужающейся вершины, где сучья были гуще, тоньше и зеленее, я оказался зажатым. Это было кстати, и я снова впал в забытье. Снизошло ощущение блаженства, почти греховного.
Когда очнулся, дерево покачивалось от легкого ветра и благоухало миром. Ощущение безопасности было чудным, о том, что ждет меня впереди, даже не помышлял; бездумно приник к стволу, как ползучее растение. Ничего не болело, ни пить, ни есть не хотелось, и мне ничто не угрожало. Текло время, и ни один его миг не причинял мне боли. Я жил каждым этим моментом. Попытайся я заглянуть вперед, меня охватило бы отчаяние; а в момент отдыха на смену отчаянию к преследуемому млекопитающему приходит надежда.
Должно быть, вскоре пополудни я услышал, что меня ищут. Я наблюдал, как они спускались с горы к северу от моего дерева. Солнце светило им в глаза, и они не могли засечь меня среди веток мягкой хвои лиственницы — я раздвинул их, чтоб лучше видеть. По моим ощущениям, кровь из ног не текла; случись ей капать на нижние ветви, это бы сразу выдало меня. Если внимательно приглядываться, то можно было увидеть небольшие пятна крови с моих рук, но на темных сучьях в гуще кроны заметить их тоже было не просто.
Трое полицейских в форме тяжело топали по склону горы; здоровые и флегматичные парни наслаждались теплой погодой и, перешучиваясь, следовали за мужчиной в штатском, рыскавшим вдоль моего следа, словно собака, которую они вывели погулять. Я узнал его. Это был детектив из того Дома, что первым допрашивал меня. Дабы вытрясти из меня признание, он повел допрос таким изуверским способом, что вмешались его коллеги. Они не возражали против его метода, но здраво рассудили, что, может, придется иметь дело с моим трупом, и будет нехорошо, если он окажется сверх меры изуродован.
Когда группа приблизились, мне стали слышны обрывки разговора. Полицейские вели поиск со сдержанной тревогой. Они были совершенно не в курсе дела, не знали, мужчину или женщину они ищут и произошел ли несчастный случай или это было самоубийство. Я расслышал, как их уведомили, будто прошлой ночью слышали крик или кто-то упал; затем, ненавязчиво ведомые охранником, они нашли мой рюкзак, обратили внимание на ненормальное состояние болотца. Конечно, всю эту ситуацию я восстановил уже потом. Тогда у меня были только отрывочные впечатления. Слушая их разговор, я сросся со своим деревом — этим бесценным благом природы. Смысл их слов дошел до меня значительно позже.
Увидев мой змеиный след, ведущий к лиственницам, охранник оживился и принялся командовать. Похоже, он решил, что искать меня надо под этими деревьями. Своим спутникам он крикнул, чтобы те окружили рощицу с другой стороны, дабы я не убежал, а сам стал ползать под низко росшими ветвями. Предполагая, что ко мне скоро Должна прийти помощь, он едва не всю операцию сосредоточил на внешней стороне; он хотел отыскать меня сам и в одиночку. Окажись я жив, меня нужно было потихоньку прикончить.
Шпик пробежал под моим деревом и вышел на открытое место. Послышалось, как он выругался: выяснилось, что в роще я не задержался.
Потом, когда они пошли вверх и вниз по реке и перекрикивались, голоса их стали затихать. Это меня не удивило. Я, естественно, подумал утром о реке как о пути ухода.
Больше я их не видел. Несколько часов спустя с реки доносились всплески воды и какое-то движение. Должно быть, в поисках моего тела они шарили по дну водоема. Действие проходило на мелкой горной речушке, быстрое течение вполне могло унести тело далеко, если оно не застрянет среди камней или не угодит в водоворот.
Вечером послышался лай собак, тут уж я испугался всерьез. Меня охватила дрожь, вернулась боль по всему телу, все ныло, жгло и пронзало, все страдало; все мои члены и органы сумбурно нарушали пульсацию сердца, оно то останавливалось, то бешено колотилось, то сбивалось с ритма. Хвала целебному дереву — оно вернуло меня к жизни. Собаки могли учуять меня на дереве, не помешай им хозяин, не давший им задержаться подо мной. Не тратя времени, он пустил их по видимому следу и гонял вверх и вниз по течению речки.
Когда стемнело, я спустился с дерева. Мне удалось держаться вертикально; с помощью двух палок я смог медленно передвигаться, волоча негнущиеся ноги. Но я еще мог и думать. Последние сутки все происходившее в моей голове мышлением назвать было нельзя. Я подчинился своему телу. В том, как скрываться и чем исцеляться, оно разбиралось намного лучше меня.
Свои действия мне надо представить понятными. Это признание (как иначе еще назвать эти заметки?) я пишу, чтобы не вдаваться в пустые размышления о прошлом, а излагать все так, как все происходило. Собой я недоволен, и в этой тетради я пытаюсь карандашом расчленить себя и во всем разобраться. Воссоздаю самого себя, каким я был тогда, и сопоставляю с собой сегодняшним. На тот случай, если написанное мной случайно или преднамеренно станет достоянием общественности, я нигде себя называть не буду. Имя мое и без того хорошо известно. В газетных аншлагах и светской хронике дешевых газетенок меня уже предостаточно и всесторонне обсосали.
Началась моя охотничья эпопея довольно-таки невинно. Как у большинства англичан, у меня нет привычки вникать в побудительные мотивы. Мне не нравится расчетливое планирование будь то мои действия или кого другого, и я не верю в него. Помню, когда я укладывал оптический прицел, спрашивал себя: на кой черт он мне нужен? И в то же время подумал, что может все-таки пригодиться.
Это правда, я действительно раздумывал, просто из всем свойственного любопытства, над тем, как охраняют государственное светило и как его охрану можно обойти. Две недели я провел в Польше на охоте, потом еще раз пересек ее границу. Бесцельно переезжал с места на место, и когда обнаружилось, что каждый мой ночлег понемногу приближает меня к Его дому, мной овладела мысль попробовать подкрасться к этому зверю. Потом раз или два спрашивал себя: почему я не оставил ружье дома? Ответ, думаю, такой: не в крикет же я собираюсь играть.
Полицейская охрана строится на предположении, что убийца — это полусумасшедший идиот с неловким карманным оружием — бомбой, револьвером или ножом. Кому не ясно, что действительно хороший охотник, умеющий выйти на крупную дичь и убить зверя, от политического, да вообще от убийства человека уклонился бы. Для этого нужно быть сильно обиженным, чего нет, а если обида существует, то едва ли ружье будет для него подходящим средством сатисфакции. Я лично никакой обиды не испытываю. И не назовешь обидой крушение личных планов и частной банальной жизни одного человека из-за европейских потрясений. Не могу себя представить визжащим от любви итальянским тенором, закалывающим стилетом соперника-баритона.
Должен заметить, что ружье, купленное на Бонд-стрит, нельзя считать оружием, которое должно насторожить телохранителей, потому что потенциальный убийца самостоятельно научиться пользоваться им не сумеет.
Одинокий волк - Хаусхолд Джеффри => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Одинокий волк автора Хаусхолд Джеффри дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Одинокий волк у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Одинокий волк своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Хаусхолд Джеффри - Одинокий волк.
Если после завершения чтения книги Одинокий волк вы захотите почитать и другие книги Хаусхолд Джеффри, тогда зайдите на страницу писателя Хаусхолд Джеффри - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Одинокий волк, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Хаусхолд Джеффри, написавшего книгу Одинокий волк, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Одинокий волк; Хаусхолд Джеффри, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн